Девочка и гора

12 Турин

Турин вздрогнул и проснулся, сбитый с толку окружением, сбитый с толку темнотой. Он пощупал вокруг себя, находя грубый камень со всех сторон. Черная Скала. Он вспомнил. Медленно, на четвереньках, он двинулся к выходу из тупикового туннеля, в котором решил отдохнуть. В пещере за туннелем шепот света от единственной далекой звезды давал ощущение пространства, не освещая ничего. В тепле пещеры росли грибы, достигая невиданных в ледовых пещерах Сломанных высоты и размеров. Это место напоминало старую шахту, из которой вынули все то, что здесь изначально искали.

Турин потер голову в том месте, где ранее задел ей о низкую крышу туннеля. Он должен был знать лучше и не думать, что сможет поймать Хетту. В конце концов, ей каким-то образом удавалось год за годом прятаться в ледяных пещерах как от Сломанных, так и от Запятнанных. Как такой большой человек мог так хорошо прятаться, Турин не мог сказать. Возможно, кровь подарила ей еще какие-нибудь таланты, работающие на нее. Но ее скорость не была загадкой. Ее ноги были почти такими же длинными, как его тело.

Турин утолил жажду водой, сочившейся по одной из стен. Он догадывался, что жрецам не часто приходилось выслеживать незваных гостей или беглецов. Казалось, можно целыми днями бродить по туннелям горы, никого не видя, а без еды и воды эти дни скоро станут смертельным бременем. Турин нашел пещеру грибов, только отследив, при помощи своего вода-чувства, потоки внутри скалы. И даже тогда ему потребовалось много разочаровывающих часов, чтобы спуститься вниз, пока, наконец, он не нашел точку, где гора выпустила свою драгоценную струйку на открытое место. Турин предположил, что тепло, генерируемое звездами и горящим в комплексе углем, растопило лед выше и позволило обеспечить скромный запас питьевой воды — достаточный, чтобы грибы могли расти среди корней горы.

Потянувшись и зевнув, он прогнал часть сна из своего тела. Каким-то образом несколько часов сна сняли с его плеч тяжесть горы, хотя он чувствовал, что она возвращается с каждым всплывающим воспоминанием о недавних событиях. Ему нужно найти Яз. Остальные тоже будут здесь. Он поможет им всем, если сможет. Турин покачал головой, горько усмехнувшись. А сотни, удерживаемые в сиянии этих звезд? Спасет ли он и их? Вот это действительно гора, готовая раздавить его под неисчислимой массой обязательств и обязанностей. Чем все это кончится? Должен ли он спасти членов Сломанных, которых украли из ледяных пещер еще до рождения матери его матери? Хотят ли они вообще, чтобы из спасали? Человек, чей обруч сорвала Хетта, казалось, был счастлив служить Скрытому Богу жрецов. Было ли это его истинным желанием, или чем-то, что звезда в его обруче шептала ему так долго, что это стало частью его мыслей?

Турин сел на валун и стал рассеянно жевать коричневый гриб размером больше его ладони. В ледяных пещерах они были достаточно малы, чтобы поместиться в его ладони. Мадин всегда готовила из них восхитительное рагу, и Турин чувствовал его запах в этой темной комнате, возвращавший его домой, к единственной жизни, которую он когда-либо знал. Он мог просто уйти. Уйти и вернуться в пещеры.

Образ Яз вернулся к нему, как она выглядела, когда клетка тащила ее прочь, ее глаза смотрели на него. Он глубоко вздохнул. Дом там, где сердце. Эулар сказал ему это однажды, много лет назад, и Турин никогда это не понимал, вплоть до этого мгновения. Он мог бы пережить долгое падение и вернуться в пещеры, к своему народу, но он оставит лучшую часть себя здесь, в Черной Скале. Жизнь будет заменена существованием. Погоня за счастьем заменится простым отсчетом оставшихся дней. Яз была незаконченной песней, и он хотел услышать больше.

Турин пошел к далекой звезде с осторожностью слепца, вглядываясь в темноту перед собой в поисках любого намека на препятствия или ямы. Что-то привлекло его внимание; что-то большее, чем просто зрение, повернуло его голову к сгустку тьмы слева от него. Холодный страх наполнил его, внезапный ужас от осознания того, что ты не один в месте, где ты расслабился, где ты спал.

— Хетта? — Он двинулся к фигуре у стены, вытянув руки, руки дрожали.

Темнота возвращала только тишину и растущее чувство страха. Ноги Турина хотели, чтобы он бежал. Шаги, которые он делал по направлению к черной фигуре, становились все короче и медленнее.

Турин напомнил себе, что совсем недавно жил с демонами под кожей и обитал в нескончаемой ночи пещер Запятнанных. В последнее время он слишком часто убегал. Вместо этого он заставил себя действовать вопреки всем инстинктам. Фигура была большой, возможно, человеческой... Казалось, она сидела. Однако вода-чувство Турина ничего не обнаружило — ни крови, ни пота, ни слез. Пальцы неохотно двинулись вперед, наполовину ожидая, что чернота укусит их. Они обнаружили холодный камень, но имеющий форму тела. Статую, какую иногда делают лед-работники, но вылепленную из самой скалы.

Турин ощупал статую. Чувство облегчения, которое должно было охватить его, не смогло этого сделать. Каким-то образом его страх продолжал цеплялся за него, несмотря на то, что кошмарные монстры, которых он представлял, оказались просто камнем. Вещь казалась наполовину законченной, только частично вырезанной из стены. Человек сидел, скрестив ноги и положив руки на колени, ладонями вверх. Если бы он стоял, то был бы выше Хетты. Турину пришлось потянуться, чтобы найти его лицо.

Все время, пока он рассматривал статую, Турину казалось, что он знает имя того, кто сидит перед ним, он напрягал память и имя танцевало прямо на кончиках пальцев. Он чувствовал, что в следующее мгновение сможет открыть рот и произнести это. Но наступало следующее мгновение, и имя все еще ускользало от него.

Когда его пальцы двинулись выше, гладкий камень стал грубым и зазубренным, словно кто-то изрубил его мечом, чтобы испортить работу. Больше всего повреждений было на лице. На месте глаз остались только большие раны, изрезанные то так, то эдак. Имя росло у него во рту, все еще незнакомое его разуму, но желавшее сорваться с языка.

Турин отступил, дрожа, не доверяя каменной фигуре, оставшейся на месте. Почему-то статуя нервировала его больше, чем если бы это был старый труп.

— Аргес. — Имя само собой вылетело изо рта Турина.

Где-то позади него вспыхнул яркий зеленый свет, отбрасывая тень Турина на статую, возвышающуюся перед ним.

— Не говори.

— Это.

— Имя. — Три голоса, одно сообщение.

Страх должен был сжать челюсть Турина, даже если бы он не пытался проглотить это слово. Но оно все равно сорвалось с языка:

— Аргес.

— Еще раз, — предупредил человек позади него.

— И, — сказал следующий.

— Он придет.

Турин зажал рот обеими руками и, пошатываясь, отошел от статуи. Он повернулся к зеленому огоньку, который загорелся у него за спиной.

Прищурившись, он разглядел силуэты трех человек, один из которых был с горящим зеленым глазом. Он опустил руки, и из него вырвалось ругательство. Еще один из разрушителей разума, от которых они с Хеттой сбежали. Он побежал к выходу, старая привычка заставляла его по возможности избегать наступать на грибы.

— Что он делает?

— Убегает.

— От нас?

Женские голоса, надтреснутые от возраста. Что-то в них заставило Турина заколебаться. Он остановился в арке, через которую вошел в пещеру несколько часов назад. Его остановил их удивленный тон. Он оказался под единственной звездой в клетке и медленно повернулся. Среди Сломанных было трудно состариться, поэтому любой, кому это удавалось, заслуживал определенной степени почитания. Возможно, это уважение помогло Турину остаться там.

— Выйдите на свет, — в ответ крикнул он.

— У нас есть свой, — ответила одна из троицы, но они все равно вышли вперед, двигаясь осторожно, как это делали старики, возможно, наученные возрастом, или, возможно, они родились с этим, и эта осторожность позволила им пережить годы. Первая, скрытая сиянием ее одного пылающего глаза, повернулась, чтобы осветить двух других, которые следовали за ней, каждая держалась за предыдущую, как слепая. Зеленый свет делал их странными, как будто они могли быть существами из другого мира, но на самом деле это были старухи в рваных шкурах, костлявые, угловатые тела, морщинистые лица, обрамленные растрепанными прядями длинных седых волос.

— Ты — новый. — У старухи, ведущей остальных, был один звезда-глаз и одна пустая глазница, заполненная тенью. Две другие женщины были безглазыми. Турин рос рядом с Эуларом, так что это зрелище не столько нервировало его, сколько озадачивало. — Совсем новый.

— Откуда вы знаете? — Это было все, что он мог сказать.

Три женщины рассмеялись треснутыми голосами, как будто он пошутил.

— Здесь нет никого настолько глупого, чтобы связываться со статуей Скрытого Бога. — Первая из старух прищурилась. — И кроме того... — Зеленый свет потемнел и превратился в фиолетовый. — У тебя есть талант... — Свет покалывал его кожу. — ...марджал... искусный во льду и огне... — Она нахмурилась. — Есть е...

— Дай посмотреть! — Вторая женщина мгновенно вцепилась в лицо говорившей, и, к ужасу Турина, зеленый глаз оказался в ее руках. Турин сделал шаг назад, его желудок скрутило. Он попытался напомнить себе, что это была звезда, а не глазное яблоко. — А! — Она засунула звезду в правую глазницу и уставилась на него, как будто теперь могла видеть. — Дай мне зуб! Дай мне зуб! — Она выхватила нож из руки первой женщины, клинок, который Турин не заметил в темноте. Турин узнал тип оружия по описанию Яз, которая потеряла такое, сражаясь с Хеттой: зуб кинжал-рыбы.

— Кто вы такие? — изумленно спросил Турин.

— Нас называют Серыми Сестрами. — Она поклонилась. — И никак иначе. — Женщина рассмеялась, словно отпустила шутку, и две ее слепые сестры захихикали вместе с ней. В их веселье было то дикое качество, которое может исходить от поедания слишком большого количества грибов с серебристыми шляпками, тип смеха, который в одном шаге от того, чтобы никогда не останавливаться, в одном шаге от безумия.

— Дети Богов в Море, — выдавила первая.

— Мы видели золотые города и поднялись из них из-подо льда...

— Как пузыри!

Они подошли к нему, и Турин отступил назад, не сводя глаз с ножа. Он держал руки вытянутыми, ладонями вниз, с растопыренными пальцами, умиротворяюще:

— Я как раз... уходил.

— Останься, — сказала сестра с глазом. — У нас так мало посетителей.

— Я... э-э... я должен найти своих друзей. — Турин рискнул оглянуться, проверяя вход.

— Они у жрецов, — сказала третья сестра. — А жрецы хранят то, что у них есть. Те, кого привозят сюда, присоединяются к статуям или работают в шахте. Отсюда никуда не деться, мальчик. Только остаться.

— Он ищет девушку, — сказала сестра с глазом. Если не считать глаза, трудно было отличить одну от другой — возможно, тройняшки. — Особенную девушку.

— Он лююююююююбит ее, — пропела последняя из них.

— Он прилетел сюда, — сказала первая.

— На крыльях любви. — Сестра с глазом и зубом хихикнула.

— Вы видели Яз? — Турин обнаружил, что разрывается между поспешным отрицанием и изумлением. — Откуда вы узнали, что я летаю?

— Агатта видит все, — сказала одна из сестер без глаза. — То, что прошло.

— То, что есть. — Средняя сестра прищурила зеленый глаз.

— И то, что будет, — закончила последняя сестра.

Турин нахмурился:

— Вы видите все... И прячетесь в этой сырой пещере?

Последняя сестра протянула руку и выхватила глаз у сестры. Она надменно фыркнула:

— Это должно кое-что сказать тебе о состоянии мира, юный Турин. Где еще нам быть? У нас есть тепло, еда и вода.

Турин открыл было рот, чтобы ответить, но передумал. Он видел лед.

— А как насчет зеленого мира? — Яз так часто говорила об этом, и ее видение было подобно огню, возле которого он мог согреться, но он не мог войти в него, как не мог войти в пламя. Его воображение не могло представить, на что это может быть похоже. Даже когда камень вокруг него был окрашен в зеленый цвет светом ведьминого глаза. — Зеленый мир действительно существует, не так ли?

— Он был. — Последняя сестра наблюдала за ним.

— Он есть, — сказала вторая. — Всего лишь узкая полоска.

— Его не будет, — нараспев произнесла третья. — Все умирает. Даже миры. Даже время умирает, если ты дашь ему достаточно времени.

Турин покачал головой, чтобы избавиться от замешательства. У него не было времени на эти загадки, даже если они не были бредом сломленных умов, которыми они, вероятно, были:

— Если вы все знаете, то где мои друзья?

— Агатта не все знает — она все видит. Есть разница. Большая разница, — сказала слепая впереди.

— Но мы знаем, где твои друзья, — сказала сестра с глазом. — Но тебе не удастся помочь им, даже чуть-чуть, если ты не задашь правильные вопросы.

— И какие вопросы правильные? — спросил Турин.

— Это был не один из них. — Ее глаз сузился, свет стал более интенсивным. Из разума Турина начали подниматься шепотки, как поднимается пар, когда вода нагревается.

— Вы похожи на другого, — пробормотал Турин. — Но у него были красные глаза, и они жалили сильнее.

— Это Разрушители. Скрытый Бог заставляет их служить его интересам. Точно так же, как он был создан, чтобы служить чужим интересам. Всегда есть рыба покрупнее. Мы, обитатели моря, знаем эту мудрость.

— А кто вас создал? — Шепот из глубины его сознания достиг губ, минуя осторожность и вежливость.

— Боги в...

— Я никогда не видел моря. До сегодняшнего дня я никогда не видел неба. Эти боги — не мои боги. И во льду мы говорим, что обычно очевидный ответ — правильный. — Турин стиснул зубы от сбивающего с толку узкого взгляда зеленого глаза женщины и потянулся своим вода-чувством, нежно сжав всех трех сестер. — До сегодняшнего дня я встречал только одного человека без глаз, и он не использовал звезды, чтобы видеть. Поэтому я думаю, что, если Скрытый Бог создал Разрушителей, разве не он создал вас?

— Мы знали, что ты можешь задать правильный вопрос. — Женщина с глазом отвернулась.

Две других схватили друг друга за лохмотья и последовали за ней, когда та пошла.

— Идем, — позвала последняя из них.

Турин крепко сжал лоб обеими руками, пытаясь собраться с мыслями.

— Подождите! — Он поспешил за ними. — Вы действительно знаете все? Я имею в виду, вы видели все это?

— Да. — Первая сестра скользнула в трещину, которая расколола грубо высеченную стену пещеры, древний дефект в горе, который, должно быть, предшествовал человеческим раскопкам и, скорее всего, их прибытию на Абет.

Они повели его по тому, что казалось естественными проходами в скале, вырезанными древними водами, две слепые сестры находили свой путь на ощупь с уверенностью, которая говорила о годах, проведенных в путешествиях туда и обратно. Их путь вел еще глубже, единственным источником света было изумрудное сияние единственного глаза сестер.

— Куда мы ид...

— Неправильный вопрос.

— Почему мы...

— Лучше, — сказала сестра, шедшая прямо перед ним. — Но «почему» — для нас это трудный вопрос. Когда ты видишь, что будет, нет никаких ответов на «почему», кроме «потому что». Все — это очень много, на него трудно смотреть. Его невозможно удержать в одном уме. Оно разрушает наши мысли. Он крадет амбиции и желания. Видеть все — значит стать его частью. Как гора, лед или ветер.

Турин увидел в зеленом свете бахрому каменных копий, свисающих с потолка пещеры впереди, как зубы в жадной пасти. Это зрелище отвлекло его от многих других вопросов, и некоторое время он мог только восхищаться подземными чудесами, окружавшими их. Скала, казалось, расплавилась, а затем снова замерзла, превратившись в чудесные плавные формы, похожие на пещеру сосулек, но со льдом, замененным камнем и искрившимся слабыми радужными цветами.

Еще глубже, и Турин начал ощущать странную закономерность вокруг себя, плоские поверхности и острые углы, замаскированные текучим камнем:

— Мы в городе Пропавших!

— Да, — согласилась шедшая впереди сестра, бросив на него зеленый взгляд. — Как, по-твоему, охотники возвращают свою добычу?

— Я... — Турин обнаружил, что его ноги перестали двигаться. — Но... — Мысль о том, что мир всегда лежал в пределах досягаемости, ошеломила его. В одном предложении старуха заменила непроходимые мили льда походом через подземный город, который мог совершить любой компетентный мусорщик. Она разрушила ложь об изоляции Сломанных, о падении, которое нельзя было обратить вспять. Турина охватило головокружение, которое раньше он испытывал только на краю высокого обрыва.

— Идем, — рявкнула ближайшая к нему сестра. — Ты упадешь в обморок не здесь. Это будет позже.