При виде солнца, встающего над сонным лагерем, окруженным мясистой зеленью леса и прозрачным ручьем, трудно было представить себе весь тот ужас, который они видели, или хаос, царивший на Бху последнее время. Тьма уступила рассвету, роса начинала подсыхать. Гопал по-прежнему сидел в раздумьях о Наракатале и своей сестре.
Судама поднялся со своего места у погасшего угля костра. Оставив Нимаи спать, брахмачарья пошел к ручью для утреннего жертвоприношения — и столь желанного купания. У воды он обнаружил Гопала и понял, что юноша так и не попросил смены.
— Ты не спал всю ночь? — спросил он Гопала, заставив того вздрогнуть.
— Я не устал. Голова забита совсем другими вещами.
Гопал сел на скалу, глядя на поток. Вода каскадом ниспадала в неглубокую чистую заводь возле его ног. Было настоящим наслаждением опять ощутить запах дикой тулси, в изобилие росшей в тени деревьев паласа, пипал и сами. Обезьяны радовали глаз, и даже ящерицы, шныряющие в траве, приносили облегчение своей привычностью.
Гопал держал в руке сверкающий металлический предмет.
— Я нашел его в подземелье, — признался он.
Судама не верил своим глазам. Он протянул руку:
— Сударсана Чакра!
— Это тот самый диск, который искала Уша?
— Тот самый.
— Я так и думал.
Чакра, казалось, должен быть горячим на ощупь, судя по его мерцанию в лучах восходящего солнца, но на самом деле диск был абсолютно холодным. Он создавал странное ощущение в руке у Гопала. Он чувствовал себя в полной безопасности, но в то же время никак не мог избавиться от чувства вины.
Судама взял диск в руки.
— Смотри, это Мандала, — указал Судама. — Вот здесь… в форме лотоса.
Гопал недоумевал, почему Судама ни о чем его не спрашивает. Правильно ли он прятал его от Уши? Гопал смотрел на диск, как будто в первый раз его видел. Его глубокие раздумья и чувство вины не позволили ему заметить гравировки.
— Это колесо космоса. Здесь… в центре, — показывал Судама кровоточащим кончиком пальца. — Это жертвоприношение, а здесь показаны пять существ для жертвоприношения.
Гопал всмотрелся:
— Да, я вижу: баран, корова, лошадь, козел и… человек?
— Для каждого вида самосознания существует свое жертвоприношение, — продолжал Судама. — Есть пять жертвоприношений, пять элементов, пять чувств и так далее.
Он передал диск Гопалу и показал:
— Это Три Круга, окружающие вход в Вайкунту.
Гопал знал о Вайкунте — больше чем знал, он мечтал о ней.
— Нематериальная вселенная все ощущающих существ, недоступная даже дэвам, Дом Ману, — процитировал он. Как часто он читал о ней!
— Этот круг, — продолжал Судама, показывая на центр диска, — это Света-Двипа, Круг Дэв.
Гопалу не хотелось выглядеть невеждой. В конце концов, он получил образование как симха.
— Я знаю о дэвах, — уверил он Судаму. — Их время жизни исчисляется тысячами тысяч лет, но они не вечны.
Этот факт позволял Гопалу чувствовать себя в какой-то мере равным дэвам, хотя это и было оскорблением.
— Даже они вынуждены обращаться с прошением к ману, чтобы отслужить еще одну жизнь. — Он подумал об оскорблениях, нанесенных им ману и добавил: — Даже дэвы совершают преступления против ману.
— За такие преступления, — продолжал Судама, не подозревая, что имел в виду Гопал, — их можно вынудить переселиться в нижние Круги.
Судама вновь обратился к Чакре:
— А вот здесь находимся мы.
— Бху, — сказал Гопал. — Наша планета известна как Второй Круг.
— Да, и здесь мы можем достичь совершенства в различных искусствах и родиться на других планетах… даже в качестве дэв.
Гопал опять почувствовал себя виноватым.
— Если только наши преступления не заставят родиться в Нижнем Круге.
Он вспомнил преисподние Алакапури.
— Наракатала находится в Третьем Круге, — продолжал Судама, — самом дальнем от центра. Все это показано здесь на Чакре и приводится в движение колесом времени, разделенном двенадцатью лучами.
Гопалу было известно большинство из того, что рассказал ему Судама. Все это объяснял ему Падма, но знания брахмачарьи произвели на него впечатление.
— Ты хорошо знаком со всеми этими вещами.
— Это тебя удивляет? — спроста Судама.
— Ну, — Гопал заколебался. — Ты ведь только ученик.
— Мой отец был великим симхой, — ответил Судама. — Прежде чем я стал брахмачарьей, я учился у лучших учителей, готовясь занять место отца.
Гопал был удивлен. Ему никогда не приходило в голову, что у Судамы было прошлое. Он встретил его с Вьясой и…
— Я оставил семью и отказался от наследства, чтобы изучать искусство мистика. Я ушел в те места, где меня никто не знал, в поисках учителя. Я предложил свои услуги Вьясе в обмен на знания искусства Аюры. Я хотел быть целителем.
Судама на мгновение прервался. Вопросы Гопала разбередили его душу. Судама посмотрел себе под ноги.
— Позже я узнал, что мой отец убит, а семья продана в рабство на Била-свагру. — Он пнул ногой камень, который полетел в воду, оставляя круги на ровной поверхности. — Семья Рсии была уничтожена ашурой Кали… с помощью волшебства Майи.
Он встал и пошел к ручью, раскидывая ногой камни.
— Если бы не колдовство этой Майи…
Гопалу было не по себе. Он впервые видел такое проявление эмоций у брахмачарьи и не знал, что ему делать. Попробовать успокоить Судаму? А что он мог бы сказать? Его собственного отца постигла та же участь. Его ощущения относительно предназначения симхи спутались. Повстречав Вьясу, он уже задумывался, а не будет ли жизнь отшельника решением многих его проблем.
Гопал подошел к Судаме. В воде сверкали их отражения и изображение Чакры, подсвеченные едва взошедшим солнцем.
— После того, что случилось с моей семьей, — продолжал Судама, — я остался с Вьясой, чтобы изучать боевые мантры трета-мистика, прислуживать ему. Теперь я здесь с вами… чтобы встретиться с королем ашур.
Обернувшись к Гопалу, он вручил ему Чакру.
— Береги его. Он не должен попасть в руки ашурам и не показывай его апсарасе. Я ей не верю. Когда мы встретимся с Кали, с его помощью ты поразишь демона. Его мощь вне круга моих знаний, — признался он.
Слова Судамы немного успокоили Гопала. Может быть, он был и прав, что не показывал никому Чакру. Гопал внимательней посмотрел на диск.
— Что это? — Он протянул его Судаме.
Ученик перевернул диск в руке у Гопала и прошептал:
— Человек поистине жертва, и по желанию небес он может быть жертвой.
Незамеченный ими, в кустах неподалеку притаился Нимаи. Он искал своего крестного и подслушал весь разговор. Его не очень вдохновил тот факт, что его оставляют в неведении.
«В конце концов, я все для него делаю, — сердито размышлял Нимаи. — Почему он не рассказал мне? Я ведь ему ближе всех».
— Я хочу искупаться, — сказал Судама.
Брахмачарья выглядел гораздо серьезнее, чем когда бы то ни было.
— Держи это в секрете. Чем меньше народу будет об этом знать, тем лучше.
Нимаи побежал обратно в лагерь и притворился спящим. Может быть, Гопал все же расскажет ему о диске, и он поторопился обвинять его.
Гопал, уже искупавшись, засунул диск за пояс, рядом с когтем наги.
«Почему я?» — думал он, идя обратно к поляне.
Теперь у него было уже два священных предмета, которые не принадлежали ему по праву. Почему же ману доверили их ему?.. если это были ману. Он еще ничего не сделал сам. Он все еще был инструментом в чужих руках, и Круг, с его ману и их законами, был кукловодом.
Вьяса использовал его, чтобы умиротворить Дух Провидения. Судама — чтобы отомстить за семью. Своей сестре он был нужен, чтобы разбить чары, пленившие ее. Нимаи нуждался в его опеке. Гопал вспомнил свою клятву в горном ашраме.
— Я сказал, что исполню ваши приказания, — прошептал он, зная, что если ману действительно так могущественны, как о них говорят, то они услышат. — Я знаю, что вам нравится играть с нами, — заметил он, — но, когда моя сестра будет вне опасности, я стану самим собой.
Он остановился, зная, что иногда ману принимают форму животных или как духи входят в деревья, которых здесь было множество.
— Самим собой! Слышите вы? — Гопал вышел на поляну, где спал Нимаи.
— Просыпайся, просыпайся, слуга неведения! — закричал он. — Солнце взошло, и Брахма-мурта уже прошла.
Нимаи зашевелился.
— Слуга, — пробормотал он про себя, — я для него лишь слуга.
Гопал проверил, как состояние Китти, но ни словом не обмолвился о Чакре.
Из леса вышел Судама, поправляя свою одежду.
— Вода так холодна и освежающа. Так приятно смыть с себя зловоние Била-свагры.
— Ты читаешь мои мысли, — сказал Нимаи и побежал в лес, обиженный на Гопала и Судаму.
Гопал засмеялся, наблюдая, как его друг прыгает через кусты, пытаясь стащить с себя одежду. Судама присоединился к нему.
— А твой друг очень горяч. Непохоже, что он очень эрудирован.
— Есть многое, чему нельзя выучиться по книгам, — заступился за своего друга Гопал.
Им предстояло решить более серьезный вопрос, и фиглярство Нимаи было забыто.
— Боюсь, что она все еще меняется.
Гопал вновь привлек внимание к сестре.
— Ее побелевшие волосы напоминают мне якс.
— Есть мантра, — прервал его Судама, — с помощью которой я мог бы погрузить ее в сушупти.
Гопал, помня о сложностях, которые испытывал Судама на Наракатала, колебался.
— Это глубокий сон. Он может замедлить болезнь. И она не будет страдать от отсутствия воды и пищи.
— По крайней мере до тех пор, пока мы сможем доставить ее в Нийана Бхирам, — сказал Гопал, больше доверяя указаниям Вьясы, чем опыту Судамы.
Он вздохнул. Китти со временем становилась все меньше похожей на его сестру. Он должен был верить Судаме.
— Я сделаю носилки, — решил он. Когда Нимаи вернулся с ручья, Гопал уже деловито рубил бамбук.
— Помоги мне, — сказал он другу.
— Да, хозяин, — сказал Нимаи. Ученик мистика повторял заклинание:
Я призываю тебя, кто не жив и не мертв.
Сушупти!
Варупани — твоя мать, Йама — твой отец.
Сушупти!
Мы знаем твое рождение.
Ты дитя божества,
Инструмент твоего отца.
Итак, мы знаем тебя!
Сушупти!
Теперь мы зовем тебя!
Лес замолчал. Слабый ветерок подул над поляной.
Защити эту девушку от дьявольских грез.
Киттахари пошевелилась, как будто уже выходя из забытья, но неожиданно оказалась спящей мирным, глубоким сном.
— Она готова к путешествию, — сказал Судама. — Давайте носилки.
Судама улыбнулся, глядя на умиротворенное выражение лица Китти.
— У нас впереди долгий путь.
— Судама, — сказал Гопал, — вы с Нимаи несите Китти. Ты должен быть рядом с ней на всякий случай. — Гопал посмотрел на одеяние, принесенное им с Наракаталы: — Что мне с этим делать? — Он приподнял его носком сандалии.
— Это зловоние уже спасло нас однажды, — сказал Судама. — У меня такое ощущение…
— Мы его возьмем, но понесешь ты, — ответил Гопал, чувствуя себя уже достаточно близким брахмачарье, чтобы говорить в таком тоне. Гопал был прав. Между ними возникла невидимая связь, связь, которую Нимаи заметил и молча негодовал.
Судама скатал отвратительно воняющую одежду, а Гопал привязал ее ему на спину. Они с Нимаи подняли носилки и пошли за Гопалом.
Гопал шел впереди рядом с Судамой.
— Сколько нам добираться до Нийаны Бхирам? — спросил он.
— Как говорил Вьяса, мы должны идти на север. Я думаю, за день мы пройдем через лес Талавана. Еще через день мы будем в городе Тошана. Оттуда еще два дня пути. Точнее мы узнаем в Тошане. Я знаю там людей, которые могут нам помочь.
— Если там кто-нибудь остался, — сказал Гопал.
— Мы не знаем, что здесь случилось в наше отсутствие. Может быть, нам стоит идти немедленно… ради Китти.
Скупое тепло утреннего солнца было поистине щедрым подарком после промозглой тьмы Наракаталы. Очарованный окружающей обстановкой. Гопал нарвал букет полевых цветов и вдыхал их аромат. Павлины наверху ворковали со своими курочками. Напуганные кем-то невидимым, обезьяны карабкались по стволу дерева тамала. Гопал остановился, подняв вверх руку. Другая рука уже лежала на рукоятке кинжала. Все облегченно засмеялись, когда из кустов выскочила дикая собака и с лаем бросилась за обезьянами, прячущимися на верхних ветвях.
Глядя на животных, Гопал подумал об охоте… и о битве.
— Не знаю, смогу ли быть солдатом, — сказал он. — Я всегда хотел путешествовать и учиться у ваших учителей.
— Наше путешествие еще далеко от завершения, — ответил Судама. — Кто знает, куда занесут тебя твоя карма и ману.
Гопал улыбнулся:
— Посмотрим, что приготовили ману для всех нас.
Они подошли к перекрестку.
— Помедленней, — завопил Нимаи, раздраженный тем, что не принимает участия в разговоре. — Я хочу отдохнуть.
— Согласен, — сказал Судама. — Я посмотрю, что с Китти.
Гопал кивнул и пошел назад к Китти.
— Как она?
— Она стала теплее, — ответил Судама, убирая руку от ее щеки. — Мантра работает.
Гопал беспомощно смотрел на сестру.
— Вот, — предложил Нимаи, прерывая мрачное настроение Гопала. — Я набрал орехов.
Каждый взял себе понемногу и сел, отдыхая.
— Что это? — спросил Судама.
Что-то продиралось сквозь кусты.
Гопал закрыл ладонью рот Нимаи.
— Тш-ш! Что? Что ты слышишь?
Судама выпрямился.
— Вон там, слева, — показал он. — Что-то шуршит в кустах.
— Да, я слышу, — сказал Гопал, оборачиваясь на хруст веток.
Нимаи оттолкнул руку Гопала.
— Может быть, еще одна обезьяна, — предположил он, глядя в указанном направлении.
Из леса вышел небольшой согбенный старик в темно-зеленом одеянии нищего. Он ковылял, опираясь на короткий посох, неся на плечах какое-то животное. Он был слишком далеко, чтобы Гопал мог узнать, что это за животное. Добравшись до середины перекрестка, старик бросил связанное животное на землю и поспешил обратно в лес.
— Что все это значит? — спросил Гопал.
Нимаи встал.
— Я пойду посмотрю.
Ему хотелось вернуть расположение его друга, и он побежал вперед, прежде чем его успели остановить. Нимаи добрался до места и дотронулся до животного. Оно подпрыгнуло. Нимаи подпрыгнул вслед за ним.
— Это всего лишь черный козел, — закричал он облегченно.
— Он сказал, черный козел? — спросил Судама, неожиданно встревожившись.
— Похоже на то, — сказал Гопал. — А что?
Судама встал:
— Перекресток! Это запрещено Законами Ману со Времен Дварны.
— Что? О чем ты? — Гопалу не понравилось то, что его вынуждали задавать вопросы.
— Как же я этого не понял?
— Чего не понял? — спросил Гопал, окончательно расстраиваясь.
— Если происходит такое, то могущество Кали не знает пределов. Нимаи! Уходи оттуда, — закричал Судама, глядя вверх.
— Быстрее! — позвал он, оглядывая верхушки деревьев.
Теперь и Гопал посмотрел наверх… потом опять на Нимаи, наклонившегося над черным козлом.
Сверху послышалось хлопанье крыльев. Ветви деревьев заволновались, роняя свою листву. По земле скользила тень.
«Еще одна нага?» — подумал Гопал, взявшись за коготь на поясе.
— Китти будет в безопасности, — сказал Судама. — Пойдем со мной.
Гопал последовал за Судамой к перекрестку. Опять тень прошла над их головами, холодя голую кожу Гопала.
Они подошли к Нимаи.
— Что это? — спросил он.
Козел брыкался связанными ногами и часто и порывисто дышал.
— Перекресток, — опять сказал Судама сам себе. — Я не думаю…
Гопал больше не мог этого терпеть.
— Да в чем дело? — потребовал он.
— Этот человек заключил договор с путтанахом — духом злого мистика, который питается плотью и не только плотью животных. Эти подношения всегда оставляют на перекрестках.
Последовала пауза.
— Это поклонение было навсегда запрещено Законами Ману.
По земле опять скользнула тень. Они подняли головы.
Что-то очень большое парило над деревьями, мелькая на фоне грозовых туч и солнца. Оно было похоже на гигантского москита. Шесть длинных ног или рук безжизненно висели по бокам, как у марионетки. Солнце не позволяло разглядеть существо как следует. Оно висело в воздухе абсолютно неподвижно, если не считать постоянного биения полупрозрачных крыльев, такого быстрого, что нельзя было сказать точно, сколько же их у этой штуки. Они были большими, однако… и очень шумными.
Песок на дороге взметнулся, и зверь приземлился. Путтанах стоял в футах десяти от них и был почти такого же роста. Женщина это или мужчина, они сказать не могли. У него были заостренные уши, торчащие над яйцеобразной головой, которую увенчивала золотая корона. Мясистые мочки ушей свисали до самых плеч существа, оттянутые множеством золотых серег. Между двух глубоко посаженных красных глаз свисал толстый черный нос. Изо рта, растянувшегося буквально от уха до уха, высовывался красный язык и виднелись четыре клыка. Живот существа, закрытый медным панцирем, был явно чем-то заполнен, и Гопал надеялся, что оно не голодно. Из спины росло две пары крыльев, похожих на крылья летучей мыши, за исключением цвета. Выпуклые вены с такой силой прокачивали кровь, что Гопал подумал, что существо должно иметь не одно сердце. Но это дополнительное сердце вряд ли прибавило бы ему сострадания… скорее наоборот.
То, что свешивалось у него по бокам, оказалось двумя членистыми ногами, тонкими как бамбук, с когтистыми отделениями. Из плечей росло две пары таких же членистых рук. На руках имелось шестнадцать удлиненных костистых пальцев, в два раза более длинных, чем руки обычного человеческого размера. Оно молчало, и Гопал засомневался, а говорит ли эта штуковина. Оно смотрело мимо них на свое подношение, скребя когтями по пыльной дороге.
— Слишком поздно уходить, — прошептал Судама.
— Я — Йара, — проскрежетало оно. Голос его был одновременно человеческим, птичьим и змеиным. — Некогда я был мистиком великой и ужасной мощи, а теперь я приговорен ману к жизни путтанаха… также силы необыкновенной.
Рот его растянулся в отвратительной улыбке.
— Чего ты от нас хочешь? — спросил Гопал, стараясь говорить спокойно.
— Меня интересует только мое подношение.
— О-о, — ответил Нимаи. — Оно готово и свежо. Под стать твоему величию.
— Как ты узнал, что оно свежо?
Судама попытался остановить Нимаи, но не смог.
— Я проверил его для тебя.
— Ты дотрагивался до него!
— Только одним пальцем, — ответил Нимаи, удивляясь его странным вопросам.
— Ты осквернил мое подношение! — взвизгнул Йара.
Путтанах раскрыл крылья и поднял все четыре руки к небу, как бы цепляясь за невидимую перекладину и поднимаясь в воздух.
— Он не знал, — взмолился Судама, и Гопал потянулся за кинжалом.
Глаза Йары засверкали при виде этого. Три из четырех его рук распрямились и ухватили Судаму и двух мальчишек за пояс. Яростно махая крыльями, он поднял их над землей. Его горящие красные глаза не мигая смотрели на Нимаи, осквернителя, оцепеневшего под этим гипнотическим взглядом. Гопал высвободил кинжал, а путтанах изрыгнул яд прямо в Нимаи.
Судама развернул ладони к существу, произнес «Астрас». Стрела мистика ударила существо чуть выше открытого рта. Корона слетела с его головы, а яд веером разлетелся по сторонам. Гопал яростно вонзил кинжал в держащую его руку.
Озадаченный силой Судамы, Йара уронил троих заложников, сложил руки и сел на дорогу. Нимаи свалился в кусты, все еще загипнотизированный, а путтанах пятился назад, неистово тряся головой, ужаленный чарами мистика.
Судама, прячась за деревьями, выпустил еще одну стрелу.
— Астрас! — сказал он, и молния ударила Йару в рот, забрызгав его лицо кровью.
Визжа от боли, существо завертелось на месте, пытаясь обнаружить Судаму, но наткнулось на Гопала, подкрадывающегося к нему справа. Рука путтанаха развернулась, и тонкие пальцы обвились вокруг юноши, опять поднимая его в воздух. Обернувшись к мистику, оно выплюнуло еще одну порцию яда.
— Пратикина-пратиких! — произнес Судама, и яд разлетелся по сторонам, а ученик уже спрятался за скалой.
Гопал раз за разом вонзал кинжал в руку путтанаха. Чудовище, потеряв из виду Судаму, зашипело и приготовилось загипнотизировать Гопала.
Судама незаметно взобрался на вершину скалы. Путтанах тем временем, открыв огромный рот, похожий на мешок, готов был сожрать юношу, подобно тому, как змея глотает свою жертву, вдвое превосходящую ее по размерам. Судама выставил ладони, направив их на голову путтанаха и произнес:
— О Агни, даруй мне огонь мистика. Надели этот снаряд своей мощью!
Очередная вспышка поразила чудовище в затылок. Существо бросило Гопала, но Судама уже не в состоянии был управлять своим оружием, и молния прошла сквозь чудовище, обагрив Гопала кровью. Удар был силен, но не смертелен. Йара обернулся и увидел, что Судама стоит на коленях обессиленный. Путтанах двинулся к нему, чтобы нанести последний удар.
Неожиданно из леса выскочил Нимаи и встал перед Судамой. Путтанах ухватил его за шею и своими когтями, похожими на ножницы, отделил ему голову от плеч. Вспышка голубого света — атма Нимаи, взметнулась над его телом и стала медленно подниматься вверх.
Гопал издал воинственный вопль и, разбежавшись, вспрыгнул на голову демона. Он изо всей силы вонзил кинжал в череп извивающегося чудовища. Йара попятился назад, пытаясь стряхнуть Гопала, и упал на землю, мертвый. Гопал выдернул окровавленное лезвие из головы путтанаха и вытер его о шкуру зверя. Судама стоял на коленях возле скалы.
— Нимаи!
Гопал бросился к Судаме.
Судама склонился над телом Нимаи.
— Он спас мне жизнь! — стонал ученик мистика.
Голова Нимаи лежала неподалеку, треснувшая как яйцо. Судама отрезал голову черного козла и приложил ее к телу Нимаи. Обезумевший от горя Судама читал запрещенную мантру.
Пусть вдох Нимаи
И его выдох останутся с ним.
И это тело станет одним целым с этим зверем.
И они останутся в этом Круге под одним солнцем.
Посредством этих божественных слов
Восстань!
Гопал увидел, как голубое мерцание остановилось в своем движении вверх. Он схватил Судаму за плечи, пытаясь остановить его сумасшествие, но тщетно. Судама вырвался и продолжал:
Разбей оковы смерти,
Останься под этим солнцем.
Пусть этот мальчик останется здесь,
Не позволяй ему уйти.
Я спасаю его этой мантрой.
Я вырываю его из лап смерти.
Я получаю жизнь…
Судама продолжал читать без сна и отдыха, без единой мысли всю ночь, пока солнце не встало над Бху и голубой свет жизни не возвратился обратно в тело Нимаи. Наконец Судама обхватил голову руками и закричал:
— Я — ничтожество!
Прежде чем Гопал успел понять истинный смысл его слов и сказать что-нибудь, Судама провалился в глубокий сон.
Он спал два дня. На третий день Судама открыл глаза и вскочил, как будто от этого зависела его жизнь.
— Что я сделал! Я оскорбил Вьясу, я оскорбил ману… Я оскорбил Нимаи. Я проклят на тысячу жизней вперед.
Гопал понятия не имел, что ему сказать, но в конце концов произнес:
— Ты спас моего крестника. Ты спас нас.
— Ты не понимаешь, — сказал Судама, не принимая слов утешения. — Эта мантра запрещена для неофитов. Только трета-мистики могут бросать вызов смерти.
Он всхлипнул:
— Ведь я учился всего лишь в одной жизни. Что я наделал! — Глаза Судамы сверкали как у сумасшедшего. — Мы не можем игнорировать Закон Кармы, ведь он установлен и приводится в действие ману. Нимаи уже был собственностью слуг Йамы. Он принадлежал Правителю Мертвых. Я украл его. Я вор!
Гопал взял брахмачарью за плечи и потряс его, приводя в чувство.
— Твоя мантра спасла всех нас.
Но тут проснулся Нимаи с головой черного козла на плечах и увидел свою прежнюю голову. Он попытался что-то сказать, но из его горла вырвалось только козлиное блеяние. Он выкатил глаза, стараясь справиться с непослушным языком и наконец произнес:
— Что-о-о вы-ы-ы со-о мно-о-о-ой сде-е-е-ла-ли-и-и? — Услышав свой голос, он взвизгнул надтреснутым голосом: — Я-я-я не-е че-е-ло-ве-ек и-и-и н-е-е зве-е-ерь?
Нимаи в отчаянии ощупывал свою морду и голову и плакал своими животными слезами.
Весь следующий день Гопал пытался обнаружить хорошее в том, что сделал Судама, но так и не смог, и не был уверен, что сможет. Со временем, однако, Судама начал успокаиваться, а Нимаи научился лучше управляться со своим новым языком. Но даже после того, как Гопал убедил их забыть о своих горьких раздумьях ради Китти, Нимаи был еще не готов управляться со своими новыми ощущениями.
Потратив впустую еще один день, они собрались у тела путтанаха. Судама заметил какие-то отметки у него на груди.
— Знак писаки.
Гопал тоже узнал его.
— Мне показалось, что ты назвал его путтанахом.
— Да, — сказал Судама. — Поклонение путтанахам всегда было запрещено на Бху. Теперь без симх, следящих за неисполнением законов, и с возвращением писаки вернулись и отбросы этого Круга.
— Я предлагаю продолжить путь, — сказал Гопал. — Берите Китти и пойдем.
Нимаи и Судама взялись за носилки, и они двинулись в путь.
— Теперь уже недалеко, — сказал Судама Гопалу. — Мы будем держаться подальше от больших дорог.
— Отлично, — сказал Гопал.
— Ты в порядке? — обратился он к Нимаи.
Нимаи покрутил непослушной головой.
— Да, я в поря-я-ядке, — ответил он.
Пройдя еще немного, Судама обеспокоено оглянулся на Нимаи.
— Мне нужно отдохнуть, — сказал он. Опустив носилки с Китти на землю, он уселся рядом с Гопалом. — Я боюсь за Нимаи и за нас.
Нимаи сел рядом с Китти, перебирая пальцами ее побелевшие волосы.
— Ты просто опять чувствуешь себя виноватым.
Гопалу знакомо было это чувство.
— Нет! Ты забыл. Этот козел предназначался в жертву черному искусству. Я не знаю, как писака повлияет на Нимаи. — Судама закрыл лицо руками. — Что я наделал! Нимаи может быть в опасности или может быть опасен для нас.
— Нимаи — мой друг. Он мне больше чем брат. Нам нечего бояться.
Но Судаму это не успокоило.
В это время на Наракатале Вьяса создал еще одно защитное кольцо и вместе с Ушей последовал за Бхутанатой и его пленницей на корабль, стоявший на якоре в тумане.
— Мы должны попасть на борт, — прошептал Вьяса. Нога болела, и он тщетно старался не наступать на нее, опираясь на копье убитого яксы. — Мне нужно отдохнуть. Я не думаю, что могу…
Она улыбнулась.
— Я могу позаботиться о страже.
Прежде чем он успел что-либо сказать, Уша уже была возле якс, невидимая и неслышимая ими.
— Вы поможете мне? — пропела она, приближаясь.
— Что? Апсараса?
Сирена сумела обворожить даже яксу.
— Вы нечасто встречаетесь на Наракатале.
Стражник продолжал говорить, но ее присутствие уже привело его в транс.
— Я должен… э-э… поднять… тревогу, — запинаясь, пробормотал он, берясь за горн, висевший у него на плече.
— В этом нет необходимости, — продолжала она, беря его за руку. — Другой рукой она взяла коротышку за шею и притянула его к своему животу. — Вот так-то лучше, — промурлыкала она, обнимая его обеими руками. — Разве ты не рад, что не поднял тревогу?
Якса в эротическом плену апсарасы что-то пробормотал, потом издал пронзительный вопль, заглушенный золотистой плотью Уши, и обвис. Она бросила его на землю и ногой спихнула в воду. Его тело, ударившись о поверхность, издало странный звук.
Вьяса, прихрамывая, вышел из тени и подошел к сирене.
— Нам нужно увидеть, что делается внутри…
Через светящийся иллюминатор доносились голоса. Проверив, нет ли вокруг стражи, они приблизились к окну и услышали голос Бхутанаты.
— Мы вернем его! — кричал повелитель тьмы.
— Кали не поправить то, что здесь стряслось, — сказал эмиссар. — Та кучка солдат, которая может пройти через двары, не удовлетворит Ашуру… и наше соглашение. Я должен вернуться на Бху с этими новостями.
Посланник покинул корабль.
Глаза Бхутанаты горели. Его гнев обратился теперь на пленницу. Китти, со связанными за спиной руками, положили на камни перед чародеем. На ней было одеяние воина, доходящее ей до колен, и такой же длины туника. Под ней были также тесные белые панталоны панья. Длинные черные волосы дочери симхи покрывал кожаный шлем воина, стянутый сзади ремнем и похожий на пустые ножны.
— Девушку в обмен на Чакру? — спросила Уша.
Вьяса кивнул.