На следующее утро огонь уже погас, но аромат сладкой мяты и сандалового дерева еще заполнял пещеру, успокаивая лежащего Гопала, хотя он и не мог по-настоящему расслабиться, зная, что Китти нет с ним. Он должен был узнать, жива ли она.
Темно-зеленая хлопковая чотта покрывала его ноги, а новая шафрановая рубашка, аккуратно сложенная, лежала подле него. Одеваясь, он заметил, что на полках недостает некоторых сумок, и не только сумок. Он был один в пещере. Надев сандалии и завернувшись в теплую чотту, он взбежал по освещенной лестнице в коридор.
Темнота приветствовала его у узкого входа в пещеру. Сейчас должно было быть утро, но звезд не было, только черная декорация, наверное, небо. Он протиснулся в расщелину и увидел остальных, стоящих перед стеной черного дыма. Неясные лучи золотистого солнечного света просачивались через просветы в почти монолитной черной массе.
— Откуда это?
Нимаи подпрыгнул, испугавшись голоса сзади.
— Ты все-таки встал. Я уже собирался тебя будить.
— Что случилось? — Гопал кутался в чотту, больше от страха, чем от утренней прохлады.
— Там, в конце долины, — ответил Судама, — находится… или находилась Радхакунда. На конце каньона находился источник дымовой завесы, последние угли догорающего города.
— Еще один город пал перед Ашурой, — сказал Судама, бросая на землю камешек. Он обернулся и сердито направился обратно в пещеру.
— Он ведет себя совсем не как брахма-чарья, — сказал Нимаи, поправляя свою новую серую чотту.
— Я могу понять его чувства, — сказал Гопал. — Лучше бы нам что-нибудь делать, вместо того, чтобы ожидать здесь неизвестно чего.
Он неожиданно понял, что не хватает еще кого-то.
— Вьяса! Где Вьяса?
— Судама сказал, что он пошел проверить что-то в доспехах ракшасы, что он вчера заметил. Потом он собирался в Радхакунду.
Нимаи оглянулся на пещеру.
— Пойду посмотрю, нет ли чего поесть.
Гопал опять остался один. Облака дыма наконец начали развеиваться, давая дорогу ветру и солнцу. Долина, как призрачная река, горела дымами серого, черного, белого и красного цветов, которые сворачивались в дымные вихри, гонимые порывами ветра в каньоне. Это уже второй город, который он видел уничтоженным. Может быть, если бы он не пришел в Радхакунду…
Солнечные лучи выглянули из-за облаков, которые начали растворяться подобно кораблям-призракам, плывущим в далекие порты. Кто-то приближался. Гопал обернулся на звук. Это мог быть кто угодно, может быть, даже еще один разведчик ракшаса. Он спрятался за поваленным деревом и ждал, крепко сжимая кинжал и набросив на голову чотту для маскировки.
— Намас те, — поздоровался мистик. — Я вижу, тебе наконец надоело спать.
Гопал выглянул из-за бревна. Как мистик мог его увидеть?
Вьяса смотрел мимо него.
— Где остальные?
— Судама с Нимаи в пещере.
— Мы должны присоединиться к ним… Я кое-что обнаружил.
Когда они вошли, Судама помешивал ложкой горячие зерна на тарелках из листьев банана. Вьяса принял тарелку и немного фруктов, но положил их рядом, не тронув.
— Пища нас должна интересовать менее всего сегодня, — сказал он. — Я обнаружил нечто большее, чем разрушение Радхакунды.
Гопал держал в ладонях теплый лист, тяжело нагруженный кашей. Он был слишком голоден, чтобы отказаться. Нимаи уже опустошил одну тарелку и принялся за вторую.
В голосе мистика слышался затаенный ужас.
— Я обнаружил свидетельство того, что здесь замешан писака, — сказал Вьяса.
Судама сразу стал вслушиваться, он понимал важность слов мистика. Вьяса медленно продолжал:
— Кроме отрубленных голов, я видел символы Бхутанаты… мы имеем дело больше чем с Кали.
Лицо мистика стало печальным.
Гопал отложил еду.
— Кто?
— Он называет себя Бхутаната, — повторил мистик. — Это означает — Завоеватель Бху. Он верховный жрец писаки — культа черного искусства. Их символ — трезубец, окруженный двадцатью восемью звездами, — объяснил мистик, не удивляя этим Гопала. — Я заметил его на доспехах ракшасы, которого мы убили вчера. Я ходил в Радхакунду, чтобы найти дополнительные свидетельства того, что я прав.
— Чего он от нас хочет? — Гопал был обеспокоен. Происходящее становилось все более непонятным.
Судама предложил свое разъяснение:
— Три лезвия трезубца символизируют Три Круга Бху. Двадцать восемь звезд — это число королевств в Била-свагре. Бхутаната всегда грозил, что писака когда-нибудь овладеет Тремя Кругами Бху-мандалы.
— Я видел этот символ, — возбужденно сказал Гопал. — В Голоке мы убили ракшасу, у которого был такой же символ.
Гопал вспомнил, как сестра спасла ему жизнь.
— Это хуже, чем я думал, — признался Вьяса. — Кали уже освободил ракшас с планеты Раху и присоединил их к своей армии. Только они уже могли бы быть очень грозными врагами. Если Кали уже вошел в союз с Повелителем Наракаталы и королевства Третьего Круга присоединились к нему… — Вьяса положил трибунду на левое плечо и скрестил руки на груди. — Мы находимся перед лицом исключительно опасных противников, ученики мои! Теперь ни один человек на Бху не может считать себя в безопасности.
— Китти! — пробормотал Гопал. — Мы должны найти мою сестру.
Вьяса встал на ноги.
— Это первоочередная наша задача.
Снова опираясь на трибунду, он приказал:
— Возьмите с собой оружие.
Мистик устремился вверх по каменной лестнице к коридору. Судама прекратил выполнение обязанностей прислуги. Взяв свой бамбуковый посох, дунду брахма-чарьи и кинжал, он был готов следовать за своим учителем.
— Во что мы ввязываемся? — спросил Нимаи.
Гопал не смог ответить.
— Не более чем в свою судьбу, — ответил Судама.
Ученик взглянул на коготь наги за поясом у Гопала.
— Ты носишь коготь, симхи, и для того, кто кажется еще не достигшим возраста видхи, это очень неплохо.
Не став ждать, побежал вверх к проходу. Нимаи следовал за ним.
Гопал взял коготь в руку и прислушался к звуку удаляющихся шагов Судамы и Нимаи. Имеет ли он право носить коготь? Не устроил ли это видхи Вьяса? Он не был актером, играющим в этой пьесе, он был куклой. Вначале отец дергал его за нитки, теперь его хозяин Вьяса, а если не мистик, то дэвы… или ману. Он посмотрел на коготь и спрятал его под рубашкой. Поправляя кинжал, он закричал в пустую пещеру, чтобы дэвы или ману услыхали его:
— Я сыграю свою роль, но только для того, чтобы защитить мою сестру. Когда она будет в безопасности, я оборву все нити и пойду своим путем.
Эхо его слов зазвенело в стенах пещеры, как будто бы он мог получить ответ на свой вызов, но звук постепенно затих. Схватив чотту, он взбежал по лестнице в коридор вслед за остальными.
Нимаи боялся за их жизни.
— Если бы у меня была сила мистика, — бормотал он, когда Гопал нагнал его. Гопал не нашелся что сказать.
Вьяса и его ученик растворились внизу на горной тропе. Гопал и Нимаи бросились вдогонку, стараясь не сбавлять шаг. Оба молчали. Наконец они догнали неожиданно остановившегося Вьясу. Он приложил палец к губам.
— Судама ушел вперед. Он дал нам знак подождать здесь. Вон он, — сказал мистик, показывая, — возле вырубки у поворота реки. Видите!
Судама смотрел сквозь белые кусты ганды, растущие возле вырубки.
— Он нам машет, — сказал Гопал. — Он хочет, чтобы мы подошли.
Гопал пошел первым, и они присоединились к Судаме, который наклонился над телом. Пульс у Гопала участился, он рванулся вперед, чтобы получше разглядеть. Судама вытирал кровь с лица у лежавшего человека. Гопал встал рядом с Судамой.
— Он выживет?
— Я не знаю.
Это был мужчина лет сорока. К ним подошел Вьяса. Он узнал раненого.
— Это Накула, купец из Радхакунды.
Видя отчаянное положение мужчины, Вьяса взял дело в свои руки.
— Судама, найди несколько листьев татары или йатамамси — быстро!
Судама посмотрел на учителя.
— Я уже приложил припарку из комфри и ярно, — сказал он, уходя исполнять задание учителя.
— Хорошо, — сказал мистик. — Травы могут оживить его.
— Могут оживить? — Гопал посмотрел на раненого. — Разве ты не трета-мистик?
— Не волнуйся, — уверил его Вьяса.
Гопал действительно беспокоился — за сестру и за все остальное. Пунцовая йава, желтая чампи и голубая апарийита окружали их. Чистый поток пересекал их тропу. Как в таком красивом месте могли происходить такие ужасные события.
Человек побелел, и Вьяса взял его за руку.
— Он холодеет… умирает.
Судама наконец вернулся, принеся что-то в руках и переложив это в руки Вьясы. Мистик быстро растер листья между ладоней. Ладони стали красными. Прибежал Судама и принес в пригоршне воду из ручья. Вьяса сел на грудь Накуле и сложил руки воронкой, наполненной размятыми листьями, надо ртом человека, а Судама медленно выливал воду из своих рук в руки мистика, который направлял травяную смесь на лиловые губы умирающего. Красный напиток, бальзам Аюры, растекался по губам и щекам Накулы, пока Вьяса читал мантру:
Пусть смерть исчезнет,
Изгнанная Агни и Сомой
Жертвоприношением из трав.
Попрал я писаку
И собственность их похитил.
Сражу я все злое.
Пусть все вредное будет развеяно!
Накула открыл глаза. Он что-то бормотал, его руки что-то неистово искали, хватая воздух. Вьяса схватил человека за одну руку и крепко сжал ее.
— Они унесли ее! — кричал Накула, хватаясь за мистика.
Он промахнулся, и рука его безжизненно упала. Гопал подумал, что незнакомец говорит про его сестру, Китти. Мистик взял обе руки Накулы в свои руки.
— Это произошло так быстро, — продолжал Накула, останавливаясь, чтобы перевести дух. — Моя дочь!.. Мы убежали из города. Я не смог найти жену, и мы вынуждены были уйти! Они были везде!
Вьяса протер ему щеки и лоб, пытаясь успокоить его.
— Я стоял на вырубке. Я думал, что мы в безопасности. Я услышал всплеск. — Голос человека стал прерывистым, а кожа побледнела. — Когда я обернулся, то увидел две, может быть три, эти белые высушенные штуковины, выпрыгнувшие из ручья. Клянусь, я видел их скелеты сквозь кожу. Они схватили мою дочь и затолкали ее в ручей. Я выхватил кинжал и побежал за ней, но она исчезла… под водой.
Рана давала себя знать. Накула прошептал:
— Я бросился в воду, чтобы найти ее, но из воды выскочило еще больше этих штуковин, и они схватили меня. Я начал отбиваться и молиться, чтобы дэвы защитили меня, и тогда я почувствовал, как что-то ударило меня по голове.
Веки Накулы упали. Голова откинулась.
— Он мертв, — сказал Вьяса.
— Что случилось? — сказал Гопал. — Что происходит?
Вьяса встал и, погруженный в свои мысли, пошел к ручью, не обращая внимания на вопросы Гопала, занятый своими собственными. Но Гопал пошел за ним, ожидая ответа.
— Этот человек прикоснулся к яду писаки, — объяснил Вьяса. — Умереть от руки писаки означает быть приговоренным к рабству в Била-свагре в качестве тришны.
По лицу Гопала было видно, что он ничего об этом не знает.
— Это мучительное существование как раба последователей Бхутанаты.
В глазах Гопала был страх за сестру. Вьяса посмотрел на своего ученика.
— Судама хорошо освоил искусство исцеления Аюры. Когда-нибудь он станет отличным целителем. Смесь, которую мы дали Накуле, и мантры, которые я прочел, иногда противодействуют черному искусству.
— Иногда? — изумленно выдохнул Гопал, осознавая, как он зависит от этих людей в поисках своей сестры.
— Ничего в этом Круге не гарантировано, — ответил мистик. — Если божество хочет спасти тебя, то ничто не сможет тебя убить. Если божество хочет убить тебя, то ничто тебя не спасет. Мы, мистики, находимся здесь в случае, когда божество хочет спасти вас. — Он грустно улыбнулся. — Я боюсь, что дочь этого человека была взята в Била-свагру, и боюсь, что с твоей сестрой случилось то же самое.
Теперь Гопал побледнел:
— Взята в Била-свагру? Что ты имеешь в виду?
Он вспомнил девушек, которых гнали через Голоку.
Вьяса наклонился к искрящемуся потоку. Набрав в пригоршню воды, он смотрел, как она просачивается сквозь пальцы. Он вытер руку об изношенную чотту, которая все еще была на его плечах.
— Судя по тому состоянию, в котором был Накула, очевидно, что он столкнулся с преданными Бхутанаты — писаки.
Гопал мельком взглянул на тело незнакомца, на Нимаи и присел рядом с Вьясой.
— Китти мертва?
— Нет, я так не думаю, — продолжал Вьяса, вглядываясь в стремнину. — Она жива.
Он опять сделал паузу и посмотрел на воду.
— По крайней мере, на некоторое время.
Он ударил ладонью по воде, разбрызгивая и нарушая ее течение.
— Если я прав…
Слова и мысли мистика ушли внутрь. Гопал глядел в лицо мистика, ожидая большего.
— Иногда… они берут женщин из Второго Круга для жертвоприношений, — сказал Вьяса.
— Что?
Гопал не мог поверить в услышанное.
— Мы должны что-то сделать! — шумно потребовал он, быстро поднимаясь и вступая одной ногой в холодную воду. — Почему мы стоим…
— Успокойся, — сказал Судама, присоединяясь к ним и отвечая за мистика.
Нимаи стоял сзади. Сандалия Гопала уже была под водой. Шагнув назад, он тряхнул ногой, как вымокшее животное, разбрызгивая холодные капли на мистика и Судаму.
— Если есть что-то, что Вьяса может сделать, — объяснил Судама, — он это сделает.
— Вот, возьми это.
Вьяса, чтобы отвлечь юношу, вручил ему немного зеленого едкого порошка, достав его из своей сумки.
— Посыпь этим вдоль вырубки по кругу.
Гопал взял порошок и поднес его к носу.
— Известно, что чеснок и пепел могут отпугнуть писаку.
Гопал отвернул нос от смеси и неохотно последовал указанию мистика. Он нерешительно шел по краю вырубки, разбрасывая порошок и бормоча что-то под нос.
«Кукла», — послышалось Вьясе.
— Я буду держать свой кинжал наготове, — выкрикнул Гопал, — как только твой мешок с фокусами не сработает.
— Здесь, должно быть, происходит что-то еще, что-то, о чем я еще не знаю…
Голос Вьясы постепенно затихал, как будто он продолжал дискуссию с кем-то еще и где-то в другом месте. Мистик вошел в транс. Затем опять из его рта стали выходить слова; он вышел из транса.
— …я не думаю, что они поняли, что Накула был здесь, когда они схватили его дочь. Они и тогда не были уверены, что он здесь один, иначе они, конечно, убили бы и изуродовали его. Они исчезли быстро… возможно, боясь, что здесь могли быть другие.
— Тогда их было немного, — сказал Судама, когда Гопал подошел к ним.
— Я думаю так же.
— Так что, мы пойдем по ручью? — спросил Гопал, готовый отправиться в путь. Вьяса кивнул, и все вместе пошли вдоль воды. Гопал, размышляя о том, что могло произойти с его сестрой, хотел бы, чтобы они шли побыстрей, но на этот раз он держал свои мысли при себе. Лес был необычно тих в это утро, не слышно было пения птиц. Не было даже болтовни обезьян, обычной для таких лесов. Хотя Гопал был и не в Голоке, он знал, что животные здесь не должны сильно отличаться, но сравнивать было не с чем. Он настороженно заглядывал за каждый куст или дерево, ожидая, что кто-то или что-то выпрыгнет из-за них или свалится с ветвей.
Когда поток расширился, поглотив тропу, они были вынуждены идти, балансируя по скользким камням. Судама поскользнулся и погрузился по пояс в воду, но как истинный брахмачарья, он не позволял неудобству помешать его заданию. Гопал вынужден был восхититься Судамой. Ученику было указано направление. Он знал, чего он хотел, и следовал этому курсу. Он был очевидно предан Вьясе и пожинал плоды этой преданности. Целитель искусства Аюры! Кажется, это была цель Судамы, как сказал Вьяса. Самоотверженность брахмачарьи была очевидной. Может быть, он в конце концов чему-нибудь научится у этих людей. Странная тишина, нарушаемая только приглушенными звуками их шагов во мху и редкими всплесками, вскоре привела всех в тревожное состояние. Вьяса, шедший чуть впереди Гопала, резко остановился, и Гопал, весь в своих раздумьях, врезался ему в спину, приходя в себя.
— Что такое? — спросил он, глядя на Вьясу и пытаясь отвлечь внимание от собственной неуклюжести. Нимаи отдыхал на земле, воспользовавшись остановкой.
— Судама что-то обнаружил.
Судама был в пятидесяти ярдах впереди, где лес, похоже, оканчивался полосой тамаринда. Он стоял на том месте, где тропинка перетекала в опушку, подняв вверх руку, призывая их остановиться.
— Подойдите сюда! — позвал он, проходя через деревья. Мраморное сооружение было усыпано листьями и покрыто лозами дикого винограда. Подобно пальцам огромной руки, лианы обвивали две колонны, охраняющие темнеющий впереди вход. Вырезанный на сцене, поддерживаемой двумя колоннами, барельеф изображал Танец Истребления и окружал четырехрукого танцующего дэву. Это было Пламя Разрушения — всепожирающего огня ману.
— Храм Рудры… в действительности крематорий, — сказал Вьяса. — Я думаю, мы нашли ответ.
Гопал осторожно прошел по нижним ступеням храма, пытаясь заглянуть в темный зал.
— Что ты имеешь в виду?
— Пепел мертвых можно использовать как катализатор для путешествия на другие планеты, — ответил Вьяса.
Гопал повернулся к мистику. Даже Судама и Нимаи подошли ближе.
— Если я не ошибаюсь, — продолжал Вьяса, — они вернулись на Наракаталу, планету Бхутанаты в Третьем Круге Била-свагры, через этот храм. На Наракатале мы найдем твою сестру.
Гопал обернулся и пошел вверх. Поднявшись на три ступени, он остановился и посмотрел назад.
— Пойдемте! — сказал он, с кинжалом в руке, поставив ногу на следующую ступеньку. — Чего вы ждете?
— Не так быстро, мой отважный юный друг, — предостерегающе сказал Судама, взяв Гопала за руку. — Изучим как следует мудрость трета-мистика. — И он прочел:
Воин, к битве еще не готовый
И вперед устремившийся
В сумасшедшем желании,
Очертя голову,
Подобно мотыльку брахме,
Врывается он в огонь.
— Вначале мы должны подготовиться, — сказал Вьяса. — Послушай Судаму.
— Подготовиться? Для чего? — с вызовом крикнул Гопал. — Если они прошли здесь, пойдемте за ними. Я не боюсь! Вы поэтому стоите здесь и думаете? Разве нет?
— Пусть идет, — сказал Вьяса, и Судама отпустил Гопала.
Гопал побежал по оставшимся ступеням, с кинжалом наготове, и отчаянно ворвался в храм. Через несколько секунд он опять появился.
— Здесь ничего нет, кроме мраморного алтаря и больших глиняных ваз!
Вьяса пригласил его сойти вниз.
— Дай мне эту палку, — приказал он, показывая на землю.
Раздосадованный Гопал исполнил его требование. Вьяса, держа хворостину на расстоянии, призвал дэву огня. На конце ветки возникло небольшое пламя.
— Коснись пламени! — приказал он.
Гопал колебался, глядя на Судаму. Тот кивнул. Он протянул руку и… обжегся. Нимаи застонал от смеха.
— Это не смешно! — закричал Гопал, тряся обожженными пальцами. — Это больно!
Вьяса улыбнулся.
— Уверен, что это так. Ты был не готов!
Лицо Гопала покраснело, как и кончики его пальцев. Тянущее ощущение в его пальцах становилось все сильнее.
— Просить тебя коснуться пламени, — сказал мистик, — все равно, что просить тебя войти в огонь. В твоем нынешнем состоянии ты сгоришь!
— Это я знаю! — огрызнулся нерадивый ученик.
— Слушай, — сказал Судама.
— Чтобы войти в огонь, — убеждал мистик, — ты должен стать огнем! Чтобы путешествовать на другие планеты, мы должны иметь тела, пригодные для этой цели. Мы должны сбросить с себя тела этого Круга, чтобы принять другие.
Гопал не был уверен, что ему понравилась эта идея, или даже, что он понимает о чем идет речь, но ради сестры он был готов на все.
— Судама, посмотри ожог Гопала.
Мистик достал еще один пакет из своей сумки и разбросал его содержимое по ступеням храма. Гопал вопросительно посмотрел на Судаму. Нимаи принюхивался, а листья оседали на ступени храма.
— Листья образуют защитное поле, — сказал Судама, — так, что никто не сможет использовать храм после нас.
— Гопал, — продолжал Вьяса, — пойди к ручью и возьми немного сырой глины. Мы будем в храме.
Юноша пошел к воде, не заботясь о том, в чем он принесет глину, а Нимаи и мистик вошли в крематорий. Внутри было темно и холодно. Все выглядело так, как будто здесь уже очень давно никто не бывал, по крайней мере, никто из этого круга. Хворост и сухая трава кучами лежали в углах помещения. Листья, задуваемые в храм через вход, лежали на полу разноцветным ковром, который хрустел и шелестел под их ногами. Вошел Гопал со сложенными воронкой руками, ожидая, когда кто-нибудь скажет, что ему делать с глиной, сочащейся сквозь пальцы. Возле стены стоял мраморный алтарь, покрытый спереди тиковыми панелями от пола до самого верха. На них была вырезана фигура Рудры-Разрушителя. Гирлянды змей висели у него на шее, а из головы дэвы бил фонтан, который превращался в реку, бегущую по низу витиеватых украшений на противоположную сторону алтаря, где она переходила в гору. На вершине ее стояло одинокое дерево.
На полу, между входом и алтарем, размещался медный очаг для кремаций, утопленный в мрамор. Он был заполнен сухими листьями, ветками и другим лесным мусором.
Сводчатая крыша образовывала наверху большое круглое отверстие для выхода дыма. В потолке были вырезаны сцены, незнакомые Гопалу и не поддающиеся описанию. Там были планеты всех Трех Кругов; многоголовые, многорукие существа; какие-то твари различных форм и размеров, некоторые были похожи на змей или на птиц, а о других Гопал не слышал ни от отца, ни от деда. Он узнал только нагу.
— Отверстие наверху предназначено для того, чтобы душа умершего могла переселиться в другое тело.
Гопал наклонил голову. Его глаза встретились с глазами Вьясы, который смотрел на грязь в руках у юноши. Гопал не знал, что сказать. Он стоял, глиняная жижа стекала с его рук.
— Положи ее здесь, — указал мистик на алтарь. — Нимаи, собери немного хвороста и положи на алтарь и немного соломы, тоже. Судама, мне нужна паутина.
— Да, Прабху, — ответил Судама, обыскивая углы крематория. — Вот, этого достаточно?
— Да, положи на растопку. Нам нужно пометить себя семенами дэв, которые даруют нам тела, необходимые, чтобы покинуть этот Круг. Когда намажете глину, произнесите имена!
Нимаи прошептал Гопалу:
— Мне что-то не нравится эта затея — обмазаться мокрой глиной или даже подумать о том, чтобы покинуть этот Круг. Было достаточно сложно выбраться из Голоки. — Потом он обратился прямо к мистику: — Ты уверен, что это сработает?
— Иногда.
Вьяса улыбнулся. Гопал не оценил юмора мистика, он беспокоился за сестру.
— Я не думаю, что я знаю эти имена, — признался Нимаи, надеясь, что он не сможет отправиться с ними.
— Что ж, я помогу. — Мистик взял немного глины и положил на левую ладонь. Обмакнул средний палец правой руки в глину и сделал отметину на лбу.
— Вначале лоб, Ош Кесавейа, — произнес он, отмечая на лбу две линии, сходившиеся между бровей.
Все они встали вокруг Вьясы, каждый нанес небольшой мазок на палец и повторил слова, произнесенные мистиком. Вьяса продолжил ритуал, произнося соответствующее название каждой части тела. Гопал, обнаружив, что глина у него кончилась, взял еще немного и продолжил ритуал, следуя за Вьясой.
— Теперь садитесь возле стены перед алтарем, обратитесь к очагу, — сказал Вьяса, — и слушайте внимательно.
Мокрая глина засыхала на теле Гопала, растрескиваясь при его движениях.
Вскоре помещение осветилось огнем, сотворенным Вьясой на мраморном алтаре. Тепло, исходящее от огня, нагревало комнату и изгоняло знобящую прохладу, охватывающую их. Вьяса взял хворостину с пола и сунул ее в огонь. Палка загорелась, и он перенес пламя в очаг. Хворостина подожгла сухую траву в отверстии.
— Я собираюсь добавить в огонь мох. Сейчас комната наполнится сладким дымом. Вдыхайте и повторяйте за мной.
Гопал глубоко вздохнул. Кто бы поверил в происходящее еще несколько дней назад?
Вьяса добавил кусочки мха, и, как и говорилось, небольшой зал наполнился сладкой дымкой, которая вместе с пеплом медленно плыла к потолку и дальше в отверстие в куполе.
— Йанти-дэва-врата-дэвам, — произнес мистик. Его голос вместе с дымом поднимался к потолку.
— Йанти-дэва-врата-дэвам, — откликнулись они. Мраморный зал отразил их слова, и мантра вылилась из узкого отверстия высоко в восточной стене, через которое обычно попадали лучи утреннего солнца, освещающего путь мертвым. Их мантры устремились, подобно ветру, вниз по ступеням и дальше в лес.
— Йанти-дэва-врата-дэвам, — пропел трета-мистик.
— Йанти-дэва-врата-дэвам. — Их хор возносился над крематорием к небу.
Гопал прислонился к твердой пыльной стенке алтаря, у него закружилась голова и появилось ощущение, что в волосах поселились тысячи насекомых. Покалывание перешло с головы в руки. Грудь онемела. Дыхание стало тяжелым. Ему было страшно, но он верил Вьясе. Он вынужден был верить.
Он расслабился. Дыхание было медленным, но безболезненным. Озноб перемещался в ноги, ступни и кончики пальцев. Комната наклонилась, или ему так показалось. Он не мог бы сказать. Он попытался сфокусироваться на больших глиняных урнах, выстроившихся вдоль стены. Их количество удвоилось. Он попытался встать, наваливаясь на стену позади него и держась за нее рукой. Пощипывание в ногах исчезло. Онемелость покинула его грудь. Зрение стало проясняться.
Он взглянул вниз и в испуге отпрыгнул. Он был внизу, сидел, прислонившись к стене, и спал. Он! Его тело или тело того, кто выглядел точно так же, как он, зеркальное отражение. Он смотрел на себя, сидящего у стены.
— Мы отделились от себя, — ответил Вьяса на все его вопросы.
Нимаи тоже стоял и, видя то же, что и Гопал, подошел ближе к мистику. Ему было вовсе не смешно.
— Что за фокусы? — Раздосадованный на себя за то, что принял участие в этих играх мистика, Нимаи беспокойно ощупывал свою грудь и лицо. — Это может быть оскорблением для ману.
— Успокойся, — сказал мистик.
— Который из нас должен успокоиться? — огрызнулся Нимаи, явно испуганный.
— С тобой все в порядке. Посмотри! — Вьяса указал на зеркальное отражение Нимаи, который тоже спал у стены. — Твое тело получит столь необходимый ему отдых. Ты оценишь это, когда вернешься. Я отделил наши тонкие сущности — наш ум, сознание и атму от наших тел. Мы находимся в астральной форме. Вы все еще ощущаете себя существами из плоти и крови, но только эта тонкая сущность может путешествовать через покровы, которые окружают наш Круг.
Это объяснение не удовлетворило Нимаи. Он подошел к своему двойнику и коснулся его руки.
— Пойдем, Нимаи, — позвал Вьяса, — ты будешь в порядке. Мы существуем.
Гопал подтверждающе кивнул и Нимаи наконец согласился.
Собрав пепел мертвых из урны, Вьяса высыпал его в огонь, все еще горевший на алтаре. Облако белого дыма, вместо того, чтобы подняться в воздух, как положено ему по его природе, разлилось по мраморному полу подобно жидкости. Как огромная плоская змея, дым развернулся и вскарабкался к потолку, вспыхивая, как будто был усыпан самоцветами. На него невозможно было смотреть, настолько он был ярок.
— Это похоже на занавес, — сказал Гопал, глядя на это чудо.
— Да, это так и есть, — ответил мистик. Затем, призывая их следовать за ним, Вьяса шагнул в завесу белого дыма.
— Сюда — за мной! — позвал он и исчез.
Гопал в последний раз посмотрел на себя, сидящего у стены. Думая о сестре, он пошел следующим, за ним Судама и, наконец, Нимаи.