Дженнак неуязвимый

Глава 6

Начало лета, Росква. Берега острова Ама-То, столица Асатла Чилат-Дженъел, Океан-без-Имени вблизи границы льдов, берег великой реки Ами и другие места.

В Роскву прилетели ночью. Дженнак, бывавший здесь не раз, И помнил, что в городе четыре взлетно-посадочных поля, ориентированных по странам света: северное, южное, западное и восточное. На первом приземлялись воздухолеты из Норелга и россайнских городов Пелт, Архен, Кобон и Лодейный Причал, стоявших на берегу моря Чати; второй принимал нефатс- кие, эллинские и аталийские корабли, а также служил местом дислокации боевых крыланов. Суда, летевшие из Бритайи и центральной Риканны, садились на западном поле, а прибывающие из Шанхо, Сейлы и Айрала - на восточном. Однако все эти воздушные порты находились под контролем властей, так что рассчитывать на них не стоило. В Роскве наверняка уже знали о восстании изломщиков и захвате Удей-Улы, и всякий корабль с востока - тем более, не рейсовый «Серентин», а маленькое судно, - подвергся бы тщательному досмотру. Кроме того, в одном из своих видений Дженнак узрел воздухолет на посадочном поле и прибывшего в нем Невару; а раз Невара появился здесь, в любом из портов и на станциях одноколесника Надзирающих будет что ягод на винной лозе. В этом не приходилось сомневаться - как и в том, что Джена Джакарру желают встретить не только враги, но и друзья. Его ждали в Мятежном Очаге, ждали люди искушенные, понимавшие, что раз тар Джакарра не прилетел на «Серентине-Пять», значит, он добирается в Роскву иным способом - и, скорее всего, по воздуху. Для воздушных же кораблей имелись особые знаки, одни - заметные днем, другие - в случае ночного приземления.

Как приказал светлый тар, Туап Шихе, приблизившись к городу, направил маленький кораблик в облет россайнской столицы. Это было сложным маневром - чтобы менять направление, приходилось то подниматься, то спускаться, ловить попутный ветер на разной высоте и подрабатывать моторами, сжигая последние капли горючего. Сначала облетели окраины Росквы и не нашли ничего. Тар Джакарра распорядился увеличить радиус поисков, и на втором витке, пролегавшем над дремучими лесами, обнаружили приметный знак: светящееся пятно в форме головки сокола с раскрытым клювом. К нему и спустились - в ночном мраке, с риском напороться на деревья или на причальные шесты. Но когда до земли оставалась сотня локтей, вспыхнули прожекторы, осветили корабль, посадочную площадку, окружавшие ее строения и шеренги столбов с натянутыми проводами. Туап Шихе осторожно подвел воэдухолет к причальны мачтам, Дженнак сбросил канаты, и судно потянули вниз. Помогавшие им люди действовали уверенно и быстро - должно быть, не раз принимали воздушные суда в этом секретном порту, затерянном в лесах. Не прошло и десятой части всплеска, как гондола коснулась земли, и тар Джакарра с супругой и спутником-акдамом сошел на мощеную камнем площадку.

Они стояли под лучами ярких прожекторов, а вокруг, на границе света и тьмы, прятались встречающие. Дженнак заметил, что все они в темных одеждах и вооружены карабинами; правда, стволы в его сторону не глядели, но находились в полной готовности. Головка сокола, замеченная им с высоты, оказалась большим матовым стеклом, подсвеченным снизу фонарями.

Не дожидаясь, пока их выключат, он сделал шаг к стекляной панели и произнес на россайнском:

- Этот знак - моя вампа. Полагаю, я тот, кого вы ждали.

- Возможно, - прозвучало из темноты. - Назовись, почтенный.

- Ло Джен Джакарра из Шанхо, с супругой Айчени.

-С тобой асит.

- Он служит мне. Не надо его опасаться.

После этих переговоров на свет выступил рослый светловолосый мужчина и внимательно оглядел Дженнака. Затем он вставился на Чени, восхищенно щелкнул языком и произнес, растягивая слова на росковитский манер:

- Да будут с вами Шестеро! Ты, мой господин, отвечаешь списанию. Но если бы я сомневался в тебе, твоя хозяйка меня бы убедила. Другой такой женщины на свете нет!

- Слышу очень приятно, - прощебетала Чени, коверкая росковитские слова. - Как твой достойный имя?

- Венец, - сказал светловолосый россайн, - меня зовут Венец. Я из людей Всевлада Ах-Шихари. Должен обеспечить вашу безопасность.

Дженнак кивнул.

- Отлично. Как мы доберемся в город?

- Вам приготовят экипаж и подобающую охрану, лорд. Я поеду с вами. А пока хотите немного отдохнуть?

- Что-то выпить, но не крепкий, - сказала Чени.

- Выпить, - повторил за ней Туап Шихе, смахивая испарину со лба. Дженнак его понимал: акдам - быть может, впервые - оказался среди врагов, страшных разбойников из Мятежного Очага. Наверное, ему казалось, что эти злодеи едят людей живьем, а кожу пускают на ремни.

Вслед за россайном они двинулись к полутемной арке. Прожектора и фонари погасли, но Дженнак успел разглядеть, что площадку окружают трехэтажные каменные здания с широкими окнами, из которых кое-где торчат жестяные раструбы - в них бесшумно вращались лопасти вентиляторов. Под кровлями, на высоте сорока локтей, виднелись силовые щиты с подведенными к ним проводами и еще какие-то непонятные устройства. В воздухе веяло свежестью - той, что бывает после отгремевшей грозы. Место решительно не походило на гостевой двор, военный лагерь или тайную станцию для посадки воздухолетов.

Они прошли под аркой и очутились в просторном зале с лестницами, ведущими вверх и вниз — вероятно, на подземные ярусы. Под лестницей был оборудован уголок для отдыха: кресла, диваны, стол с закусками и питьем. У стола хлопотала смуглая девица, по виду атлийка или дитя смешанной крови - нарезала копченое мясо, разливала по кружкам дымящийся напиток, мазала медом пышные лепешки. Венец улыбнулся ей и кивнул на диван:

- Отдохните, ло Джакарра и ты, молодая хозяйка. А ваш человек... Он в военной аситской одежде, и это плохо. Пусть снимет свой мундир.

- Другого у него нет, - сказал Дженнак.

- Мы что-нибудь найдем. - Венец повернулся к девушке, бросил несколько слов, затем пояснил: - Обстановка в городе тревожная, аситы сидят в Пяти Пирамидах, а на улицах патрули по шесть-восемь человек. Ну, эти при оружии, а если народ увидит одинокого в таком мундире, переломает ребра.

Такого Дженнак не ожидал. Похоже, варево в росковитском котле закипало, и крышка могла слететь в любой момент.

- Мятеж? - тихо спросил он, но Венец лишь покачал головой.

- О том, господин, ты беседуй с хозяином Всевладом. Мое дело - беречь и охранять.

Девица, похожая на атлийку, принесла россайнское одеяние: серые облегающие штаны, широкий пояс алого шелка, светлую рубаху, долгополую куртку и сапоги. Не обноски, а одежду человека благородного: куртка зеленой шерсти расшита серебряной нитью, рубаха тонкого полотна с кружевами, сапоги отличной желтой кожи.

- Переоденься, - сказал Дженнак Туапу Шихе. - Наш телохранитель говорит, что в твоем мундире тут ходить нельзя. Небезопасно!

- Я понял, светлый тар. Уж настолько я россайнский знаю! - проворчал акдам и отправился с одеждой в дальний угол. Натянул ее, сбросив перед тем мундир с орлиными перьями, и буркнул горестно — Вот и разжаловали меня! Был Туап Шихе орлом в небесах, а стал попугаем в пестрых перьях!

- Не печалься, - утешил его Дженнак. - Теперь ты служишь мне, а не Ширату, и найдется для тебя воздухолет побольше «Серентина». А одежда... Что одежда, Туап! У дареного пса не пересчитывают блох.

Чени тем временем пила горячее, закусывала медовыми лепешками и шепталась с девицей. Та с улыбкой что-то объясняла ей на смеси атлийского и россайнского, но, кажется, безуспешно - должно быть, вопрос был слишком сложный, улыбки не помогали, а слов не хватало. Наконец Чени повернулась к Дженнаку:

- Где мы, милый? Это ведь не гостевой хоган у взлетного поля? Я заметила, что тут большие здания, а вокруг лес... Может быть, тут усадьба местного вождя?

Дженнак, которого тоже мучило любопытство, принялся расспрашивать Венца и, слушая его объяснения, лишь удивленно поднимал брови. А кинну, прожившего три столетия, немногое могло удивить!

- Это место называется Эммелитовым Двором, — сказал он Чени, когда Венец замолк. - Строить принялись лет тридцать назад, в глубокой тайне, и теперь здесь целый городок. Есть укрепления и охрана, но главной защитой считается лес, непроезжие овраги, речки и болота на юге и западе. Живут здесь разные умельцы, люди знания, и не только одни росковиты. Есть Менгич, знаток металлов; этот росковит. Есть аталиец Прада, изобретатель какого-то нового способа связи. Есть Фалтаф, он из Норелга и занимается моторами для экипажей и боевых машин. Есть Гун Та из Китаны; он придумал прочное гибкое вещество, не похожее на древесину или сталь. И много, много других мудрецов... Венец говорит, что здесь их сотни.

- Разве такие люди не должны жить при храмах? - спросила Чени. - Они ведь аххали, хранители знания! Аххаль всегда живет в святилище, наставляет молодых и пишет книги. Когда я училась в Цолане...

- ... откуда я тебя украл, — улыбнувшись, напомнил Дженнак и с нежностью коснулся ее руки. - Послушай, чакчан: эти люди

не только учат и хранят, они умножают знания! И работают очень быстро, так как советуются друг с другом и могут собрать разные машины и приборы. Это, конечно, стоит недешево... Я спрошу у Ах-Хишари, кто придумал такое и сколько миллионов чейни уже вложили в этот Двор... Но представь: здесь не храм, не мастерская, а нечто другое, новый источник знания! И мудрые люди здесь не жрецы, а собранные вместе умельцы и знатоки искусств! Разве это не удивительно?

Он снова стал расспрашивать телохранителя, но Венец мог добавить лишь то, что деньги поступают от богатых росковитов, и что временами Двор, затерянный в лесах, служит убежищем для мятежников. Решив, что обязательно сюда вернется, Дженнак уселся рядом с Чени и отдал должное мясу и лепешкам.

Прошла, должно быть, половина кольца времени, и Венец, выглянув наружу, сообщил, что транспорт подан. Путники вышли на площадку, где горел одинокий фонарь, освещая причальные мачты и покинутый ими корабль. Рядом с ним находился экипаж, при виде которого глаза у Чени округлились, ас губ слетел изумленный вскрик:

- Во имя Шестерых! Это что такое?

- Да свершится их воля, - благочестиво ответил Венец. - Ты, хозяйка, видишь машину, в которой можно ездить по лесу и перебираться через овраги, болота и ручьи. Здесь нет дорог, и во Двор можно попасть лишь таким способом или по воздуху.

Экипаж походил на жука в прочном панцире. Шесть широких огромных колес высоко поднимали кабину, раскрашенную серыми и зелеными пятнами, передняя часть была застеклена, и сквозь прозрачные окна Дженнак разглядел водителя, одного из мужчин, встречавших воздухолет. Этот пятнистый жук являлся, вероятно, боевой машиной, но ствол метателя был незаметен, как и ракеты - то ли вооружение сняли, то ли оно скрывалось в корпусе. Внутри обнаружились металлические сиденья с ремнями, которые охватывали бедра, пояс и грудь. Застегнув их на каждом из путников, Венец тоже уселся и заметил:

- Будет трясти. Когда выедем к тракту, пересядем в обычный экипаж. Его уже выслали.

Включились фары, заурчал мотор. В его негромкой песне слышалась скрытая мощь, и Дженнак подумал, что, вероятно, эта машина может забраться на любой откос и проломить дорогу в джунглях. Экипаж неторопливо двинулся к воротам, мелькнула высокая, оплетенная проволокой стена, сторожевые башенки, столбы с проводами, затем распахнулись объятия ночного леса. Как и предупреждал Венец, тряска оказалась сильной, пассажиров бросало то вверх, то вниз, и ремни были совсем не лишними. Впереди, в неярком свете фар, скользили деревья и кусты, плескала под колесами вода бесчисленных ручьев, вставали крутые, заросшие лесом холмы, и тогда пятнистый «жук» начинал урчать погромче и упрямо лез по склону к вершине. Дважды они спускались в глубокие извилистые овраги и петляли по их дну, среди камней, омытых темными водами; однажды пересекли довольно глубокую реку - но водитель, очевидно, знал, где брод, и выше колес вода не поднялась. По словам Венца, широкие колеса следов не оставляли, маршрут выбирался всякий раз иной, и было этих маршрутов столько же, сколько листьев на березе.

Последний отрезок пути пришелся на болото, где тряска уже не мучила пассажиров. Под колесами чавкало, в окна плескало жидкой грязью, тут и там плясали факелы болотных газов, но двигатель работал почти бесшумно, и экипаж полз вперед с прежним неторопливым упорством. Вероятно, над ним потрудились Фалтаф из Норелга и другие умельцы Двора, понимавшие толк в машинах и моторах, в движении по холмитой местности и переправах через реки. Хорошо потрудились! - решил Дженнак, когда пятнистый экипаж резво перебрался через последние кочки, преодолел канаву и замер на обочине дороги.

Дорога была грунтовая, пыльная, с глубокими колеями, и явно не имевшая отношения к Тракту Вечерней Зари. Словом, убогая дорога, но ожидавшие здесь экипажи были роскошными - три светло-серых «рыси» с клеймом кобонских мастерских. В двух машинах - охранники, числом десяток, третья - для почетных гостей. Покинув забрызганного грязью «жука», они очутились на мягких подушках в кабине «рыси», и Венец, вздохнув с облегчением, заметил: Ну, хвала Семице! Теперь недолго, лорд. С рассветом будем в имении.

- В усадьбе? - переспросил Дженнак.

- Да. В загородном доме хозяина, у восточной заставы. Тихое место, и Надзирающих там нет. Бродили прежде, да все неудачно: кому ногу сломают, кому шею свернут. Теперь опасаются. Народ у Всевлада лихой!

Пятнистый «жук» сполз в канаву и исчез. Серебристые машины покатили по дороге - охрана впереди, охрана сзади. Небо чуть порозовело, но светать еще не начало, и лес с обеих сторон был темным, мрачным, загадочным. Непролазный лес, однако не такой, как в Сайберне: сосен меньше, дубов и кленов больше, иногда встречаются березы, тополя и заросли малинника. Спустя какое-то время лес отступил, открылись луг и поле, а за ними - селение: дома, сараи, загоны для скотины и малый храм с солнечным диском на шпиле - должно быть, посвященный Арсолану.

На востоке расплескались первые лучи зари. В машине стало посветлее, и теперь Дженнак мог различить лица спутников. Чени казалась утомленной, Венец был по-прежнему бодр, а Туап Шихе задремал, покачиваясь в такт движению. Блеснуло серебряное шитье на его богатой куртке, Чени прищурилась и сказала:

- Все мои одежды сгорели вместе с «Серентином». В чем я на людях покажусь? Здесь ведь, милый, не Сайберн, здесь столица!

- Столица, - подтвердил Дженнак. - И лавок в ней побольше, чем в Шанхо, Инкале и Долане вместе взятых. Отдохнешь, поедешь в город, в торговые дворы и портняжные мастерские. Писал Всевлад, что есть у него дочь... Вот она, чакчан, тобой и займется.

Звезды померкли. Экипаж, следуя за машиной охраны, свернул на другую дорогу, более широкую, покрытую брусчаткой. По обе ее стороны тянулись поля, и было слышно, как где-то голосят петухи и звенят колокольцы стада, бредущего к выгону.

- Кто такой Всевлад? - спросила Чени.

- Большой господин в Роскве, из семьи Ах-Хишари, ведущий род свой от сахемов Шочи-ту-ах-чилат и местных правителей, - пояснил Дженнак. - Они владеют столь многим, что ты утомилась бы, слушая, а я - перечисляя. К тому же Ах-Хишари - вождь Мятежного Очага, второй после Тура Чегича.

- Ты его когда-нибудь видел? Всевлада, а не Чегича?

Они говорили на арсоланском, и все же Дженнак, покосившись на Венца, покачал головой и усмехнулся.

- Как же я мог его видеть, чакчан? Я, как и ты, учился в Долане, потом недолго жил в Ханае и уехал оттуда на восток, в Сей- лу и Китану. Даже до Инкалы добрался, но в Роскве никогда не был. Однако мой отец Та-Кем — да будут милостивы к нему боги! - сюда наезжал, гостил в семье Ах-Хишари и наверняка видел Всевлада. Только было ему в те годы лет восемь или девять.

Чени поняла и, сощурив лукавые глаза, тихо шепнула:

- Значит, в Роскве ты не был... Удивительно! А я-то думала, что нет на свете места, где не осталось бы следов твоих сапог.

- Мир обширен, - отозвался Дженнак. - Он много больше, чем думает юная пчелка из садов Инкалы.

Рассвело. Дорога, соединившись с другим трактом, шла теперь вдоль насыпи одноколесника. Там, но широкому стальному рельсу, с грохотом мчался состав: головная моторная машина, а за нею - три вагона, сверкающих серебром, расписанных синими зигзагами. В хвосте был прицеплен еще один вагончик, кухонный; над ним дымилась труба.

- «Синяя молния» из Айрала, - сказал Венец, выглянув в окно. - Быстро идет! Но мы его обгоним.

Обогнали и свернули на выложенный гранитными плитами тракт, что говорило о богатстве владельца дороги. Она была обсажена цветущими каштанами и тянулась прямо, как древко копья. Миновали мост над быстрой речкой; по обе его стороны круглились бетонные колпаки с амбразурами и торчащими в них стволами скорострельных метателей. Несомненно, Всевлад Ах-Хишари заботился о безопасности своих владений и своего семейства - такие укрепления попались еще дважды, а затем начался парк, огражденный каменной стеной с прочными, сейчас распахнутыми воротами. Промелькнули конюшни и хозяйственные постройки, заросший плакучими ивами пруд и рядом - фамильное кладбище; дорога сузилась и запетляла среди кустов жасмина и буйно цветущей сирени. Затем потянулись шпалеры и клумбы с редкостными цветами, а дальше воздвигся дворец, огромное строение из мрамора, вполне достойное сагамора. Колонны, лестницы, стрельчатые окна, изящные портики на крыльях, круглые и квадратные башенки - все говорило о том, что здесь приложили руку эллинские мастера и что денег хозяева не пожалели. Дворец был новым - сорок лет назад, когда Дженнак гостил у отца Всевлада, здесь стояло скромное бревенчатой здание в россайнском стиле.

Экипажи с охраной отстали и скрылись в боковой аллее. Серебристая «рысь» сбросила скорость, замерла перед дворцовым фасадом, телохранитель резво выскочил наружу и распахнул дверцы. Дженнак выбрался из машины, помог вылезти чакчан; за ней, сверкая серебряным шитьем, последовал Туап Шихе. Утро выдалось теплое, в небе плыли белые перья облаков, а в воздухе царил густой аромат сирени. Запах был так силен, что кружилась голова; Чени вздрогнула, покачнулась, и Дженнак поддержал ее, обняв за талию. Вместе они сделали несколько шагов, потом чакчан легонько оттолкнула его и показала взглядом; тебя ждут, светлый тар. Иди и принимай почести.

На широком дворе, у лестницы из аталийского мрамора, стояли полукругом люди, шесть или семь десятков. Женщины, мужчины, пожилые, молодые и совсем юные... Все в богатых одеждах, в плащах, струившихся с плеч, в дорогих украшениях, сиявших золотом и самоцветными камнями в ярком солнечном свете. И, взглянув на них, Дженнак понял, что Всевлад Ах-Хишари встречает его со всем своим потомством, а еще с братьями и сестрами, с родичами по матери и отцу и с их детьми, со всеми, как говорилось у россайнов, от мала до велика. То был высший почет, какой оказывали только дорогому гостю. Не семья его встречала, а Род, могучий и обильный Род князей, крепкий своим единством, верой в богов и связью с землей и столичным городом. Род, который мог властвовать, имел право на власть и желал власти.

Дородный мужчина в алом плаще выступил вперед, с улыбкой разглаживая бороду. На его груди блестела золотая цепь, и золотом сверкали браслеты и кинжал у пояса. За ним шагал юный трубач с горном в руках, бледный, серьезный, сосредоточенный - должно быть, понимал важность момента.

- Ло Джакарра! Наконец-то ты здесь, хвала Солану и Тассилию! И ты таков, каким я запомнил Та-Кема, твоего родителя... Вы с ним похожи, как пара гордых соколов!

Благодарно склонив голову, Дженнак произнес традиционное приветствие:

- Да пребудут Шестеро с тобой, твоими родичами и твоим Очагом!

- Пусть и тебе они окажут милость, - ответил Всевлад, раскрывая объятия. - Твой отец был другом моего отца... И ты, лорд Джен Джакарра, мне тоже друг и брат!

- Не только это, лорд Всевлад. Не только друг и брат, но и верный союзник, - напомнил Дженнак.

Торжественно запела труба, и они обнялись.

- Чегич сейчас на северной границе, проверяет отряды у Пелты и Лодейного Причала, - сказал Тереволд. - Собственно, уже проверил и будет в Роскве через день-другой.

- Там два корпуса, шестнадцать тысяч воинов и много ополченцев, - добавил Борк Улога. - Когда норелги перейдут рубеж, мы захватим все города у Мелкого моря, от Причала до Кобона. Будет крепкий тыл, чтобы ударить на Северные Валы.

- Но в то же время надо атаковать Валы Западные, - напомнил Всевлад. - Тогда аситы не смогут перебросить в Роскву ни пешего, ни конного, и мы возьмем столицу малой кровью. Но на западе людей у нас мало, и вся надежда на тебя, ло Джакарра. Мы знаем, что ты наполнил арсеналы в Западном Россайнеле, и знаем, что там много воинов. Какова их точная численность? Готовы ли они переправиться через Днапр и как это сделать? Днапр - река могучая...

Дженнак бросил взгляд на карту, расстеленную на столе. На ней был изображен весь Россайнел, от территорий за Днапром до Айрала, и от моря Бумеранг до моря Чати, до земель норел- гов и северных льдов. Вытащив кинжал, он провел лезвием вдоль синей ниточки реки и заметил: Здесь сто семьдесят тысяч обученных бойцов, метатели, боевые машины, воздухолеты и склады с припасами. Днапр они форсируют по первому сигналу - для этого наведут понтонные мосты в семи местах, выше и ниже Кива. Им нужна поддержка, проводники и лазутчики из местных и фураж для конницы. Пехоту и тяжелые метатели нужно вывести к Западным Валам, а всадники и боевые машины обойдут его с флангов и ударят в тыл. Один корпус направится к Роскве, чтобы вас поддержать. Думаю, бритунцы на воздушных кораблях.

- Почему? - спросил Борк. - Ничего не имею против бритунцев, но западные россайны были бы желательнее. Это люди нашего языка.

- Но не очень высокой дисциплины, - ответил Дженнак. - Бритунцы опытнее и надежнее. Их ведет наком Вальхар. Суровый вождь, клянусь Коатлем и его секирой! Грабежей не будет.

- Ты уверен, лорд? - Борк все еще сомневался. - Росква - богатый город, соблазнов много... Не хотелось бы видеть здесь бритунцев, а уж тем более норелгов!

- Норелги отстанутся на Северных Валах, - заверил его Дженнак, но Борк, насупившись, пробормотал:

- Нам нужно посовещаться.

- Совещайтесь.

С этими словами Дженнак отошел от стола с картой и направился к арке, что вела на верхний уступ пирамиды. С вождями Мятежного Очага он встретился не в загородном поместье Всевлада Ах-Хишари, а в его городском дворце, стоявшем на Священной площади, напротив резиденции аситского сахема Коком-Челя. Так решил Всевлад, и это решение было Дженнаку понятно: ему хотели показать, сколь сильны позиции мятежников. Хоть тайный, но вызов властям - планировать восстание в полете стрелы от крепости наместника! Да и этот новый дворец тоже Всевлада был вызовом. По заведенному в империи порядку, в центре города стояла цитадель с пирамидами, которых в Роскве было пять. Они имели разную высоту, а самой крупной, восьмиярусной, являлась та, в которой обитал наместник. Строить здания выше было запрещено под угрозой бассейна с кайманами; такое деяние считалось оскорбительным для сагамора и сахема. Тринадцать лет назад Ах-Хишари воздвиг себе дворец на площади, тоже восьмиярусную пирамиду, но пониже на локоть, чем у наместника. Он со смехом рассказывал Дженнаку, как заявились к нему аситские умельцы и стали измерять сооружение. Как ни старались, разница в локоть не исчезла, а значит, и крамолы нет! И теперь на западе площади, в речной излучине, высились Пять Пирамид, а на востоке - дворец Всевлада, символ россайнского своеволия.

Но это было не все, далеко не все. Справа от дворца тянулось вдоль площади здание новой постройки, невысокое, но впечатляющей длины и ширины, с огромными окнами и стеклянной кровлей, с галереями, балконами и подземным этажом - крытый Торговый Двор, принадлежавший Всевладу. Тут торговали медом и вином, зерном и фруктами, тканями и посудой, мебелью и предметами роскоши, моторными экипажами и, втихаря, громовыми шарами, взрывчаткой и карабинами. В этом Дворе было все, от меняльных контор и отделений банкирских домов Риканны и Нефати до харчевен и ювелирных мастерских - и все принадлежало Всевладу Ах-Хишари. Тоже вызов! А другим являлся Храм Благого Тассилия, построенный сорок лет назад прямо в центре Священной площади. Храм состоял из нескольких огромных круглых башен, выступавших из центральной, самой большой; их купола были увенчаны знаками богов, на стенах сияли мозаики с ликами Шестерых и картинами их странствий по землям Эйпонны, двери и решетки в окнах блестели золотом и серебром, по карнизам вилась каменная резьба, а над главным входом был чудесный фриз, изображавший Дженнака, О’Каймора, Чоллу и их людей, ступающих на иберийскую землю. Дженнак, в доспехах, шлеме и с клинком у пояса, нес вампу мира, а Чолла и О’Каймор - Святые Книги, и это было правильно: не покорять они пришли, а просвещать. Это напоминало аситам, кто первым появился здесь, о ком сохранилась память, и кого назвали Великим Сахемом - не Ах-Ширата Третьего, а сына Дома Одисса. Однако все эти художества были маскировкой, скрывающей истинную суть: храмовые стены толщиною в полтора копья, узкие окна-бойницы с посеребренными стальными решетками, мощные двери и прочные перекрытия. При случае Храм мог превратиться в крепость, в опорный пункт, откуда удобно обстреливать Пять Пирамид и подготовиться к штурму.

Стоя в проеме арки и обозревая площадь с аситской цитаделью, Дженнак мог оценить все выгоды расположения святилища. Еще он подумал, что наместник, в сущности, бессилен против Всевлада и его товарищей, бессилен даже сейчас, когда, казалось бы, вождей бунтовщиков можно схватить всех разом, а с ними, в виде ценного приза, некоего Джека Джакарру. Скажем, отправит Коком-Чель сюда лучших воинов, сотни три отанчей, так Всевлад отобьется - охраны в его дворце и торговых рядах полно, и молодцы умелые и крепкие. Чтобы их одолеть, тысяча нужна! А пока бьются, Всевлада след простынет - наверняка под его дворцом подземных ходов и подвалов как в муравейнике...

- Ло Джакарра! - послышалось за спиной, и Дженнак обернулся. Всевлад, усмехаясь, звал его к столу. - Мы решили, что бритунцы не самый худший случай. Пусть будут они, но с условием: в Роскве появится один корпус, и уйдут они по нашему желанию.

- Уйдут, когда заплатите, - уточнил Дженнак. - Хоть в моем сундуке дна не видно, но пора бы и ваши открыть.

- Заплатим, - сказал Тереволд, и Борк Улога отозвался эхом:

- Заплатим!

Тереволд владел землями на севере, верфями и производствами в Кобоне, Пелте и Лодейном Причале, строил суда, возду- холеты и моторные экипажи; «рысь», что привезла Дженнака, была из его мастерских. Родовое имя у него не сохранилось, и в прошлом Дженнак не встречал его отца или других сородичей; очевидно, Тереволд относился к новым богачам, поднявшимся за последние двадцать-тридцать лет. Было ему, как и Всевладу, около пятидесяти, и крючковатый нос, отсутствие бороды, темные волосы и смуглая кожа выдавали изрядную примесь атлийской крови. От северных россайнов он унаследовал холодные серые глаза и высокий рост. Что до сорокалетнего Борка Улоги, торговца скотом и лошадьми, то если сбрить ему усы и бороду, распрямить и перекрасить льняные кудри, то стал бы он видом чистый тассит. Эти наблюдения и поиск эйпон- ских корней были полезны; Дженнак уже знал, что Тереволд расчетлив и умен, а Борк вспыльчив, и что в Борке тасситское упрямство смешалось с россайнским. Кроме трех вождей Мятежного Очага, в зале еще присутствовал Нево, сын Всевлада, стройный юноша лет двадцати. Но он не произнес ни слова, только разыскивал нужные карты и вел краткие записи.

Дженнак вернулся к столу.

- План действий на севере и западе понятен, - молвил он, посматривая сквозь арочный проем на Пять Пирамид. - С востока наместник не получит подкреплений - вы уже знаете, что Удей-Ула захвачена. Если нужно, нзломщики взорвут рельс и насыпь, и ни один состав с войсками даже до Айрала не дойдет. Но здесь, в Роскве, в Пяти Пирамидах и в казармах тридцать тысяч воинов...

- Тридцать четыре, - уточнил Тереволд. - И половина из них - тасситские всадники.

- Большая сила! Чем мы располагаем, кроме бритунского корпуса?

- Людей у нас вдвое больше, но обучены они неважно, - сказал Всевлад. - Самая боеспособная часть - личные дружины, наши и прочих... гмм... компаньонов. Этих наберется пятнадцать тысяч.

- Тринадцать с половиной, - возразил Тереволд. - Остальные - ополченцы. Из карабина выстрелят, но попадут ли в цель? А уж рубиться с тасситами... - Он махнул рукой.

- К бритунскому корпусу можно добавить иберийский, - предложил Дженнак, но Борк Улога замотал головой.

- Обойдемся! У меня отличные конники!

- Их только восемьсот, - напомнил Тереволд.

- Я сказал, обойдемся!

Дженнак поглядел на Всевлада.

- По-прежнему хотите взять столицу малой кровью? Без помощи извне? Боюсь, не получится. Тасситы перережут половину ополчения, не говоря уж о мирных жителях.

Ах-Хишари пожал плечами.

- Не будем спорить, ло Джакарра, и отложим решение. Вернется Тур и скажет свое слово, а мы послушаем. Тур - голова!

- Тур умеет предвидеть то, что еще не случилось, - согласился Тереволд. - Подождем.

- Долго ждать нельзя, - сказал Дженнак. - Если в полдень битва, точи меч на рассвете.

- Клинки уже наточены, а Тур вернется через пару дней, - Борк Улога тоже уперся. - Все одно, ни бритунцы твои, ни иберы раньше не прилетят.

- Ладно, дождемся Чегича. - Дженнак вытащил кинжал и прикоснулся к карте. - У нас еще не прикрыто южное направление. В море Меча - мои броненосцы, те, что защищают Не- фати от вторжения бихара. Часть из них можно направить к устью Днапра и высадить там десант. Небольшой, тысячи четыре бойцов.

- Это лишнее! На юге нет сильных гарнизонов, - возразил Борк. - Возьмем столицу и расправимся с ними.

- Сеннамиты говорят; лишних стрел не бывает. Я пошлю корабли. Хайя!

Вымолвив это, Дженнак снова поглядел на карту. Еще два столетия назад, в период покорения Россайнела, аситы возвели два пояса укреплений. Северные Валы прикрывали Роскву от норелгов, пиратствующих в море Чати и совершавших набеги на юг и восток; Западные Валы использовались для контроля путешествующих и торгующих с Риканной, взимания дорожных сборов и проверки, не поступает ли с запада оружие. Со временем Валы из насыпей с частоколами превратились в плотную цепь фортов с крепостными метателями, воинских лагерей, обнесенных рвами и стенами, и взлетно-посадочных полос для боевых крыланов. Северные Валы тянулись от верховьев Днапра к востоку на два полета сокола, и там стояло сильное войско; еще одно дислоцировалось у более протяженных Западных Валов и прикрывало левобережье, западную часть Тракта Вечерней Зари и другие торговые дороги. Прорвать в каком-то месте оборонительную линию и удалиться вглубь территории было бы плохим маневром - отряды вторжения подставляли тыл для аситской атаки. Нет, решил Дженнак, это не годится, Валы придется штурмовать по фронту, на всем их протяжении, захватывать каждую крепость, каждый лагерь, уничтожая воинов противника. Такая операция могла тянуться месяцами, но сил вторжения хватало, чтобы связать аситов боем и перебросить в Роскву не один, а два или три корпуса. Даже четыре - но как на это посмотрят росковиты? В том, что Росква - богатый город, полный соблазнов, Борк был безусловно прав.

Всевлад прервал его раздумья.

- Ну, хвала богам, мы обсудили все, что можно. С остальным будем ждать Чегича. Согласны?

- Да, - сказал Тереволд, а Борк кивнул.

- Прости, лорд, мы с сыном покинем тебя ненадолго. Проводим гостей, - произнес Ах-Хишари и направился к лестнице.

Оставшись один, Дженнак снова шагнул к арке, встал так, чтобы снизу его не было видно и оглядел площадь. Она была широка и просторна, как подобает центру столичного города - возможно, самого крупного в мире. Фургоны и коляски, запряженные лошадьми, моторные экипажи, тележки мелких торговцев, всадники и толпы людей выплескивались из улиц, кружились на булыжной мостовой, галдели, ругались, смеялись. Кроме людского гомона, с площади доносились скрип и лязг, стук и звон, цокот копыт, натужное пыхтение моторов, сигналы экипажей и приглушенная музыка из Храма. Потоки людей перемещались разом во многих направлениях: кто шел в святилище или возвращался из него, кого привлекали харчевни на южном краю площади или лавки в Торговом Дворе Всевлада, кто гулял по набережной у реки, любовался причудливыми мостами, глядел на баржи и суда у пристаней. Но к стене, соединявшей Пять Пирамид, и к вратам аситской цитадели не приближался ни один человек. Около них площадь была безлюдна, и эта зияющая пустота, особенно заметная сверху, являлась не выражением страха, а знаком неприязни и презрения. Росковиты не желали признавать, что в их огромном, богатом и цветущем городе правит захватчик, что над землей их властвует заокеанский сагамор, что текут к нему потоки золота из их карманов, что в самом высоком строении Росквы сидит наместник, пусть не очень жестокий, однако чужак. Конных патрулей, круживших по площади, они тоже будто бы не видели; толпа расступалась перед ними и тут же смыкалась вновь, словно то был гонимый ветром мусор.

- Время их исполнилось... - прошептал Дженнак и, закрыв глаза, потянулся мыслью к самой высокой из Пяти Пирамид. Черный занавес Чак Мооль послушно раздался, и в свете летнего дня явилось ему просторное помещение, богатый хоган, украшенный коврами из драгоценных перьев, серебряными статуэками змей, ягуаров и кайманов, атлийскими секирами и мебелью из розового дуба. Там были двое: один сидел на подушках в низком кресле, другой, в мундире батаба, стоял у окна и, казалось, глядел прямо в лицо Дженнаку. Взгляд был острым, пронзительным, черты - знакомыми; мужчина у окна словно о чем-то размышлял, взвешивая то, что будет сказано. Наконец он повернулся к человеку в кресле и произнес: «Я прибыл...»

«Вижу, то прибыл, - мысленно откликнулся Дженнак. - И что ты теперь будешь делать?»

- Я прибыл, досточтимый сахем, движимый беспокойством о делах державы, - молвил Ро Невара, принимая позу покорности. - Этим и только этим! Ты уже знаешь о бунте в Сайберне, о том, что пала Удей-Ула, а еще раньше, в зимнюю стужу, был вырезан гарнизон на острове Удей-Сири. Пока мы не получили достаточных подкреплений из Асатла, чтобы справиться с мятежниками... - Невара состроил печальную мну и вздохнул. - Трудные наступают времена! И лучше, если я буду здесь и окажу тебе помощь.

- Лучше, если бы ты оказался в Сайберне и подавил мятеж, - сказал сахем Коком-Чель с ядовитой усмешкой. - Я не нуждаюсь в помощи. Здесь, в Роскве, все спокойно.

- Я собираю сведения, а подавлять мятежи - задача накомов, - напомнил Невара. - И сведения о Роскве таковы, что любой верноподданный, в ком опознали асита, будет изувечен горожанами или лишится жизни. Так сообщают мои лазутчики. А еще они рассказали о тайных складах оружия, о боевых отрядах, что прячутся в лесах, о своеволии имущих и недовольстве бедняков, и о кайманах в твоем бассейне, которые дохнут от голода. - Сделав паузу, Невара ответил сахему столь же ядовитой усмешкой. - Это ты называешь спокойствием?

- В Россайнеле достаточно войск, чтобы подавить любой мятеж, а мой наком Ция Каданга отважен и опытен, - с мрачным видом произнес наместник. - Две армии стоят на Валах, в каждом городе сильные гарнизоны, особенно в столице. Да и на севере, в Пелте, Архене и...

- На севере, у россайнских границ, тысячи норелгов. - Невара, забыв о почтении, прервал сахема. - В правобережье Днапра еще одно войско наемников, и сколько их, мы не знаем, лазутчики оттуда не возвращаются. Сагамор - да будут к нему благосклонны боги! - отправил флотилию к берегам Азайи, но эти силы займутся Ама-То, где также зреет бунт. За этими судами придут другие, новые мощные броненосцы, но видишь ли, почтенный, в Роскву им не доплыть, это не Сейла и не Шанхо. Воины отправятся сушей, через всю Китану, весь Сайберн и половину Россайнела... Что их ждет в пути? Схватки со степными дейхолами, битва за Удей-Улу и, возможно, усмирение мятежа на Айрале... Так что тебе и твоему накому стоит призадуматься.

- А тебе? Что намерен делать ты? - приподнявшись в кресле, Коком-Чель гневно уставился на Невару.

- Ловить бунтовщиков, - промолвил тот. - Надеюсь, твои кайманы будут довольны. И ты тоже, если не станешь мне мешать. А если станешь... Смотри, придет тебе дар от сагамора! Шкатулка, а в ней... - Невара впился взглядом в наместника и закончил: - А в ней сам знаешь что.

Покинув побледневшего сахема, он спустился на третий ярус, откуда по выходившей на реку стене можно было перебраться в пирамиду Надзирающих. Губы Невары тронула улыбка - кажется, он припугнул этого старого попугая! Он учинит розыск бунтовщиков, а кого именно, о том сахему знать не нужно. Тут,

в Роскве, Надзирающих вчетверо больше, чем в Шанхо, и одни уже дежурят на взлетных полях и станциях одноколесника, а другие бродят по улицам, заглядывают в лавки и торговые дворы, сидят в кабаках и харчевнях, смотрят, слушают... Джен Джакарра человек заметный, а его супруга - тем более!

Вспомнив о ней, он почувствовал, как замирает сердце. Прежде с ним такого не бывало! А ведь он стоял перед ликом сагамора, прежнего и нынешнего, да и другие случались моменты, когда ощущаешь страх и трепет... Например, в пустыне, когда его отряд настигли дикари, и старый изломщик вызвал на бой их предводителя... Тогда он не боялся, просто готовился к смерти и даже не сожалел о долгих, долгих годах, прожить которые не удастся... Отанчи, среди которых он вырос, не ведали страха, но были мудры и опасались многого. Скажем, болезней, что поражают быков и лошадей, бросая племя в зубы голода... Он, Ро Невара, опасался непонятного, своих видений, но с этим ему помогли - да будет Коатль милостив к аххалю Кване Бехсо! Еще опасался разоблачения и тайной казни, как было с отцом, но и эта мысль не заставляла сердце холодеть. А вот красавица Айчени...

Шагая по стене, обнесенной с обеих сторон остроконечными зубцами, он в сотый раз пытался угадать, кто эта женщина. В самом ли деле дочь сагамора Че Куата, что встретилась ему однажды? Или просто на нее похожа, как утверждал с улыбкой Джакарра? Имена их совпадали, но это ничего не значило - в Атали и Ибере, не говоря уж про Арсолан, имя «Айчени» давали многим девушкам. Сходство? Но полного сходства не наблюдалось, и это понятно: когда он увидел арсоланку, ей было примерно восемнадцать, тогда как супруга Джакарры - женщина в расцвете лет. Возможно, Джен Джакарра не лукавил, когда говорил, что она - иберийского рода, в котором сильна арсоланская кровь... Все это были догадки и домыслы, так как о дочери Че Куата Невара сведений не имел; были в Инкале лазутчики, но не такие ловкачи, чтоб подобраться к дворцу сагамора.

Он выбросил эти мысли на лестнице, что вела на пятый ярус. Пирамида в Роскве была много больше, чем в Шанхо, и тут сновали с этажа на этаж его советники и помощники, цолкины и младшие батабы. Не место и не время, чтобы помышлять о женщине, даже самой прекрасной! Невара считал, что подчиненным надо видеть на его лице не задумчивость, а решительность; тем же, кто виновен в упущениях, он должен казаться столь же грозным, как Коатль. С непроницаемым видом он поднялся наверх, вошел в свой хоган и кивнул Кампече-ако, оторвавшемуся от бумаг.

- Есть новости?

- Мелкие, мой господин. На реке нашли баржу с оружием, людей с нее сейчас пытают. На стенах казарм стали появляться надписи, порочащие нашего владыку. В сене для тасситских лошадей обнаружен яд - точнее, ядовитые травы; сдохли два десятка скакунов. С Северных Валов сообщают, что поймали лазутчика - он рисовал карту укреплений. Еще убит Шу Бирама...

- Кто такой?

- Чиновник налогового ведомства.

- Почему он ходил без охраны?

Советник бросил на Невару укоризненный взгляд.

- Охрана была, мой господин, три человека. Их тоже убили.

- Что наши поиски?

- Пока ничего. «Серентин-Пять» не долетел до Росквы, и причина нам все еще неизвестна. Воздухолет надежен и, кроме молнии, ничто его с небес не сбросит. В крайнем случае он мог приземлиться где-то в лесу, и тар Джакарра бродит сейчас в дебрях Сайберна... А может, труп его доедают медведи.

- Не думаю, - сказал Ро Невара. - Это человек хитер, так хитер, что на снегу следов не оставит. Пусть продолжают розыск! И пусть ведут его с усердием! Умеющему видеть и слышать - награда в сотню чейни! - Он приблизился к столу, заваленному бумагами, и спросил: - Что у нас еще?

- Еще послание из Шанхо. Зашифровано твоим кодом.

- Ты расшифровал?

Кампече-ако с сокрушенным видом уставился в пол.

- Только первую часть, господин, записку от батаба Читзуни. Он сообщает, что к берегам Ама-То подошла флотилия тидама Бро Иуши, и что тидам привез тебе послание от сагамора – да хранят его боги! Пакет переслали в Шанхо на воздухолете, и Читзуни, на правах твоего заместителя, ознакомился с письмом. Это приказ владыки, приказ особой важности. Читзуни лично его зашифровал и переслал в Роскву Бесшумными Барабанами. Вот...

В руках советника был лист, испещренный точками, звездочками и кружками. Письмо было кратким - даже не расшифровав послание, Невара понял, что в нем не более двух-трех фраз.

- Положи на стол и можешь идти. То, что скажут ублюдки с баржи, пусть запишут и представят мне, и пусть поймают тех, кто порочит имя сагамора. Ядовитым сеном займись лично: откуда привезли, кто поставщик, в какие казармы успели отправить. Иди!

Майя склонил голову и исчез. На краю стола лежала книга Кутума Себра «Раздумья у морского берега», которую в этом году использовали для составления шифровок. Несколько мгновений Невара раздумывал, прочитать ли письмо ли заняться другими делами, потом решил, что с приказами сагамора не шутят, и, вздыхая, потянулся к листу с тайными знаками. Разобравшись с первыми знаками кода, он открыл необходимую страницу, быстро расшифровал послание и прочитал его трижды.

Невару прошиб холодный пот. Айчени, дочь владыки Че Куата! Он не знал, что она пропала, что в Инкале ее нет... Это было очень любопытно и, при других обстоятельствах, он ощутил бы большие сомнения насчет иберской родословной супруги Джена Джакарры. Он приомнил бы каждое слово, каждый жест и выражение лица... Но до того ли сейчас? Его терзала и жгла другая мысль: зачем светлорожденная Айчени понадобилась Ширату, повелителю Асатла?

- Что с тобой, гость дорогой? - услышал Дженнак и очнулся.

Переход от транса к реальности был стремителен, но привычен; он потер висок, улыбнулся Всевладу и пробормотал:

- Прости, задумался.

- О чем же?

- О месте, где опустился мой корабль. Там, в лесах на юге. Там я видел такие чудеса, что...

Нево, сын Всевлада, вдруг оживился.

- Ты про Эммелитовый Двор, мой господин? Да, это чудо! Мой наставник говорит...

Юноша смутился под укоризненным взглядом отца и умолк. Старший Ах-Хишари покачал головой.

- Скажешь, когда я разрешу. Извини, ло Джакарра, сын мой бывает тороплив и невежлив. Таковы плоды просвещения. Сказано в Книге Повседневного: боги говорят с юношей устами вождя, отца и старшего брата. Но молодые все чаще об этом забывают.

- Не суди его строго. - Дженнак улыбнулся юноше. - Я хотел спросить, много ли затрачено на этот Двор в истекшие годы и кто давал серебро?

- Считая в атлийских чейни - больше тридцати миллионов. Деньги давали первые люди в Роскве... вернее, еще их отцы. Еще искали умнейших среди наших людей и обещали приют любому искуснику. Собранные воедино, они стоют гораздо больше, чем по отдельности.

- Да, - согласился Дженнак, - вместе цена им другая. Я ехал в машине, которая шла по холмам и оврагам и даже по болоту... Воистину чудесный экипаж! Но скажи, достойный, почему этот Двор не в городе, а в дремучих лесах? Почему его окружает тайна?

- Для этого есть две причины. Мы нуждались в тайном схроне для вождей Очага, и его основатель Святич Гунтаро построил такое укрытие, жил в нем сам и привел первых умельцев. Затем мы поняли, что в знаниях скрыта великая мощь; тот, кто обладает ими, всегда сильнее своего врага. Так стоит ли делиться знанием с аситами? Отдать им незаменимые в бою машины и моторы, новый способ связи, материалы, что заменяют сталь и дерево, и многое другое? Нет, это не для них, это для нас, для нашей победы!

- Ты прав, - задумчиво сказал Дженнак. - Вы изгоните аситов, но борьба на этом не закончится, и я предвижу: будут, будут еще схватки за власть над миром! Не только в Сайберне и Россайнеле, но на всех материках, во всех морях и океанах... Ваша страна огромна, богата, многолюдна, и если к этому добавить знания, соперников у вас не будет. Вы станете первой державой на свете! Но...

- Но?.. - прервал Всевлад затянувшееся молчание.

- Нужно помнить, что в знании скрыта не только великая мощь, но и великая опасность. Мейтасса, Провидец Грядущего, предупреждал об этом. Сказано в Пятой из Священных Книг: мир будет принадлежать людям - в том случае, если они не погубят его!

Нево, сын Всевлада, слушал как зачарованный. Затем сказал:

- Могу ли я спросить? - И, дождавшись отцовского кивка, продолжил: - Мир огромен, мой господин, он так велик, что даже на воздушном судне за месяц его не облетишь. Человек же перед ликом мира мал, ничтожен и живет не так уж долго. Ни с бурей нам не справиться, ни с землетрясением, ни с большим пожаром... Разве можем мы погубить мир?

- Можем, - ответил Дженнак, - можем! Силой знания, направленной во вред.

- А чтобы этого не случилось, - добавил Всевлад, - нужно держать знания в надежных руках и помнить о долге перед людьми и богами. Сегодня мы обсуждали, как достичь свободы Россайнела и почти во всем пришли к согласию. Возблагодарим же за это богов!

Он сделал широкий жест, предлагая следовать в соседнюю комнату.

Это помещение оказалось небольшим, украшенным деревянными панелями с резьбой и полотнищами шести божественных цветов. В стене напротив двери была полукруглая ниша, в которой стояли мраморные изваяния богов, а у их ног, на столике, сверкала драгоценным переплетом Чилам Боль, полный свод кинара, включавший пять Священных Книг. Дженнак знал, что в особом почете у россайнов Благой Тассилий или Мейтасса, в честь которого было возведено святилище на площади. В именах других богов звучали отзвуки древних верований, мелодии времен, когда Шестеро еще не явились в эти края - кстати, не с захватчиками-аситами, а с купцами и путниками из Рикан- ны. Арсолана тут звали светлым Соланом, Коатля - Керуном, богом воинов, а Хитроумного Одисса - Истоком-хитрецом. Сеннам, он же Семица, являлся покровителем странников, а Тайонел, по-местному Нелва, был, как и в Эйпонне, владыкой земли и текущих по ней вод. В остальном религия кинара не претерпела изменений.

Втроем они приблизились к статуям богов, остановились в позе молитвы, и Всевлад, закрыв глаза, что-то беззвучно зашептал. Дженнак, хоть и не верил уже в Шестерых, последовал его примеру, обращаясь к Одиссу Прародителю. Однако глаза его были распахнуты, и он заметил, что молодой Ах-Хишари молитвы не творит - губы Нево не шевелились, и на богов он взирал не со смиренной надеждой, а скорее с дерзостью. Еще один плот просвещения, подумалось Дженнаку.

Закончив молитву, Всевлад поднял лицо к небесам и произнес

- Все в руках Шестерых!

- Да свершится их воля! - откликнулся Дженнак. Потом сказал: - Хочу я посетить Эммелитовый Двор. В ту ночь, когда мы прилетели, увидел я немногое.

- Твое желание - закон, гость дорогой, - молвил Ах-Хишари, направляясь к лестнице. - Там есть гостевые покои, и Чегич часто в них бывает. Переночуешь и встретишься с ним. Нево с тобой поедет, все покажет. Двор для него что собственная ладонь.

Юноша радостно улыбнулся. Покосившись на него, Дженнак спросил:

- Чегич прячется в Эммелитовом Дворе?

- Не совсем. При нужде и другие места найдутся, чтобы спрятаться, но откуда бы он ни вернулся, всегда посещает Двор. Такой у него обычай, мой лорд. Говорит, что среди умных людей ему приходят умные мысли. - Отдернув рукав, Всевлад посмотрел на измеритель времени. - Пора бы и к трапезе... Надеюсь, красавицы наши уже здесь, хотя могу и ошибиться. Пока все лавки не обойдут, не рассмотрят товар и половину не унесут, не успокоятся...

Но Чени уже возвратилась и весело щебетала с Поляной, женой Всевлада, и его дочерью Светозарой. Мужчины совещались, а женщины, под присмотром Венца, Туапа Шихе и трех охранников, гуляли по торговым заведениям - Чени хотела возместить сгоревший гардероб, а Светозара с Поляной приняли в этом живое участие. Поход был успешным - диваны в зале третьего яруса были завалены свертками и коробками. Чени уже переоделась в новое, и Дженнак заметил, что ее волосы уложены в хитроумную прическу и заколоты гребнем чеканного серебра.

В трапезной, где был накрыт стол, они сели рядом, напротив Всевлада и его супруги. Глаза Чени сияли. Расправляясь с цыпленком, она сообщила Дженнаку, что лавки в Роскве куда богаче, чем в Шанхо, и в них нашлись даже нефатские благовония, что в портняжных мастерских трудятся редкие искусники, что у Светозары, юной девицы на выданье, есть жених, который здесь зовется суженным, что она выучила массу новых слов и знает теперь, как на россайнском будут шелк, кружева, ожерелье и те детали туалета, что скрываются под платьем. От еды, вина и застольной беседы Чени раскраснелась и стала хвалить росковитских купцов: такие, мол, обходительные! Шевельнет Поляна пальцем, со всех ног бегут, сладости подносят, мечут на прилавок ткани, тащат сапожки и пояса, а самоцветы и жемчуг сыпят горстями. Только одна у них странность: деньги взять никто не пожелал!

Ах-Хищари слушал и ухмылялся, а Дженнак, склонившись к чакчан, прошептал:

- Вы ходили по торговому двору, что на площади. Он, пчелка моя, принадлежит Всевладу, а те купцы - из мелких его помощников. Для них Поляна - госпожа, а ты - почетная гостья хозяина.

Чени призадумалась, потом сказала:

- Нехорошо, милый, я все же привыкла платить. И собираюсь вернуться в эти лавки! Я ведь и тебе одежду заказала!

- Нельзя платить, хозяина обидишь, - снова шепнул Дженнах. - Здесь иной обычай: уехав, гости шлют подарки. Придумай, какие.

- Может быть, аталийское стекло, чаши и бокалы? И зеркала из Венции? Подойдет?

Кивнув, Дженнак подумал, что ответные дары уже принесены. Метатели и броненосцы, воздухолеты и арсеналы с оружием, тысячи воинов, что перейдут границы Россайнела по первому сигналу... Сотни миллионе» чейни, что он потратил за сорок с лишним лет... Все это обернется свободой для страны, самой огромной в мире... Для державы, нацеленной в будущее, подумал он, вспомнив про Эммелитовый Двор.

- Я должен уехать на пару дней, чакчан, - тихо промолвил Дженнак, склонившись к уху Чени. - Вернусь туда, куда мы прилетели, и встречусь с Туром Чегичем. Поедешь со мной?

- Я еще не видела Росквы. А город стоит, чтобы его посмотреть!

- Смотри, но будь осторожна. Невара здесь.

- За мной по пятам ходят охранники. Не тревожься, милый. - Она погладила руку Дженнака. - Кто сможет нас разлучить? Это даже богам не под силу!

- Для чего им это делать? Ведь они послали мне тебя, - сказал Дженнак, но его сердце сжалось на мгновение от тяжкого предчувствия. Он попытался проникнуть сквозь занавес Великой Пустоты, но Всевлад, подняв чашу, провозгласил здравицу за женщин. За прекрасных подруг, украшающих жизнь мужчин, дарящих им усладу и транжирящих их деньги!

Занавес Чак Мооль так и не раскрылся.

Броненосец «Ах-Шират Третий» двигался вдоль побережья Ама-То, и все метатели правого борта извергали огонь. За головным судном флотилии шли еще восемь бронированных кораблей, стрелявших залпами, так что за каждые двадцать вздохов на сушу улетало больше сотни снарядов и ракет. Стреляли по предгорьям, где затаились отряды восставших. Канонада должна была их рассеять и если не прикончить многих, то вселить панику и ужас. Затем вступит в дело пятитысячный пехотный корпус, поддержанный всадниками из местных гарнизонов. Они продвинутся в горы, спустят собак, устроят облаву, и за два-три дня с бунтовщиками будет покончено. Сейчас пехота и конница рассредоточились по прибрежной равнине, вид которой приятных мыслей не внушал: обугленные стволы тоаче, сгоревшие бараки и давильни, в которых выжимали сок, и еще дымившие костры из разбитых бочек, циновок и всякого хлама.

Тидам Бро Иуши, стоявший на корабельном мостике, чувствовал, что должен торопиться. Были на острове другие плантации, были другие бараки и давильни, а также прииски, где добывалось черное земляное масло, и всюду бушевал пожар восстания. Поводом к нему стали не только жестокость надсмотрщиков, тяжкий труд и смерть от ядовитых испарений, но и слух о мятеже, затеянном изломщиками. Бро Иуши не представлял, как новость о падении Удей-Улы добралась от Байхола до островитян, но все полумертвые пленники, каких случилось допросить, знали про уснехи сайбенского бунта. Это вселяло в них надежды - совершенно пустые, так как Байхол был далеко, а аситские броненосцы близко. Опять же Ама-То - не Сайберн, а рабы - не изломщики; против снарядов и ракет, против обученной пехоты и тасситских всадников островитяне шли с клинками для рубки тоаче.

Тем не менее, стоило поспешить - воздухолеты из Шанхо и Сейлы несли дурные вести. Китана могла подняться в любой момент, и хоть люди там жили миролюбивые и покорные, было их много, очень много, а в их городах нашлись бы и оружейные мастерские, и склады с боеприпасами, и опытные в военном деле вожди. Неприятная перспектива! Но, объединившись с тидамом Аза Тенчу, который командовал Китанским флотом, Бро Иуши мог взять под контроль все берега страны, все порты и прибрежные города, а его пехотный корпус тоже был бы не лишним. Во всяком случае, наместник Китаны и его накомы сумели бы продержаться до подхода кораблей и войск, броненосцев серии «Шират», новых боевых крыланов и контингентов тасситской конницы. Мятеж в Китане опасен, думал Бро Иуши, разглядывая выжженные берега; Китана рядом с Сайберном, и, захватив Удей-Улу, изломщики могут двинуться на восток. Должно быть, в письме сагамора, которое он переправил в Шанхо, были какие-то приказы на этот счет - странно лишь, что адресовано оно не наместнику, а главе Надзирающих. Ну, владыка лучше знает, что и кому поручить!

Рявкнули метатели «Ах-Ширата», палуба дрогнула, и новая стая снарядов ринулась к берегу.

Джеданна, сагамор Однссара, и Че Куат, повелитель Арсоланы, прогуливались в саду, среди цветущих магнолий, розовых дубов и оплетенных лианами пальм. Сад выглядел скромно; он примыкал к зданию Совета Сагаморов со стороны суши и являлся самым безопасным местом для приватных бесед. А разговор Джеданны и Че Куата был именно таким.

Арсоланец казался погруженным в отчаяние.

- Ты мудр, старший родич... Посоветуй мне, скажи, что делать? Этот вонючий скунс, потомок презренной Муар, возжелал мою дочь... Он говорил о целителях, которые будто бы знают, как вернуть его Дому светлую кровь... Он признался, что ищет мою Айчени, что его псы обыскали всю Эйпонну и Лизир, а теперь начнутся поиски в Риканне и Азайе! И если он ее найдет...

- Погоди, - прервал Че Куата старый Джеданна, - не пересказывай мне все по третьему разу. Лучше ответь; сам ты знаешь, где твоя дочь?

- Нет! Нет, клянусь Святыми Книгами, Великой Пустотой и Священным Ветром!

- Но ты ведь ее искал?

- Да, разумеется!

- Искал и не нашел, - спокойно заметил Джеданна. - Почему же ты думаешь, что ее найдет Шират?

- А вдруг? — побледнев, молвил Че Куат. - А вдруг? Он сказал, что отдаст ее мне, но потом в Инкалу явятся броненосцы, целый флот, чтобы забрать Айченн. Конечно, она мне дорога, но начинать войну из-за девушки... даже собственной дочери... Что мне делать, родич? Что? О светлый Арсолан! Вразуми меня!

- Что делать, что делать... - проворчал Джеданна. - Я скажу, что делать! Ты, я и Арг-ап-Кана должны подвязать сандалии,

собрать своих людей и отправиться прочь из Асатла! Вернуться в свои Очаги, и чем скорее, тем лучше!

- Но как мы объясним столь быстрый отъезд? Ситуация в Азайе тревожная, и мы собрались здесь, чтобы...

Одиссарец решительно повел рукой.

- Тебя волнует Азайя? Меня - нет! Ширату известно, что твоя держава, как и моя, не посылает в Россайнел лазутчиков, не дает россайнам денег и не плетет интриг. Зачем? Возможно, это делают Протекторы Риканны, потомки Чоллы и Джемина, или некто иной... некто, способный отправить к россайнам войско в двести-триста тысяч человек - армию, что стоит сейчас на западных границах Россайнела. Спросишь, кто он такой? И я отвечу: возможно, твой предок Че Чантар, о котором поговаривали, что он - кинну.

Че Куат вздрогнул и в изумлении уставился на одиссарского сагамора. Тот спокойно продолжал:

- Удивляешься? Отчего же? Когда-то, по совету Чантара, мой родич Дженнак, Великий Сахем Дома Одисса, заключил Договор Разделения с атлийцами и тасситами. Но мы оба знаем, что у Чантара был еще тайный план... план о том, как пойдут дела в Азайе... Пора бы свершиться его предсказаниям! И если твой предок жив, он позаботится об этом.

- Прости, но это невероятно, - опомнившись, сказал Че Куат.

- Невероятно? Что ж, тогда вернемся к реальности. Мы собрались здесь по просьбе Ширата, и что услышали? Его нелепые домыслы и претензии. Он бросил их нам как перья попугая, сказал, чтобы что-то сказать... Но цель этой встречи другая. Какая, теперь мы оба знаем.

- Ты думаешь... - начал Че Куат.

- Да, родич, да! Ему хотелось встретиться с тобой и только с тобой, что-то пообещать, чем-то запугать... Ведь если бы тебя одного позвали в Чилат-Дженьел, ты бы не поехал и, разумеется, не пригласил бы Ширата в Инкалу. Так что совет сагаморов - просто удобный случай, и если мы сейчас уедем, ничего не решив с Россайнелом и его мятежниками, Шират в претензии не будет. Он говорил с тобой и добился от тебя обещания... Больше ему ничего не нужно.

- Пожалуй, ты прав, - сказал Че Куат после недолгого раздумья. - Но мысль Ширата кажется мне странной и нелепой, даже если его целители правы. Разве можно вернуть светлую кровь? Если Шират каким-то чудом отыщет себе светлорожденную супругу и если она родит наследника, то это дитя - всего лишь полукровка. Ему нужна девушка из наших Очагов, и его потомкам тоже, и так в течении многих поколений. - Он усмехнулся. - Похоже на дань, которую мы будем платить лет сто или больше... Но с чего бы? Мне не нужна династия Шира- тов-дол гожителей!

- Мне тоже, - согласился Джеданна.

- И что же остается? Наивные мечты?

- Мечты человека, уверовавшего в некую идею, - уточнил старый сагамор. - Но их наивность не в том, что ты сказал.

- В чем же, родич?

- Нужно найти твою Айчени, нужно вернуть ее в Инкалу, нужно убедиться, что ты не подменишь девушку, нужно прислать за нею целый флот... Это требует времени, не так ли? Много времени! А у Ширата уже есть наследник, и если он узнает об этих планах родителя, о том, что держава достанется не ему, то Шират Двенадцатый долго не протянет. - Джеданна наклонился и подобрал желудь розового дуба. - Ты можешь быть спокоен, Че Куат! Ставлю этот желудь против мешка с серебром - за то, что скоро у нас будет Шират Тринадцатый!

ОТаха продвинулся на два полета сокола вдоль кромки льдов, когда разыгралась буря. Не такая сильная - видел он бури пострашнее, видел, как ветер срывает паруса, как ломаются мачты и уплывают по бурным волнам балансиры. По бороться с этим штормом было тяжело - руки у мореходов холодели, их захлестывало ледяной водой, снег слепил глаза, делал палубу скользкой. На одном из драммаров не справились с рулем и парусами, и корабль швырнуло на берег. Так швырнуло, что лед разрезал корпус, судно пошло ко дну, а из экипажа никто не выжил. О’Таха ничем не мог помочь. Люди на его драммаре боролись за собственные жизни, не думая о чужих.

По счастью, океан бушевал недолго. Собрав свои корабли, О’Таха вернулся к месту крушения и увидел, что плавают там пустой сундучок, треснувшая скамейка и прочий хлам. Он велел поднять все это на борт и лечь в дрейф, а потом вызвал на свой драммар акдамов со всех кораблей и их помощников. Когда они собрались, ОТаха раскрыл пакет с повелением Морского Совета и прочитал это письмо своим сподвижникам.

Они приуныли.

- Найти ледяную пещеру! Найти непременно! - пробормотал акдам Михо и покосился на береговые льды. - Мы можем тут долго искать!

- Пока попугай не обернется соколом, - поддержал его акдам Бирса.

- Или пока мы все не отдадим концы, переселившись в Чак Мооль, - заметил акдам О’Хип.

Выслушав эти и другие мнения, ОТаха произнес:

- Слышу голоса болванов, скудных разумом и лишенных воображения. Проще сказать, вы глупы, как яйца черепахи! - Тут он пнул скамейку, и она грохнула о сундучок. - Мы уже нашли ледяную пещеру, и вот доказательства - предметы, что были в ней! Сундук, скамья, обломки бочонка и пара сапог из сундука! Чего еще вам надо, недоумки? То есть не вам, а Морскому Совету?

Акдамы и их помощники задумались. Потом Бирса сказал:

- Хорошая мысль!

Но его помощник Шика - молодой, а потому слишком шустрый - возразил:

- А где мы возьмем светлого тара Дженнака, вождя в соколиных перьях? Живой или замороженный он нужен Совету - он, а не сундук с сапогами!

- Мы можем воткнуть тебе в зад перо, погрузить в снег и заморозить, - предложил акдам О’Пеле. - И станешь ты, Шика, светлым вождем, проспавшим полтора столетия в ледяной пещере.

- Не стану! - упорствовал Шика. - Всем известно, что тар Дженнак - благородный видом одиссарец, а я - с Кейтабских островов! Лицо у меня широкое, кожа темная, а нос что земляной плод!

- Нос можно и подстрогать, - сказал Михо, и акдамы загоготали. Тидам снова пнул скамейку, и она рассыпалась на части.

- Молчать, тупицы! Главного вы так и не поняли! Уверен я, что у Морского Совета давно приготовлен тар Дженнак, живой, благородный видом и весь в соколиных перьях! Надо лишь подтвердить, что он привезен из Южных Льдов на наших кораблях! Это понятно, жабоеды? Все должны подтвердить, от акдамов до последнего ублюдка, что чистит гальюн! А кто не согласен, тот останется здесь. Высажу на берег, и пусть ищет тара Дженнака до посинения!

Акдамы поняли, что ОТаха не шутит, и присмирели.

- Никто не против, - выразил общее мнение О’Хип. - Никто, кроме богов. С ними-то как быть? Видели одно, сказали другое... Нечестие! Богам это не угодно.

- Не тебе рассуждать о богах, акулья блевотина, - сказал ОТаха. - Боги отличают мелкое преувеличение от гнусной лжи, боги видят в сердцах людей и прощают их, если намерения благие. Простили же они О’Каймора, славного нашего предка!

- О’Каймора? За что? Почему? За какой грех? - загалдели акдамы и их помощники.

И тогда призвал ОТаха морехода Ар’Пичу, обладателя зычного голоса, и велел ему петь сагу про Восточный Поход, но с нужного места. И Ар’Пича пропел:

Долго волны бросали корабль,

А потом узрел я волну среди волн,

Высокую, как насыпь под храмом,

Темную, как пространства Чак Мооль,

Перегородившую Бескрайние Воды От земель Восхода до земель Заката.

И когда поднялась та большая волна,

Пришел с ней Морской Старец,

Пришел демон Паннар-Са, Великий Осьминог,

Огромный и грозный, пылающий яростью;

Пришел и раскрыл над «Тофалом» свой клюв,

И был тот клюв громаден - В четыре сотни локтей шириной...

Когда же певец закончил, О’Таха произнес;

- Кто знает, что узрел О’Каймор, но думаю я, не Морского Старца, ибо нет такого демона в природе. Значит, видел он одно, сказал другое, и сказанное им сохранилось в веках. Разве это не знак, что боги его простили? Не только простили, но и наградили почетом и славой! И нас наградят. А потому идите, тупые поганцы, на свои корабли и объявите экипажам мою волю. А кто вякнет про нечестие, того бросайте за борт.

Мин Полтора Уха перебрался со своим караваном через Пустыню Черных Песков и вышел в условленном месте на берег Ами. Великая река катила мутные желтые воды к океану и даже здесь, в верхнем своем течении, была невообразимой ширины. Но Мин этим не смутился, а велел разложить костер. Когда ветки разгорелись, на них бросили мокрую траву, и над берегом встал дымный столб, видимый издалека. Вскоре с другой стороны реки отчалила вереница плотов - как обычно, их гнали местные дейхолы. После полудня плоты добрались до лагеря Мина, и на них погрузили ящики с боеприпасами. Верблюдов оставили здесь, под присмотром нескольких погонщиков; дальнейший путь пролегал в лесах, где лошади, не такие сильные, как верблюды, все же были надежнее.

Переправились на другой берег, и старый Чоч-Тага, повернувшись к солнцу, спел благодарственный гимн. Близился вечер, и Мин решил, что отправляться в путь не стоит. Снова разложили костры, не столько для тепла, сколько для защиты от гнуса, вскипятили воду, заварили целебный мох, уселись, начали пить и обмениваться новостями. Мин рассказал местным дейхолам о кончине Люя Пятнистого и его людей. Выслушав эту грустную повесть, все помолчали и бросили в огонь по кусочку сушеного мяса — чтобы убитым было чем питаться, пока пробираются они нелегкими путями к волшебным чертогам богов. Потом принялись рассказывать местные, и говорили они о событиях великих, о том, что поднялись байхольские изломщики с их атаманом Берлагой, внуком Тэба-тенгри, взяли город Удей-Улу, одних аситов убили, других пленили, и нет больше на Байхоле аситской власти. Еще говорили, что город взят колдовством, что спустился с неба в помощь Берлаге великий шаман, залез на неприступные скалы и поднял на канате тысячу воинов разом, а уж те бойцы отправили аситов к Па Вадаке, демону смерти. А шаман, сделав дело, улетел на небеса и прихватил с собою дочь Берлаги, самую красивую - в оплату за труды. Но девка, говорят, не возражала - уж больно хорош собой шаман!

Чоч-Тага слушал эти байки и хихикал, и Мин не знал, верить или нет. Но в том, что Удей-Ула захвачена, сомневаться не приходилось, а эта новость была главной. Теперь Мин не боялся, что попадет в засаду на берегах Байхола и вместо серебра получит пулю или удар тасситским клинком.

Поэтому спать он лег в хорошем настроении, а утром, когда дейхолы пригнали табун, велел вьючить лошадей и отправляться в дорогу. Боеприпасы - кровь войны, подумал он, а война в Сайберне будет. Собственно, уже началась.

В других местах огромного мира события шли своим чередом.

Семпоала рассылал гонцов к соседям, и не было среди них никого, кто бы ни откликнулся; мужчины точили клинки, смазывали карабины, а женщины готовили травяные отвары, что останавливают кровь. С закофу нужно было посчитаться: или истребить их до последнего, или прогнать на север, в те леса и степи, откуда вторглись они в Южный Лизир. Переселенцы, однако, понимали, что это дело не простое, и на одной из сходок Грза, сеннамит и самый богатый скотовод, сказал: войну без вождя не начинают. С этим согласились все. И стал Семпоала, потомок беглых тайонельцев, накомом и вождем.

Качи-Оку, сахем арахака, взял штурмом ренигский лагерь и перебил всех воинов. Но остальных пришельцев, как было им задумано, не тронул, а позвал к себе, обещая править милостиво и не делать различий между ренигами и народом Дельты. Многие согласились, а особенно те, кто был без женщин; им Качи-Оку сказал, что девушек у арахака что звезд на небе. Правда, шелков любви они не рассгелают, потому что шелка нет, но если девушка красива, сгодится и циновка. С тем он и вернулся за Матерь Вод, взяв обильную добычу, а из двух тысяч ренигов ушло с ним больше половины.

Аполло Джума, глава Банкирского Дома «Великий Арсолан», усадил в тайной комнате дворца тех, кому верил безоглядно: трех своих сыновей и мужа дочери. Каждому полагалось дежурить у прибора связи пять всплесков, и дежурство это не прерывалось ни ночью, ни днем. Джума был мудр, и мудрость вместе с опытом подсказывали ему, что война у порога, а значит, в любое мгновение придет условленный сигнал от светлого владыки, который надо передать в десяток мест. А из тех мест пошлют приказы дальше, от магнатов, в чьих руках серебро и золото, к накомам и тидамам, от них - к батабам, от батабов - к цолкинам... И будет явлено могущество, какого мир еще не видел: двинутся флоты и армии, ударят тысячи метателей, расплескаются воды, вздрогнет земля, загудит воздух!.. Отблеск этой тайной мощи падал на Аполло Джуму и его семью, означая, что им оказано великое доверие. Джума знал, что оправдает его. И другие оправдают тоже - те, кто в Лондахе и Нортхольме, Киве и Сериди, Шанхо и Айрале. Ставка была высока: решалось, кто будет править миром.

Об этом размышляли не только Джума со своими компаньонами, но и многие другие люди. Думал об этом Коком-Чель, наместник Россайнела, думал и страшился грядущего; все чаще снилась ему шкатулка, а в ней - флакончик с ядом тотоаче. Думал Тур Чегич, вождь Мятежного Очага; он возвращался в Роскву с севера на небольшом воздухолете, который через сутки приземлится в Эммелитовом Дворе. Думал Берлага Тэб, атаман изломщиков, прикидывая, какие силы он сможет двинуть на запад и восток, к Айралу и Сейле. Думал Джедан- на, одиссарский сагамор; думал, что в той половине мира, где в древности явились боги, власть скудеет, перетекая к другим народам и державам, и что это правильно. Ибо сказано в Книге Тайн на Листах Арсолана: чтобы воздвиглось новое, должно рухнуть старое.

А вот Лех Менгич не думал о власти над миром, так как подобная чушь его не волновала. Сидел он с учениками у своих приборов, ставил опыты, вел записи и размышлял не о власти, не о политике, не о войне, а о тайнах материи. Другие проблемы - те, что лежали за стенами Эммелитового Двора, - были ему неинтересны.

Власть над миром? Над этой крохотной планеткой? Какая мелочь! То, что искал старый мудрец, обещало власть над всей Галактикой.