Деньги не пахнут 2

Глава 8

Какими бы громкими ни были слухи, у каждой сплетни есть срок годности. Этот случай не стал исключением. Болтовня, взлетевшая на первый день до небес, уже к утру второго пошла на спад, а на третий превратилась в застарелую историю, никому не интересную. Но после обеда третьего дня всё резко изменилось.

В центре событий снова оказался Сергей Платонов. Он совершил ещё один неожиданный ход. Но на этот раз всё было наоборот – вместо прежней дерзости пришла сдержанность. Причина оказалась до смешного банальной.

– Может, пока не поздно, отступишь? Неосторожность может стоить карьеры.

– Лучше верни деньги и закрой эту историю, пока не поздно.

Уже несколько дней Сергею не давали покоя советы, которых он не просил. Казалось, каждый считал своим долгом отговорить его от задуманного. Слова звучали заботливо, но за вежливыми интонациями сквозило любопытство и желание сунуть нос в чужие дела.

– Ты ведь сам говорил, что не уверен?

– Уверен. Просто пока не проверял на реальном рынке.

– Но ведь ситуация изменилась? Когда речь идёт о крупных суммах, правила совсем другие.

– Алгоритм основан на фундаментальном анализе. Он не зависит от масштаба капитала.

В голосе Сергея проскальзывала раздражённая нотка. Он вздыхал так тяжело, словно каждое слово давалось с усилием. Совсем не тот невозмутимый Платонов, которого привыкли видеть.

– А ещё ты говорил, что настоящий трейдер не полагается на принцип "купи дёшево – продай дорого". Но все, кого я знаю, делают именно так.

На эти слова брови Сергея едва заметно дёрнулись.

– Это непрофессионалы.

– А четыре года на рынке – это не опыт?

– Чтобы стать экспертом, нужно долго учиться. Врачи десять лет проходят университет, интернатуру, ординатуру, чтобы получить право называться специалистами. В трейдинге то же самое. Десять лет практики – только тогда можно говорить о настоящем профессионале. Собеседник нахмурился. Хотел блеснуть знаниями, показать себя старшим, а вместо этого нарвался на стену уверенности.

– Но даже управляющие фондами работают по этому принципу.

– Вот почему половина хедж-фондов закрывается за пять лет. Если стратегия строится на "купи-продай", фонд не выживет. Разве специалистом можно назвать того, кто не продержался и пяти лет?"

Некоторые из слушавших переглянулись с сомнением. Впервые видели Сергея таким упёртым.

– Не верите – ваше право. Вас это не касается.

Холод в голосе прозвучал как удар хлыста. И тут у многих мелькнула мысль:

– Значит, всё-таки нервничает….

А как иначе? Каким бы талантливым ни был человек, первый выход на рынок с крупной суммой всегда ломает нервы. Даже матерые управляющие дрожат, когда их фонд внезапно раздувается в объёмах. Главное – признать страх и взять его под контроль. Но казалось, Сергей просто гнал тревогу прочь, не давая ей прорваться.

– Я никого не заставляю верить. Кто хочет – инвестирует. Всё просто.

– Но ведь никто не вкладывается, так?

На этот выпад Сергей не нашёл ответа. И правда – ни одного инвестора, хотя ещё перед праздниками очередь была немалой. Явный знак: никто не верит в его успех. Сергей поморщился, но сказал:

– Потому что я не дал старт. Просил подождать, пока сформулирую правила работы.

– Это не главная причина.

– … Ладно. Спасибо за заботу. Мне пора.

Он резко поднялся, стул скрипнул по полу. В воздухе повис сухой запах перегретого кондиционера, смешанный с ароматом кофе. Сергей глубоко выдохнул, словно пытаясь выдавить из себя раздражение, и вышел из комнаты. Путь лежал в розничный отдел.

– Старший, есть минутка? – обратился он к коллеге, когда-то проявлявшему интерес к его идее.

Сергей Платонов аккуратно передал папку с документами, чувствуя, как тонкая бумага слегка шуршит под пальцами. В комнате стоял лёгкий запах свежего кофе и холодного металла от хромированных ножек стола. Он заговорил уверенно, голос звучал спокойно, но в нём угадывалась твёрдость:

– Через неделю планируется официально запустить инвестиционный проект. Если интерес всё ещё есть, вот рабочие материалы. Ознакомься и….

– Ты ищешь ещё инвесторов? – собеседник даже не удосужился взглянуть на бумаги, просто нахмурил брови.

В голосе слышалось недоумение:

– Зачем?

– Ты же сам говорил, что хочешь вложиться, – ответ прозвучал без тени колебания.

– Не в этом дело. У тебя уже двадцать миллионов собраны. А моя сумма – что там, десять, может, двадцать тысяч….

Казалось, при таком капитале Сергей мог и не обращать внимания на крохи. Но в глазах его мелькнула твёрдость, словно холодная сталь.

– Даже десять тысяч – это деньги. Чем больше средств, тем сильнее позиции. Планирую взять не больше пяти инвесторов. Ознакомься с документами, внеси сумму и подпиши вот здесь….

Собеседник отвёл взгляд и нехотя произнёс:

– Извини, но передумал.

Отказ прозвучал без попытки смягчить позицию.

– Можно узнать причину? – тон Сергея остался вежливым, но под ним угадывалось напряжение, как натянутая струна.

– У тебя же уже двадцать миллионов. Одним этим управлять – работа не из лёгких.

– Выбор и анализ акций занимают одинаково времени при любом капитале. Разница только в отчётности перед инвесторами. До пяти человек я справлюсь.

Голос звучал так, будто за ним стояла непреклонная логика.

– Ну… личные причины, – собеседник резко обрубил разговор.

Зубы Сергея едва заметно стиснулись. Холодок пробежал по спине.

– Понял. Если передумаешь – приходи. Приём заявок закроется через неделю. Список текущих инвестиций будет у меня на столе.

Сергей повторял это в разных отделах, встречаясь с теми, кто раньше проявлял интерес. Бумага в руках шуршала всё суше, словно насмешка. Ответы были похожи один на другой:

– Нужно подумать.

– Свободных денег нет.

– Сейчас всё иначе, чем раньше.

Ожидание рушилось. Отказы падали, как холодные капли дождя, один за другим. По коридорам Голдмана Сергей шагал с каменным лицом. Лёгкий шум голосов за дверями казался далёким и чужим. Кто-то из трейдеров, заметив его мрачный вид, вздохнул и сказал, не отрывая взгляда от экрана:

– Хватит время тратить. Никто не вложится.

– Почему? – голос прозвучал глухо.

– Думаешь, инвестиции – это только про алгоритмы? – трейдер криво усмехнулся.

– ….

– Это ошибка новичков. Инвестиции – как покер. Хоть на руках карта козырная, если игрок сбросил – проиграл. Чем выше ставка, тем хрупче психика и меньше шанс на победу.

В этих словах было простое объяснение: люди не машины. Алгоритм считает холодно, а человек… Человек дрожит перед цифрами. Даже с фулл-хаусом, если ставка растёт с десяти тысяч до десяти миллионов, руки леденеют. Лоб покрывается потом, и страх парализует.

– Хочешь сказать, большие деньги сломают рассудок? – спросил Сергей.

– А разве нет? Ты же не железка. Когда сумма скачет с миллиона до десяти, сможешь остаться спокойным?

– Смогу, – ответ прозвучал быстро, слишком быстро. В нём звенело что-то напряжённое, как натянутый провод.

Трейдер тяжело выдохнул.

– Вот это и страшно. Ты даже риска не видишь. Все такие ошибки совершают в начале.

– У меня другой подход. Решения принимает алгоритм….

– Просто управляй тем, что уже есть. Покажешь прибыль – инвесторы сами придут.

После этих слов трейдер вернулся к монитору. Диалог был окончен.

Сергей стоял секунду, затем сказал ровно:

– Пять инвесторов. Срок – неделя. Передумаешь – стол мой знаешь.

Вернувшись к себе, он положил на стол свежий лист – список инвесторов:

Мосли (10 миллионов)

Мосли (5 миллионов)

Гонсалес (5 миллионов)

Суммы выглядели как вызов всему миру: "Смотри, я уже собрал это без усилий."

На столе Сергея Платонова белела аккуратно приколотая к доске таблица с громкими цифрами. Под каждой строчкой зияли пустые поля – словно кто-то вырвал страницы из книги, оставив лишь заголовки. В тишине кабинета от бумаги исходил сухой, чуть терпкий запах типографской краски, смешанный с ароматом свежесваренного кофе, застывшего в чашке.

– Почему не уберёшь это? – голос Лентона прозвучал мягко, но с заметной тревогой. Он стоял неподалёку, переминаясь с ноги на ногу, словно боялся спугнуть тишину.

Однако этот список, который должен был вдохновлять, производил обратное впечатление. Он выглядел как последняя соломинка для утопающего, отчаянно цепляющегося за прошлое величие.

– Этот список необходим, – с нажимом произнёс Сергей, чуть выпрямив спину. – Только так можно отслеживать ход привлечения инвестиций.

Уголки его губ дрогнули в уверенной полуулыбке, будто уже завтра строки заполнятся громкими именами. Но часы тикали гулко и лениво, солнце медленно ползло по стеклу, а в кабинет не вошёл ни один инвестор. Воздух стал тяжелее, тишина – вязкой.

В коридоре шёпот стелился, как утренний туман:

– Совсем сорвался…

– Он делает ставку на собственную гордость.

– Кто вообще рискнёт вложиться?

Перед Джерардом Сергей держался уверенно, но сейчас этот блеск в глазах казался лишь маской, за которой зияла пустота. Никто в здравом уме не доверил бы ему деньги – это понимали все.

– Ждать неделю незачем… – кто-то произнёс, и в голосе прозвучала скрытая насмешка. – Когда сорвётся, больнее ударит по самолюбию….

С каждым часом уверенность в провале Платонова росла. Взгляды, брошенные на доску, сочились злорадством, тонко прикрытым маской сочувствия.

А утром случилось то, чего не ждал никто.

– Давненько не виделись, – спокойный баритон прервал вязкую атмосферу.

К столу подошёл мужчина средних лет с мягкой улыбкой и глазами, в которых мелькала деловая решимость. Это был Фергюсон, управляющий директор из промышленного подразделения. Когда-то они пересекались по службе – короткая командировка, пара встреч, но впечатление осталось.

Не теряя времени на лишние приветствия, Фергюсон кивнул на доску с пустыми строками:

– Этот список… только для сотрудников?

Сергей едва заметно улыбнулся. Своевременно. Почти идеально. Но сыграл удивление:

– О, нет, для всех. Минимальный вклад….

– Пять миллионов долларов, – отрезал Фергюсон, словно ставя точку.

Вокруг пронёсся ропот.

– С ума сойти!

– MD?! Зачем ему это?

Только Сергей оставался неподвижен, будто врос в пол. Но чтобы не показаться слишком спокойным, широко раскрыл глаза:

– Конечно… возможно. Вот проект договора, можете ознакомиться. Если потребуется нотариальное заверение….

– Не нужно. Выпишу чек прямо сейчас.

Хруст бумаги, короткий скрежет пера – и листок с цифрами оказался в руках Сергея. Фергюсон едва глянул на текст договора.

– Выкуп в письменной форме, расчёт через три месяца. Это нужно для поддержания ликвидности фонда….

– Понимаю. Остальное сам изучу, – оборвал Фергюсон. Его движения были быстрыми, словно он боялся передумать.

Всё закончилось быстрее, чем кто-либо ожидал. Когда дверь за ним закрылась, воздух дрогнул от удивления.

К столу тут же подошёл Добби, глаза его сверкали недоумением:

– Кто это был?

– Управляющий директор. Работали вместе когда-то, – Сергей пожал плечами, будто это не имело значения.

– И зачем ему всё это?

– Наверное, хорошее впечатление осталось. Может, просто жест доброй воли? – ответ прозвучал легко, но под спокойной поверхностью скрывалось другое.

Фергюсон пришёл не из альтруизма.

Он знал: упустить шанс – значит упустить слишком многое.

Фергюсон, матерый управляющий с медицинским прошлым, частенько оказывал мелкие услуги Рейчел, не без выгоды для себя. Теперь он видел шанс покрепче вцепиться в семью Мосли – а заодно и разыграть свою партию на моем поле. Для Фергюсона мой фонд казался золотой жилой. Вложи столько же, сколько Джерард и Джуди – и вот ты уже в их кругу, за одним столом, словно давний друг.

"Если фонд рухнет – еще лучше", – наверняка думал он. В таком случае можно будет подойти к ним с грустной улыбкой: "Мы с вами в одной лодке, меня тоже обвели вокруг пальца". Ничто так не сближает, как общая беда. Жертва обмана, пострадавший от того же мошенника – образ почти романтический.

Да, Фергюсон ждал моего краха и даже наслаждался этой перспективой. Когда всё шло на подъеме, он и нос не показывал, а теперь, почуяв слабину, примчался, будто я кусок свежего мяса для голодной гончей. Но, как ни странно, это было на руку. Втянуть его в дело было частью плана. И дело тут не только в деньгах – у Фергюсона была иная ценность.

"Идеальный информатор для Мосли", – эта мысль не давала покоя.

Рейчел на такую роль не годилась – она скорее встанет стеной, чем предаст. А Фергюсон? Тот будет рад услужить Джерарду – выложит всё: где, что, с кем, даже сплетни про Голдман. Настоящий живой телетайп. Конечно, игра была тонкая. Нужно было удержать образ "гения на грани" – без этого весь замысел развалился бы как карточный домик.

"О будущем подумаем потом. Сейчас главное – задача выполнена", – с легкой ухмылкой пролистал свежий список инвесторов:

Мосли – $10 млн

Мосли – $5 млн

Гонсалес – $5 млн

Фергюсон – $5 млн

Осталась всего одна строка. Редкость рождает жадность – закон рынка. Да еще и тот факт, что старый MD вдруг вложился в фонд, который все считали приговоренным… Это интриговало. Вопросы напрашивались сами собой. И точно – первый голос не заставил себя ждать:

– Кто такой Фергюсон? – неуверенно протянул один парень, который вчера еще тянул с решением, бормоча: "Надо подумать".

– MD в индустриальном отделе. Когда-то вместе работали, – ответ прозвучал спокойно.

– Да ну? – удивился тот, почесал затылок, огляделся по сторонам, будто искал поддержки, и, криво улыбнувшись, выдавил: – Эээ…. А можно меня в список тоже? Правда, у меня всего пять тысяч. Немного стыдно, ха-ха.

И вот уже эффект домино. Решение целиком заслуга Фергюсона. Опытный MD, больше десяти лет на Уолл-стрит, да еще в такое время – это выглядело как знак свыше: фонд не утонет. Пять миллионов – не мелочь, такой шаг внушал доверие.

Хотя истина была противоположной. Он мечтал о моем поражении. Чем хуже для меня, тем крепче его дружба с Джерардом. Вот она, опасность слепого подражания. Одному кажется безумием – другому это выглядит логично. Люди редко заглядывают под обертку чужих поступков. Легкие деньги затмевают разум.

"Они думают, что мыслят, как он".

"Он вложился – значит, ждет прибыли, верно?"

Но в этом кроется самый коварный обман. А мне все это – только на руку.

– Как уже говорил, лимит – пять участников. Кто даст больше – займет место того, кто внес меньше, – произнес, обновляя правила, словно между прочим.

– То есть, если кто-то предложит больше, меня выкинут?

– Верно, – ответ прозвучал сухо.

Правило давно объявлено, но парень делал вид, будто слышит впервые.

– Все изменения отражаются сразу. Если меня нет за столом – смотрите тут, – показал экран и вписал его имя:

Крейг – $5000.

Теперь список полон. Чтобы попасть в него, надо кого-то вытеснить. Началась тихая охота. И уже через пару часов – новый голос, на сей раз уверенный:

– Можно мне тоже? Вложу пять с половиной.

Запись в закрытый фонд ограничивалась всего пятью местами. Осталось одно-единственное. И только один способ его занять.

"С этого момента убивайте друг друга".

По сути, началась игра на выживание, где победитель получал всё. Интерес оказался неплохим. Достаточно было того, что один из управляющих из промышленного департамента вложился, чтобы все заговорили: "Тут явно что-то нечисто". И понеслось – каждый пытался прорваться внутрь.

Процесс быстро превратился в скучную рутину. Людей становилось всё больше, каждый норовил вписать своё имя в список, заплатив как можно дороже. Ажиотаж всегда раздувает цену. Сначала ставки росли медленно – по пятьсот долларов за раз. Но через пару дней всё понеслось по нарастающей.

"Чёрт, меня снова перебили! Тридцать пять тысяч!"

Некоторые начинали сходить с ума.

Впрочем, участники были лишь посредниками – большие суммы им были недоступны. По сравнению с миллионами, эти крохи казались смешными. Но дело было не в деньгах. Капитал никогда не стоял на первом месте. Двадцати миллионов уже хватало, чтобы заложить фундамент. Теперь требовалось другое – внимание. Слухи не живут без сплетников. Значит, в игру нужно было затащить тех, у кого язык без костей.

"Вот это будет хорошая затравка".

И самое приятное – пальцем толком не пришлось шевелить. Всё, что требовалось – встречать посетителей, обновлять список. Дальше они сами разносят слухи, как пожар по сухой траве. А значит, всё время можно было посвятить главному – выбору правильных целей для инвестиций. Неделя пролетела незаметно. Торги завершились, и финальный список выглядел так:

Мосли – 10 миллионов

Мосли – 5 миллионов

Гонсалес – 5 миллионов

Фергюсон – 5 миллионов

Фабер – 55 тысяч

Последний едва наскрёб пятьдесят пять тысяч. Можно было легко заманить в клуб кого-то из вице-президентов или управляющих директоров, но этот путь сознательно не был выбран. Если превратить всё в элитное развлечение, интерес толпы угаснет. Поэтому среди игроков обязательно должен быть один "свой", обычный парень.

Как бы там ни было…. Деньги собраны. Криптовалютные запасы тоже обналичены.

На экране горела сумма:

$26 883 284

Вот она – казна для войны. Теперь эти деньги превратятся в оружие. И мир останется в полном недоумении. Обычные стратегии тут не подойдут. Пришло время разыграть нечто особенное. И вот момент настал. Пора снова поджечь Голдман.

На этот раз – так, чтобы прежние пожары показались искрой.

Прежде чем начинать любую бурю, нужно сперва запастись страховкой. Не той, что защищает от лишнего внимания, а куда более веской – легальной.

Коридоры отдела этики и комплаенса встретили тишиной, прерываемой лишь приглушённым гулом вентиляции и редким шелестом бумаг. В воздухе витал запах кофе, смешанный с едва уловимым ароматом типографской краски. Под ногами – мягкий ковер, приглушающий шаги, будто здесь не приветствовали резких движений.

На стол легла увесистая стопка документов. Бумага была гладкой и холодной на ощупь, словно в ней застыл ледяной оттенок офисной строгости.

– Это список инвестиционных целей, которые планируется преследовать. Проверьте на наличие конфликтов интересов, – голос прозвучал ровно, без лишних эмоций, но слова, словно монеты, звенели в тишине.

У сотрудников "Голдмана" целый ворох ограничений: никаких опционов, забудь о коротких продажах, держи бумаги не меньше тридцати дней. А уж сделки с компаниями, связанными с твоим департаментом, – табу, обнесённое колючей проволокой правил. Отдел комплаенса, где сейчас шёл этот разговор, существовал ради этих запретов. Серые шкафы, тусклые лампы, и в глазах сотрудников – усталое равнодушие тех, кто давно знает цену человеческим хитростям.

– Нет нужды приносить столько бумаг каждый раз. Если заметим что-то подозрительное – сами поднимем шум, – лениво бросил сотрудник, крутя в пальцах ручку.

– Проверка заранее избавит от проблем потом, – раздалось в ответ.

– Ну, пожалуй, это верно, но…, – он почесал висок, взгляд скользнул в сторону, словно надеялся найти там готовое решение.

– Инвестировать планируется только в заранее одобренные активы. Так будет проще и вам.

Сотрудник нахмурился, глаза на миг сверкнули недоумением. Но, не найдя повода для отказа, нехотя кивнул.

– Визитку оставьте. И… письмо пришлю.

При слове "письмо" в его лице что-то дрогнуло. Наступила пауза, тянущаяся как натянутая струна. Потом прозвучал осторожный вопрос:

– Вы ведь были на вводном инструктаже?

– Разумеется.

– Тогда знаете про… правила переписки?

– Имеете в виду тест "New York Times"? Да, знаком.

Правило простое, будто вырезанное ножом на камне: оставляй только такие следы, которые не страшно увидеть на первой полосе "The New York Times".

Суть – в одном: не оставляй доказательств, если есть хоть малейший шанс, что они обернутся против тебя. Этому учат ещё до того, как новенький успеет вдохнуть запах корпоративного кофе.

Но сейчас происходило обратное. Зная правило, соблюдая его до фанатизма, инициатор разговора сам тянулся оставить бумажный след. Сотрудник, похоже, уловил этот парадокс. Он уставился испытующе, а в глазах вспыхнуло любопытство.

В ответ – прямой взгляд.

– Слыхали слухи обо мне?

– Слухи?.. – он моргнул.

– О точности прогнозов.

– А… вот это… – в голосе мелькнула тень признания.

– Без записей недопонимания неизбежны.

– Ах! – словно лампочка загорелась над головой. Мысль дошла.

Верно. Нужно алиби.

Инвестиционный банкир с подозрительными сделками – наживка для регуляторов. Рынок чует кровь мгновенно. А уж новенький в "Голдмане" с восьмидесятипроцентной точностью на каждом прогнозе? Это красная тряпка для SEC.

"С этими ребятами бодаться – хуже кошмара", – промелькнуло где-то в глубине. Обвинение в инсайде шьётся легко, как детская рубашка. А вот доказать чистоту? Попробуй.

А ведь дальше хуже. Когда шум поднимется, на сцену выйдут настоящие охотники – ФБР, Минюст. Вот уж где каждая ошибка превращается в петлю на шее.

Люди вели себя так, словно они Шерлоки, а перед ними Мориарти – одержимые манией разоблачить тайну моих инвестиций. Зачем терпеть подобную головную боль в этой жизни? Лучший способ – перехитрить их заранее, подложить доказательства ещё до того, как что-то случится. Бумаги, которые убедительно покажут: рост цен на акции был предсказан, а план по вложениям – выверен до последней цифры. Пусть всё, что произойдёт дальше, выглядит как результат холодного расчёта и капли удачи.

"Отныне общение только в письменной форме."

"Понял. Постараюсь быть осторожнее."

Кажется, намёк уловили. Отлично.

В голове мелькнула мысль: "Ну что ж…"

Юридические предохранители были установлены. Пора поджечь фитиль.

Дорога привела в отдел управления активами. Дверь мягко скрипнула, и навстречу вышел тот самый сотрудник, что попадался прежде. На лице его играла улыбка, тёплая, как старый чай из термоса.

"Наконец-то вы дошли", – сказал он, сдержанно, но с каким-то особым блеском в глазах.

Когда-то, давным-давно, дорога уже вела сюда – открывал счёт в "Голдмане". Тогда не хватило миллиона долларов минимального взноса. Ушёл ни с чем. Сегодня всё иначе.

– Теперь я подхожу по требованиям, – произнёс спокойно, протягивая чек.

Хруст бумаги, лёгкий шелест, будто перо пробежало по странице.

– Двадцать шесть и восемь десятых миллиона долларов, – сотрудник даже бровью не повёл.

Видно, в этой конторе к крупным суммам привыкают, словно к дождю в ноябре. Да и слухи наверняка уже дошли: откуда деньги, что за история.

– Вот список компаний для будущих инвестиций, – добавил, вынимая аккуратно сложенный лист.

Документ лёг на стол, как билет в один конец. Десять названий. Под каждым – лаконичная причина выбора, словно клинок, заточенный до прозрачности.

– Ох…, – губы сотрудника дрогнули. Он пытался сохранять каменное выражение, но глаза выдали – там загорелся хищный огонёк.

В руках у него оказалась вещь, которая могла стать легендой – "Единороги Сергея Платонова". Шелест страниц. Бумага зашуршала, будто осенние листья под ногами. Но на последней странице брови поднялись.

– Здесь не указаны суммы и сроки вложений, – заметил он, осторожно поднимая взгляд.

– Всё придёт по электронной почте, когда настанет момент. Просто действуйте по инструкции, – ответ прозвучал мягко, но с нажимом.

– Понял. Однако, если начнём сегодня, нужно распределить стартовый капитал. 26,8 миллиона долларов. Как их разместить? – сотрудник достал перьевую ручку, чёрнильный блеск мигнул на свете лампы.

Зачем ему ручка в XXI веке? Но спорить не стал.

– Всё – в первый вариант.

– Да, а какая сумма пойдёт на первый вариант?

– 26,8 миллиона.

Ручка застыла над бумагой, будто замёрзла в январском воздухе. Сотрудник поднял глаза – в них искрилось лёгкое недоумение. Он явно ждал продолжения, пояснений, хоть намёка на логику. Тишина повисла, вязкая, как патока. Ничего не последовало.

– То есть… из 26,8 миллиона – сколько вы хотите вложить в первый вариант? – переспросил он, голосом человека, который не верит своим ушам.

Все двадцать шесть миллионов восемьсот тысяч долларов.

– …Что?

Слова прозвучали так отчётливо, что в комнате на мгновение стало слышно только тихое жужжание кондиционера. На лицах собравшихся – недоумение, смешанное с едва заметной тенью тревоги. Казалось, смысл сказанного медленно, с трудом пробирается сквозь толщу их сознания, не находя там опоры. Глаза встретились. Голос прозвучал ровно, будто в нём застыло ледяное спокойствие:

– Двадцать шесть миллионов восемьсот тысяч. Всё до последнего цента – на первый вариант.

***

"Он что, совсем рехнулся?" – мысль, словно крик, пронзила сознание сотрудника, стоявшего за стойкой.

– Простите, просто чтобы уточнить….

– Да, всё целиком.

Сколько бы раз вопрос ни повторялся, ответ оставался прежним, твёрдым, как камень. Это была не просто смелость. Это походило на безумие. Безумец, решивший совершить шаг, от которого волосы встают дыбом. Естественно, нужно было остановить его. Но как?

– Может быть, всё-таки стоит распределить средства…, – голос сотрудника дрогнул, словно скрип старой двери.

– Нет. Это решение окончательное, с полной уверенностью.

– Но даже при вашей уверенности… с точки зрения управления рисками…, – слова звучали как слабое жужжание перед гулом грядущей грозы.

– Всё в порядке. Если пойдёт не так – всю ответственность беру на себя.

Ни один довод не пробил броню уверенности. Сергей Платонов стоял на своём, словно дуб, переживший сотню бурь.

– Есть правило, запрещающее вложить всё в одну позицию?

– Ну…, – голос сотрудника запнулся, как колёсико, наткнувшееся на камень. – Это….

Правил не вспомнилось. Никто и представить не мог, что кто-то в здравом уме решится на подобное.

– Мне нужно уточнить, – выдохнул он, ощущая, как в ладонях выступил холодный пот.

Сотрудник почти бегом бросился к начальству. По коридору тянуло лёгким ароматом полированного дерева и кофе, но даже этот уют не мог заглушить леденящий страх. Руководитель, услышав историю, нахмурился так, что складки на лбу потемнели.

– Что? Весь капитал на один вариант?!

Взгляд кричал без слов: "Ты издеваешься?!"

После третьего пересказа суть улеглась в сознании, как ледяной булыжник.

– Это нужно остановить! Разрешить такое – чистейшая халатность!

– Я пытался… но он непреклонен, – ответил сотрудник, чувствуя, как сердце колотится в горле.

– Чёрт, бездарь… – начальник процедил сквозь зубы, но понимал: бесполезно.

Ведь даже его собственные слова не изменили ничего.

Сергей Платонов повторял одно и то же:

– Это мои деньги. Разве не имею права распоряжаться ими по своему усмотрению? Скажите просто – нарушаю ли я правила?

Даже подключение верхушки ничего не дало. Платонов интересовался лишь одним – законно ли это. В итоге вызвали отдел этики и комплаенса.

– Прямого запрета нет. Но придётся зафиксировать, что вас категорически отговаривали, – сухо произнёс юрист, подавая чистый лист бумаги, на котором ещё пахло типографской краской.

Только после подписания отказа от претензий ураган улёгся. Но буря внутри компании разыгралась вовсю. Коридоры наполнились громкими голосами. Слово "олл-ин" звучало в каждой фразе, отскакивало от стен, как мячик. Высокопоставленные менеджеры метались по этажам, каблуки цокали по мрамору, словно отрывистый барабанный бой. Слухи вспыхнули мгновенно, как спичка в темноте. Через час Goldman кипел, словно улей, в который ткнули палкой.