Шелл заплатил Червяку, который горячо его поблагодарил и часть денег пустил на новый круг выпивки. Я отказался — мой первый стакан еще оставался недопитым. Несколько минут Шелл и Броган обменивались фактами о бабочках, а потом разговор перешел на общих знакомых по прежним временам и Антоний тоже присоединился. Перед уходом Шелл попросил назвать кого-нибудь на Лонг-Айленде, кто до сих пор может быть тесно связан с Кланом.
Эммет погрузился в обычную для него фазу размышлений — можно было видеть, как он словно перелистывает страницы своей памяти.
— Те члены Клана, которые сохранили кое-какую организацию, действуют по большей части подпольно. Помню, читал я об одном типе, который по уши в этих делах. Стивен Эндрюс. Он старый уже, может, теперь и помер. Заправлял всем во Фрипорте. Ты послушай, какой у него был титул — Большой Благородный Циклоп. Я так думаю, что в стране слепых и кривой — король. Может, он все еще и жив. А если так, то поговорит с тобой, вдруг тебе удастся выудить из него еще что-нибудь.
Антоний, Шелл и я поднялись. Эммет подошел к выходу из кабинета и каждому из нас пожал руку.
— Рад был повидаться с вами, ребята, — сказал он.
— Может, я приду еще поговорить, — предупредил его Шелл.
— Если нужно будет что-нибудь срочно, позвони в библиотеку, чтобы мне передали. Они там все меня знают.
Броган выудил еще одну сигарету у Антония, потом повернулся ко мне:
— Послушай меня, сынок. Будущее — в информации. Именно там будут власть и деньги. Когда твои детишки достигнут твоих лет, появятся машины, которые станут делать то, что сегодня делаю я. И бесплатно. Проблема тут только одна.
— И что это за проблема? — спросил я.
Он помахал рукой.
— Не бери в голову. Сначала нужно пережить следующую войну.
Мы попрощались с Грейс, которая пригласила нас вернуться поскорее. Потом мы оказались в проулке.
— Броган — настоящий шизик, — сказал Антоний, когда мы шли по тротуару, забросанному ящиками и всяким мусором.
— Да, — отозвался Шелл. — Он много чего знает, но когда начинает говорить о будущем, пора выяснять, сколько порций этого вонючего джина он проглотил.
— А его называют Червяком, потому что он — книжный червь? — спросил я.
— Нет, малыш, его называют Червяком, потому что он и есть самый настоящий долбаный червяк, — объяснил Антоний.
— Как это?
— Представь, что тебе нужно провести с этим типом час или два. На любой вечеринке — он убийца.
— Эммет не способен выключаться, — сказал Шелл. — Для него мир — всего лишь совокупность фактов. Очень скоро он залезает тебе под кожу, и ты хочешь одного: чтобы он заткнулся. Отсюда и кличка — Червяк.
— Он, наверное, живет в каком-нибудь старом грузовике? — спросил я.
— У него неплохая квартирка на Парк-авеню, — ответил Шелл. — К Червяку за помощью обращаются такие люди — ого-го. Денежки у него водятся.
— Он одевается, как бродяга, — заметил я.
— Мирское его не волнует, — сказал Антоний.
Покинув «Парадайз» Грейс, мы вернулись на вокзал и успели на двухчасовой поезд до Порт-Вашингтона. Некоторое время никто не произносил ни слова, но после Ямайки Шелл наклонился вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы, и задал вопрос:
— Зачем Клану убивать дочку Барнса?
Мы с Антонием сидели молча в ожидании ответа.
— Так вот, если ее убил Клан, — продолжил Шелл, — с учетом того, что это целая группа, к тому же группа с политическими целями, не важно, насколько идиотскими, то я бы сказал, что это либо месть, либо некое политическое заявление. Иначе зачем оставлять визитную карточку? Совершенно ясно, что девочка не могла ничем разозлить их.
— А то, что мать использовала слово «диббук», не может означать, что она еврейка? — спросил я.
— Я тоже думаю об этом, — сказал Шелл. — Это не обязательно, но вероятность такая существует.
— Так может, девочку убили, потому что она наполовину еврейка?
— А смысл? На Лонг-Айленде живет немало евреев. Почему они выбрали именно эту девочку?
— Эммет сказал, что они против смешения крови, — вставил Антоний. — Может, как говорит малыш, ее убили потому, что она наполовину еврейка?
— Но Барнс и его жена, похоже, не очень выпячивали ее еврейство. Наверняка в тех голубокровных кругах, где он вращается, подобное происхождение — не лучшая реклама. Если она и еврейка, большинству людей это неизвестно, как же Клан мог узнать?
— А по-твоему, он должен дать объявление в газету: «Моя жена — еврейка»? — спросил Антоний.
Шелл наклонил голову набок и неопределенно кивнул.
— Хороший вопрос. Правда, смысла в нем маловато. Судя по тому, что сказал Эммет, случившееся не очень-то согласуется с законностью и порядком, за которые якобы ратует лонг-айлендский клан.
— Тут есть еще кое-что, — сказал я.
Шелл посмотрел на меня и выпрямился.
— Шляпа? — спросил Антоний.
Я кивнул.
— Ну уж ладно, валяй. Рано или поздно все равно пришлось бы рассказать.
— Какая шляпа? — спросил Шелл.
— Помнишь ту шляпу, что я надевал, когда был матерью Паркса? — спросил Антоний.
Шелл кивнул.
Хотя он и попросил меня рассказать эту историю, силач сам поведал все происшествие со шляпой, включая наши попытки вернуть ее и наш обман. У меня мурашки бежали по коже, пока он говорил, но я был благодарен Антонию за его заключительные слова:
— Малыш ни в чем не виноват, босс. Это я его подговорил.
— Похоже, обман входит у нас в повестку дня. — Шелл взглянул на меня.
— Прости, — сказал я.
— И меня, — присоединился ко мне Антоний. — Просто я не хотел, чтобы ты думал, будто я теряю профессиональную хватку.
Шелл рассмеялся:
— Твоя профессиональная хватка?
— Не хотелось, чтобы ты думал, будто я отлыниваю и плохо работаю.
— Ну, хорошо, — сказал Шелл, — давайте покончим с этим, пока нас не начало тошнить. Ты мне сказал, что потерял эту шляпу в ночь сеанса, потом вы отправились туда, чтобы забрать ее у девушки, но Диего снова ее потерял, когда на него на берегу напали бутлегеры. Я смотрю, у вас двоих жизнь бьет ключом. Но у меня есть вопрос: какое это имеет отношение к убийству Шарлотты Барнс?
— Шляпа объявилась еще раз, — объяснил я.
— Когда мы покидали имение Барнса в день знакомства с Лидией Хаш, мимо нас проехала машина. Так вот, малыш видел эту шляпу на парне, который сидел за рулем, — сказал Антоний.
— Это была та самая шляпа? — спросил Шелл.
— Я так думаю, — подтвердил я.
— Мне пришло в голову, может, Барнс бутлегерствует — привозит алкоголь из Канады, а эти ребята в машине работают на него, — сказал Антоний.
— Предположеньице, — прошептал я.
Шелл переварил услышанное, а потом ответил мне:
— Нет-нет. — Он поднял руку. — Вообще-то в этом есть резон. Значит, вы считаете, что девочку убили в отместку за то, что ее папаша ввозит сюда ром? В этом гораздо больше резона, чем в случайном похищении и убийстве. Эммет сказал, что люди из Клана — непримиримые сторонники сухого закона.
— Такое наказание кажется слишком уж жестоким, — заметил я.
— Не думаю, что резоны — их сильная сторона, — сказал Антоний.
— А это означает, что мы должны нанести визит Благородному Циклопу, — сделал вывод Шелл. — Может, он знает, что между Барнсом и Кланом собака пробежала. Антоний, когда вернемся домой, я тебя прошу, достань «брумхендл»[48] и подготовь его.
— Ты что, босс, и вправду достать маузер? — удивился силач. — А приклад нужен?
— Нет, он должен быть незаметным.
— Что такое «брумхендл»? — спросил я.
— Такой старый пистолет, — пояснил Антоний.
— Пистолет? Я и не знал, что у нас есть пистолет.
— Ну да, есть, — сказал Антоний.
— А вы им когда-нибудь раньше пользовались?
— Один раз, — ответил Шелл.
— А он что — в самом деле нам нужен? Я начинаю нервничать при виде пистолетов, — встревожился я.
— Люди, которые убили маленькую девочку, и глазом не моргнут — уберут двух кидал и мексикашку, — сказал Шелл.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Антоний.
— Подумайте только, мистер Клеопатра, не потеряй вы эту шляпу, мы бы никогда не догадались о такой связи, — съязвил Шелл.
— Я всегда стараюсь делать все, что в моих силах, — заявил Антоний.