Глава 20

Согласно историческим сведениям, например, в Петербурге с апреля по август 1917 года число одних только краж выросло в 6,7 раз. Самыми криминальными были центральные районы столицы. Преступники захватывали здания учреждений и организаций, превращая их в «малины», безнаказанно убивали и грабили.

Сайт «Русская Семерка».

Российская Империя. 6 марта 1917 года

До того, как ехать на инспирированное мной собрание жителей Адмиралтейской части столицы, я попросил Тимофея доставить меня к букинистической лавке.

Добрый день! — Поприветствовал меня однорукий хозяин: — Давненько вы не заходили. Вы хотите забрать своё имущество?

— Даже не надейтесь, уважаемый Платон Иннокентьевич! Я прибыл к вам, чтобы навеки поселиться…

Глядя, как на глазах бледнеет лицо хозяина, я не выдержал и рассмеялся:

— Простите меня за неудачную шутку Платон Иннокентьевич. Никаких дурных мыслей относительно вас, вашего семейства и вашей недвижимости, в голове у меня нет. От вас я съеду не позже оговоренного нами срока, а может быть и раньше. А сегодня я пришёл к вам, чтобы сделать предложение, от которого вы не сможете отказаться. Я вижу, что покупателей у вас, по-прежнему не очень много. Потому я предлагаю вам перейти работать на меня. Может быть, предложенная мной работа не самая высокооплачиваемая, но она вам будет по плечу, я уверен в этом.

Кроме того, — я многозначительно уставился в испуганные глаза букиниста: — я точно знаю, что в ближайшее время вопрос денежного содержания будет не настолько важен, так как новое правительство начнет выпускать много необеспеченных ничем денег. И важным для сотрудника станет наличие продуктового пайка. А я намерен в ближайшее время решить вопрос и по должностным окладам, согласна штатного расписания, и по пайкам. А до решения этого вопроса на уровне города, паёк и денежное содержание я буду обеспечивать из собственных средств. Соглашайтесь, Платон Иннокентьевич, вот ей-Богу, не пожалеете! Вы, всё равно, ничего не теряете, согласившись на мои условия.

Мой визави помолчал, глядя в окно, подумал пару секунд, после чего ответил:

— Хорошо, Петр Степанович, допустим, я соглашусь. В конце концов, в лавке меня смогут подменит жена или старший ребенок, посетителей действительно, совсем немного. Но, чем я должен заниматься у вас исходя из моего печального положения? У однорукого калеки не так много возможностей.

— Как я вам уже сказал, уважаемый Платон Иннокентьевич, вы будете заниматься организационной и письменной работой, которой очень много, а должность ваша будет называться ответственный секретарь или начальник канцелярии. Мне всё равно, поэтому выбор названия должности за вами.

— Хорошо, я согласен! — мой арендодатель стал взволнованно поправлять свою одежду единственной рукой: — Когда и куда нужно прибыть на службу?

— А вот прямо сейчас мы и направимся на первое задание! — я дружески хлопнул букиниста по плечу: — Прямо сейчас одевайтесь и поедем на очень ответственное мероприятия. Да ещё, если есть такая возможность, прихватите с собой несколько химических карандашей и какую-нибудь чистую и толстую амбарную книгу, которую подпишите на лицевой странице…

Я задумался:

— Ну, например, назовём ее журналом основополагающих документов. Одевайтесь, уважаемый Платон Иннокентьевич… Времени у нас очень мало.

Тимофей — молодец, привёз нас очень быстро, к началу собрания мы успели. Народу собралось очень много, гораздо больше, чем я планировал и вызывал по повесткам силами вооруженной инвалидной команды. Вкусив кусочек революционной демократии, народ приохотился к общественной жизни и пока подобные мероприятия, а я обозвал его народным сходом, посещал охотно.

Тимофей подкатил телегу к плотно сбившимся людям и развернул телегу, вызвав недовольный ропот со стороны публики. Я встал на телегу, почти как Ленин на броневик, и обратился к собравшейся толпе:

— Товарищи! Товарищи и господа, кому как нравится, так как теперь мы живём в истины демократической в стране, то любое обращение имеет место. Предлагаю считать народный сход жителей Адмиралтейской части города Санкт-Петербурга открытым. До начала схода нам необходимо…

Я долго не мудрствовал и действовал по правилам общего собрания членов гаражно-строительного кооператива, назначив себя председателем, а Платона Иннокентьевича обязал вести протокол схода. Членов счетной комиссии назначил тоже я, ориентируясь на внешнюю благообразность окруживших меня жителей района. Народ балдел, им пока было интересно. Закончив с формальностями, я перешел к главному…

— Сограждане! Великая Февральская революция… — я чуть не озвучил, намертво вбитые в мозг на занятиях по «Истории партии» ленинские строки о большевиках, которые долго говорили о необходимости, но сумел вовремя поправиться: — за которую боролись все мы, свершилась! Ура, товарищи! Теперь, товарищи, когда источником власти в нашей стране является народ, то есть, все мы вместе и, каждый поодиночке, мы должны жить по-новому, громко заявить о своем праве самим выбирать, как нам жить дальше. Сограждане! Тысячелетнее самодержавие пало, буквально за несколько дней, показал свою неспособность руководить стороной в условиях политического кризиса. Власть царя рухнула в одночасье, потому как бывший император потерял легитимность, то есть, поддержку со стороны гражданского общества, поддержку жителей столицы и всей страны.

И теперь, перед всеми нами, встали ежедневные насущные проблемы- накормить себя и своих детей, обогреть свои жилища, и чувствовать себя в безопасности, как на улице, так и дома. И это, сейчас главное, самое необходимое для каждого. В этом нуждаются все, что князь в бобровой шубе, что живёт на втором этаже в многокомнатной квартире с видом на Невский, что тётка Меланья, которая ютится в подвале, носит штопанное пальто, которое она купила с рук на «толкучке», а на пятерых её детей имеется всего две пары старых ботинок. Как вы знаете, тюрьму Кресты и Литовский тюремный замок разбили и сожгли, полицию разогнали, вместе с политическими заключёнными на свободу вышли тысячи уголовных, грабителей, разбойников, убийц и насильников. Преступники привыкли сытно жрать и сладко спать, но, так как к честному труду они неспособны, то, прихватив свои ножи, топоры и пистолеты, они уже сегодня выйдут охотиться на вас. Если Меланью зарежут в подворотне, за медный пятачок, ведь у нее денег больше нет, то князя зарубят уже топором, прямо у него в кабинете, предварительно отрубив ему пальцы, чтобы он рассказал, где прячет свои сотни или тысячи рублей.

Я обвел взглядом угрюмо молчащую толпу и продолжил:

— Позавчера, возле Николаевской железной дороги, застрелили моего хорошего знакомого, купца второй гильдии Пыжикова. Прежде чем его убить, его долго пытали, после чего бандиты захватили его склад и стали вывозить оттуда продукты, подогнав несколько телег. Мне пришлось вмешаться в это безобразие, и сейчас, расстрелянная по приговору судьи Дредда, двадцать членов банды лежат, для общего обозрения, на пересечении Невского и набережной Фонтанки.

Господа, что заседают в Таврическом дворце, новые наши властители, считают, что главное сделано — власть от царя перешла к ним. Сейчас они делят министерские и прочие посты, потом будут убеждать наших союзников, что мы продолжим воевать против Германии до победного конца. До ежедневных нужд простого человека очередь дойдет еще очень нескоро. Нашими нуждами они займутся ближе к выборам в Учредительное собрание, когда каждый из них будут драть глотки, выступая на митингах или перед газетчиками, чтобы доказать, что он лично и его партия — самые лучшие. Но, нам, здесь собравшимся, до лета еще надо будет дожить. Сейчас, сегодня, когда машина царизма рухнула, у нас есть возможность взять обеспечение правопорядка в свои руки.

В Америке, где я бывал, есть хорошая традиция — народ сам, раз несколько лет, выбирает начальника полиции, который называется шерифом. Если он плохо выполняет свою работу, в следующий раз его не изберут. Шериф сам решает, без оглядки на верховную власть, сколько нужно полицейских, чтобы обеспечить спокойствие граждан на своей территории. Сейчас, в Таврическом дворце, где сидят новые руководители страны, очень много марксистов. Маркс и его товарищ Энгельс в своих работах писали, что постепенно армия и полиция будут исчезать, а вместо них придёт всеобщее вооружение народа, которое они назвали милицией. На рабочих заставах уже созданы отряды милиции. Рабочие создали их сами, без оглядки на разрешение правительства, получили оружие и теперь сами охраняют свои кварталы. Туда теперь не суются ни пьяный солдаты, ни одуревший от кокаина матросы, ни уголовники. А куда пойдут эти вооружённый люди, если их не пускают на рабочие окраины? Правильно, граждане! Они пойдут к вам, и очень скоро вас будут грабить и убивать прямо здесь, среди бела дня, при всём честном народе…

Тут произошло непредвиденное. Честное слово, если бы я был режиссёром общественных праздников, и то не смог бы придумать сценарий более выигрышно для себя. Из переулка, что располагался шагах в ста, от места проведения схода, донесся дикий визг, через минуту с криком «Убили», оттуда выбежала женщина в тёмном платке на голове и, пробежав несколько шагов, кубарем покатилась по булыжной мостовой. Чуть погодя, из того же переулка, вразвалочку вышли два персонажа, и, покосившись на замолчавшую в изумлении толпу, неторопливо пошли в сторону Московского проспекта.

— Никто не расходится, товарищи, я скоро вернусь, — Я улегся на телеге и толкнул в бок растерянного, как и все, Тимофея:

— Быстро догоняем тех двоих, погоняй, живо.

Звёздочка неторопливо тронулась вслед за удаляющимися типами, а я улёгся на телегу, спрятавшись за спину возчика, наблюдаю за жуликами одним глазом. То, что это, одуревшие от безнаказанности, мелкие грабители, я, ни сколько, не сомневался. Гопота, что при Иване Грозном, что при Ельцине, ведёт себя примерно одинаково.

Мы неуклонно догоняли двух, весело галдящий что-то свое, парней. Когда нам с Тимофеем оставалась проехать всего метров двадцать, чтобы поравняться с нашей целью, один из них, что-то почувствовав, обернулся и увидел меня, приподнявшегося и готового к прыжку с телеги. Что-то крикнув, парень толкнул напарника, и они бросились к ближайшим воротам, стремясь уйти проходными дворами. На мою удачу, ворота были заперты. Безнадёжно потолкав чугунные решетки ворот и калитки, потеряв на этом пару секунд, парня бросились вдоль по набережной, один, старался держаться левее, в надежде убежать по, уже близкому Измайловскому мосту, переброшенному через Фонтанку. Второй же, бежал по краю тротуара, имея намерение свернуть направо, в сторону Садовой. До пересечения с Измайловским проспектом, где мне пришлось бы выбирать, за каким из двух «зайцев» гнаться, оставалось всего два десятка шагов.

— Тарань! — в отчаяние крикнул я, уже не надеясь ни на что, но тут Тимофей сумел меня удивить. Левого типа он, как кеглю, снёс краем телеги, так что парень, с криком закувыркался по щербатым булыжникам. Второго жулика возчик перетянул кнутом где-то в районе бедер, так что он запутался в собственных ногах и упал к фасаду здания.

Тпру! — мой водитель кобылы, изо всех сил натянул вожжи так, что Звёздочка пошла юзом, скрежеща подковами по камням и оглашая окрестности возмущенным ржанием.

Я спрыгнул телеги и подошёл к телу, сбитому транспортным средством на проезжей части. Парень жалобно скулил и попыток подняться не делал. — Молодец Тимофей! Если хочешь, в награду, пересажу тебя на бричку! — я хлопнул возчика по плечу и тут же навалился на него, пригибая к земле с вырвавшимся из меня, испуганным криком: — Ложись!

Тип, сбитый с ног ударом кнута, лежа, опираясь спиной на фасад здания, вытащил из засаленного бушлата пистолет и деловито целился в нас. Я, уронив Тимофея на землю, сам скрючился за колесом телеги, которое являлось хреновым укрытием от пули. Но, вместо ожидаемого хлопка выстрела и удара в плечо или бок, раздался лишь металлический щелчок, потом ещё один, и ещё…

Я осторожно выглянул и увидел, что стрелок растерянно вертит пистолет перед своим носом. Обнаружив меня, мой противник, рябой парень лет двадцати, уже сильно потасканный, с опухший физиономией, снова направил на меня ствол пистолета, двумя большими пальцами оттягивая назад курок и снова нажимая на спуск. Грянул выстрел, зазвенел металл, одновременно раздался дикий вопль. Выл стрелок, катаясь по тротуару, поджав под себя руки, а рядом с ним блестел брошенный пистолет. Несмотря на слёзные мольбы задержанных поскорее отвести их к доктору, сначала они были связаны верёвкой, найденной в телеге у запасливого Тимофея, после чего подвергнуты тщательному обыску. И лишь потом, тому, что скуля, нянчил полуоторванные, опухшие большие пальцы обеих рук, я перемотал кровоточащие кисти, истратив на бандита еще один перевязочный пакет. Очевидно, неопытный горе-стрелок, ставя курок на боевой взвод, оставил их не пути мчащегося назад, под воздействием порохового заряда, массивного затвора.

— Обращаться умеешь? — я протянул Тимофею пахнущий порохом «Браунинг», поднятый с тротуара.

— Ага! — взрослый мужик с детской улыбкой на лице, выхватил у меня оружие и спрятал в кармане полушубка.

— Давай, в телегу этих забросим и обратно, сход надо заканчивать.

Когда мы лихо развернули наш тарантас перед замолчавшей при нашем появлении толпой, все, внезапно, замолчали. Явно, что что-то случилось. Судя по всему, пока мы гонялись за грабителями, кто-то успел сбегать на перекресток Фонтанки и Невского, полюбоваться на выложенные на мостовую двадцать тел ликвидированных бандитов. Женщина, что выпала из переулка, теперь выла, сидя на холодных камнях, склонившись над недвижимым телом пожилого мужчины, одетого в поношенный, серый армяк. Лицо мужчины застыло в кривой улыбке, ветер шевелил еще живые, седые волосы.

Я подошел к рыдающей женщине, рывком поднял ее с земли.

— Что у вас случилось?

— Мы с мужем все имущество продали, собрались ехать к его родне, в деревню, под Псков. Вышли со двора, чтобы на вокзал идти, а тут двое подскакивают. Один спрашивает — ты Пров Исаков? Муж отвечает, что он Исаков и есть. Тогда тот нож из-за голенища достает, и мужа моего два раза ножом в живот ударил. Я в крик, а меня второй по голове кулаком ударил, я и сомлела, больше ничего не помню. Очухалась, а перед мной Проша мой лежит не живой! — женщина скривила некрасивое лицо и снова завыла.

— Подожди, денег сколько было в мужа?

— Сто семьдесят рублей ассигнациями, барин.

Я достал из кармана бекеши цилиндрик перемотанных суровой ниткой купюр, обнаруженный у одного из бандитов.

— Твое?

— Мое, кормилец! — женщина перестала скулить, утерла слезы рукавом кацавейки с протертым на рукавах меховым обшлагом и потянулась за деньгами.

— Эй, ты, как тебя там…офицерик! — подал голос сбитый телегой тип: — Ты наши деньги чего раздавать удумал? Ты давай нам деньги взад верни, и к доктору вези. А не то вечером наша кодла тебе чик-чик сделает.

— Сколько здесь денег? — я повернулся к говорливому жулику.

— Да скоко бы не было, все наши! Деньги взад вертай и поехали до доктора.

Я разорвал нитку и пересчитал денежные средства. Было их сто семьдесят два рубля.

— Вас как зовут? Анфиса прозывают.

— Кого? Меня? — баба опешила: — Меня Исакова.

— Это эти убили вашего мужа?

Женщина молча кивнула головой, после чего угрозы со стороны осмелевшего бандита посыпались на ее голову.

— Что делать по дому умеете?

Женщина невесело усмехнулась:

— А что должна уметь делать справная мужнина жена? Все, барин, умею делать.

— Вот ваши деньги. Если работа нужно, завтра поутру приходите по адресу — я назвал квартиру бывшей шпионской явки, отдал ей деньги, после чего влез на телегу, ненароком задев больной бок, все еще сквернословящего и пугающего меня, бандита.

— Извините за задержку товарищи. Продолжим. Итак, я предлагаю, записать в протокол следующее решение схода.

Первое — организовать на территории Адмиралтейской части города Санкт-Петербург, Адмиралтейский отдел народной милиции.

Второе — избрать на должность начальника Адмиралтейского отдела народной милиции Котова Петра Степановича.

Котову П. С. в течение двух месяцев: Набрать необходимый штат сотрудников.

Организовать несение сотрудниками народной милиции дежурство и патрулирование, с целью пресечения противоправных действий на территории Адмиралтейской части.

Разработать необходимые для повседневной деятельности народной милиции нормативные документы.

Способствовать возобновлению розничной торговле на территории Адмиралтейской части.

Последний пункт был встречен всеобщим одобрением.

— Платон Иннокентьевич, записывать успеваешь? — угу, торопливо буркнул он, водя карандашом по строкам. Два трущихся рядом журналиста, приглашенные мной и старательно записывающие что-то в свои записные книжки, успокоительно взглянули на меня, мол, у нас все в ажуре.

5) Истребовать от Правительства и Исполнительного комитета постановки сотрудников народной милиции на продуктовое, денежное, вещевое и огневое довольствие.

И последний пункт, товарищи. Котову Петру Степановичу ровно через два месяца организовать проведения аналогичного народного схода, на котором заслушать доклад товарища Котова Петра Степановича о проделанной им работе и поставить на голосование вопрос об избрании Котова Петра Степановича начальником отдела народной милиции по Адмиралтейской части сроком на два года. Кто за…

— Позвольте! — зычно вопя, из толпы, расталкивая людей, выбирался какой-то чиновник в форменном пальто и фуражке: — Я не позволю!

— Что вы не позволите? — я протянул человеку руку: — Взбирайтесь сюда, чтобы вас все слышали. Так что вы не позволите?

— Я не позволю и все. — гордо вскинул лицо к небу чиновный чин.

— Все? — я рукой стал подталкивать чинушу к краю телеги.

— Нет, не все! — человек в зеленом пальто сбросил мою руку сплеча: — А вот в газете «Копейка» опубликована статья за подписью Порываева. Там газетчик пишет, что уважаемого купца второй гильдии Пыжикова, из корыстного интереса, убил его знакомый, известный в городе под именем Котов Петр Степанович. А в настоящее время оный Котов распродает по бросовым ценам товары несчастного купца, оставив его вдову и дочь без копейки за душой.

Загрузка...