Девять ворот

Глава IX

После того как он шагнул в завесу белого дыма, ноги Гопала исчезли в бледно-голубой, клубящейся дымке, плывущей по земле. Облако двигалось беспорядочными потоками вокруг него и остальных. Дымка увлажнила его кожу, как котенок, лижущий его ноги, и щекотала открытые пальцы ног и голые лодыжки. Земля под ногами тоже была мягкой.

Выйдя вместе с остальными из храма, Гопал знал, что Бху осталась далеко позади. Запах в воздухе напомнил ему что-то такое, что он ощущал на пастбищах в Голоке, когда животные отбивались от стада и попадали в овраг, где умирали от голода, — запах гниющего мяса. Так он обычно находил потерявшихся животных — по запаху смерти и гниющего трупа.

Так же пахло на Наракатале.

Они были в лесу. Деревья были низкими, не более пяти-шести футов в высоту, изогнутые и сгорбленные, с искривленными, лишенными листьев ветвями, тянущимися вверх, как будто хотели что-то достать. Вой ветра в лесу напоминал стенания тысяч агонизирующих детей.

— Души тех, кто недостоин даже двигающейся формы, — прошептал Вьяса. — Они стоят здесь, вросшие в землю, взывающие к милосердию, переселенные души проклятых.

Гопал поправил чотту, плотно обернув ее вокруг голой шеи.

— Мы должны быть осторожными, — сказал Вьяса. — Гончие Псы Сарамы узнают, что мы не из этого Круга. Они могут пронюхать, что наши тела остались внизу «за воротами».

— Что тогда с нами будет? — спросил Гопал.

— Возможно, мы будем иметь дело с самим Бхутанатой, — сказал Нимаи. — Нам надо побыстрее заняться нашим делом и выбираться отсюда.

Вьяса согласился:

— Мы теряем время. Я предлагаю разделиться. Судама и Нимаи пойдут направо. Гопал и я пойдем вдоль дороги.

Судама коснулся конца своей дунды, и при звуке «даника» наконечник посоха загорелся неясным светом. Брахмачарья и следом за ним Нимаи пробирались через тускло освещенные кусты все глубже в лес. Вскоре неясный огонек поглотила тьма.

Вьяса сделал то же самое, что и Судама, и зажег свою трибунду.

— Пойдем. Попробуем пойти по этому пути.

Он быстро пошел по тому, что в темноте ощущалось как дорога. Та же бледно-голубая дымка покрывала землю, за исключением склонов, больших валунов или агонизирующих деревьев. Вокруг было темно. Свет трибунды мистика не мог проникнуть слишком далеко. Он позволял им видеть не более чем на двадцать пять футов.

— Я не понимаю, — признался Гопал.

— Что именно ты не понимаешь?

— Храм, из которого мы вышли, тот же самый, в который мы вошли на Бху. Как одно и то же место может существовать сразу в двух Кругах?

— Я догадывался о такой возможности, когда мы в первый раз нашли этот храм у ручья, — объяснил Вьяса. — Наше присутствие здесь подтверждает мои подозрения.

Вьяса рассказал, как многие века назад дэвы соорудили особые храмы, названные дварами. Пользуясь специальными мантрами, путешественник мог пройти через эти двери в другие Круги и планеты по своему желанию. Так было во времена, предшествующие Войнам, перед тем как Била-свагра была опечатана. После того как Била-свагра была закрыта, считалось, что дэвы разрушили все храмы-двары, но очевидно, что это не так.

Вьяса увидел вдалеке тусклые желтые огоньки, танцующие над неизменным туманом:

— Нагаратна.

— Что? — Гопал не был уверен, что Вьяса говорит о том, что видит.

— Самоцветные змеи. Эти огоньки, которые ты видишь. Многие живые формы имеют здесь свои собственные огни. Огни, которые ты видишь, — это самоцветы в капюшонах у змей.

— Настоящие самоцветы?

— Не менее настоящие, чем их яд.

Продолжая смотреть на танцующие самоцветы, Гопал не сразу увидел то, что заметил Вьяса. Два угольно-черных быка были запряжены в карету. Их глаза подобно маякам рыскали по земле сквозь туман, привлекая внимание мистика. Огонь, пылающий где-то в тумане, освещал животных, впечатывающих свои раздвоенные копыта в землю. Белый дым вырывался из их ноздрей. Два вертикальных рога, более трех футов в длину, увенчивали их головы. К ним была привязана веревка или что-то такое, что могло служить поводьями.

Одно из животных, учуяв чужих, повернулось. Свет его глаз пересек их тропу. Гопал протер глаза, ослепленные ярким светом, и остановился. Морды быков были не мордами животных, а лицами людей и выглядели, как большие маски, растянутые до размеров, соответствующих их нынешним телам.

Гопал молча стоял, открыв рот и ощущая слабость в ногах. Было ли это воплощением его желания посмотреть другие Круги? Если бы он это знал, то никогда не покинул бы Голоку.

Мистик, ничуть не испугавшись, направил свой собственный свет на зверей.

— Тришна, — прошептал Вьяса, проводя лучом по животным, потом по карете и, наконец, по зареву в тумане.

Тени четырех фигур танцевали по краям кареты. Языки пламени трепетали и искрились под звуки шеная, на котором играла одна из фигур в капюшонах.

— Помни, — наставлял его мистик, — они не узнают, что мы не из этого Круга. Большинство Агур не слишком сообразительны. Следуй моим указаниям. Ничего не ешь и не пей. Это выявит твою сущность.

Вьяса пригасил огонек на своем посохе, пока тот не исчез совсем.

Где-то за пределами досягаемости света от костра они услышали звон кубков и песню призраков. Они были еще слишком далеко, чтобы видеть лица весельчаков.

Они пели, покачиваясь в такт музыке, прерываясь только для того, чтобы наполнить свои кубки.

— Кажется, они знают о войне на Бху, — прошептал Вьяса вне поля зрения провозглашающих тост в честь Повелителя Наракаталы. — Они упомянули головы. Но больше меня беспокоит то, что они поют о смене дня и ночи. Здесь не бывает дневного света… но он есть на Бху.

— Что?..

— Постой, — приказал Вьяса.

Тени опять запели:

Весельчаки уже визжали, сталкиваясь своими кубками, разливая сому на себя и на землю и разражаясь тем, что нельзя было описать иначе как «дьявольский хохот».

Гопал встал, пытаясь получше рассмотреть происходящее, и наклонился вперед, опираясь на тонкую ветку. Сухая ветка хрустнула, и он вывалился на край круга света от костра.

Пировавшие обернулись на шум, хватаясь за оружие и вглядываясь в темноту вокруг них.

Вьяса шагнул в свет, помогая Гопалу подняться из влажного тумана.

— Приветствую вас! — сказал мистик.

Фигуры в капюшонах подняли оружие.

— Не беспокойтесь! Мы были очарованы вашим пением и посчитали, что лучше не прерывать вашего тоста. У вас нет причины бояться нас.

«Он сказал, чтобы они не тревожились? — подумал Гопал. — Им не нужно бояться нас?»

Одна из тварей, пытаясь успокоиться, шагнула вперед, чтобы получше разглядеть их. Желтые огни горели там, где должны были быть глаза. Мерцание в его глазницах высвечивало пепельно-серое, пузырящееся и сгнившее лицо.

— Это всего лишь старый да малый, — засмеялось существо, разворачиваясь и падая на свое место у огня.

— Добро пожаловать, чужеземцы, — заверещал кто-то из тумана.

Возникая из голубой дымки, он сбросил с головы капюшон. Его лицо было таким же бледным и ободранным, как и у первого, как будто он был уже когда-то похоронен. Остальные тоже сняли капюшоны, обнажая те же отвратительные черты различных пропорций.

— Присоединяйтесь, — пригласил ближайший к ним.

— Тост за нашего хозяина! — проскрежетал он, чокаясь с остальными. Двое из них столкнулись руками. Палец одного отвалился и упал в кубок другого.

— Посмотри, что ты сделал с моим напитком.

Существо вынуло палец из чаши и выбросило его в огонь. Палец некоторое время извивался, потом зашипел, почернел и вспыхнул, пожираемый пламенем костра. Тот, который потерял палец, неудержимо захохотал. Остальные с диким завыванием присоединились к нему.

— Они похожи на мертвецов, — прошептал Гопал, сомневаясь, стоит ли принимать это любезное приглашение.

— В нашем понимании смерти, они и есть мертвецы, — сказал Вьяса, беря его за руку и придвигая ближе.

— Нам понравилась ваша песня, — похвалил мистик, усаживаясь у огня и заставляя сесть и Гопала; юноша таращил глаза на своих гостеприимных хозяев.

— Он освободит нас из Била-свагры, — заскрипел один к одобрению остальных, вновь сдвинувших кубки.

Еще один обернулся к мистику.

— Бхутаната обещал взять всех, кто последует за ним на высшие планеты.

— Вон из этой дыры, — засмеялся другой. — К свету!

— Чтобы взять молодые тела из чистой, теплой плоти.

— Вселиться в молодые тела из чистой, теплой плоти, — взвыл еще один.

Его красный язык обтер бледную верхнюю губу. Кожа отслаивалась с его пальцев как сухая бумага.

— Попробовать молодые тела из чистой, теплой плоти, — завопил другой. Двое из них покатились в туман, смеясь и хихикая, как дети. Чокнувшись, они выпили еще раз.

Один подвинулся ближе к Гопалу.

— Меня называют Мустика, — невнятно сказал он.

Кожа на его лице была ободрана и свисала лохмотьями. Когда он качал головой из стороны в сторону, было такое впечатление, что она свободно болтается на шее. Он отхлебнул из кубка. Жидкость разлилась по его губам и дальше по шее и груди.

Это для Гопала было уже чересчур!

— Чего ты уставился? — прохрипел Мустика.

Посмотрев в чашу, он увидел, что привлекло внимание Гопала. В чаше с сомой плавал его нос — зеленый, пузырящийся ломоть его лица.

— Хм-м-м, — промычало существо при виде этого зрелища.

Мустика выловил свою плоть из чаши и со смехом выставил ее на обозрение остальных.

Гопал уставился в зияющее отверстие посреди лица Мустики.

— Следи за собой получше, — завопил другой, которого звали Мура, сидящий на другой стороне костра. — В следующий раз у тебя оторвется башка!

Эти твари считали, что это самая смешная вещь, которую они когда-либо видели. Мустика бросил нос через костер в шутника.

Мура со смехом схватил нос и приставил чужую плоть поверх своего собственного носа, заставив всех, кроме Вьясы и Гопала, покатиться со смеху. Мура бросил нос в огонь. Он тоже съежился, зашипел, затем почернел и вспыхнул, разбрызгивая искры на присутствующих. На этот раз смех сопровождался аплодисментами.

Гопалу было не смешно.

— Я знаю, что тебе нужно, — предложил Мустика, ложась на бок. — Попробуй-ка нашей сомы.

Мустика протянул ему тот же самый, покрытый слюной бокал, в котором плавал его нос. Гопал оттолкнул его в сторону, пролив его содержимое на колени Мустике и на землю. Мустика вытирал, посапывая или пытаясь это делать, поскольку носа у него не было. Он был похож на ребенка, у которого отняли его любимую игрушку.

— Кубья, — заскулил он обращаясь к самому низкому и толстому члену их пирушки. — Принеси бочонок и налей еще сомы для нашего неуклюжего гостя.

Перекатившись с боку на бок, Кубья ухватился за колесо повозки и выдернул себя, как слон из грязевой ванны, из тумана. Карета закачалась из стороны в сторону. Быки возмущенно зафыркали и пробежали глазами черное небо.

— Мы были бы рады присоединиться к вашему тосту, — сказал Вьяса, — в следующий раз. Сейчас у нас пост.

Мустика проигнорировал слова мистика. Кубья вручил своему другу чашу, которую тот передал Гопалу.

— Это Бака, — сказал Мура, указывая направо.

— А это, — сказал он, указывая на сидящего напротив, — Мура — самый смешной.

Мура делал вид, что отрывает свой нос. Гопалу показалось, что эта штуковина улыбается, но это трудно было назвать улыбкой, поскольку его верхняя губа болталась как тряпка.

— А я — Вьяса, — добавил мистик, надеясь отвлечь внимание Мустики от юноши.

Гопал поставил варево на землю.

— Вы идете на Махайагну? — спросил Мура, небрежно отрывая полоску своей серой плоти от руки и бросая ее в костер, просто, чтобы насладиться шипением.

— Великое жертвоприношение? — откликнулся Вьяса, узнавая это слово и не обращая внимания на отталкивающее зрелище. — Да! Поэтому мы и постимся, мы готовимся к Махайагне.

Гопал не мог не смотреть на существ, сидящих вокруг костра. Должно быть, это был сон — кошмарный сон. Это и было то, чего он ждал всю жизнь? Он все бы отдал, чтобы вернуться в Голоку во времена, когда он еще ничего не знал о наге. Потом он вспомнил… его сестра была где-то здесь, в этом ужасном месте. Ему стало плохо.

Мустика потянулся и, взяв с земли кубок, протянул его Гопалу.

— Я не думаю, что сома нарушит ваш пост. Как ты думаешь, Кубья?

Кубья, покачиваясь как слон, медленно вышагивал позади юноши.

Гопал посмотрел на Вьясу, надеясь получить от него какую-то помощь. Он спиной ощущал присутствие Кубьи.

— Я думаю, ты прав! — угрожающе сказал Кубья. Гопал взглянул через левое плечо на огромную массу гниющей плоти, называемую Кубьей.

— Пей! — прошамкал Кубья слюнявыми губами, которые шлепали его по лицу. — Ты ведь не хочешь нас оскорбить? — Он сплюнул и одна из его губ отвалилась, исчезнув в тумане, прямо перед Гопалом.

— Брось ее в огонь, — заверещал Мура. — Пусть зашипит.

Гопал посмотрел на Вьясу.

Вьяса кивнул.

Гопала замутило при мысли о прикосновении к вонючему куску кожи, но он нашел ее. Стараясь не глядеть, он бросил ее в пламя, где она зашипела ко всеобщему восторгу и, лопнув, исчезла.

Мустику не отвлекла эта забава, и он, схватив кубок, взял Гопала за волосы и запрокинул ему голову назад. Кубья приставил нож к его горлу.

— Ну, теперь пей, — потребовал Мустика, пытаясь влить жидкость сквозь его плотно сжатые губы. — Или Кубья перережет тебе глотку, и я волью это прямо в тебя.

Вьяса направил свою трибунду прямо на Кубью и произнес:

— Маха манти!

Гопал узнал вибрирующий звук, разорвавший воздух, голова Кубьи отвалилась.

Прежде чем Мустика успел что-то сообразить, голова Кубьи скрылась в тумане.

Обезглавленная туша пошатнулась из стороны в сторону. Гопал подумал, что сейчас будет раздавлен, но тело, сотрясая землю, плюхнулось назад.

Вьяса, работая посохом как топором, ударил пьяного Мустику прямо по лицу, прямо над отверстием, где был его нос. Лицо Мустики расщепилось надвое. Тварь взвыла так, что у Гопала заныли зубы. Изо рта у Мустики медленно потекла вонючая жидкость, заменяя вопль. Глубокая рана на его лбу разошлась, и он повалился навзничь и исчез в тумане.

Гопал обнаружил, что он весь вымазан в какой-то противной жиже. Он не знал, что ему делать.

— Драться! — приказал ему Вьяса.

Гопал схватил кинжал и прыгнул через костер на ничего не подозревающего Муру, опрокидывая его назад.

Гопал почувствовал, что схватил существо за шею. Он без колебаний погрузил кинжал в голубую дымку, найдя горло Муры. Когда он вытащил клинок, та же самая жидкость изверглась из раны прямо ему на руки. Отшатнувшись, он выронил липкий кинжал и упал на спину.

Из облака тумана появился Мура, зажимая одной рукой рану на шее. Он встал на ноги и, покачиваясь, направился к Гопалу.

Испуганный потерей кинжала, Гопал обыскивал влажную, липкую поверхность в тумане, отчаянно пытаясь спасти свое оружие. Не найдя его, он встал, беззащитный, прямо перед костром.

Лишенная кожи рука Муры с костлявыми пальцами потянулась к Гопалу. Он отпрыгнул в сторону, и Мура упал в огонь. Существо зашипело, съежилось, почернело и, пронзительно заверещав, взорвалось. Серая плоть полетела в разные стороны.

Тем временем мистик был занят отражением ударов секиры Баки, действуя трибундой, выбил оружие из рук Баки. Получив удар по брюху, а затем по затылку, Бака пошатнулся и безжизненно свалился на землю.

— Ты в порядке? — спросил Вьяса, стоя над телом.

— Да! — ответил Гопал, с отвращением глядя на субстанцию, покрывающую его.

Вьяса осмотрел свой посох, а затем Гопала.

— Тебе нужно быстренько почиститься. Это, вероятно, яд.

Гопал вытянул руку с широко распростертыми пальцами. Теперь он чувствовал себя еще хуже.

— Посмотри в фургоне, нет ли там во что переодеться. Стой!

Вьяса наклонился и поднял что-то из тумана. Это был кинжал Гопала.

— Вот, — сказал мистик. — Тебе не стоит этого терять.

Гопал нашел одежду, похожую на ту, которую носили их хозяева, и немного ароматических масел, используемых в некоторых обрядах. Насухо вытеревшись своей чаттой и намазавшись маслом, он надел длинную серую рясу и выбросил испорченную чатту в огонь.

— Во имя ману! — воскликнул Вьяса, взмахнув перед лицом руками. — Что ты надел?

Гопал поднес свою руку к носу.

— Не так уж и плохо. Это все, что я смог найти.

Вьяса перестал подшучивать.

— Мы еще можем спасти твою сестру. Если они собирались на жертвоприношение, она еще жива! Мы воспользуемся этим фургоном, чтобы продолжить путешествие.

— Куда мы поедем?

— В Алакапури, город Бхутанаты. Там мы найдем твою сестру.

— Ты был здесь раньше?

Вьяса не ответил.

— А что Судама и Нимаи?

— Они нас найдут, — ответил Вьяса. — Судама знает об Алакапури. Положи сому в повозку, она здесь высоко ценится. Я проверю тришн.

Повозка заскрипела и медленно тронулась. Черные стволы деревьев выстроились вдоль дороги. Вьяса повторил снова мантры огня, и трибунда вновь осветила их путь.

— Солнце здесь никогда не появляется?

— Никогда, — ответил мистик. — Сурья никогда бы не позволил его лучам освещать Круг Ашур. Наракатала — самая темная из низких планет.

Гопал подумал о Китти. Как страшно ей должно быть на этой планете!

— Я убью их всех, если они что-то сделали с моей сестрой.

Его верхняя губа оттопырилась.

— Я могу понять твои чувства, — успокаивал его Вьяса, — но, если мы хотим закончить видхи, ты должен умерить свой пыл. Твой гнев только на руку Майе. — Вьяса, продолжая управляться с поводьями, обернулся к юноше: — Ты станешь существом без воли, бездушной раковиной, — он натянул поводья, направляя быков прямо, — как и эти животные, у которых каждое действие контролируется хозяином.

Гопал понял этот пример.

— Как я могу контролировать свой гнев? — спросил он.

— Только контролируя свое сознание, — ответил мистик, натягивая поводья и останавливаясь. — Возьми поводья.

Гопал исполнил указание, и вскоре фургон продолжил свой путь.

— Мы, как эта повозка, — продолжал мистик, — только мы приводимся в движение чувствами, а не быками. Эти поводья — наше сознание. Сознание предназначено для управления чувствами, а оно, в свою очередь, должно управляться разумом.

Он улыбнулся и дернул поводья в руках у Гопала, заставляя быков ускорить шаг. Колеса повозки вильнули вправо. Гопала тряхнуло, и он выпустил поводья. Вьяса засмеялся и опять взял управление на себя.

Лес по краям дороги становился все гуще. Деревья здесь были выше и нависали над дорогой, еще больше затемняя ее. Вьяса поднял трибунду повыше и произнес:

— Йотис.

Наконечник стал светиться ярче, чем прежде, и луч света продолжал освещать их путь. В луче света они могли видеть неизменный здесь туман, обволакивающий землю. Эта стелющаяся пелена была столь густа, что их повозка совершенно не оставляла за собой следов. Они сразу же заволакивались туманом.

Неожиданно перед ними выросла преграда. Услышав звуки едущей повозки, на дорогу вышла долговязая, почти бесплотная фигура человека, который был ростом не выше четырех футов. Тусклые, побитые доспехи показывали его бледную кожу, покрывавшую его скелет. Длинные, шелковистые волосы свисали из-под такого же побитого шлема. К наконечнику копья на цепи был подвешен небольшой человеческий череп.

Вьяса пригасил свет. Солдат приближался.

Пронизывающие красные глаза, глубоко утопленные в молочно-белом костистом лице, испускали узкие лучи света, согревающие кожу Гопала.

— Спокойно, — напомнил Вьяса. — Помни, они не знают, кто мы. Следуй моим указаниям.

Солдат вышел на середину дороги, перекрывая дорогу, с копьем наперевес.

Вьяса натянул поводья, останавливая повозку.

Еще один солдат, которого ни Вьяса, ни Гопал не видели, подошел сбоку.

— Кто вы? — спросил он. — Чем вы занимаетесь?

— Я — Ятудхана, — ответил Вьяса, — мы приехали на обряд жертвоприношения. Это мой подмастерье.

— Работник магического фронта? — спросил солдат. — Ну, покажи нам свое умение!

Вьяса вытянул правую руку, сжав ее в кулак. Он провел левой рукой над правой, произнося «Хиранья».

Когда он разжал кулак, на ладони появилась золотая монета, размером как раз с эту ладонь.

— Вот, это вам! — Он подбросил ее в воздух.

Солдат протянул скелетообразную руку и поймал монету. Он посмотрел на нее, подбросил и опять поймал.

— Ха, — ощерился солдат, показывая острые зубы. — Ты разве не знаешь, какого рода магию мы любим больше всего?

Вьяса обернулся к Гопалу:

— Достань сзади бочонок.

Гопал спрыгнул со своего места и сзади влез в фургон.

Что-то подозревая, второй солдат пошел назад и кончиком копья отбросил занавеску.

Находящийся внутри Гопал увидел наконечник копья. Крошечный череп, висящий на оружии, смотрел на него.

— Вот он, — сказал Гопал, вытаскивая небольшой бочонок прямо в руки любопытного солдата.

Солдат засуетился, пытаясь удержать бочонок и в то же время не выронить оружие.

— Я думаю, что у нас есть и лишние чаши, — добавил Гопал. — Сейчас посмотрю.

Он раскидывал кучи одежды, все время стараясь не потерять присутствия духа.

— Вот они! — Вытирая кубки рукавом, он отдал один из них солдату.

— Ну, что у нас здесь? — спросил он, прислоняя копье к фургону и поддерживая бочонок на ступеньке лестницы.

Вынув затычку, солдат налил немного густой красной жидкости в кубок и принюхался. Лицо его растянулось в довольной ухмылке. Его янтарные глаза расширились и загорелись еще ярче. Он отхлебнул… а потом одним глотком опустошил кубок.

— Сома!

— Сома?! — заревел его приятель и рванулся к нему. — Дай-ка, посмотрю, что у нас здесь! — Оттолкнув своего друга в сторону, он выхватил из рук Гопала другой кубок. Наполнив его живительной влагой, он выпил. Облизнув белые губы, он закричал Вьясе: — А ты неплохой чародей! — Сняв бочонок со ступеней, они поставили его на дорогу и опять выпили.

— Можете проезжать, — закричал один из них, чувствуя, как приятная теплота разливается по его телу.

Другой поднял одной рукой шлагбаум, держа во второй руке кубок.

Гопал залез обратно в фургон. Вьяса ухватился за поводья, и быки двинулись вперед, пока стражники ругались из-за выпивки.

Цокот копыт животных неожиданно стал звучать по-другому. Фургон, должно быть, выехал на более твердую поверхность, похожую на булыжник.

Копыта застучали, а ржавые пружины повозки заскрипели еще больше. Гопал выбрался через переднее окно фургона и уселся рядом с Вьясой.

— Кто они такие?

— Яксы! — ответил мистик.

— Они маловаты для солдат.

— Это не обычные солдаты, — объяснил Вьяса. — Яксы питаются млечихой, травой бешенства. Они сражаются в два раза быстрее любого солдата из Среднего Круга. Теряя оружие, они сражаются зубами. Говорят, что некоторые бились даже без головы: их тела — с помощью оружия, а головы вгрызались в их противников. Их многие тысячи под командованием Бхутанаты.

— А те, другие? Которых мы встретили вначале… и убили?

— Эти отвратительные существа были кродхавасы из расы ракшас с самых нижних планет Била-свагры.

Гопал смотрел только вперед, не сводя глаз с луча маяка мистика.

Лес начал редеть и превратился в плоскую, ничем не защищенную равнину. Здесь, насколько хватало глаз, не было ни деревьев, ни скал, не было ничего, кроме плоской земли и бледно-голубой дымки… Только далеко впереди было зарево ожидающего их города.