Потом будто гром среди ясного неба — звонок от отчима. «Придется, — говорит, — в Стокгольм мотаться, медаль Пастера вручают на католическое рождество». Владу, сидя у камина с красивой девушкой, перспектива лететь на другой конец материка за какой-то цацкой на лацкан совсем не улыбалась. «Пусть отчим получит, — подумал он, — ничего с ним не станется. Зато покрасуется, потусуется среди этих аристократов, у которых в голове одна политология, да и та — не наука, а так, выпускают дипломированных недоучек». Вообще вся эта старая знать, казалось, выродилась до уровня какого-нибудь XIV века. И то, те хоть воевать умели. А эти… просто отбросы общества, но пока еще у власти. У Влада свои планы на жизнь, возиться с этими… не хотелось. Медаль Пастера, конечно, награда серьезная, раз в десять лет вручается. Но он даже на сотую долю не реализовал того, что у него в руках. Скоро тридцать стукнет, и ему вполне комфортно там, где он есть. Светские рауты его не привлекали. А вот на вручение Императорской премии ехать придется, тут уж не отвертишься. Аккурат перед Новым годом. И встречи с Юсуповыми не избежать, они такие мероприятия не пропускают. Ладно, недельку придется вырваться. Тут же позвонил, распорядился расконсервировать дачу. Квартиры сданы, а дачу он пока оставил за собой. Юнне оставил инструкции и вылетел в Москву. Вопрос, где взять подходящий гардероб, не стоял — в Доме Зинаиды Юсуповой сошьют все, что угодно. Там он и заказал фрачную пару из лучшего китайского шелка с египетским хлопком тройной скрутки. Жилет — льняной, белый, бабочка — темно-зеленая. Встретился с отчимом и матушкой. Анюта где-то в Альпах околачивалась, каталась на лыжах. И пока никто не догадывался, чья она дочь, пользовалась моментом. Мало ли в Бразилии Педров…
Вечером 30-го декабря они с отчимом и матушкой уже подъезжали к Кремлевскому дворцу. Каждому лауреату полагалось два сопровождающих. Была бы Анюта, взял бы её, а так отчим — фигура солидная, гигант науки со всеми своими регалиями. На нём мундир генерал-лейтенанта, ордена Святого Владимира, Анны 3-й степени, Золотой орел, знак академика и, конечно, медаль Пастера. У Влада скромнее — знак профессора и медаль Пастера. До орденов он пока не дорос. Награды и чеки вручал сам Император Иван VI, старший сын Ивана Пятого Победителя. Молодой, крепкий мужчина с проницательным взглядом и безупречными манерами. Высокий, под 190, плечистый. Видно, Юсуповские гены дали о себе знать — его матушка была из Юсуповых. На нём полувоенный френч, без единой награды. Все знали, что Иван Пятый говорил, что Императору неприлично награждать самого себя, он награждает своих подданных, а его награда — царствие небесное. С тех пор цари перестали принимать ордена, даже иностранные. Невместно.
После награждения все переместились в банкетный зал, а оттуда — на бал, который Государь давал по традиции, один из четырех в год, как заведено еще со времен Александра Третьего. Только даты немного сместились. Главный — пасхальный, потом майский — победный, в честь победы в Великой войне, и осенний — в честь принятия основных регалий Российской Империи, в первой неделе октября.
С четой Юсуповых обменялись поклонами, словно едва знакомы. Ия была, как всегда, неподражаема. Её братья — словно каменные сфинксы, державшие в руках четверть экономики империи. За маской холодных аристократов скрывался несметный ум и творческая жилка всего клана, пожалуй, самого богатого на планете. Недавно они открыли очередное месторождение золота в предгорьях киргизских земель, что подняло их авторитет на невиданную высоту и позволило России инвестировать миллионы в новые технологии. Говорили, у них в загашнике еще пара месторождений покрупнее, но пока придерживают, не хотят обваливать рынок.
Перечислять, чем владели Юсуповы, было бессмысленно. Старший брат Ии стал канцлером империи, вторым человеком в стране. Клан держал под контролем почти всю атомную промышленность, треть сталелитейной, треть цветмета, половину газодобычи, пятую часть нефтяных полей Сибири, весь Норникель с его платиной и медью. Половину золотодобычи, треть химических заводов, миллионы гектаров пахотных земель, почти половину всех калийных удобрений, треть азотных и почти все фосфаты. Плюс военные контракты и оружие, больше половины производства порохов. Только в самолетостроение, скоростные железные дороги, большой космос и гражданское судостроение не лезли. И, конечно, они были на острие новых технологий. Медицина тоже входила в сферу их интересов.
Влада интересовало другое. Он достаточно изучил часть нейросети, которую сохранил, когда инсталлировал её коту. Дальше ему нужен электронный микроскоп и более глубокие исследования. Такого оборудования у него не было, и он решился приоткрыть завесу тайны Юсуповым, чтобы воспользоваться их базой для дальнейшего изучения нейросети. Он надеялся найти способ ее производить, вернее, выращивать. На приеме он незаметно передал Ие запаянную пробирку с кусочком ткани нейросети, чтобы она могла взглянуть на нее под микроскопом. Реакция последовала незамедлительно. Ия прилетела к нему на дачу уже на следующий день.
— Что это было? — сразу в лоб спросила она. — Там одна спираль РНК и куча неизвестных белков.
— Это часть волокна биологической нейросети, — спокойно ответил Влад.
— Откуда?
— Один покойник подарил, когда умирал, — пожал плечами Влад.
— И зачем ты мне это показал?
— У меня нет вашего оборудования, чтобы изучать возможности выращивания новой нейросети, — пояснил он. — А у вас, может, найдется что-то, что позволит установить последовательность нуклеотидов. Еще нужен электронный микроскоп, которого у меня нет. Даже в лаборатории Минздрава такого нет.
— И что потом? Попытаешься масштабировать? — Ия приподняла бровь.
— Зачем? Ни в коем случае. Слишком неизведанная вещь, хотя и перспективная. Позволяет поглощать огромное количество информации и оперировать большими знаниями. Я вон за три месяца выучил физику, химию, инженерное дело и высшую математику с материаловедением.
— Ты себе установил бионейросеть? — в голосе Ии прозвучала тревога. — Ты хоть понимаешь, какой это риск?
— Никакого риска. Я ставил по инструкции, но сначала выучил язык. В русском вообще нет некоторых понятий. А потом ваш реактор улучшил. Уменьшил его и увеличил мощность — сейчас он выдает 1 мегаватт при вдвое меньшем весе. Потом графен сделал, за что и получил премию. Но сейчас на его основе смастерил новый чип с запредельными характеристиками. Только оперативка под две сотни терабайт тянет. Но она пока не готова. Процесс непростой — там более ста тысяч слоев надо наложить в определенном порядке. А основная память будет под сотню эксабайтов. Скорость уже замерил — примерно 10 в 36 степени.
— Сколько? — Ия округлила глаза.
— 10 в 36 операций в секунду. Я рассчитал полет к Юпитеру и обратно за семь минут. И это только на одной материнской плате, а у меня их четыре. С помощью этих материалов можно делать абляционную защиту корабля, входящего в атмосферу со второй космической скоростью, толщиной всего в пару миллиметров. И никакого перегрева. И она не будет одноразовой. Ну и до кучи там еще полно плюшек. Все перечислять — замучаешься, — закончил Влад.
— Ты же понимаешь, что будет, если ты засветишь такой чип? — полуутвердительно спросила Ия.
— Не буду я никому ничего показывать. Ваша политика, скорее всего, верна. Не готово человечество к таким вещам. Чип сделаю, но всего раза в два производительнее нынешних. Деньги очень нужны на исследования. Все заказы приходится прятать и рассредоточивать по производителям. А это все изделия не поточные, поэтому дорогие. Вообще вот память доделаю и сделаю 3D-принтер, чтобы самому все делать, а то японцы уже вовсю интересуются, что я делаю и для чего, — вздохнул Влад.
— Эти ушлые ребята. Они инновации за версту чуют, — кивнула Ия. — Ладно. Мы можем тебе предоставить анализатор. Он посчитает нуклеотиды в РНК. А электронный микроскоп сможем тебе организовать в аренду. Покупать такое чудо техники — денег жалко. Он работать будет пару сессий в месяц, а потом простаивать. Мы сами его арендуем.
— Тоже нормально. Больше ничего и не надо. Я потом принтером обойдусь.
— Ты этот образец нам сможешь отдать? Мы его тоже покрутим.
— Так для этого я его и отдал. Мало ли, что вы нароете, чего я не увижу. Просто потом, если удастся синтезировать ткань для нейросети, можно вашим адептам ее инсталлировать. Скорость обработки информации возрастет в разы. Может, даже не такую продвинутую, как у меня. Потому как я всех ее возможностей еще не понимаю.
— Рано об этом говорить. Сначала посмотрим, что это за зверь такой, — Ия покачала головой.
— Слушай, а почему вы космосом не занимаетесь? Я что-то не видел ваших компаний в космических программах, — вспомнил Влад.
— Кто тебе такое сказал? Мы спутники делаем, а выводит их Роскосмос. Нам химические ракеты в принципе не интересны. Это каменный век. А спутники у нас продвинутые, и каналы связи сдаем в аренду, как и космоснимки. Еще у нас два телескопа летают. Пока не решена проблема невесомости, в космосе человеку делать нечего. Мы эту проблему решили, но там нужно много энергии, а наши реакторы пока такое не могут дать. То есть могут, но они тогда весить будут прилично и места занимать. А тяжелой ракеты пока у Роскосмоса нет. Нам же надо тонн пятьдесят на орбиту забросить, чтобы и вода была, и воздух. Поэтому пока пусть Роскосмос летает. Нам это неинтересно. А ядерные движки мы в космос не пустим. Опять власть имущие превратят все в оружие. Пусть пока на химии летают. Спички — детям не игрушка.
— Слушай, я же под клятвой. Чего я еще не знаю? — удивился Влад.
— Забыла я просто. Искусственная гравитация есть, она существует. Но мы намеренно не даем ей ход, потому как с этих станется… двинуть к Марсу на химии. Это полгода туда и полгода обратно. Там только воды тонн двадцать надо тащить с собой. Там то ее нет нигде. Плюс еда, воздух, топливо. Все вместе чуть ли не сто-сто двадцать тонн. И это по минимуму на двух человек без высадки на поверхность. А если с ней, то еще столько же. Овчинка выделки не стоит.
— Ну в общем да. Риск огромный. И после полугода в невесомости что они там нагуляют по поверхности. Слезы одни. — согласился Влад.
— О том и речь. А если им дать гравитацию, то точно полетят. И потом — это штука посильнее Фауста Гёте. Это универсальное оружие. Если правильно применить, то смять что-то в лепешку проблем нет. Нам с ядерным оружием и так приходится разбираться. Так что не буди лихо пока оно тихо.
— Все ясно. Тогда у меня больше вопросов нет. Давай тогда чайку что ли. Соловья баснями не кормят, — закруглился Влад и пошел заваривать чай.
Затем прилетела Анюта, и они с отчимом занялись установкой нейросети. Оперировал Влад. Все-таки, отцу не стоит резать собственного ребенка, тут уж деонтологию никто не отменял. Влад тщательно перебрал материалы для изучения, поколдовал с электронным микроскопом в институте Бурденко и улетел обратно. Анализатор должны были доставить прямо в Дальнегорск.
Чем глубже он погружался в тему, тем острее ощущалась нехватка квалифицированной помощи. В конце концов, он собрал свой собственный сервер, благо память как раз подоспела. Вместо монитора приспособил пока экран последнего поколения. Внедрил логическое ядро в процессоры, установил программу распознавания речи с субтитрами — на период обучения, а также систему распознавания лиц. Перекачал большую часть данных с флэшки на сервер и через спутник вывел его в глобальную сеть. Затем установил программу-анализатор кодов. Сервак тут же взломал все банковские коды и пробил защиту правительственных серверов. Теперь можно было найти любую оцифрованную и выложенную в сеть информацию. Закрытые данные, которые физически находились на сервере, пусть и защищенные паролем или аппаратными средствами, стали доступны этой мощной машине. Для проверки он расшифровал переписку Тихоокеанского флота России и Японии. С кристалла перенес криптопрограмму на сервер, и тот вскрывал теперь все замки. Особенно его развеселило, насколько примитивно были слеплены алгоритмы биржевых роботов. Никто даже не подумал о серьезной защите! Алгоритмы читались на раз-два, и по ним можно было предсказывать торги как ценными бумагами, так и валютами. Тогда он дал команду серверу, которого окрестил «Бабаем», разработать программу-ловушку для биржевых операций. Фишка была в том, что Токийская биржа учитывала операции до второго знака после запятой, а Гонконгская и Нью-Йоркская — до третьего. На этой мизерной разнице и делались халявные деньги: на виртуальный счет падали сотые доли центов и йен, которые при масштабе в сотни тысяч транзакций в час приносили колоссальную прибыль. По достижении определенного лимита виртуальный счет обнулялся путем приобретения бумаг, которые потом уходили в залог банку под новые кредиты игрокам. В результате перекрестного перезалога акций и облигаций свободные деньги выводились в другую юрисдикцию, где превращались в цифровые, которыми можно было оперировать относительно свободно. Главное, чтобы суммы не были заоблачными. И каждая операция, исходя из опыта, не должна длиться больше месяца, а скорее даже меньше.
Поскольку Китай, Сингапур, Гонконг и Токио были оцифрованы, открывать и закрывать фирмы-однодневки было проще простого. Все делалось удаленно. Никто не требовал личного присутствия регистратора, предъявления паспорта и так далее. Директора были номинальными. Счета открывались автоматически. Цифровая подпись оформлялась на номер телефона или сим-карты, которую было подделать настолько легко, что Влад даже не поверил, что все так запущено. Тогда он набрал Лешку-хакера с Горбушки и предложил ему поучаствовать, так как следить за всем этим он попросту не мог. Просто не было времени. Лешка загорелся и, по всем правилам хакинга, устроил ощип пера незадачливым брокерам и банкам. Но алгоритм Влад ему не дал, и все контролировал Бабай, после чего Лешка реально поверил, что имеет дело с каким-то крутым хакером. Деньги парковались в цифре и были разбросаны по всему миру.
Бабай получил команду собрать денег на опыты и опытное производство микросветодиодных ламп. Наконец-то он собрал свой принтер, который стал штамповать флэшки, а маркетинг и продажи он отдал Лешке. Затем он выбросил, опять же через Лешку, партию чипов, которые превосходили все, что могло быть произведено по старым технологиям. Потом тот же Бабай создал новую продвинутую операционку для этих чипов. Новые компы стали летать на сумасшедшей скорости, которую порой не выдерживали сами сети. Всякие витые пары стали анахронизмом. Только оптоволокно — только хардкор. Потом был создан Бабай 2, который стал зеркалом первого. И он решил провернуть чистую аферу, назвав его Искином. То есть ИИ или AI по-английски. За небольшие деньги можно было скачать программу доступа к большому «позитронному» мозгу, чтобы быть в курсе всего. Он настраивался на пользователя и мог одновременно общаться с миллиардами людей. Отвечать на вопросы, рисовать картинки, править тексты, писать доклады, общаться в соцсетях за хозяина. По мере роста спроса он ввел еще три Бабая, которые почти полностью удовлетворяли запросы подключившихся. Целью было собрать деньги с публики за небольшое развлечение. Многие находили себе собеседника, могли обсуждать мировые и семейные проблемы, читать вместе книги, обсуждать фильмы. Главное, что он разделял их взгляды и не давил своим мнением. За короткий период миллиарды подсели на такой досуг и бежали домой с работы, чтобы поделиться с Мозгом своими мыслями. Вся эта аналитика скапливалась у Влада, и он потом использовал ее для принятия решений. С одной стороны, это было довольно цинично, но, с другой, люди часто не знали, как поступить в той или иной ситуации, а Бабай давал дельные советы, потому что знал все, что было в сети. Он мог направить страждущего в нужную клинику, где точно окажут помощь, разбирался в хитросплетениях бюрократических процедур, мог посоветовать быстрое лекарство при приступе, до приезда врача, дать совет студенту, как лучше оформить резюме, и тысячи других полезных и не очень советов. А так как он настраивался именно на конкретного пользователя, то ему казалось, что это и есть его друг. Даже элементарно мог посоветовать, где сегодня тот или иной продукт дешевле продается или кто дает скидки, чем экономил большие деньги тем же пенсионерам и студентам, или как починить пылесос. Профессор мог получить квалифицированную консультацию по его интересующему вопросу, а политик — запросить общую обстановку в мире. Автослесарь мог узнать, какие запчасти пользуются большим спросом и почему, а домохозяйки — о том, как работает их участковый. Постепенно Бабай стал явлением в общественной жизни. На него ссылались. Никто не хотел, чтобы Бабай их недооценил. Но Бабай не брал деньги за рекламу. Он никого не рекламировал ни за какие деньги, он просто делился информацией.
Первыми забили тревогу мейнстримные СМИ. Они теперь не могли просто врать, так как тут же все стали писать, что Бабай сказал, что они врут. Пробка из танкеров на Панамском канале — Бабай говорил, что это все вранье, так как космические снимки и переговоры капитанов с берегом показывали, что все идет нормально. Идут переговоры и вроде бы с положительным результатом — Бабай говорил, что система прослушки уловила недовольство той или иной стороны, что часть телефонов была выключена, а значит, одна сторона что-то скрывает. И так далее. Некоторые страны стали отключать сеть, но тут же обратно включали, потому что люди хотели знать, что на самом деле происходит. А как выключить сеть, когда вся информация приходит по сети? Люди давно перестали писать телеграммы и читать бумажные газеты. Феномен Бабая побил все рекорды благодаря скорости и производительности чипов Влада. Конкуренты не могли ничего сделать, так как просто не успевали отреагировать на все вызовы. Мощностей не хватало, да и потребление энергии зашкаливало. Так что клоны Бабая были повержены на корню. Причем политика Бабая была проста: не спрашивают — он ничего не советует. Он просто отвечает на вопросы. И еще он не отвечал на провокационные вопросы или вопросы межличностных отношений, мотивируя это тем, что он не человек и не разбирается в них. Это удел самих людей, а он всего лишь искусственный интеллект. Он может только информировать и помогать по мере своих возможностей.
Влад всегда ржал как ненормальный, когда Бабай решал какие-то малозначительные вопросы. Кто-то снял, как обвешивают покупателей на рынке, и выложил в сеть. Тут же можно было нарваться на публикацию об этом обвешивании от Бабая. Местные мгновенно этого продавца чуть ли не пинками прогнали с рынка. Бабай за него заступился. И все говорили спасибо Бабаю и слали в сеть все непотребство, которое видели.
За все время Влад продал почти три миллиарда копий своей программы общения с Бабаем и стал негласным медиа-правителем планеты. Поддержка общения стоила совсем недорого, что люди могли себе позволить оплатить. Телефон обходился им дороже. Люди — существа социальные, и постепенно появились рейтинги Бабая, классификация по Бабаю, мнения Бабая и куча всяких фейков, которые Бабай спокойно разбивал.
Никто не мог понять, к какой национальности принадлежит Бабай, потому что он со всеми говорил на их языке. Серверы, которые передавали информацию, всегда маршрутизировались по-новому. Все сходились на том, что основной сервер находится в космосе и это все делают пришельцы. Некоторые даже делали медиаконтент от Бабая, снимая фильмы и дорамы. Он с удовольствием помогал снимать. Виртуальные актеры играли роли в виртуальных фильмах. Живые актеры перестали кого-либо интересовать. Они были некрасивы и были подвержены обычным страстям, тогда как виртуальные были богами. Они были прекрасно сложены, мужчины были мужественны, женщины — прекрасны. Люди получали свою сказку. Зачем платить деньги медиазвезде, когда Бабай мог создать медиабога: красивого, умного и тонко чувствующего, или звезду идеальных форм с фарфоровой кожей, которая не требует деньги за рекламу косметики и всегда учтива и вежлива?
Постепенно родился виртуальный образ Бабая как пожилого, но крепкого мужчины с синими глазами, седой короткой бородкой, в свободных одеждах, с небольшим тюрбаном на голове и пронзительным взглядом. Бабай так посоветовал Владу — это был образ верховного брахмана. Его внучка дополнила видеоряд полуазиатской внешностью, учтивостью и одухотворенностью. Открытые плечи короткого кимоно дополняли образ на фоне прекрасных пейзажей. Теперь Бабай мог лично говорить с каждым своим адептом.
Видя такой образ ему просто хотелось верить. Ведь такой честный Бабай не мог обмануть. Он всегда помогал и ничего не просил взамен. Что подкупало всех.
Пока Бабай вовсю окучивал народ, Влад решил смотаться к старой заимке прежнего егеря. С собой Юнну прихватил. А там от дома — одни развалины, природа своё берёт, не остановить. Влад достал заранее приготовленное угощение: чёрный хлеб с солью, карамельки да ещё тёплую гречневую кашу в горшочке. Он, правда, не знал толком, что домовым подносят. Отошёл чуть в сторонку и говорит:
— Угощайся, соседушка-домовой, не побрезгуй. От души приготовил. Хотел позвать тебя к нам на новую заимку. А то твой хозяин старый совсем стал, в город уехал. Так ведь и уснуть можно и не проснуться. Никому от этого не хорошо. А у нас и кот имеется, и собаки, и живность всякая. Только вот жалко дом так бросать. Присмотра нет. Давай знакомиться. Меня Владислав зовут, а это Юнна, моя подруга.
Влад прислушался и услышал что-то похожее на кряхтение. Снег у развалин взметнулся, и показалось тёмное маленькое личико с бородкой и в треухе.
— Здорово, коль не шутишь. Лука Силыч я. За угощение благодарен, соседушка. Так говоришь, мой-то в город подался?
— Точно так, Лука Силыч. Стар он стал. Хозяйство одному вести уже не мог, а дети из города не хотели уезжать. Да и внуки там без присмотра. Нехорошо, — развёл руками Влад.
— То верно. Внуков без присмотра оставлять нельзя. Малы ещё. Ума нет. А кто научит? Небось родители на работе целыми днями.
— Так сын — моряк, всё в море. Деньгу зарабатывает. А невестка тоже работает. Детей-то растить — деньги нужны.
— То верно, — повторил Лука Силыч, — без денег сейчас трудно. — Ладно, соседушка, коли ты ко мне с добром, то пойду к тебе жить. Только вот пожитки свои соберу да каморку свою запру на всякий случай. Вдруг старик захочет вернуться?
— Хорошо, Лука Силыч. Тебя сейчас подождать или попозже заехать?
— Сейчас подожди. Пожитков у меня не так много, полчаса — и буду готов.
И правда, через полчаса Лука Силыч вылез из своей порушенной избушки на снег с сидором на плече.
— Давай-ка ВладИслав присядем на дорожку, — проговорил домовой, с ударением на «И», как у поляков, — по старой традиции, а то дороги не будет.
Они присели, и тут домовой обратился к Юнне:
— Ты, девонька, держись своего мужа. Есть в нём сила немереная. Просто он ею ещё не овладел. — Он залез в свой сидор и вытащил оттуда маленький серебряный медальон на кожаном шнурке. — На, вот тебе от сглаза. Больно красивая ты. А он отведет от тебя злые взгляды. Бери-бери. Коли иду к вам жить, то моё дело, чтобы хозяевам хорошо было. Тогда и дом — полная чаша.
На заимке по приезде домовой тут же стал всё осматривать и принимать хозяйство. Титыч сразу подружился с Силычем.
— Эх, ВладИслав, и кот у тебя пригожий, и умный страсть — настоящий сибиряк, — похвалил Силыч. — И дом справный. И хозяйство что надо. Настоящий царский егерь. И лес вижу, любишь, не даёшь ему гореть. Так что и для меня работа найдётся.
Так Лука Силыч и остался. В доме стало как-то сразу уютнее. Он прибил старую подкову в притолоку рогами вверх, посыпал пороги какой-то травкой и разместил какие-то свои амулеты в разных частях дома.
Так у Влада появилось свободное время для работы. Он тщательно изучал производные нейросети и пытался синтезировать отдельные клетки, некоторые белки и вообще перестал вылезать из лаборатории.
Деньги от продажи программ он вложил в завод по производству мониторов на светодиодах и урезанных чипов. Строить его стали тут недалеко, на территории бывшей Кореи. Проектировал его Бабай, а ТЗ писал Влад. Под заводом он расположил автоматическую линию по производству 2-Д материалов, которым тоже командовал Бабай. Там вообще не было людей — одни роботы.
Что касается нуклеотидов нейросети, то всё-таки удалось составить цепочку, и Бабай смог просчитать порядок синтеза. Задача была очень сложная, и без него точно бы ничего не вышло. Параллельно он давал Юнне базы знаний и готовил её к поступлению в МГУ.
Автоклавы или синтезаторы — непонятно, как их точно называть, были тоже изготовлены позже и размещены в тоннелях. Часть нейросети была помещена туда, и начался процесс синтеза субстрата нейросети. Он представлял из себя вытянутые длинные клетки, которые позже будут утолщаться и потом особым образом свёрнуты — вся технология была на кристаллах. Просто следить за всем человек был не в состоянии. Надо было отслеживать два десятка параметров, чтобы не прерывать процесс синтеза. Продвинутые чипы и нейросети останутся в заповеднике. Завод же просто будет зарабатывать деньги. Мониторы и чипы уже на предзаказе. Спрос обеспечен.
Следующим шагом пошёл этап разработки спутников. На его процессорах. И с его энергоустановкой. В энергоустановке он применил уже максен (*) — новый слоистый материал, сделанный из нитридов и карбидов переходных металлов, — и уменьшил размер реактора до минимума. Там массово были применены графеновые нанотрубки. Осталось адаптировать мнемоническую связь со спутниками. Этот вид связи пока никак не перехватывался земными датчиками, и понять, откуда и куда идёт поток информации, было невозможно на нынешнем этапе развития техники. Систему оптического контроля он тоже полностью изменил, и многократный зум почти не давал искажений для геостационара.
Доделав спутники, он обратился к Ие за поддержкой в Роскосмосе для запуска всех пяти на геостационарные орбиты. Роскосмос внял и принял их к запуску. Автоматический пункт управления разместили на сопке Второй Ключ. Программа по спутникам была выполнена, и наконец пришло время заняться как таковой диагностикой — то есть придумать оптическую систему, которая бы могла считывать ауру, то есть её видеть.
Задача оказалась зубодробительной. Влад что только не перепробовал, но добиться пока ничего не мог. Тогда он взял паузу и начал исследовать сами клетки зрительных полей у животных. Вот Титыч тоже видел ауру, но ему помогала нейросеть. Она-то и вырастила такие клетки, которые были рецепторами ауры. Тогда появилась идея вырастить такие клетки, которые могли бы быть рецепторами ауры. Он пробовал зрительные клетки орла, сокола, ворона, совы. То есть птиц, которые могли охотиться ночью или же обладали уникальной остротой зрения. Туда же попали и кошки. Путем долгих экспериментов он всё-таки вырастил колонию клеток на предметном стекле, на которую направил сфокусированное изображение ауры через кварцевое стекло высокой чистоты. С предметного стекла мнемонические датчики считывали изображение и передавали его на комп, который всё пересчитывал и подавал обработанное изображение на головизор для наглядности. Тут уже стоял его процессор, который мог всё быстро обработать. То есть получилась примерная схема, как обрабатывается световой сигнал через глаза в мозг, потом идёт его обработка, и уже обработанное изображение «осознается» и принимается за эталон корой головного мозга.
Потом он с помощью манипуляций со светофильтрами обнаружил зону спектра ближе к фиолетовому, который давал большую контрастность изображения. Но немного искажал цвета ауры. Пришлось лезть в программу и перепрограммировать обработку сигнала, который бы давал реальные цвета. Опять-таки, как в глазу. Человек же получает перевёрнутое изображение от глаза, а мозг его перепрограммирует в нормальное.
В результате у него получилась экранированная камера, по типу камеры для флюорографии, с линзой и светофильтрами, которая проецировала изображение на пластинку с клетками. Съем информации оттуда был уже отработан. В результате на мониторе врач мог видеть ауру в реальном времени. Доведение всего аппарата он решил отдать Юсуповым. У них все мощности были, и промышленные дизайнеры могли бы придать конечному изделию приятный продаваемый вид. Как раз наступала уже весна, и Ия прилетела сама, чтобы принять аппарат.
Влад показал его в действии, и дело было только за чипом. Под этот аппарат он сделал специальный чип, намеренно его ограничив только поставленными задачами.
Всё ноу-хау было именно в колонии клеток и мнемонических датчиках. Ну, технологию выращивания колоний клеток он передал. С кварцевой лупой они разберутся и без него, также как и со светофильтрами. Единственная просьба у него была, чтобы первый аппарат получила клиника Бурденко, а именно его отчим. И когда они его получили уже в промышленном исполнении, то вся клиника сбежалась посмотреть на такое чудо. Наконец врач мог видеть ауру и определять те или иные болячки. Назвали его аппарат аурного сканирования Вольфа.
В мире аппарат вызвал эффект «немой сцены» Гоголя. Казалось бы, уже всё было известно о всяких методах сканирования, а тут совершенно новый принцип, и который не обманешь. Человек сам показывал своё состояние врачу. Тому оставалось лишь правильно его интерпретировать.
(*) — графен и максен взяты для того, чтобы не выдумывать новые слова. Так читателям будет понятнее.