Девочка и гора

1 Турин

Был большой огонь, и было большое наводнение. И то, и другое — силы природы, которые сметают все на своем пути, уничтожают старое и обещают новое начало. Турин был причиной и огня, и наводнения. И все же оба не смогли смыть его желание быть с Яз из Икта: девушкой, для которой звезды сияют ярче.

Турин уставился на дыру длиной в несколько миль, протянувшуюся вертикально сквозь лед в мир, который он никогда не видел. Казалось невозможным, что он разжег огонь, который протопил ее. Высвобождение его огонь-таланта, энергии, которая копилась в нем многими годами, опустошило Турина. Последующая битва с Запятнанными оставила ему синяки, укусы и рваные раны. И почти сразу же после этого он использовал всю свою лед-работу в отчаянной попытке обеспечить брату Яз возможность присоединиться к побегу.

Пока он гадал, что же все еще удерживает его в вертикальном положении, Турин обнаружил, что падает на пол. Последним, что осталось у него в памяти, были невероятно белые глаза Яз, устремленные на него, когда клетка поднялась еще выше и исчезла в темноте.

— Проснись!

Турин со стоном перекатился на бок. Приятное тепло окутало его, и на какое-то прекрасное мгновение он решил, что находится в доме своей матери в поселке. Он попытался уцепиться за иллюзию, но она ускользнула из его рук, оставив лишь обрывки кошмаров, преследовавших его во снах, в которых Теус стоял над ним, дергая за веревочки и заставляя танцевать под чужую мелодию.

— Все еще с нами? Хорошо.

Турин приоткрыл один глаз. Яростный свет, искаженный его затуманенным зрением, украл детали сцены, но он увидел достаточно и мог сказать, что лежит в одном из сараев кузницы. С опорных балок свисали длинные цепи и разнообразные инструменты.

— Кайлал? Это ты?

— Ага. — Молодой кузнец хлопнул Турина по плечу. — Нужно больше, чем сотня кричащих Сломанных, чтобы уложить меня.

Турин попытался сесть. Все его тело болело. Укусы и царапины, которых он раньше не замечал, настойчиво требовали его внимания.

— Как ты?

— Ну, я потерял обе ноги...

Турин улыбнулся старой шутке. Кайлал выглядел так же плохо, как и Турин — оба глаза почернели и опухли, ухо разорвано и кровоточило, на шее синяки. Тем не менее, самой большой его болью была потеря Эксара. Остальные раны заживут.

— Рад тебя видеть. Как я здесь очутился?

— Арка велела отнести раненых в укрытие. Худшие из них находятся в поселке. — Кайлал подтянулся по цепи, чтобы добраться до своего рабочего стула. — Мне сказали, что твоя подруга Яз ушла впечатляющим образом.

— Она и твоя подруга. — Турин нахмурился, злясь на собственную уклончивость.

Кайлал покачал головой.

— Я потерял Эксара, и его уже не вернуть. Яз отсутствует всего полдня. Она там, наверху. — Он указал. — Это путешествие, которое даже у меня не заняло бы много времени.

— Мне говорили, что вверх идти труднее. — Турин встал, застонав от скованности в конечностях.

— Серьезно, тебе нужно что-то сделать, Турин. Я видел, как ты на нее смотрел. Каково это будет — провести долгие годы, постоянно задаваясь вопросом, где она, что делает?

Турин потянулся, воображая, что слышит, как скрипят кости ног. Он знал, что Кайлал прав, и это пугало его. Он придвинулся ближе к кузнечному горшку, все еще излучавшему остаточное тепло, несмотря на то, что он был пуст:

— Сломанные нуждаются во мне.

— Это просто оправдание. У нас есть Арка. Наши люди очистились от пятен. И если этот кит действительно там...

— Там. Вытащить его из черного льда будет еще той работенкой, но я его видел собственными глазами. Я никогда не верил историям, которые говорили, насколько велики эти штуки!

Кайлал усмехнулся:

— Я тоже хочу его увидеть!

Турин повторил улыбку друга. Казалось безумием для них двоих, у которых не было никаких воспоминаний о льде, обсуждать выход на поверхность. Но если когда-либо и было время для безумия, то именно сейчас, начиная с тех дней, когда появилась Яз.

— Я не знаю, как последовать за ней, — тихо сказал Турин. Это казалось еще более жалким оправданием, чем необходимость быть здесь. Но правда заключалась в том, что две мили льда были устрашающим барьером. Не похоже, чтобы кто-то когда-либо преодолевал его до того, как Яз сбежала.

Кайлал рассмеялся.

— Говорят, что ты тот, кто в первую очередь сделал эту дыру. Если это правда, то, конечно, ты можешь заставить себя подняться. Сомневаюсь, что они смогли закрыть ее.

Турин нахмурился.

— Может быть... — Он прикусил губу. — Хотя это было бы опасно. Очень.

— А, ладно. Тогда лучше остаться. — Кайлал снял один из своих молотков и начал проверять открытые звенья цепи, разбросанные по столу перед ним.

— Хм. — Турин покачал головой. — С тех пор как она упала, все стало опасным. Думаю, теперь у меня появился вкус к этому.

Кайлал протянул руку за спину, схватил что-то темное и тяжелое и бросил его Турину.

— Плащ Эксара? — Турин провел рукой по одежде: двухслойная крысиная кожа. Эксару потребовалась целая вечность, чтобы выменять меха для него.

Кайлалу удалось улыбнуться:

— Он никогда не мог согреться.

— Я не могу...

— Возьми его. Я слышал, там очень холодно.

Турин накинул плащ на плечи и направился к двери. Он остановился и положил руку на плечо Кайлала:

— Ты ведь позаботишься о них для меня, да?

— Сделаю, брат. — Кайлал отложил молот и положил мозолистую руку поверх руки Турина. — И мы будем здесь, если тебе понадобится место, куда можно вернуться. А теперь иди и добудь ее.

Турин вернулся в город, проходя пещеру за пещерой, где Сломанные бродили в количестве, большем, чем он когда-либо видел. Те, кто был освобожден от пятен, превосходили числом Сломанных, оставшихся на свободе, но теперь они смешались, семьи воссоединились. Были поздравления от людей, которые помнили Турина ребенком, и от других, которых он помнил с детства. Некоторые, захваченные совсем недавно, бросались обнимать его, пытаясь утащить на тот или иной праздник. Радость, которую Яз оставила после себя, только начинала проникать в них. Сломанные только сейчас начали по-настоящему верить, что это не сон, что это что-то реальное, которое нельзя у них отнять.

Каждое приглашение, каждое воссоединение ослабляло его решимость; каждое было крючком, вонзившимся в его плоть — он должен был вырвать его, если хотел продолжать идти к цели. Было бы так легко остаться, так легко вернуться к привычной жизни, наслаждаться улучшенным будущим в компании большой семьи. Но Турин знал, что, если он свернет со своего пути, если сдастся тому, что было легко, Яз будет преследовать его всю жизнь, как бы долго она ни продлилась. Великое «что, если» будет висеть над его головой год за годом.

Он пришел в пещеру города и пересек покрытый лужами камень, обледеневшие остатки потопа трещали под его ногами. Он прошел среди покинутого железного богатства — обломков разбитых охотников, брошенных доспехов, выброшенного оружия. Он обошел стороной яму, в которую упали Теус и другие запятнанные геранты, когда Яз обрушила пол под ними, отправив их в комнату подземного города. Он предположил, что яма по-прежнему полна тел тех, кто упал среди грохота обломков, но у него не было желания самому увидеть правду. За ними скоро придут семьи погибших.

Турин заметил одинокую фигуру, рывшуюся в обломках охотника Пома — Старый Ганно, самый старший из Сломанных, если не считать Эулара, далеко за пятьдесят. Он приветственно поднял руку. Кроме них двоих, руины были пустынны.

Турин остановился под широким горлом дыры, которая тянулась через крышу пещеры до поверхности льда, предположительно мили в длину. Звездная пыль, покрывавшая лед, освещала первые двадцать или тридцать ярдов шахты тусклым многоцветным сиянием. Дальше была только темнота, ни намека на небо, о котором рассказывали истории. У большинства друзей Турина были воспоминания о поверхности, но ни одно из их слов по-настоящему не рисовало картину в его сознании или даже имело смысл. Что поддерживало это «небо»? Как высоко оно было над землей? Где находились стены? Турин вздохнул и предположил, что, если его планы увенчаются успехом, он скоро сам увидит и, будучи взрослым, поймет то, что Сломанные не смогли объяснить, исходя из своих детских воспоминаний.

Глубокий вдох немного успокоил его. Еще один глубокий вдох, давая выход напряжению. Сила Турина в работе со льдом исходила от его крови марджала. Не считая тень-работы, наиболее распространены среди марджалов были именно основные навыки. С ранних лет он был силен в вода-работе и лед-работе. К десяти годам он мог ослабить стены пещеры, позволяя герантам копать гораздо быстрее в поисках звезд. Талант медленно укреплялся по мере того, как он рос и ежедневно использовал его с шахтерской командой, но он все еще не был таким сильным, как у Тарко.

Все изменилось, когда Турин вернулся от Запятнанных. Что-то в нем сдвинулось, какой-то барьер сломался. Он обнаружил, что способен на новые подвиги. И за неделю, прошедшую с момента появления Яз, казалось, что какая-то доселе не подозреваемая внутренняя стена сдалась под возрастающим с каждым днем давлением. В схватке с Хеттой он удержал ее, схватив воду, которая наполняет всех людей. Появление Яз запустило череду ситуаций, связанных с жизнью или смертью, и с каждой новой крайней опасностью Турин пробивался на новую высоту, высвобождая больше сил, и его лед-работа, наконец, стала равной лед-работе их бывшего предводителя. Возможно, даже превзошла ее.

Еще один глубокий вдох, и Турин потянулся к своей силе. Эта идея пришла ему в голову, когда он подумал о том, как спас Зина. Мальчик потерял хватку на клетке, когда та ускорилась и буквально полетела вверх по шахте. Турин потянулся к нему своей лед-работой, его разум завладел кровью Зина. Турин поднял мальчика и отправил его в погоню за клеткой, позволив ему снова схватиться за прутья.

Теперь Турин повернул свою лед-работу внутрь, захватывая воду в крови, которая текла по его собственным жилам, воду, наполнявшую его плоть. Нужно только увидеть, насколько твердым будет замерзший труп, чтобы понять, сколько в нас воды. С тихим ворчанием сосредоточенности Турин оторвал ноги от скалы. Это было легче, чем он боялся, но все же достаточно тяжело, чтобы заставить его забеспокоиться — поддерживать усилия так долго, как это было необходимо, может оказаться выше его сил.

Он медленно поднялся в воздух с ощущением, что балансирует на узкой вершине невидимой, постоянно растущей башни. Давление, необходимое для того, чтобы поднять вес его тела, переместило какую-то эластичную часть его разума, какой-то фокус его таланта, который будет растягиваться и растягиваться снова, обеспечивая любые усилия, которые от него требовались... вплоть до того мгновения, когда он потребует от себя слишком многого и, без предупреждения, все это сломается.

Под его ногами громоздились пустые ярды. Земля становилась все дальше, крыша — ближе. Со всех сторон над ним нависал ледяной потолок, и Турина охватил внезапный и неожиданный ужас. Расстояние, зияющее под его ногами, казалось, само по себе притягивало его. Невидимая башня, на которой он балансировал, превратилась в неустойчивую груду слабо соединенных частей, сложенных слишком высоко. Каменная поверхность, носящая шрамы города, потребовала, чтобы он присоединился к ней с сокрушительной скоростью.

Панический всплеск силы заставил Турина броситься в шахту, и ее быстро сужающиеся, быстро тускнеющие пределы почти мгновенно укротили расстояние под ним. Какое-то недолгое время он видел под собой только уменьшающийся круг света, который не передавал впечатления от пропасти, которую скрывал.

Через сотню ярдов темнота полностью окутала Турина, и с тех пор он был просто точкой тепла, слепо поднимающейся сквозь ночь. Время от времени он задевал ледяные стены и спрашивал себя, выплюнет ли его кажущаяся бесконечной шахта в мир наверху прежде, чем притяжение гравитации преодолеет силу воли и потащит его, кричащего, обратно к быстрой, но уродливой смерти.

Вверх, всегда вверх. Турин потерял счет времени. Боль нарастала в глазах, пока он не потерял всякое представление о том, куда идет и почему. Вверх и вверх. И боль становилась все сильнее.