Дженнак неуязвимый

Глава 8

Начало лета, Эммелитовый Двор под Росквой. Столица Асатла Чилат-Дженьел и городок Чайлан, Пять Пирамид в Роскве, столица Атали Ханой другие места.

Это установка для работы с икс-лучами, - сказал Лех Менгич. - Мы отклоняем их в эммелитовом поле, достойный лорд, и они, разделившись, проходят через камеру, заполненную паром, где остаются их следы. Можно разглядеть эти следы и зарисовать их, но есть лучший метод: особый светочувствительный прибор, который позволяет перенести изображение на стеклянные пластины. Вот они, взгляни.

Дженнак осмотрел пластинки с непонятными черными отметинами, потом установку Менгича - стержень с шариком сайбернита, стальные щиты, большой прямоугольный резервуар с паром и деревянные ящики с линзами, стоявшие на треногах по обе стороны резервуара. Вдоль стен подземного бункера змеились провода, тянулись трубы, сверху свисали гроздья ламп, большая часть которых была выключена. Полумрак усиливал ощущение таинственности; фигуры Нево и учеников Менгича, стоявших сзади, тонули в темноте, а их лица казались белыми масками. Это подземелье походило на пещеру, в которой свершается некий загадочный обряд, требующий особых священных предметов, действий и песнопений. В общем, так оно и было - здесь поклонялись Богам Неощутимого. Менгич и его помощники исследовали то, что нельзя увидеть без специальных приспособлений, а уж пощупать - совершенно невозможно!

- Ты сказал, икс-лучи, - произнес Дженнак. - Что это значит, почтенный?

- Ты знаком с началами математики? С буквенно-цифровым алфавитом, который уже лет пятьдесят используют для вычислений?

- Да. Я занимаюсь взрывчатыми веществами, но прочитал несколько книг о решении уравнений и расчете объемов и площадей. «О бесконечно малом» Ци Пареквы, «Ряды чисел и символов» Укадана, трактаты аххаля Суинви, Нудесты Джа и Куи Быстроумца.

- Очень похвально, ло Джакарра! Я радуюсь, обнаружив такие познания у человека энергичного и молодого!

- Благодарю, отец мой.

Дженнак был впятеро старше Менгича, но тот выглядел стариком, морщинистым и седовласым. Так что обращение «отец мой» звучало вполне уместно.

- Попросим ответить на твой вопрос юного Нево, - сказал Менгич. - Он ученик Фалтафа из Норелга и должен кое-что смыслить в математике.

Сын Всевлада смущенно откашлялся.

- В этом вычислительном алфавите есть значок в виде косого креста, называемый «икс», - промолвил юноша. - Его используют чтобы указать неизвестную величину, и я думаю, что наставник Менгич выбрал его по этой причине. Икс - значит, неизвестное, еще непознанное, то, чему пока нет объяснений.

Старый умелец кивнул с довольным видом.

- Верно, непознанное и неизвестное. Мы уже знаем свойства этого излучения, знаем, что оно распадается на три потока, что два из них - частицы, а третий - эммелитовые волны, но суть явления нам неясна. Правда, мы получили подсказку, но об этом позже, мой лорд, позже, если ты не возражаешь... Так вот, частицы... Одни более легкие и заряжены отрицательно, другие, с положительным зарядом, намного тяжелее - примерно в несколько тысяч раз. Есть идея, объясняющая это. Представим, что разные виды материи состоят из крохотных шариков, которые, однако, очень велики в сравнении с нашими объектами. Возможно, структура этих шариков сложна, и есть у них тяжелое ядро с положительными частицами, а вокруг него вращаются легкие отрицательные... - Чегич сделал паузу. - Это тебе что-нибудь напоминает, ло Джакарра? Другое явление мира, но не в крошечных масштабах, а в огромных?

- Напоминает, - ответил Дженнак. - Так планеты вращаются вокруг солнца, которое гораздо массивнее их.

- У тебя быстрый ум, - одобрительно произнес Менгич. - Замечу, что поиск нового соединяет воображение и расчет. До этой планетарной картины додумался Ярема, мой помощник, а потом мы подкрепили ее математикой, в которой силен By к. Все сходится!

Они вторглись вглубь материи, подумал Дженнак. Это потрясло его. Вторглись с помощью простых вещей, даже примитивных - капли странного металла, который Менгич назвал сайбернитом, двух заряженных пластин и паровой камеры! Если и было здесь что-то удивительное, так лишь светочувствительный прибор для регистрации изображений - такие Дженнаку еще не попадались. Все остальное - проще некуда... И это потрясало снова. Это доказывало, что мощь разума справится с загадками природы, что для великих открытий нужно лишь соединение умов, время и ясная цель. Такая мысль не являлась для Дженнака новостью, но здесь и сейчас она завладела им с особой силой - ведь он находился в эпицентре тайны, которую раскрыли - или почти раскрыли - этот старик и два его юных помощника.

Стараясь сохранить спокойствие, он поинтересовался:

- Что ты скажешь, почтенный Лех, о третьей составляющей потока? Что это за волны?

- Ханаец Прада, познавший виды излучений, утверждает, что они не похожи на волны, переносящие сообщения. Те возбуждаются при колебаниях эммелитовых потоков в проводах, а эти исходят из сердцевины вещества, и проникающая способность у них больше. Мы еще не знаем, где и как они зарождаются.

Ярема, помощник Менгича, откашлялся.

- Позволишь сказать, учитель? - Старик кивнул, и молодой умелец продолжил: - Я думаю, эти волны появляются при перепадах энергии в ядре, в том центре, откуда вылетают тяжелые частицы. Там - средоточие огромной мощи... Если мы ею овладеем...

- Если овладеем... - задумчиво повторил Дженнак. - Что произойдет в этом случае?

Ярема и Вук заговорили, перебивая друг друга:

- Мы получим новый источник энергии...

- Неиссякающей энергии, ибо залежи сайбернита велики...

- Не надо будет сжигать уголь и земляное масло...

- Эммелитовая сила придет в каждый дом, даже самый бедный...

- Мы создадим мощный двигатель...

- Мы сможем летать вне атмосферы...

Услышав эти последние слова, Нево Ах-Хишари сделал шаг вперед, вскинул руку и выкрикнул:

- Мы построим ракету и достигнем Луны! Луны и других планет! А там, быть может, и звезд! Мы...

Лех Менгич рассмеялся.

- Вы, не я! Вы, молодые! Возможно, ло Джакарра все это увидит... А что мы можем показать сейчас? Лишь эти стеклянные пластинки да кусочек сайбернита...

- Не только, - молвил Ярема, принимая загадочный вид. - Не только это, учитель.

Улыбка Менгича погасла.

- Думаешь, лорду нужно взглянуть на чудо, природа коего нам неясна? Не примет ли он нас за колдунов? Или, хуже того, сочтет, что мы не умельцы, добывающие знания, а просто мошенники?

- Тебе решать, учитель, - откликнулся Ярема, а Дженнак, снова окинув взглядом подземелье, произнес:

- В Арсолане есть пословица: спев Утреннее Песнопение, не откажешься от Дневного... Какие еще чудеса ты припас, отец мой?

Старик поманил его к выходу. На пороге Менгич обернулся и, убедившись, что гость следует за ним, бросил помощникам:

- Ждите здесь, мы отлучимся ненадолго. Ты, Нево, потом проводишь ло Джакарру к Фалтафу, Праде, Славу Градичу и остальным. Лорд должен все увидеть.

Они миновали узкий коридорчик, Менгич отворил дверь небольшой комнаты, включил свет и показал Дженнаку на кресло. Затем принялся копаться в ящике массивного стола, сопровождая это воркотней:

- Садись, мой господин, садись. Тут я обычно размышляю... Размышления, сам понимаешь, требуют покоя и тишины... Прежде я ходил в лес, там тоже неплохо думается, но в мои годы, особенно зимой, долго в лесу не погуляешь... Ну, вот оно! Вот наше чудо! Помнишь, я сказал, что мы получили подсказку? Она перед тобой!

Дженнак, потрясенный, прикрыл на мгновение глаза, потом открыл их, но чудо не исчезло. В ладонях Менгича лежала яшмовая сфера, похожая на майясский гадательный шар - точь в точь такая, какую подарил ему когда-то на берегу Бескрайних Вод рениг Кро’Таха. Тот шар раскрылся в Цолане, в святилище Вещих Камней, явив последнюю Святую Книгу, но были и другие сферы, шесть таинственных предметов, показанных Дженнаку Че Чантаром - давно, почти что триста лет назад! Сфера старого умельца была их точной копией.

Но что в ней таилось? Что?..

Привычное усилие, и, преодолев тьму Чак Мооль, Дженнак очутился в прошлом. Там был богато обставленный хоган, устланный циновками и коврами, с серебряными подсвечниками в форме разинувших пасти кайманов, и с низким столиком - а на столе виднелся ларец с завернутыми в шелк шарами. Он следил, как длинные гибкие пальцы Че Чантара снимают шелковую ткань, и слышал его негромкий голос:

- Добыча полутора веков... Этот - дар племени котоама и получен сто сорок восемь лет назад; этот - дар старейшин хедина- зи, и ему минуло сто двадцать шесть; этот - от вождей тономов, ему без малого столетие...

Потом Чантар вытянул руку над одним их шаров, что-то ярко вспыхнуло, и над столом возник земной сфероид - многоцветный, огромный, шести локтей в поперечнике, и невесомый, как дыхание призрака...

Прошлое неторопливо разворачивалось в памяти Дженнака. Он снова видел эту запись, видел, как проплывают восточные берега Эйпонны, четкие и будто бы прорисованные уверенной рукой; за ними раскинулась ширь Бескрайних Вод, появились очертания Бритайи, Земли Дракона, Иберы и Лизира - края двух материков, разделенных Длинным морем. Нижний Лизир, был довольно велик и тянулся за экватор к югу, а верхний, Риканна и Азайя, выглядел таким громадным, что у Дженнака, как прежде, перехватило дыхание. Но лежавший на востоке океан оказался еще больше - в его просторах возникали острова, то крохотные, то огромные, не меньше Бритайи; потом из голубой дали выплыли берег Шочи-ту-ах-чилат и Перешеек, соединявший две Эйпонны. Тогда он спросил:

- Что это, старший родич?

И услыхал в ответ:

- Наш мир, запечатленный в этом шаре.

А затем Чантар раскрыл вторую сферу...

Тревожный голос Леха Менгича пробился к нему, смыв воспоминания.

- Лорд Джакарра! Ты меня слышишь? Что с тобой, мой господин?

- Ничего, - ответил Дженнак. - Ничего страшного. Я был безгласен от удивления. Мне уже встречались такие сферы.

- Где? Когда? - Старик покраснел от волнения.

- Об этом умолчу - тайна не моя. - Дженнак осторожно коснулся яшмового шара. - Что в нем? Ты знаешь, как его раскрыть?

Вздохнув с разочарованием, старый умелец провел над сферой ладонью, и в воздухе возникло изображение. Базальтовый обломок, тяжелый, темный и ребристый, будто бы мгновенье назад выломанный из твердой плоти задремавшего вулкана... Дженнак узнал его сразу: то была вторая запись, раскрытая Че Чантаром.

Как и прежде, картина начала быстро меняться: поверхность камня приблизилась, выступы и впадины превратились в гигантские горы и ущелья, потом одна из этих скал наплыла, в свою очередь сделавшись переплетением глубоких каньонов, трещин и выпуклых ребер, и вдруг распалась, представ в образе серого тумана, лихорадочно дрожавшего и как бы распираемого внутренней силой. Туман, однако, не был однороден; в этой серой мгле чудились сгущения, подобные зыбким шарам, окруженным трепещущей оболочкой и занимавшим узлы многослойного невода или множества паутин, развешанный слой за слоем и отличавшихся удивительным постоянством в форме ячеек. Сгущения увеличивались, расплывались облаками, но и в них все еще можно было угадать что-то плотное, какую-то регулярную структуру из вращающихся веретен или стремительных вихрей, спрессованных и сжатых подобно зернам, набитым в мешок.

Будто в забытьи, Дженнак повторил произнесенные в прошлом слова:

- Камень, сотканный из мглы и вихрей...

- Именно так, - согласился Менгич. - Мы видим внутреннюю структуру материи под большим - просто огромным! - увеличением. Это стало хорошей подсказкой для нас, ло Джа- карра. Мы полагаем, что сгущения - это тяжелые ядра, источник положительных частиц, а вокруг них вращаются вихри из легких отрицательных. Эта конструкция неимоверно прочна, ее скрепляют эммелитовые силы.

- Как попал к тебе этот шар? - спросил Дженнак.

- Я получил его давно, когда был немногим старше Вука и Яремы... - Взгляд старика затуманился. - Эммелитовый

Двор еще строили, и стройка была тайной, но он меня нашел, этот человек из Арсоланы... Принес мне сферу и молвил: это для тебя, Лех Менгич. Потоме добавил, что сферу нужно открывать средоточием мысли. Это все, мой господин.

- И что ты думаешь? Не о явленной нам картине, а о природе шара?

Менгич пожал плечами, снова провел над сферой ладонью, и изображение исчезло.

- Что я должен думать, лорд Джакарра? Ты ведь слышал, что сказали наши юноши: мы достигнем других планет и звезд... Но если существуют населенные планеты, кто-то мог добраться до Земли... те же шестеро богов со своими Святыми Книгами и остальным добром... Почему бы и нет?

- Почему бы и нет... - эхом повторил Дженнак. - И правда, отец мой: эти записи — не из нашего мира. Их принесли к нам, и теперь они ходят среди людей, передаются из рук в руки, служат украшением или подарком, но только мудрым открыто их назначение... Тот, у кого я когда-то их видел, тоже мудрец, и он сказал: вот божественное завещание, столь же ценное, как Чи- лам Баль. И еще сказал: не пришло для этого завещания время, и таится оно среди гор, лесов и в иных местах, дожидаясь, когда дети взрастут и поймут, где у клинка острие, а где - рукоять.

- Дети выросли, и время пришло, - отозвался Менгич, пристально глядя на Дженнака. - Все-таки, мой лорд... прости мое любопытство... ты можешь поведать, кто, когда и где показал тебе такую сферу?

- Не могу. Не могу, но передам тебе другие слова того мудреца. Он говорил, что мудрость должна сочетаться с осторожностью, ибо для детских игр меч слишком остр, а громовой порошок слишком опасен... Понимаешь?

-’ Да, - прошептал старик. - В знании о Неощутимом скрыты огромные силы, и если повернуть их не к добру, а к злу, мир увянет и падет с древа жизни как высохший лист... Об этом предупреждал тот мудрый человек?

Дженнак молча кивнул и поднялся. Мысли его метались подобно вспугнутым чайкам над берегами Хайана; он чувствовал, что должен обдумать увиденное и услышанное, поразмышлять над тем, как достался умельцу-росковиту один из яшмовых шаров Чантара и кем мог оказаться принесший его арсоланец. Но Менгич, к которому Дженнака проводил Нево Ах-Хишари, являлся лишь первой остановкой в Эммелитовом Дворе, слишком обширном, чтобы осмотреть его за день. А хотелось увидеть все! Или хотя бы самое главное.

До вечера Дженнак и Нево бродили среди приземистых корпусов, сложенных из серого кирпича и укрытых, насколько возможно, под ветвями деревьев, спускались в подземелья, осматривали наземные сооружения, вдыхали воздух, насыщенный то выхлопными газами, то острым привкусом озона. Телохранитель Венец, встретивший Дженнака во Дворе, не преувеличил - здесь трудились сотни умельцев и искусников. Не все, конечно, были мудрецами, но в каждом горел огонь познания; в одних разгорался мощно и ярко, в других чуть тлел, все же давая плоды, пусть не такие чудесные, как учение о Неощутимом. Кехара Ди из Рениги увековечивал изображения на пластинах со светочувствительным слоем, которые, при помощи особых зелий, переносились затем на бумагу; китанец Гун Та занимался веществами, похожими на кость или черепаший панцирь, но при нагревании текучими, как металл - из них делали легкую мебель, перегородки, ткани, посуду и изоляцию для проводов; нефатец Ут работал над станком для сверления железа и камней; Вечер Чинчатаун, потомок атлов и россайнов, изобрел немыслимое, небывалое: судно, способное нырять и плавать под водой - правда, пока в бассейне. В мастерской Фалтафа из Норелга, учителя Нево, ревели моторы, а чуть подальше, в особо прочном бункере, три фалтафовых помощника готовили сихорн - самый чистый, какой только есть на свете.

В таком горючем нуждались многие, и сам Фалтаф, и Вечер с Утом, и Градич, творец необычных воздушных машин. Его конструкции не походили на боевой крылан или воздухолет с газовой оболочкой, хотя, как и крыланы, относились к аппаратам тяжелее воздуха. Крыльев у них не было - вернее, крылья вращались над кабиной, и винтокрыл, как назвал его Градич, мог взлетать и приземляться вертикально.

Самое высокое здание о трех этажах принадлежало Лига Праде, беглому аталийцу. Его помощники трудились внизу, изготовляя хитрые детали из металла и стекла, наматывая медный провод на большие барабаны и занимаясь приборами для измерения эммелитовой силы. Верхний этаж загромождали стойки с десятками стеклянных баллонов, в которых тлели огоньки, бухты толстых кабелей и распределительный щит - устройство с множеством лампочек, рукояток и шкал измерителей. Над крышей возносился лес металлических шестов с проволочными решетками, напоминавшими корзины, глядевшие на все стороны света. Прада утверждал, что с их помощью можно генерировать разные волны, и одни распространяются до горизонта, а другие многократно обегают земной шар, отражаясь от верхних слоев атмосферы. Этот новый метод связи поразил Дженнака; пользуясь им, можно было общаться с людьми на любом континенте и даже с кораблями в океане. Усевшись перед панелями щита, он оглядел россыпь цветных огоньков и произнес:

- Твое умение чудесно, достойный Прада! Но с кем ты беседуешь? Ведь говорящий с тобой должен иметь такое устройство, я не ошибаюсь?

- Не ошибаешься, мой милостивый тар. - Лиго Прада, тощий, смуглый, настоящий аталиец с юга полуострова, титуловал Дженнака таром, как положено в Ибере и Атали. - Но моя установка - опытная и потому большая, а три передатчика поменьше уже находятся у моих покровителей, и при каждом есть обученный умелец.

- Кто же они, эти покровители?

- Вожди Мятежного Очага. Связь им нужна в первую очередь.

- Но все они в Роскве или в Россайнеле, - заметил Джен- нак. - До Шанхо и городов Эйпонны расстояния намного значительней... Если желаешь, я отправлю передатчик в Хайан на корабле, чтобы ты проверил дальность связи.

- Да хранят тебя боги, тар Джакарра, но в этом нет нужды. -

Прада хитро прищурился. - Все уже проверено, и не единожды - уже три года я поддерживаю связь на дистанции в половину земного экватора. Мои покровители щедры, и за это время я усовершенствовал аппаратуру... Теперь можно ловить хоть голоса из Великой Пустоты, если кто-то или что-то в ней таится!

Дженнак приподнял брови.

- Ты отослал передатчик на другой континент?

- Нет. В Эйпонне тоже додумались до этого способа связи.

К счастью, не аситы, потомки шакала!

- Кто же?

- Я не могу об этом говорить, светлый тар. Завтра приедет вождь Чегич, и лучше, если ты спросишь у него.

Стемнело, и Дженнака проводили в гостевой дом, где нашлась ванна с горячей водой, а после нее - обильный ужин и мягкая постель. Вытянувшись на ложе, он почувствовал усталость - не столько от проделанной дороги, ходьбы по Двору и хоганам умельцев, но, скорее, от избытка впечатлений.

Он мог считаться неуязвимым, но неутомимым точно не был, а в этот день пришлось увидеть многое и о многом говорить. Из-за этого сон бежал от Дженнака, и не было рядом Чени, ее нежных рук, ее спасительных объятий, ее чарующего запаха... Он лежал на спине и, глядя в потолок, вспоминал колдовские глаза Айчени, теплоту ее губ, прикосновение пальцев, но постепенно мысли его повернулись от шелков любви к более загадочным предметам.

Этот яшмовый шар... Был ли он в самом деле из тех, показанных ему Чантаром?.. Сферы могли дублироваться - скажем, для надежности; чем их больше, тем вероятнее, что одна из них попадет в нужные руки. С другой стороны, шар принес арсола- нец, и вряд ли это другой экземпляр той памятной записи... Записи, не чуда и не колдовского раритета! Дженнак уже не был столь неопытен, как в давние времена, и понимал, что шар - устройство для сохранения информации, движущихся картин и, вероятно, звуков. В принципе, Кехара Ди из Рениги делал то же самое, но с меньшим совершенством - его изображения пока не двигались и были молчаливы. Но не пройдет и половины века, размышлял Дженнак, и все, что летает и бегает в реальности, будет также отражаться на стекле, в зеркале или каком-то ином материале. Будет непременно - ведь хитроумный Одисс помогает тем, кто не ленится шевелить мозгами! Так что ничего загадочного в этих сферах нет, кроме факта их появления в эпоху, когда Великих Очагов еще в помине не было.

После долгих раздумий он решил, что сфера Менгича все же та самая, из чантарова ларца. Что случилось с ларцом и его содержимым, не было известно, но Дженнаку казалось, что эти вещи хранятся у арсоланских сагаморов - если только Чантар не спрятал ларец в каком-то тайном месте. Вдруг Чени видела его?.. Нужно спросить, отметил Дженнак, прикидывая, кто из сагаморовой семьи мог переправить сферу Менгичу. Сам Че Куат?.. Один из старших братьев Чени?.. Может быть, Чантар оставил им письмо с распоряжением?..

Усмехнувшись, он закрыл глаза. Нет и нет! И еще раз нет! Все эти предположения наивны! В том, что шар здесь появился, видна рука Чантара! Его разум, его воля и его приказ! Вряд ли мудрый Че Чантар погиб или исчез бесследно, как пишут в исторических трудах - ему ли, Дженнаку, сахему Бритайи, об этом не знать! Он сам мастер исчезновений! И никогда не забудет слов Чантара, когда он усомнился в праве своем и его, в праве решать за всех, властвуя над миром явно или тайно!

Чантар тогда сказал: долг повелевает нам заботиться о грядущем... Таков долг кинну, а их в мире всего двое - ты и я!

Армия у границ Россайнела, флот у берегов, грядущее восстание, схватка с аситами - его, Дженнака, заботы. А Че Чантар позаботился о том, чтобы к умельцам-росковитам вовремя пришла подсказка...

С этой мыслью он уснул.

Имя у Тура Чегича было россайнское, но на россайна он не походил: невысокий, хрупкий, широкоскулый, с выпуклым высоким лбом и раскосыми темными глазками-щелями. Усы у него имелись, но очень скудные, из трех волосин, а бороды даже в намеке не существовало - во всяком случае, Дженнак ее не разглядел. По словам Чегича, бабка его была дейхолкой, а дед - изломщиком, но их старший отпрыск покинул Сайберн и еще в молодые годы перебрался в Роскву, куда погнала его жажда знания. В столице он смешал свою кровь с побочной дочерью знатного асита, стал большим искусником в сфере языков и способов стихосложения и прославился пьесами для лицедеев. Эти сочинения были так ироничны и злободневны, что в какой-то период жизнь старшего Чегича колебалась между плетью из бычьей кожи и бассейном с кайманами. Однако правивший в те времена наместник решил не обострять ситуацию, и Чегича с женой выслали на Северный Айрал. Там, сорок восемь лет назад, и родился Чегич-млад- ший, нареченный Туром.

Юношей он вернулся в Роскву, ибо унаследовал от отца страсть к знаниям и бунтарский дух. Но сочинением пьес Тур Чегич не увлекался, а писал более серьезные труды: о разумном взимании налогов, о справедливом правлении, о тактике подпольной борьбы и, разумеется, о свободе. Со временем он стал видной фигурой в Мятежном Очаге, и хотя не было у него богатств и даруемой ими власти, Ах-Хишари и другие росковитские магнаты выбрали его своим вождем - за светлый разум и несгибаемое упорство. И сделали правильно, так как у Чегича было еще одно качество - решимость идти до конца. К тому же он обладал талантом стратега и был из тех людей, коим заметны рост травы и ток подземных вод - не зря в Китане и Сайберне его прозвали Ченом Трехглазым.

Дженнак состоял с ним в тайной переписке много лет. Их встреча была неизбежна, и в этом смысле бегство из Шанхо мнилось не попыткой скрыться от Невары, а знаком судьбы: оба вождя сошлись в нужном месте и в нужное время. А время торопило! Боевые отряды россайнов и армии за рубежами страны ждали сигнала к выступлению; только ударь в барабан, и грянут в ответ метатели, свистнут пули, ринутся на восток корпуса бритунцев и иберов, норелгов и скатаров, возьмут защитные аситские валы, а в городах поднимется народ, встанут дружинники и ополченцы - тысячи и тысячи! Был Россайнел грудой сухих поленьев, что готова вспыхнуть, а в Сайберне костер уже горел, и летели его искры в Китану и на далекий остров Ама-То. Пожалуй, лишь одного не хватало - зримого повода, какого-то движения аситов, всплеска их активности. Сказано в Книге Повседневного: тот, кто обороняет свой очаг, подобен благородному соколу, нападающий же смердит, как стервятник... Росковиты это понимали и понимал Мятежный Очаг; всем хотелось иметь оправдание перед богами - мол, первыми начали не мы.

Но боги были милосердны и разумны, боги понимали, что борьба за власть - в природе человека. Так что если ударить первыми, без всяких поводов, боги поймут и простят.

Это и сказал Дженнаку Тур Чегич, вождь Мятежного Очага. Они сидели в гостевых покоях, а за окнами, над лесом и Эммелитовым Двором, вставало солнце, тихо гудели провода и колыхался на ветру принесший Чегича воздухолет. Он прилетел ранним утром, но, очевидно, выспался в дороге — был свеж, как умытый росою листок. Не исключалось однако, что это его обычное состояние, что он вообще не знаком с усталостью и в любое время, днем ли, ночью, выглядит бодрым и энергичным. Он бегло говорил на арсоланском, вставляя иногда слова на языках Россайнела и Китаны. От него исходили уверенность и сила; его жесты были резкими, речь - быстрой, и всякий, кто общался с ним дольше четверти всплеска, понимал: в этом хрупком теле живет могучий дух.

- Ты прав, боги поймут п простят, а если им нужно, то вмешаются, — с улыбкой произнес Дженнак. Чегич ему нравился; такой предводитель с твердым сердцем был достоин белых соколиных перьев. - Так что не будем больше о богах, а перейдем к делам насущным. Ты, вождь, вернулся с севера Готовы ли ваши отряды соединиться с норелгами?

- Да. С нашей помощью войска на севере удвоятся, — Сказав это, Тур Чегич принялся называть города и расстояния, численность пеЪшх и конных дружин, их оснащение и время, когда они вольются в наступающую армию. Он говорил без недомолвок и нерешительности, как полководец, взвесивший силы до последнего патрона и мешка с овсом; вероятно, он держал в уме диспозицию всех войск от Пелты до Лодейного Причала. Скоро Дженнаку стало ясно, что Чегич не зря возглавляет мятежников - ни Борк, ни Тереволд, ни старший Ах-Хишари с ним сравниться не могли. Он был не просто накомом, но стратегом - из тех, что могут выиграть или проиграть сражение, но в войне победят непременно.

- Ты отправился на север, - произнес Дженнак, когда Чегич замолчал. - Почему? Это направление кажется тебе более важным?

- Разумеется. В северных городах аситские гарнизоны невелики - аситы холодов не любят и к ним непривычны. Наши . войска собраны там в кулак и с помощью норелгов быстро подавят сопротивление, а это значит, что их можно перебросить в Роскву. От Пелты до Росквы четыре полета сокола, а от Днапра меньше трех, но северная армия раньше доберется в столицу. Бои на западе будут упорными и затяжными, и успех нашего дела решится не там, а здесь! - Чегич резко вскинул руку. - Здесь, в Роскве! Ибо кто владеет столицей, тот владеет страной! Битва на Северных и Западных Валах позволит сковать силы противника, но главная наша задача другая: захват Пяти Пирамид, пленение наместника, разгром аситов в Роскве. Ты согласен с этим?

Дженнак медленно кивнул.

- Мы можем не дожидаться помощи с севера, вождь. Войска за Днапром многочисленны и снабжены воздухолетами. Если перебросить в столицу два-три корпуса - скажем, бритунцев и иберов, - то с ними я возьму Пять Пирамид. Борк, однако, опасается, что воины, справившись с аситами, начнут грабить город.

- А как считаешь ты сам?

- Я считаю, что нельзя поджарить мясо, не разложив костра. Что же до бритунцев и иберов... Это отборные бойцы, Тур, и они помнят, что изменивший клятве пойдет в Чак Мооль с хвостом скунса в зубах. Борк зря беспокоится.

- Хорошо, - молвил Чегич после недолгого раздумья. - Пусть твои воины прилетают в Роскву и пусть это будет сигналом к восстанию. От нас до Днапра недалеко... Если ты отдашь приказ сейчас, то ночью они будут здесь. А мы соберем городские отряды и подтянем дружинников из окрестных лесов - прежде всего, конницу Борка и Ах-Хишари.

При всем внешнем несходстве Чегич напомнил Дженнаку покойного брата Джиллора, великого воителя. Воля Джиллора была несгибаемой, решения - быстрыми, и его отряды, стоявшие сегодня под Хайаном, завтра могли поить коней на берегах Отца Вод. И хоть не писал Джиллор трактатов о налогах и хитростях правления, но владыкой был справедливым; в дни мира и в дни войны никто не мог упрекнуть его в жестокости или небрежении. И о другом еще думал Дженнак, о том, что править еще тяжелее, чем вести войну - ведь война отменяет многие законы, а мирное правление требует их соблюдать, не давая преимуществ сильным перед слабыми, не плодя обиженных и недовольных. Под силу ли это Чегичу? Воюющий подобен ягуару, но править людьми должен все же мудрый кецаль...

- Вы победите, ты и другие вожди Очага, - сказал Дженнак. - И что вы будете делать патом? Отдадите власть Протектору, как в Риканне? Найдете себе сагамора из достойной семьи? Или будет у вас совет богатых и знатных, как в Кейтабе, Тайонеле и Рениге? Будет ли ваше правление справедливым, как заповедали боги? Куда вы поведете свой народ?

Чегич прищурился, потер высокий лоб.

- Разве народ — стадо овец, чтобы вести его куда-то? Главное, чтобы у людей был стержень, нечто их объединяющее и такое же мощное, как земля и единый язык. Стержень у каждого племени свой: россайны изобретательны и предприимчивы, изломщики вольнолюбивы и склонны к переменам, китаны - мудрый и мирный народ, почитающий традиции, дейхолы добросердечны, но не терпят посягательств на свою свободу. Пусть каждое племя идет туда, куда направляют его природные склонности, а основное дело власти — не мешать. Выбор за людьми, и это их право.

- Верные слова, но ни один властитель с тобой не согласится, - возразил Дженнак. - Властитель мнит себя отцом народа, а всякий отец лучше знает, что хорошо для его детей, а что плохо.

- Спаси благой Тассилий от многознающих владык! - Чегич с такой силой сцепил пальцы, что костяшки побелели. - Спаси и сохрани! Мы не можем полагаться на кого-то одного, даже если бы пришел к нам отпрыск Великого Дома, не крыса Шират, а настоящий светлорожденный, пожелавший нами править. Пусть этот повелитель мудр и милосерд, но будет ли таким его наследник? Или наследник наследника? Сядет этот новый владыка на циновку власти, как говорят в Эйпонне, и станет источником страданий, горя и многих глупостей... И потому правителя надо выбирать всем миром и на недолгие годы, лет на восемь или десять. А после него пусть приходит другой достойный человек и правит, сколько отпущено законом. Это, светлый тар, будет справедливо. Если же выберут глупца и негодяя, кто виновен? Сами люди! И, помучившись, скажут они: какой народ, такой и правитель! Тоже справедливо!

- Планы твои необычны, - молвил Дженнак в некотором ошеломлении. - Известно, что в древности выбирали вождей, но не многолюдные народы, а небольшие племена или общины городов. В городах случалось по всякому, а вожди племен правили всю жизнь и старались передать власть своим потомкам. Ты же предлагаешь другое, совсем новое... - Он покачал головой. - Такое, чего на свете еще не было... Поистине, ты человек великого ума! Чен Трехглазый, как зовут тебя дейхолы и китары!

Лицо Чегича расплылось в улыбке, глазки-щелочки лукаво блеснули.

Он наклонился к Дженнаку и тихо прошептал:

- Открою тебе одну тайну, мой лорд... Я в самом деле Тур Чегич, сын Влаха Чегича, и в последние годы меня прозвали Ченом Трехглазым... Но Чен - не я! Готов поклясться чем угодно! Благоволением Тассилия, или веслом и парусом, как говорят кейтабцы, или рогами Хардара, как клянутся сеннамиты! Чен Трехглазый - это не я!

Этот человек - кладезь загадок и тайн, подумалось Дженнаку. Чени сказала бы, что он - бальзам из горных трав: отхлебнешь, взбодришься, но что намешано, не каждый целитель разберет. Возможно, его речи - шутка?

Он спросил об этом у Чегича, но тот, взглянув на суточный диск, покачал головой.

- Я не шучу, тар Джакарра, и не прошу верить мне на слово. Сам увидишь... а точнее, услышишь сегодня вечером, в должный срок. Пока же давай составим послания: ты - к своим на- комам, я - к своим. Составим и доверим их Бесшумным Барабанам... Это дело серьезное и потребует времени.

- Только не от меня, - заметил Дженнак. - У меня есть помощники, накомы над накомами - те, что сидят на сундуках с деньгами. Одному из них я должен передать условный сигнал и приказ насчет отправки в Роскву воинов. Это все.

- Прекрасная организация, - молвил Тур Чегич. - А вот мне предстоят серьезные хлопоты. Предводители моих отрядов, не говоря уж о Тереволде, Борке и остальных, должны знать, что вождь их уважает й шлет им личное послание. Только так и не иначе! - Он ухмыльнулся и встал. - Сейчас я покину тебя, ло Джакарра. Встретимся через два всплеска после дневной трапезы.

- Все в руках Шестерых, - сказал Дженнак по привычке.

- Да свершится их воля! - откликнулся Чегич и вышел.

Утро миновало, солнце уже поднялось в зенит. Явился Нево,

верный проводник, и предложил наведаться к Фалтафу или Менгичу, но Дженнак сделал жест отрицания. Осмотр Эммели- тового Двора был бесспорно полезным и любопытным занятием, но его мысли уже обратились к другому; время мира миновало, и этот день, День Ясеня Месяца Света, нес с собой пламя войны. Поэтому Дженнак велел молодому Ах-Хишари вести его на станцию Бесшумных Барабанов, где обнаружились две девушки-связистки, Белянка и Трава. Продиктовав несколько слов и чисел, улетевших в Ханай, он дождался подтверждения, постоял у окна, всматриваясь в небо и представляя, как его сигнал мчится из Ханая в города Риканны, а оттуда - к накомам, акдамам и батабам, на корабли и воздушные суда, к предводителям конницы и пехоты, к обозам с ракетами и метателями, к умельцам, что должны навести переправы через Днапр и проложить дороги среди северных болот. Тьма Чак Мооль разошлась, и на мгновение Дженнак увидел десятки картин, словно наложенных друг на друга; бегущих к воздухолетам иберов и бритунцев; всадников, боевые машины и колонны пехоты, покидающие лагеря; огромные повозки с грудами еще ненадутых понтонов, горючим, боеприпасами и воинским скарбом; крыланы, взмывающие в небеса; флотилию броненосцев, что двигались К берегу, хищно вытянув стволы; суроволицего Вальхара, накома из Бритайи - тот стоял в окружении батабов, адъютантов и посыльных, сунув ладони за широкий пояс.

Видения мелькнули и исчезли, за окном снова шумел лес, в небе плыли полупрозрачные легкие облака. Мирное зрелище... Завтра, подумал Дженнак, мир сохранится только в дремучих россайнских лесах.

Он повернулся к девушкам и сказал: Свяжитесь с усадьбой господина Ах-Хишари и с его дворцом в столице. Я хочу знать, где тари Айчени, моя жена.

Белянка принялась отбивать сообщение, нажимая на клавиши, затем застрекотало приемное устройство и из его щели поползла лента с черными значками. Трава подхватила ее и прочитала текст, беззвучно шевеля губами.

- Твоя супруга в Роскве, ло Джакарра. Гуляет с молодой хозяйкой Светозарой по Торговому Двору, - улыбнувшись, промолвила связистка. Потом добавила: - Сообщают, что под надежной охраной. С нею человек по имени Туап Шихе и Венец со своими людьми. Вечером они вернутся в поместье.

- Хорошо. Вечером и особенно завтраженщины должны быть в безопасном месте. Передайте это господину Ах-Хишари.

Перекусив вместе с Нево в гостевом хогане, Дженнак поглядел на суточный диск, убедился, что время еще есть, и стал расспрашивать юного Ах-Хишари про Чегича: давно ли и по какому поводу прозвали его Ченом Трехглазым. Нево объяснил, что эта кличка пошла от китанов, живших в Роскве в особой слободе и занимавших изготовлением сливового вина, посуды и бумаги. Ничего нового в том не было - Дженнак знал, что Чен - китайское имя, а Чен Трехглазый - древний китайский бог, такой же мудрец и провидец, как Мейтасса.

Вскоре явился посланец от Чегича и повел Дженнака к знакомому зданию с шестами на крыше, к тому, где находилась мастерская Лиго Прады. Они поднялись на третий этаж, к распределительным щитам, мигавшим яркими огоньками. Кроме Прады и Чегича здесь никого не было; вождь россайнов стоял у пары раструбов, обтянутых белой и черной тканью, умелец возился с рычагами, что-то настраивал, поглядывая на шкалы приборов. Наконец, довольно хмыкнув, он поклонился Джен- наку и Чегичу, сказал, что все в порядке, и вышел.

- Вчера я был здесь и беседовал с Прадой, - произнес Дженнак. - Чудесное изобретение! Сейчас для этих приемников и передатчиков нужен большой зал, но когда-нибудь их заменят устройства в четверть локтя и весом не больше, чем земляной плод Люди смогут носить их с собой и говорить друг с другом в любое время... Представляешь, вождь!

- Когда-нибудь, - откликнулся Чегич. - Но пока время связи нам не подвластно. Беседы на далеком расстоянии ведутся с десятого по одиннадцатый всплеск. Мы будем говорить в белый матерчатый конус, - он показал на раструб, — а речь нашего друга услышим из черного. Мыс ним общаемся на арсо- ланском, и мне пришлось выучить этот язык. Но ты, кажется, владеешь им свободно?

- С детства, - подтвердил Дженнак. - Я ведь родился в Ханае, в Атали, а это, с эпохи Джемина Строителя, арсоланский протекторат. - Помолчав мгновение, он добавил: - Было сказано Прадой, что в Эйпонне тоже изобрели связь без проводов и сделали это не аситы. Я полагаю, арсоланцы, раз мы будем говорить на их языке?

- Арсоланец, - уточнил Тур Чегич. - Арсоланец, так как беседует со мной всегда один и тот же человек. Он назвался Ченом... Собственно, он и есть Чен Трехглазый.

Странно, но это признание не удивило Дженнака. Он лишь кивнул с задумчивым видом и поинтересовался:

- Давно ли ты говоришь с ним?

- Не меньше трех лет. С тех пор, как Прада установил с ним связь, а я обучился арсоланскому. И знаешь, мой лорд, что я тебе скажу... - Привычным жестом Чегич огладил выпуклый лоб и признался: - Иногда мне кажется, что я разговариваю с одним из шести богов - может быть, с Истоком или Соланом или даже с самим благим Тассилием... Пойми меня правильно, я вовсе не религиозен, таким уж воспитал меня отец, но этот Чен - поистине кладезь божественной мудрости! Я не сразу понял..;

- Не сразу понял... - повторил Дженнак, когда молчание затянулось.

- ... что он направляет меня своими советами, - продолжил Чегич, глядя в матерчатый конус, будто был перед ним не рупор приемника, а человеческое лицо. - Когда я овладел арсоланским, мы стали говорить о множестве предметов. О том, как устроен мир людей, что изменилось в нем с прежних времен, и как протекали эти изменения... Еще — о справедливости, о власти, о свободе, о долге перед народом и богами... О том, как правят в Очагах светлорожденных и древних государствах Запада, Тайонеле и Кейтабе, Рениге и Юкате... О Протекторах Рикан- ны, власть к которым перешла от потомков Джемина Строителя... Об аситской империи, соединившей Коатль с Мейтассой и некогда пославшей корабли, чтобы захватить Азайю... Он рассказал мне такие вещи, о которых в Россайнеле и странах Риканны что-то слышали, но важность их для судеб мира оставалась непонятной. Об одном старинном соглашении между Домами Эйпонны, которому скоро будет триста лет...

- Что ты имеешь в виду? - спросил Дженнак. - Не Разделительный ли Договор?

- Да. И знаешь, мой лорд, - Тур Чегич понизил голос, - он говорил об этом Договоре так, словно сидел в том цоланском дворце, в Зале Сорока Колонн, где светлорожденные делили Лизир, Риканну и Азайю. Он словно был этому свидетелем! А надо сказать, что в год, когда Прада связался с Ченом, в Роскву привезли книгу одиссарского историка...

- «Трактат о загадочных исчезновениях» Ангара Одиссарца, - сказал Дженнак. - Я тоже с ним ознакомился. Действительно, прелюбопытная книга!

- Согласен. Вскоре «Трактат» перевели на наш язык, и, прочитав его, я понял, что, возможно, Великий Сахем Бритайи и сагамор Арсоланы не погибли в льдах и снегах. Звучит невероятно, да? Ведь им сейчас три или четыре сотни лет! Но среди светлорожденных были случаи удивительного долгожительства... И подумалось мне: не сам ли светлый Дженнак, сахем, увенчанный белыми перьями, говорит со мною? Не он ли делится мудростью с Туром Чегичем? Не он ли направляет наш Очаг? Ведь тот Договор был заключен с тасситами и атлийцами именно светлым Дженнаком!

- Хвалю твою проницательность, - сказал Дженнак, - но Чен Трехглазый точно не Сахем Бритайи. Я в этом уверен.

- Почему?

- Потому хотя бы, что Чен говорит с тобой на арсоланском, а светлый Дженнак - одиссарец. К тому же он долго жил в Риканне и знает язык россайнов.

- Как ты, - промолвил Чегич с хитроватой усмешкой.

- Как я, - подтвердил Дженнак. - Так что вернее предположить, что с тобой беседует Че Чантар, сагамор Арсоланы.

Вождь Мятежного Очага пожал плечами.

- Что ж, я совсем не огорчен... Че Чантар великий мудрец, прославленный в веках, и я охотно последую его советам. А светлый Дженнак... О, это великий воитель! И, быть может, он тайно прилетит к нам в Роскву вместе с бритунцами и иберами и поведет их на штурм Пяти Пирамид... Как знать!

- Как знать! - согласился Дженнак.

- Но об этом мы не будем вести разговоры, - заметил Чегич. - Ни о светлом Дженнаке, ни о мудреце Чантаре... Их право таиться и называть себя другими именами. Их право давать советы и вести нас в бой. Их право учить нас справедливости... И если они это делают, то спасибо им! Им и богам, направившим в мир своих избранников!

Переглянувшись, они улыбнулись друг другу. И подумал Дженнак, что хоть Тур Чегич - не Чен Трехглазый, но вождь Очага тоже непрост и может разглядеть, как растет трава и текут подземные воды. Чегич же, повернувшись к раструбу, промолвил:

- Время идет, срок приближается, и скоро мы поговорим с мудрейшим человеком на Земле. Кстати, мой лорд, те мысли насчет выборных правителей принадлежат не мне — Чен надоумил. Он говорит, что огромной страной править труднее и способ для этого один: чтобы люди уважали власть и подчинялись ей без принуждения. Не подданными должны они быть, а сообществом свободных; только так устроится наша держава. Она ведь и правда огромна - от Днапра до океанских берегов!

- Увидим, вождь, - сказал Дженнак, — увидим.

- Ты увидишь, - послышалось в ответ. И не было в этих словах ни ни горечи, ни зависти, только доверие и надежда.»

Внезапно черный конус будто бы вздохнул. Это был вздох великана, исторгнутый из могучей груди; казалось, вслед за ним раздастся гулкий мощный глас, и кто-то из богов или сама Великая Пустота обратится к людям. Но прозвучавший голос принадлежал человеку, хотя странные шорохи и посвисты сообщали ему непривычный, даже таинственный оттенок.

- Чен на связи. Слышишь меня, достойный вождь? Отзовись!

Что бы ни шелестело, ни свистело в земной атмосфере, этот голос, властный, уверенный, спокойный, Дженнак узнал бы во сне и наяву. Десятки вопросов теснились в его голове; ему хотелось спросить, где находится Чантар и как туда добраться, здоров ли его старший родич и почему таился столько лет, одинок ли он и есть ли рядом друг или возлюбленная, кто ему служит и заботится о нем, какие знания его обогатили за это долгое, долгое время - неужели сам Чантар придумал беспроводную связь? Вопросы, вопросы, целый океан вопросов... Но Дженнак молчал, думая, что этот новый способ связи всем хорош, но инкогнито сохранить не позволяет - не от Чантара, разумеется, а от свидетеля возможной их беседы, который уже явил свою догадливость. И хоть для недоверия не было причин, но лучше Чегичу не знать, кто таков Джен Джакарра. Если вождь предполагает - что ж, хвала его разуму! Но догадки - не точное знание... И Дженнак молчал, ожидая ответа Чегича.

- Здесь Чегич, - произнес тот, приблизив лицо к белому рупору. - Но я не один - со мною тар Джакарра, о котором я тебе рассказывал. Джен Джакарра, прилетевший в Роскву из Шан- хо, наш друг.

- Значит, и мой тоже, - послышалось из черного конуса. - Если тар Джакарра был когда-нибудь в Инкале, то мы, быть может, с ним встречались. Случайно, в гавани или на улице... Хотя, вождь, имя его я знаю только с твоих слов, а лица не помню.

Он догадался! - возликовал Дженнак и, придвинувшись ближе к Чегичу, произнес:

- Да будет с тобою милость Шестерых, мудрый Чен!

- Все в их руках, - откликнулся невидимый собеседник. - Благополучен ли ты, тар Джакарра? Здоров ли, крепок ли душой и телом?

- Настолько, что завтра поведу своих воинов в бой с асита- ми. Помнишь, как говорят в Одиссаре? Если в полдень битва, точи клинок на рассвете... Но свой меч я наточил, не дожидаясь утренней зари.

Пауза. Потом:

- Значит, завтра вы выступаете... Я рад, Джен Джакарра, что в этот день ты будешь вместе с Чегичем и вождями его Очага. Наверное, ты много странствовал и много воевал?

- Пришлось, - сказал Дженнак.

- Думаю, ты опытный наком. Из тех, что побеждают умением, без лишней крови и гор мертвых тел.

- Таких гор не будет. Во всяком случае, я постараюсь.

С этими словами Дженнак отступил от раструба, а Чегич начал совещаться со своим далеким наставником. Они говорили не о движении войск, не о битвах и штурмах крепостей, а том, что будет после: как удержать власть, не допустить хаоса, выбрать достойных градоначальников и что вменить им в первую обязанность. Видимо, ни Чегич, ни Чантар не сомневались в победе Мятежного Очага и рассуждали в этот день лишь о ее последствиях. Что было правильно; великие перемены в землях росковитов отзовутся всюду, и костер войны мог заполыхать не только в Азайе, но и в Эйпонне. Сил у владык Асатла хватало, и, потеряв заокеанские колонии, они наверняка ударят по Одиссару и Арсолане. Наверняка ударят, размышлял Дженнак; всегда виновен тот, кто ближе и слабее.

Голос Че Чантара ласкал его слух. О многом хотелось Дженнаку спросить, о многом рассказать, но без свидетелей; и решил он, что вернется сюда в дни мира, чтобы Прада сделал для него такой же чудесный аппарат, и тогда он сможет говорить с Чантаром из Ханая или Шанхо. Возможно, поехать к нему с Айчени и сказать: задуманное тобою и моим отцом свершилось - вот женщина из рода твоего, что стала мне супругой...

Чегич закончил переговоры, повернул рукоять, и огоньки на пульте погасли. Великая Пустота вздохнула в последний раз и смолкла; люди больше не тревожили ее, и только свет солнца и звезд пронизывал земную атмосферу и бездны, лежавшие за ней.

- Мудрый человек, - произнес вождь мятежников. - Кем бы ни оказался этот Чен, боги одарили его умением предвидеть и великим разумом. Воистину его тень длинна, как говорят в Эйпонне!

- Как ты думаешь, почему он тебе помогает? - спросил Дженнак.

- Я размышлял над этим, тар Джакарра. Сначала мне казалось, что он, как всякий арсоланец, враг аситам. Но это неверно, это мнение глупца, чей взор скользит по поверхности и не способен проникнуть внутрь... Со временем я понял, что он не аситам враг, а порабощению и жестокости. Он...

Двери вдруг распахнулись, в зал вбежала связистка Трава, а за нею - мужчины, Прада со своими помощниками, телохранители Чегича, Нево Ах-Хишари и еще какие-то люди. Скрипнул пол под быстрыми шагами, помещение наполнилось гулом голосов:

- Вождь...

- Срочное сообщение...

- Передают из Росквы...

- Прямо со Священной площади...

- Пожар!..

- Пожар и разбой!..

- Эти аситские псы..:

Чегич поднял руку.

- Тишина! Трава, говори.

Девушка уже отдышалась.

- Сообщение из Росквы, вождь. Аситский отряд напал на Торговый Двор Ах-Хишари... Там идет сражение, много убитых и раненых. Они поджигают лавки и мастерские, избивают безоружных... Вся восточная часть площади в огне...

- Да проклянет их благой Тассилий! - выкрикнул Чегич, сжав кулаки. Внезапно тон его сменился, и Дженнак понял, что вождь холоден, как лед. - Значит, они начали первыми... - пробормотал Чегич. - Теперь мы ответим... Трава, на станцию! Мне понадобится связь.

Он шагнул к выходу, но на пороге обернулся и отыскал взглядом Дженнака.

- Ло Джакарра, тебе, наверное, стоит вернуться в Роскву. Ночью прилетят твои воины, бритунцы и иберы... Будет лучше, если ты их встретишь и возглавишь.

- Конечно, - сказал Дженнак, - конечно.

Вместе с Нево он отправился в обратный путь, сначала по лесу в экипаже-«жуке», потом на серебристой «рыси», но думал по дороге не о бритунцах и иберах, не о грядущем сражении и штурме Пяти Пирамид и даже не о Чантаре, явившемся вдруг из многолетнего забвения. Одна мысль билась в голове: что с Айчени?.. Торговый Двор горит, площадь в огне, горожане схватились с аситами и погибших много... Боги, сохраните ее! - подумал Дженнак, ныряя в темную завесу Великой Пустоты.

Чени была жива. Это все, что он почувствовал.

В День Ясеня месяца Света три сагамора покинули Чилат-Дженьел, и повелитель Асатла им в этом не препятствовал. Совет Великих Домов завершился, но был он странным, непохожим на встречу владык, решающих судьбы мира. Будто собрались они лишь затем, чтобы выслушать претензии Шнрата и поглядеть на его броненосцы, а остальное время провести в пирах и забавах. Не заключили они договоров, не приняли важных решений, не подвесили вампы к словам, высеченным в камне, не привели свидетельств своей непричастности к Мятежному Очагу; казалось, Шират выплеснул свой гнев и, успокоившись, решил показать, что питает к трем Великим Очагам полное доверие. Хотя в промежутках между пирами они обсуждали ситуацию в Азайе, Шират уже не упрекал их в помощи мятежникам, не угрожал, не требовал, чтобы Дома Арсолана и Одисса уняли Протекторов Риканны. Наоборот, говорил он мягко, даже ласково, клялся в дружбе и братской любви, а о бунте в Сайберне сказал: рыкнет ягуар, и разбегутся койоты, прикрыв хвостами задницы. Слушая такие речи, Арг-ап-Кана изумлялся, а Куат и Джеданна переглядывались, понимая, что в эти дни другое у асита на уме. Должно быть, снилась Ширату прекрасная Айчени, которую нашли где-нибудь в Хинге или в Земле Дракона и уже везут в Чилат-Дженьел.

Три сагамора со своими людьми переправились в Чайлан, откуда Че Куат собирался плыть морем в Инкалу. Для Джеданны и сеннамита был подготовлен особый экспресс на станции одноколесника; широтная рельсовая дорога пересекала континент, заканчиваясь в Хайане. Из гавани одиссарской столицы Арг-ап-Кана тоже поплывет на судне, сначала до Кейтабских островов, а после на юго-восток, огибая берега Рениги, мимо Дельты Матери Вод, и, наконец, на юг, в свою далекую державу. Воздухолет позволил бы добраться быстрее, но владыка Сеннама не любил путешествовать по воздуху. По морю тоже, но сухопутной дороги в его страну еще не проложили.

Расставались сагаморы на пирсе Чайлана, где Че Куата поджидал присланный из Лимучати плот. Но не успели они сказать прощальные слова, как к пристани пришвартовался малый корабль с вампой из черных перьев на мачте, и сошел с него батаб в траурном облачении, хмурый, как ненастное утро. Проследовав строевым шагом к Джеданне, старшему из владык, батаб вручил ему послание с тремя вороньими перьями и поник головой, изображая безутешное горе. Разве только слезу не пустил, что человеку военному совсем не свойственно.

Джеданна развернул свиток, прочитал письмо и, подняв взгляд к небесам, воскликнул:

- Все в руках Шестерых! - Затем обратился к своим светлорожденным родичам, промолвив: — Шират Двенадцатый умер в ночь, о чем извещает нас его сын и наследник. Недомогание печени, внезапно обострившееся... или, возможно, желудочные колики... Словом, прежний сагамор уже идет в Чак Мооль, а новый готовится сесть на циновку власти.

- Да здравствует великий Шират Тринадцатый, повелитель Асатла, Простерший Руку над Храмом Вещих Камней! - рявкнул батаб, просветлев лицом.

- Погоди, почтенный, славить нового владыку, когда мы старого еще не проводили, - строго сказал Джеданна, принимая позу скорби. Затем он произнес традиционную формулу: - Да будет путь Ширата легок! Пусть пойдет он в чертоги богов по мосту из радуги, тем путем, что предназначен для великих владык и безгрешных душ!

- Пусть воздастся ому по заслугам, и пусть светлый Арсолан озарит его тропу! - поддержал Че Куат.

- Пусть проводит его Сеннам, а Коатль дарует вечный покой! - добавил Арг-ап-Кана. А потом сказал: - Странная смерть! Вчера, когда мы прощались, Шират выглядел здоровым. Он...

- Этого мы не будем обсуждать, - прервал младшего родича Джеданна и сделал батабу повелительный знак: - Что стоишь, принесший черные вести? Иди! Иди к своему повелителю и скажи, что мы горюем и печалимся вместе с ним. Пусть проживет он долгие годы - столько, сколько обещано человеку в Книге Тайн: тридцать лет, и еще тридцать, и, быть может, еще десять... И пусть одарят его боги потомством! Я надеюсь увидеть, как на циновку власти сядет его внук.

Осталось неясным, понял ли батаб эти изощренные оскорбления, но поклонился он почтительно и зашагал к своему кораблю. Дождавшись, когда он удалится, Арг-ап-Кана произнес:

- Ширата наверняка отравили! Но почему? Неужели его сын не мог подождать каких-то десять лет?

- Не мог, — отозвался Джеданна. — У Ширата были другие планы насчет наследника.

- Ему захотелось взять в супруги мою дочь и возродить дар долголетия в аситском Очаге, - пояснил Куат. - Он говорил об этом со мной. Я очень беспокоился, но Джеданна...

- Старый Джеданна сказал, что повода для тревоги нет, и что скоро у нас будет Шират Тринадцатый, - заметил одиссарский сагамор. - Кстати, - он повернулся к Че Куату, - я ставил желудь против мешка с серебром, что это случится. Признаешь долг, родич?

- За такую весть не жалко и двух мешков, - произнес Че Куат и велел принести монеты.

Весть о смерти владыки пришла к Ро Неваре в ночь со Дня Ореха на День Ясеня. Несомненно, в Россайнеле он узнал об этом раньше всех; тело Ширата Двенадцатого еще не успело остыть, когда Цинчин, главный Надзирающий столицы, отправил сообщение Неваре. Разумеется, шифрованное; письмо обогнуло половину земного шара, пролетев сперва от Чилат-Дженьела до Хайана, затем скользнуло в Сериди по кабелю, предложенному недавно в глубинах Бескрайних Вод, а уже оттуда понеслось в Роскву. Кампече-ако разбудил Невару в середине девятнадцатого всплеска, когда еще не начало светать, и сделал правильно - важные новости не терпят промедления. Были бы они неважные, Цинчин бы посланий не слал - между столичным Надзирающим и Неварой не замечалось особой приязни.

Первое, что он почувствовал, раскодировав письмо, было облегчение. Неважно, убит ли сагамор или умер от болезни; главное, его смерть отменяла все приказы о поисках и захвате Айчени. Размышляя в последние дни об этой странной прихоти Ширата, Невара решил, что пленница нужна владыке, чтобы взять за глотку арсоланский Дом. Не исключалось, что сагамор смог бы выторговать в обмен на ее свободу некие льготы, даже контроль над проливом Теель-Кусам или согласие арсоланцев на аннексию Юкаты. В эти тайные планы Невара не был посвящен, но знал теперь, что супруга Джена Джакарры почти наверняка и есть пропавшая дочь Че Куата. Знал он и другое: окажись она в его руках, он никогда не отдаст ее Ширату.

А ведь схватить ее он мог! Мог, не сегодня, так завтра! Лазутчики доносили, что девушка подобной внешности раз или два появлялась в Торговом Дворе, с кучей охранников и женщинами Ах-Хишари. Значит, важная персона, гостья знатнейшей семьи росковитов! Глава которой был, к тому же, одним из вождей мятежников, что оправдывало любые меры - вплоть до разгрома его поместья и городского дворца. Коком-Чель на это не пошел бы, но Невара не нуждался в его согласии, имея приказ от самого владыки. Другое дело, что размахивать этим приказом не стоило - схватишь девушку, и придется везти ее в Чилат-Дженьел. Или бежать в такие края, куда не доплывал Сеннам на своей черепахе...

Возможно, это не испугало бы Невару, но он понимал, что Айчени ему не уступит, пока жив ее супруг. К тому же тар Джакарра был не из тех людей, которых можно обидеть безнаказанно - и во льдах найдет, и на Дальнем материке, и в Жарком Океане. Схватки с ним Невара не боялся, но было бы жаль умереть у ног Айчени, не вкусив сладости плода... Судьбу Джакарры полагалось решить здесь и сейчас, пока под рукой есть сотни Надзирающих, а среди них - отменные бойцы. Так что Невара полагал, что с этим делом он справится, а вот с приказом сагамора - вряд ли. Если только, убив Джакарру, не унесет свою добычу куда-нибудь подальше и не добьется ее расположения... Шансы на это имелись; в конце концов, Джен Джакарра - обычный человек, а он, Невара - светлорожденный, как и тари Айчени. Можно было б подождать лет двадцать-тридцать, пока соперник, одряхлев, не переселится в Чак Мооль... Но этот срок казался Неваре огромным; несмотря на грядущее долголетие, он прожил еще немного и не привык относиться к времени с небрежностью светлорожденного.

Были здесь и другие сложности, кроме приказа владыки. Невара понимал, что пленить Айчени в Торговом Дворе или напасть на усадьбу Ах-Хишари - дело непростое, и обернется оно кровопролитной схваткой. А схватка - тут уж сам Мейтасса не поможет! - явится причиной мятежа, с которым столичному войску не совладать. Тридцать четыре тысячи воинов против города, в котором людей - миллион... А если потерять столицу, то потеряешь всю страну! Обратное казалось не столь очевидным; укрепившись в Роскве и ее окрестностях, можно было обороняться до осени или даже до зимы и ждать имперской помощи. В Роскве были узловые станции одноколесника и взлетно-посадочные поля, были арсеналы, топливо и запасы продовольствия, были прочные казармы и цитадель; наконец, было огромное население, которое можно использовать на принудительных работах. Если, конечно, половину вырезать, чтобы остальные устрашились...

И, получив весть о смерти владыки, Невара подумал: вот он, счастливый случай! Можно схватить Айчени - не для сагамора, для себя! - можно прикончить Джакарру и расправиться с бунтовщиками - по крайней мере, здесь, в столице, и можно оборонять ее месяц за месяцем... При удачном стечении дел Мятежный Очаг будет обезглавлен, а без вождей любое племя что стадо без пастухов. И если Росква не падет, вся страна останется за империей... А заслуга будет его, Невары! Оценит новый сагамор его труды, и станет он сахемом Россайнела, сядет на циновку власти вместе с любимой женщиной... А не оценит, так ему под силу расстелить циновку самому! Асатл далек, и для предприимчивого человека есть масса возможностей... Тем более для того, кто может ждать...

Вызвав Кампече-ако, Невара отправил его в Пирамиду Накомов, к военачальнику Цие Каданге. Коком-Чель был ему не нужен, а вот Каданга - необходим; ему подчинялись все младшие накомы. Так что гонцу Невары полагалось просить о встрече со всем почтением, ссылаясь не столько на главу Надзирающих, сколько на тайный приказ сагамора. Мертвого сагамора, который для Ции Кадинги был все еще жив.

К накому Невара явился с первым утренним лучом. Каданга был атлийцем наполовину - мать его, пленница, взятая в бою, принадлежала к Клану Медведя из Лесных Владений. От тайонельских предков Каданга унаследовал высокий рост, мощное сложение, воинственность и храбрость, но боги не одарили его стратегическим талантом; он мог усмирить мятеж, бросить зачинщиков кайманам, даже выиграть сражение, но не войну. Лет ему было около шестидесяти, в армии он прослужил не меньше сорока, и эти годы отметились десятком шрамов - ни одного на спине, а только на плечах и груди. Половины левого уха у него не было.

- Вот письмо владыки, - сказал Невара, протянув старому воину лист с расшифрованным посланием. - Тайный приказ, доставленный в Шанхо на корабле. Я должен найти поименованную в нем женщину. Срочно!

Ция Каданга читал с большим напряжением, морща лоб и шевеля губами. Затем произнес:

- И что?

- Я эту женщину нашел. Здесь, в Роскве.

- Рад за тебя, Надзирающий.

После этих слов Каданга замолчал и уставился в лицо Невары мрачным взглядом. Прошло десять или двенадцать вздохов времени. Убедившись, что наком не собирается говорить, Невара спросил:

- Может, достойный воин, у тебя проблемы с чтением? Ты понял, о ком речь в приказе сагамора - да будут к нему благосклонны боги!

- Читать я умею, - буркнул Каданга. - Еще умею вести в бой воинов. Это мое дело. А твое - ловить всяких потаскух.

Невара скрипнул зубами.

- Эта женщина - светлорожденная Айчени, дочь сагамора Арсоланы, и она нужна нашему повелителю. Если ты этого не понял, черепашье яйцо, я повторю тебе это, когда мои люди будут спускать с тебя шкуру. За неуважение к владыке!

- Я его уважаю, - проворчал Каданга и поскреб остаток левого уха. - Очень уважаю! Я проливал кровь за его отца и деда. Говори, чего ты хочешь.

- Эту женщину охраняют, у нее есть спутник, опытный боец, и взять их нелегко. Мне нужна тысяча тасситских воинов. Сегодня. Я поведу их туда. - Невара вытянул руку к окну, в проеме которого маячил Торговый Двор Ах-Хишари. - Я возьму женщину, а твои воины могут шарить по лавкам купцов и сундукам менял. Мы покажем росковитам, кто в городе хозяин!

Каданга вдруг расхохотался. Смех его походил на клекот коршуна.

- Покажем! Говоришь, лавки и сундуки, сундуки и лавки? Это хорошо, очень хорошо! Я сам пойду с тобой, клянусь секирой Коатля! Пойдем и покажем! - Военачальник ударил о ладонь огромным кулаком. - Этот слабодушный Коком-Чель, дерьмо попугая! Трусливое ничтожество! Связал мне руки, заставил мой клинок ржаветь! А теперь, раз сагамор велит, покажем! Харра! Харра!

Казалось, от боевого тасситского клича дрогнули стены. Испуганный адъютант-цолкин заглянул в комнату. Каданга сдернул с ноги башмак, швырнул в цолкина и велел убираться вон.

- Рад, что мы поняли друг друга, - произнес Невара. - Но женщина - это не все, наком. Женщина только начало.

- Что ты имеешь в виду? - Каданга подобрал башмак и обулся.

- Эта женщина и ее спутник - гости жирного росковита, Ах-Хишари из Мятежного Очага. Их будут защищать. Мы перебьем защитников, разгромим Торговый Двор, пустим кровь россайнам... Как думаешь, что будет потом?

Ция Каданга помрачнел.

- Что будет, что будет... Город поднимется, вот что!

- У тебя тридцать четыре тысячи воинов, половина - отборные всадники... Справишься с россайнскими койотами?

- Их слишком много, знаешь сам... Нужно еще шесть корпусов, не меньше. Восемьдесят тысяч, и я прижму росковцтам хвосты!

- Сними эти корпуса с Северных и Западных Валов, - предложил Невара. - С помощью одноколесника ты перебросишь их в Роскву за три-четыре дня.

- Оголить Валы... Опасно! - Наком покачал головой. - На севере норелги, за Днапром тоже полно разбойных псов... Они пройдут сквозь Валы как нож сквозь дырявую шкуру.

- Так и так пройдут, - сказал Невара. - Пройдут по костям твоих воинов. Не Валы нужно держать, а оборонять столицу! Но до того расправиться с бунтовщиками, коих пригрел Коком-Чель. - Он понизил голос: - Скажу по секрету, Каданга, для него уже заготовлен ларчик с ядом... Ты ведь не хочешь такой получить? И я не хочу. Так что будем действовать решительно. Сагамор получит эту женщину и тысяч пятьдесят мятежников: женщину - живой, мятежников - мертвыми. Думаю, это будет хорошо.

Наком повернулся к окну, взглянул на площадь, тихую и безлюдную в это время, на Торговый Двор, маячивший в отдалении, подумал и кивнул.

- Ты прав, Надзирающий. Я прикажу перебросить часть сил в столицу. Лучшие корпуса!

- Тогда не медли. И не советуйся об этом с Коком-Челем.

- В лошадиную задницу его! - рявкнул Каданга, пнул дверь ногой и стал раздавать приказы своим помощникам и адъютантам.

В дальних уголках мира ничего не знали о смерти аситского правителя и вспыхнувшей в Россайнеле войне. Мятежники с острова Ама-То оборонялись в горах и были отрезаны от побережья; никакие вести не приходили к ним, да и не могли прийти - Бесшумных Барабанов на острове не было, а мореходы из Китаны, сочувствующие восставшим, сидели в гаванях, боясь попасть под залпы аситских броненосцев. Мин Полтора Уха брел со своим караваном и проводниками в дремучих лесах, ел вечерами свежую оленину, слушал песни Чоч-Таги и прикидывал, сколько серебра отвалит ему атаман изломщиков.

Тидам О’Таха вернулся в поселок на Дальнем материке и, пока чинились его потрепанные драммары, корпел над посланием Морскому Совету. Это был настоящий роман, в котором говорилось о бурях и кораблекрушениях, плавучих ледяных горах, погибельном ветре, голоде, жажде, героях-кейтабцах и их страданиях. Главным стало описание пещеры, в которой нашли пресветлого Дженнака, замороженного до каменной твердости, но Несомненно живого, так как столь великий человек, даже пролежав во льдах полтора столетия, не подвластен холоду и смерти. Со всем почтением его уложили в ящик (уже заготовленный и набитый тряпками и старыми канатами) и погрузили в трюм. К светлому Дженнаку прилагались сундук, скамья, обломки бочонка и пара сапог из сундука. Эти свидетельства и свой отчет ОТаха предполагал отправить на Острова с акдамом Бирсой, который первым одобрил его идею. Сам он решил остаться на Дальнем материке и продолжить исследование южных ледяных земель. Он не очень верил, что найдет здесь светлого Дженнака, но кто мог точно знать об этом?.. Все в руках Шестерых!

Наком Семпоала, собрав воинство в три сотни бойцов, атаковал селение закофу, перебил мужчин, сжег хижины, а женщин и стада увел. Вождь Пекунзе Тоа бился с большим ожесточением, пока сеннамит Грза не свернул ему шею. Затем, по обычаю своей страны, Грза хотел вырезать сердце Пекунзе и скормить псам, но Семпоала запретил, сказав, что боги это не одобрят. Кейтабцы, которых было большинство, с ним согласились, но Грза обижен не был — кроме быков ему отдали жен Пекунзе, двух старых и восемь молодых. Семпоала женщин не взял, но прибавил к своей добыче плащ из львиной шкуры, превосходно выделанной, с разверстой пастью и страшными (стыками. Этот плащ он носил долго, и чернокожие прозвали его Вождь-Лев.

К Качи-Оку, сахему арахака, явился молодой рениг по имени Кро’Нелим и молвил, что такой великий вождь должен жить не в поселке, а в городе, и не в хижине из прутьев, переплетенных лианами, а во дворце или хотя бы в приличном доме. Нет ни дома, ни дворца, ответил Качи-Оку, и города тоже нет, и хоть он великий вождь и самый мудрый арахака, неведомо ему, как строить дворцы и города. Дело сложное, сказал Кро’Нелим, но с помощью богов, пилы, топора и лопаты справимся. Если, конечно, будет повеление вождя. Будет, ответил Качи-Оку, повеление будет, и лопаты с топорами есть, и пилы найдутся. Раздавать повеления самое легкое, землю копать и деревья валить куда тяжелее. А самое трудное - найти толкового мастера-строителя. Где его возьмешь в лесу?.. Тут Кро’Нелим подбоченился и гордо произнес: вот он я! У тебя, сахем, уже есть сыновья и дочери, но внуки твои родятся во дворце! Клянусь благоволением Мейтассы!

Свершилось!

Так сказал Аполло Джума своим наследникам, трем сыновьям и мужу дочери. Свершилось!

Печатная машинка в тайной комнате стрекотала почти непрерывно, выбрасывая ленту с сообщениями. Кини, младший сын, читал их вслух, Борго, старший, передвигал значки на карте, Паку, средний, сидел у аппарата связи - у него были удивительно ловкие пальцы. Что до Талоса, супруга единственной дочери Джумы, тот скрипел пером, делая записи в толстой книге.

- Послание от Ойлафа из Нортхольма, - произнес Кини. - Первый флот у Пелта, громит стены крепости. Три броненосца вошли в реку и направляются к Лодейному Причалу.

Борго передвинул выточенные из кости кораблики, Талое вопросительно уставился на Джуму.

- Записывать не надо, - сказал тот. - Бой еще не закончен.

- Снова от Ойлафа и накома Сирда. Сирд с норелгами у Северных Валов. Два бритунских корпуса и ополчение россайнов захватывают города.

Кобон уже в руках мятежников.

- Что со Вторым и Третьим флотами? - спросил Аполло Джума, и Паку принялся выстукивать вопрос. Из печатной машинки потянулась лента, Кини подхватил ее и прочитал:

- От Ирассы из Лондаха. Второй флот вышел в океан. Достигнет Кейтаба в День Сокола.

- В День Сокола, — повторил Аполло Джума и кивнул Талосу: - Запиши, сын мой.

- От Пахчо Брагеры из Сериди. Третий флот вышел в океан.

Достигнет Кейтаба в День Орла, если так пожелают боги.

- Запиши, Талое. День запиши, а про богов не надо.

- Еще от Брасеры из Сериди: океане спокоен, погода нам благоприятствует. Теперь из Эллины от... от...

- От Махайрапограса, - подсказал Джума. - У него верфи на Бирюзовом Берегу, у южной границы Россайнела Что он пишет?

- Слышен гром метателей. Флотилия в море Бумеранга обстреливает цитадель Баргас. Это Ма... Махай... словом, он послал корабль на разведку. Новости будут к концу дня.

Тишина, потом снова застрекотал печатный аппарат.

- От накома Вальхара, отец. Воздухолеты поднимаются, в них иберы и бритунцы. Остальные войска идут к Днапру. Наведены две переправы, прочие будут готовы через полтора всплеска. Корпуса, что стояли у Кива, уже в левобережье и двигаются к Восточным Валам. Четырнадцать тысяч пехоты, шесть конницы, сорок боевых машин с тяжелыми метателями.

- Этот Вальхар - орел из орлов, - с одобрением молвил Аполло Джума. - Запиши, Талое: поощрить!

- В каких размерах, отец?

- Хмм... Пока двести чейни.

Талое заскрипел пером, а сделав запись, произнес:

- Поделись мудростью, отец. Как ты определил вознаграждение? Почему двести чейни, а не триста или пятьсот?

- Потому, что наведены две переправы, - объяснил Джума - А за Кив поощрять не будем, в Киве три каменных моста

Но Талое не отставал. Был он всем хорош, только слишком любопытен.

- Эти флоты, отец мой... Второй и Третий... Они плывут в Кейтаб, к Эйпонне, а война у нас в Россайнеле! Почему так?

- Потому и плывут, чтобы в Эйпонне не случилось войны, - сказал Аполло Джума. - Третий флот встанет в Лимучати, чтобы охранять пролив и направление на Инкалу, Второй соединится с кораблями Дома Одисса и будет держать под контролем берега Ринкаса. Тогда аситам на восток не пройти! Это долг Риканны, сын, долг перед Кейтабом, Одиссаром и Арсоланой. Три века назад они приплыли сюда, преодолев океан на утлых суденышках, и одарили нас знанием и верой в великих богов, подобающей разумным людям. Сказано в Книге Тайн: что есть разум?.. Свет минувшего в кристалле будущих свершений... Вот они, эти свершения! Мы отдаем свой долг, помогая Эйпонне! Следим, чтобы пожар войны не разгорелся в другой половине мира!

- О! - промолвил Талое. - Ты, отец мой, говоришь как провидец и стратег! Великий стратег!

- Я говорю о том, что не мной задумано, - ответил Джума. - Что до провидца и стратега... Да, есть у нас провидец и великий стратег! И он сейчас в Роскве.

-