Держиморда

Глава 14

— По ранению списали? — подпоручик умял две сосиски с серой горбушкой и теперь, ласково посматривая на третью, что выглядывала из вскрытой банки на столе перед ним, решил вступить в разговор со своим спонсором.

— Что? — я не расслышал слов офицера, так как отвлёкся на вошедших в комнату новых людей.

— Я говорю, вас товарищ, по ранению списали? Погон на шинели нет.

— Нет, это не моя шинель, моего подчинённого. А сам я не местный, из Латинской Америки приехал, из Мексики.

Мои сотрапезники понимающе покивали головами.

— Как добрались?

— С трудом. Через США, Японию, Владивосток пробираться пришлось.

Опять многозначительные взгляды и кивания головой, хотя вижу, что люди не понимают грандиозности проделанного мной трека, наверное, дальше Нарвской заставы или дачи в Стрельне, не выезжали.

— Я ищу Степана Пахомовича, такой, на рабочего похожий, тип средних лет, с усами. Мы с ним договаривались о встрече.

— А какое у вас дело до товарища Горохова?

— Он меня арестовать пытался давеча на Невском, в аптеке, но я ему пообещал, что с делами своими разберусь и сам его найду.

— Погодите, так это вы самозванец с бомбой?

— Я может быть и с бомбой, но я не самозванец. Что это за эпитеты такие? Вот вы сами, кто такие будете? — не на шутку обиделся я.

— Мы сотрудники Военной комиссии Постоянного Исполнительного комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

— А мандаты у вас есть, что вы сотрудники? Или, может быть, вы сюда просто погреться зашли?

— Мандатов у нас пока нет…

— Вот видите, у вас мандатов нет, а у меня есть! — с этими словами я выложил на стол бумажке с печатью.

— Э-э-э Педро С. Котов капитан де ла милисиа популяр революсионария де лос Естадос Юнион де Мексико… — с трудом прочитал студент мое творчество: — Это что?

— Ну там же по-испански всё ясно написано, юноша! — я наставительно потыкал своему сверстнику в печатные буквы моего творчества: — Петр С. Котов, капитан Мексиканской революционной народной милиции. И печать имеется.

В качестве печати прекрасно подошла одна из монет коллекции моего бывшего клиента — почётного консула королевства Норвегии. Мексиканское песо, слегка намазанное штемпельной краской, оставила на мандате чуть смазанный оттиск гордого орла Мексиканских Соединённых Штатов.

— Э-э… господин капитан… — подпоручик встал со стула и попытался принять стойку, среднюю между «смирно» и «вольно», ибо я, конечно, неизвестно что за хрен с бугра, но звание имею на три ступени выше, и, тем более, звание у меня революционное: — Члены Военной комиссии сейчас на совещании, будут часа через три, не раньше. Вы не могли бы попозже к нам зайти, я уверен, что у наших вождей имеются к вам ряд вопросов.

— Тогда до встречи, товарищи. — я помахал своим сотрапезникам рукой, оставив им на подоконнике пустуя банку из-под сосисок, и направился на выход из штаба Революции. У меня ещё были неотложные дела. Путь мой лежал в казармы Егерского лейб-гвардии полка, расположенные на Рузовской улице столицы империи. Идти до нужного адреса предстояло не менее часа, поэтому часть пути, по Лиговской улице и набережной Обводного канала я проехал на подножке сдвоенного красного трамвайного вагона, так как втиснуться в вагон не было никакой возможности. Трамвай подпрыгивал на стыках и стрелках, резко поворачивал на поворотах, так что, казалось, что ноги сорвутся на крутом повороте с обледенелых ступеней. В общем, удовольствие оказалось ниже среднего, в будущем я решил по возможности, воздерживаться от поездок на трамвае, а больше заниматься лечебной ходьбой. Одно хорошо — вопящий об оплате проезда кондуктор до меня так и не добрался, десять копеек за билет я сэкономил.

Казармы Егерского полка представляли собой увеличенную копию муравейника — сотни людей в военной форме бродили по его территории, силясь изобразить осмысленное действо, но получалось весьма плохо. Я задумался, как найти моего знакомого унтера, но меня самого нашли.

— Здорово! — ко мне подошёл самый молодой член «патруля», что пытался задержать меня два дня назад возле дома купца Пыжикова, улыбаясь пухлым ртом, с висящей на нижней губе подсолнечной шелухой: — Кого ищешь?

— Андрея Никифоровича ищу, унтера твоего. Здорово. — я дружески хлопнул солдата по плечу.

— Ну пойдём, отведу. — молодой, ловко лавируя между сотнями себе подобных существ, быстро двинулся в сторону одного из зданий тёмно-красного кирпича, высотой в два с половиной этажа. Мы поднялись на второй этаж и нырнули в помещение, где, в отличие от зала напротив, сплошь заставленного деревянными нарами, сбитыми в три яруса, на которых сидело, спало, смеялось и курило, наверное, три сотни людей, было заставлено двумя десятками, вполне приличных, металлических кроватей.

Парень подошёл к малозаметной двери, как-то суетно одёрнул шинель, и постучался, после чего зашёл в помещения, чтобы через несколько секунд выглянуть и поманить меня рукой.

— Здорово честной компании. — я снял папаху и, кивком головы, поприветствовал десяток усатых мужиков с унтерскими погонами, что приговаривали к высшей мере мутную жижу из чудовищного вида и размера бутылки, которая здесь называлась «четвертью», закусывая это безобразие варёной картошкой, квашеной капустой и солёными огурцами.

— Привет, Андрей Никифорович. — отдельно кивнул я знакомому унтеру:

— Переговорить с тобой хотел.

— Это кто? — красная рожа на очень толстой шее впилась в меня стеклянными глазами.

— Это, кум, мексиканец, помнишь, я тебе о нём говорил. — знакомый унтер, не торопясь, потянулся за тонким ломтиком сала, лежащим на куске газеты.

— Офицер, что ли? — красная рожа пыталась сфокусировать на мне взгляд.

— Революционный офицер. — я придвинул к себе свободный табурет с яркой надписью суриком «6 рот» и сел к столу.

— А чё, бывают такие? — изумился чернявый, похожий на цыгана, обладатель жёлтых лычек.

— Вот шесть лет повоюете с контрреволюцией, тогда и у вас появятся революционные офицеры, потому как последний болван поймёт, что в каждом деле важны специалисты. — я требовательно посмотрел в упор на моего знакомца, после чего он набулькал мне белёсого пойла на два пальца в металлическую кружку с той же надписью «6 ₽».

Технический, пахнущий резиной спирт, по сравнению с выпитой мной гадостью был просто нектаром. Слёзы выступили из глаз, на дно желудка упал раскалённый свинец, но я собрался и невозмутимо занюхал спиртосодержащую жидкость рукавом.

— Благодарствую, примите от меня вашему столу — покопавшись в вещевом мешке, я выставил на стол очередную банку сосисок.

— О, заграничная еда. — народ оживлённо переговариваясь, рассматривал радостного мужика на этикетке жестяной банки.

— Андрей Никифорович… мне бы поговорить.

— Да подожди, мексиканец… — тип без шеи ловко взрезал крышку банки и ухватил двумя пальцами одну сосиску из бульона: — Что, вы за шесть лет с контрой справится не смогли?

— С контрой мы за год справились. А потом вожди революции рассорились между собой и начали власть делить. И уже шесть лет делят. Крестьянскую армию разбили почти полностью, два миллиона народу положили, и теперь власть, постепенно, обратно буржуи забирают взад. Ну я понял, что там ловить нечего, и решил в Россию вернуться.

— Что там с землёйто у вас, в Мексике? — эта тема интересовала всех собравшихся, все уставились на меня.

— Сначала крестьяне вверх брали, и землю всю между собой поделили. А теперь землю опять взад отбирают, в государственную собственность. И государство в любой момент может тебя с твоей земли согнать…

— А я, что говорил! — толстошеий со всей дури ударил огромным кулаком по столешнице, так что посуда подпрыгнула и жалобно зазвенела: — Обманут буржуи и землю взад заберут. Не, мужики, надо домой ехать, на землю садиться.

— Вот у нас также рассуждали. — я постучал по кружке пальцем и мне налили опять: — Только ты, мил друг, я уверен, на фронте не был, так?

— Я полгода в армии, три месяца в учебной команде, кое-чему научился! — погрозил мне пальцем здоровяк.

— Это тебе так кажется. Ты, если сейчас сбежишь, и даже с винтовкой, хапнешь себе клин земли, пару лет спокойно попашешь, да с бабой своей или соседской, на печи поваляешься. А потом к вам придут каратели, которые лет пять воюют, и таких, как ты, дезертиров, что винтовку спёр из армии, но военному делу не обучен и в бою не был, люто ненавидят. Ты даже себе представить не можешь, что с таким, как ты они сделают. И лучше не представляй, а то ночью спать не сможешь.

— И что тогда делать? — влез в разговор чернявый.

— Войну заканчивать победой, чтобы двадцать лет, немцам, каждый год по пятьдесят рублей не платить. Потом власть устанавливать народную, крестьянскую и уже тогда домой идти.

— Ты прям как наши офицеры рассуждаешь! — ехидно поддел меня Андрей Никифорович: — Сначала победим ребята, а потом ужо всё будет.

— В чём я неправду сказал? Если немцам мы войну проиграем, это коснётся всех и каждого. Все будем им из своего кармана контрибуцию платить. — я одним духом заглотил содержимое своей кружки, зажевал всем, понемногу и встал из-за стола: — Ладно, мужики, это пьяный разговор. Захотите человека послушать, который всё это революционное безобразие уже пережил, найдёте меня. Пойдём, Никифорович, поговорим.

С Андреем Никифоровичем вышел и чернявый унтер.

— Это кум мой, Тарас. — ткнул в него пальцем Андрей: — Он тебе, если договоритесь, поможет с оружием.

— Винтовки нужны, желательно весом полегче, числом не менее, чем пятьдесят и пару пулемётов. Ну и патроны к ним. Если есть гранаты, возьму и их.

— Ты никак войну в городе собрался учинять? — нехорошо оскалился из-под чёрных усов смуглый унтер Тарас: — Наверное, офицерик, ты не по адресу пришёл. Иди-ка ты…

— У меня под опекой артель солдат — инвалидов войны, без рук, ног, головы, пораненные все. Побираются, христарадничают, в какой-то яме живут. Я их хочу к делу приставить. Охраной заняться, чтобы купцы за караульную службу у их домов деньги людям платили и пропитание давали. Для того и винтовки полегче прошу. Или пистолеты.

Унтера растерянно переглянулись. Такого поворота они явно не ожидали.

— Побожись. — буркнул чернявый.

— Святой истинный крест. — я перекрестился: — Богом клянусь, что хочу инвалидов войны к делу приставить и порядок в районе навести.

— Дело, конечно, доброе, но ты понимаешь…

— Я всё понимаю и готов платить.

— Ладно, давай завтра приходи, с утра. Я сегодня со складской сволочью нашей поговорю и тебе завтра всё обскажу. Ничего не обещаю, но что-нибудь постараюсь найти.

Я за руку попрощался с собеседниками и хотел двинуться назад, в Таврический дворец, но остановился.

— Мужики, а вы гранатой небогаты? Пусть даже учебной?

Гранату мне принесли. Она была классической бутылочной формы, с массивным кольцом поперёк клавиши, торчащей из рукоятки и табличкой «Химическая» на верху корпуса.

— О, спасибо. Теперь покажите, за что дёргать и куда давить.

Граната обошлась мне в два рубля, отдал три, но рубль сдачи мне вернуть не захотели, сказали, что нет денег. Я всё запомнил.

Обратный путь мой проходил через склады господина Пыжикова. На первый взгляд, внешне, всё было в порядке. Одноногий Василий, с винтовкой на плече, задумчиво ковырял рыхлую кучу снега своей деревяшкой. Почему-то, в этот момент, мне вспомнился момент трудоустройства слуги, которого шевалье Д’Артаньян выбрал за глубокомысленные плевки с моста в воды Сены. В чём была связь, я не понял, но она была.

— Как дела товарищ?!

Василий заполошно вскинул на меня глаза, но узнав, успокоился. Вернее, не так — испуг ушёл, но тревога в глазах осталась.

— Что случилось?

— Хозяин склада приходил, сильно ругался. Вас, барин, не дождался, полчаса, как ушёл.

— Понятно. Завтра будем разбираться с хозяином. Ничего не бойся, всё будет в порядке.

В помещении склада меня ждал второй неприятный сюрприз — у печки с моим перекошенным часовым, сидел бывший приказчик купца Пыжикова, которого я выгнал со склада за жестокое обращение с собакой.

— Ты что здесь, сука, делаешь? — я от неожиданности просто не знал, из какого пистолета валить урода, которому я обещал смерть при нашей следующей встрече.

Задремавший у тёплой печки, бывший работник купца, от неожиданности и испуга, очень быстро, на четвереньках, побежал вглубь склада, визжа на ходу:

— Не стреляйте барин, меня сюда хозяин привёл и сказал здесь сидеть!

— Откуда этот здесь взялся? А, Миша? — Я повернулся к, хлопающему в недоумении глазами, своему кривому охраннику.

— Купец приходил. — хмуро ответил тот, прижимая к плечу винтовку и грея у открытой заслонки печи бледные руки: — На нас ругался, что, мол, уроды мы. На собаку ругался. На вас ругался, что вы его без работников оставили.

А этому сказал… — Миша мотнул головой в темнеющих и безмолвных стеллажей: — здесь сидеть, мол, без его приказа увольнять никого нельзя. Купец очень хотел вас сегодня увидеть, но не дождался, недавно ушёл. Что сильно всё плохо?

— Не робей, Михаил, всё нормально будет. Я сегодня договорился купить оружие на всю вашу банду, сегодня-завтра определюсь с новыми властями, чтобы вас к делу пристроить не будет этого купца, так будет другой, лишь бы вы за свою службу зубами держались. И надо нам жильём для вас всех озаботиться, в воровском притоне жить не дело. Так что, нос не вешай, боец.

— Эй ты! — я крикнул в темноту склада: — Выходи сюда, не трону!

Через пару минут из-за стеллажа высунулась бледное лицо приказчика, что настороженно следил глазами за мной.

— Сейчас вали домой, а завтра утром, в девять утра я буду здесь. Если господин Пыжиков имеет до меня разговор, буду его ждать, потом уйду. Дел у меня много, а теперь, вали отсюда, чтобы я тебе больше не видел. Когда приказчик скрылся в вечерней мгле, я скомандовал построение.

— Бойцы! — я орлом оглядел короткий строй своих подчинённых, состоящий из двух инвалидов: — Я сейчас опять ухожу по делам, возможно, приду ночевать к вам, сюда. Как я уйду, ворота закрывайте и сидите внутри склада. Если я приду ночевать к вам, то постучу и назову пароль — пулемёт. Только тогда, открывайте запоры. Если, кто посторонний начнёт стучать — разговаривать с ними исключительно из-за кирпичной стены, перед воротами не вставать, чтобы через дерево не выстрелили. Начнут ломать ворота — знаете, что делать. Не приду вечером, значит, приду утром. Вот вам паёк на сегодня. — я протянул бойцам по банке сосисок: — Разрешаю из мешка, вон того, взять муки, а из того бидона — постного масла, чтобы на печи испечь, к сосискам, лепёшку. Больше ничего не брать и по складу не шарить. Узнаю, что кто-то ослушался моего приказа — выгоню сразу. Всё, закрывайтесь за мной, спокойного несения службы.

С наступлением темноты, казалось, что перед Таврическим дворцом народу, как бы, стало не больше. У левого и правого крыла дворца, с кузовов грузовиков исходили криком какие-то ораторы. Народ курил, лузгал семечки, периодически, благосклонно, кричал «Ура» и «Долой». В двадцать восьмой комнате обстановка несколько поменялась. Количество солидных господ увеличилось, а курьеров стало чуть меньше. Увидев меня, мой сосисочный знакомец — студент, быстро отошёл куда-то в затемнённый угол зала, с кем-то поговорил, после чего призывно стал махать мне рукой.

В полутёмном углу, на широком кожаном диване, сидели и курили папиросы два типичных представителей партии Бунд, одетых в тёмные костюмы — тройки, с иссиня- чёрными бородами и битловскими причёсками. Справа от бундовцев, сидел мужчина лет пятидесяти, с коротким седым ёжиком на голове, облачённый в тёмно-зелёный френч, с полевыми погонами старшего офицера, без звёздочек. Четвёртым был мой знакомец, господин-товарищ Горохов, что делал вид, что меня не замечает.

— Господа, разрешите представить человека, о котором я вам нынче докладывал. — студент коротко поклонился и посчитал правильным незамедлительно удалится.

— Добрый вечер господа! — Я широко улыбнулся сидящим передо мной людям.

— Кто вы, молодой человек и имеете ли при себе какие-либо документы? — полковник улыбался мне весьма приязненно, но его серые глаза говорили об обратном.

Я протянул мужчине свой, свёрнутый вчетверо, мандат.

Военный дважды прочитал короткий текст, недоверчиво хмыкнул, после чего протянул бумагу бундовцем, и снова уставился на меня:

— А, более серьёзного документа у вас не имеется?

— Господин полковник, через шесть лет, если у вас всё ещё, будет идти Гражданская война, вы будете рады даже такому документу.

— Но у нас, в Санкт-Петербурге, насколько я знаю, функционирует посольство Мексиканской республики. Там можно получить паспорт гражданина.

— Дело в том, господин полковник, что я не отношусь к сторонникам захватившим столицу государства реакционным властям. Поэтому, в случае моего появления на территории посольства Мексиканских Соединённых Штатов, я, вероятнее всего, буду задержан, а впоследствии убит, так как через океан, на территорию Мексики, меня доставлять никто не озаботится. — я старался сохранять доброжелательную улыбку на лице.

— Допустим, молодой человек — включился в разговор один из бундовцев:- чего вы хотите от нас?

— Господа, вы только в начале вашего пути. Демократической России всего три дня. Я же уже прошёл через то, что вам только предстоит ещё пройти. В ближайшие дни, в связи ликвидации восставшим народом старой правоохранительной системы, вам, как ответственным властям, предстоит столкнуться с всплеском уровня преступности, причём, в самых опасных формах её проявлениях. Я предлагаю взять под охрану, к примеру, Спасскую часть и обеспечить там должны порядок.

— На какую роту, какого полка вы претендуете? — ехидно спросил один из «бундовцев»:- Или, может быть, какой-нибудь батальон себе присмотрели? Вы говорите, не стесняйтесь, молодой человек! У нас сейчас в городе полмиллиона солдат из запасных полков, которые к Революции приобщиться хотят. Так что, в людях проблем нет, берите столько, сколько хотите. Или вам ещё что-то нужно?

— В качестве сотрудников правоохранительных органов новой России я хочу предложить вам использовать ветеранов и инвалидов Великой войны, списанных из армии подчистую. В нашей огромной стране сотни тысяч мужиков были изуродованы, или просто тяжко ранены. Сейчас они предоставлены сами себе, брошены на произвол судьбы, пьют, побираются, и никому, по факту, не нужны. Я хочу собрать этих людей, вооружить, и поставить на службу, чтобы они не чувствовали себя отбросами общества, а занимались делом, которому они обучены, и получали, своё, честно заработанное, содержание и паёк.

Мои собеседники растерянно переглянулись. Вновь заговорил «бундовец»:

— Ваши идеи, молодой человек, крайне неожиданные, и очень интересные. Но, есть одно но — нас засмеёт вся Европа. Иностранные газеты напишут, что у России солдаты кончились, одни безногие коллеги остались.

— Уважаемый господин… не знаю, как вас зовут…

— Товарищ Гоц.

— Так вот, товарищ Гоц, мне нет дела до смеха просвещённой Европы, в то время, когда человек, потерявший здоровье и возможность трудиться по приказу своей страны, пославшей его в бой, вынужден сидеть целый день в снегу с протянутой рукой, в надежде, что сердобольная курсистка ему копеечку кинет. И почему этот вопрос решает сытый человек, в хорошем костюме, на кожаном диване, с папиросой «Ира» в зубах, который сам себя назначил начальником, и что боится, что же скажет Европа? Наверное, что-то неправильное в нашей Революции творится. Вам так не кажется, господа?