День середины лета

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ПАМЯТЬ. О ЦЕЛИТЕЛЬСТВЕ, ПРОШЛОМ И НЫНЕШНЕМ

Праздничная толпа колыхалась вокруг — разряженная, крикливая, надменно-самодовольная. Илл'а плыла над нею, была ею, в ней растворялась. Не видела и не слышала — но чуяла каждого всей душою, всем своим неправильным, не-живым и не-мертвым, естеством.

Это было странно. Пугающе…

Забавно.

"И дьявольски отвлекает, Снежинка!"

Такой родной, до каждого звука знакомый, мужской голос прозвучал где-то в ней — и над нею.

"Сейчас Его Божественность изволит показаться, а ты мешаешь мне осматривать гостей. Вдруг опять покушение? Мне нужна ВСЯ моя внимательность, а не те крохи, что остаются после твоих развлечений…"

Голос тянет ее к себе, привязывает, вырывая из бестелесного марева, — и вот уже разодетые придворные остолопы толкаются, мелькают рядом. Она же смотрит на них, и даже видит. Не своими — его — глазами.

"Ладно-ладно!" — шелестит ее ответ насмешливо. Беззвучный, неживой, словно сухие листья…

— Лорд Таргел! — томно липнет к НИМ незнакомая пышногрудая барышня, вызывая в Илл'е мгновенный приступ болезненной, горькой ревности. — Ах, слышал… ты слышал?… Такое!..

Но дослушивать бестолковые ахи не приходится. Острое чувство угрозы вышибает из Илл'ы дух.

"Где?! Где?! Где?!" — мечется единственная мысль.

"Эдан! — кричит она отчаянно. — Справа! И сзади!.."

Поздно!

Безликий человечек в ливрее швыряет в них огромный поднос, полный чаш и тяжелых кубков. Эдан отшатывается, пытаясь увернуться, — но другой лакей, позади, уже выкидывает резко вперед руку. Лезвие мелькает из-под манжет, стремительно пронзает воздух, рвет дорогую ткань серебряно-синего камзола, острым жаром пробивает тело…

"НЕ-Е-ЕТ!" — яростно вопит за них двоих Илл'а. И, всю себя собрав в единый всплеск, обрушивается на тварь с кинжалом. И бьет его, и бьет, и бьет…

"Лая, тихо, тихо…" — прорывается сквозь ее гнев родной голос.

Несостоявшийся убийца корчится на узорном мозаичном полу, задыхаясь в кровавой пене. Второй ужом прокладывает себе путь сквозь толпу, шумящую вокруг пока что с любопытством, без испуга, без визгов и крикливой паники. Но это, увы, ненадолго.

С двух сторон, по знаку Эдана, уже спешат к виновникам переполоха хмурые люди.

Напавшим не скрыться.

Они, впрочем, вряд ли надеялись…

— Пойдем отсюда скорее! Вот же дьяволы!.. — шепот Эдана срывается стоном.

"Он сильно задел тебя?" — пугается Илл'а. Но и сама чует: за ними кровавый след.

— Проклятье! — кусает губы бледнеющий Эдан. С усилием заставляет двигаться слабеющие ноги.

— Здесь… — задыхаясь, приваливается к стене, почти выпав в темную нишу тайного хода.

Их пропажи никто не заметил. Кровь размазана по узорам пола дюжинами золоченых каблуков и длинных шлейфов…

"Не двигайся, я постараюсь тебя исцелить", — пытается совладать с испугом Илл'а. Они ведь пробовали раньше! У них тогда вышло!

И что с того, что были то лишь царапины?..

Она справится, она не может не справиться!..

И девушка отпускает себя, безоговорочно, полностью растворяясь в НЕМ.

Глубокая рана находится сразу.

Плохая, плохая рана!.. Не завопи она тогда — могла бы стать и смертельной.

Эдан шипит от неприятного, царапающего чувства — словно душу его тянут изнутри. Глаза его очень быстро выцветают, и Илл'а боится, что им попросту не хватит сил…

Но кровь уже остановилась — и теперь стягиваются края раны, темнеют свежей коркой, оставляя некрасивый рубец.

"Прости, не смогу без шрама…" — с тяжелым облегчением шепчет девушка.

— Плевать! Я не девица на выданье! — хмыкает устало мужчина.

"Боги! Это было так… близко!" — кажется, последняя мысль пришла к ним обоим…

Илл'а дернулась, открывая глаза, еще с ужасом вспоминая свой сон.

Грохотом, проклятьями взорвалось из-за стены. Девушка вскочила, путаясь в одеяле, кинулась к двери, захлебываясь в заполошном биении пульса.

Соседняя комната была не заперта.

— Эдан, что случилось? Эдан?..

Опрокинутый таз для умывания, вода на полу повсюду — и Таргел, стаскивающий с себя насквозь мокрую рубаху и ругающийся совсем не по-высокородному.

— Дьяволы, Илл'а! Тебя не учили стучать? — рыкнул он зло, и вдруг осекся. — Илл'а?..

Комната поплыла перед глазами, а девушка осела у стены.

На загорелом боку светловолосого лорда змеился такой знакомый уродливый шрам…

Она уж точно не спала сейчас!

Да и были ли вообще ТЕ сны снами?..

— Ты в порядке? — с беспокойством склонился к ней Таргел. Тревога сделала его усталым и… человечным, что ли? Куда только подевался каменный холод черт?..

Илл'а грустно усмехнулась, с усилием растягивая дрожащие губы.

— Все хорошо… Испугалась, что ты опять… как вчера… — она неловко встала, избегая его протянутых рук. — Заботы последних дней не пошли мне на пользу… Но не волнуйся! — опомнившись, добавила поспешно. — Ко встрече с обращенным я готова. Она ведь состоится, Эдан?..

— Я не отступаюсь от своих слов. Тебя проводят к пленным после полудня.

Его голос был сухим, а взгляд болезненным и странным.

И лишь за дверью осознала девушка, что трижды назвала его именем, которым он ей никогда не представлялся.

Бродячие крамские псы сбегались на казнь, как на праздник. Двуногие, одетые кто побогаче, кто в лохмотья — для НЕГО, Пса прирученного, были они лишь уличными шавками, не знающими пока крепкой хозяйской руки. "Свободные имперцы", как они себя звали, сейчас галдели да визгливо грызлись, брехали с гордостью о собственной важности, не замечая у себя за спиной неторопливых и бесшумных, настороженных черных волков.

Пес видел их в толпе — нет, скорее, чуял. Потому и удавалось ему прятаться до сих пор, хотя прочих здесь давно переловили. Но он знал, что к черным вскоре явится вожак. И ждал того с растущим нетерпением — ведь, может статься, именно ему, последнему из псов хозяйской стаи Крама, удастся-таки сомкнуть клыки на сером горле главного Волчищи!

И хозяин, возможно, в благодарность тогда позволит даже приучить к ошейнику новых псов — точно так же, как приучили совсем недавно и его!

А ведь в далекой, почти забытой, жизни он — другой он, еще до ошейника — был совсем не убийцей, но лекарем. Важным, самоуверенным болваном, не один год верно лечившим старого больного лорда с кучей нетерпеливых наследников. Потом старик, как и следовало ожидать, помер — по всем симптомам, сразу от трех разных ядов. Дурак-целитель же оказался крайним — однако, к счастью, вовремя смекнул, что к чему, и схоронился… Почти семь лет прожил он в глухой деревеньке, притворяясь самоучкой-знахарем да копаясь потихоньку в земле. Но оказалось вдруг, что о нем не забыли — новый лорд, страшась учиненных Наследником проверок, все силы бросил на поимку опасного свидетеля.

"Знахарь" бежал, надеясь обосноваться на Южном.

И, вместо этого, попался стае хозяина…

Послушные псы вонзили крохотный шип ему в шею — заговоренный, заклятый самим Взывающим к Поклонению. И цепи сомкнулись, сотворив из блудной шавки преданного Пса. Шип растворился в крови уже спустя десять часов — но заклятие осталось, лишь окрепнув. Теперь оно не было привязано к хрупкой занозе, отравив все тело, подобно черной лихорадке.

Но верный Пес был этому только рад. Прошлая бестолковая жизнь теперь не имела никакого значения. Служить для него оказалось счастьем.

И сейчас зубы его — простые человеческие зубы — по-собачьи зудели, желая вонзиться в шею ненавистного Волка. Того, кто убивал его братьев. Из-за кого хозяева (он это чувствовал) не в духе…

Но сегодня, похоже, был не его, но их, волчий, день…

Казнь состоялась под настороженный ропот люда, не верившего до последнего, что господин Гильдмастер решится-таки воспользоваться своим древним правом не только палача, но и судьи — правом, о котором не вспоминали уже без малого триста лет.

Последнего же пса волки окружили незаметно — он и не понял, когда тонкий дротик, в точности такой, как были у погибших товарищей, погрузил его тело в предательский сон. Пес вопил и выл беззвучно, остатками мыслей, призывая хозяев на помощь — да все никак не мог пошевелить и пальцем. Ему не жаль было погибать — но до смерти обидно казалось сдохнуть вот так, даже не порвав врагов напоследок. Словно труп, его торопливо сгрузили на подводу, и повезли куда-то, не заботясь о тряске. Затем, все столь же неподвижным, оставили надолго в сарае, пропахшем сеном, лошадьми, гнилым тряпьем и недавней кровью.

А спустя бесконечно долгое время дверь открылась, впуская Волка и знакомую самку… Девицу он сразу вспомнил, ведь и она могла стать тогда частью стаи! Но предпочла сбежать, трусливая дрянь! Предатель!..

От безысходной, злой ярости Пес захлебнулся рычанием.

— У тебя не так много времени, Илл'а, — хмуро заметил Волк, рассматривая Пса с брезгливостью. — Если эта тварь очнется раньше, чем сработает твое лечение, мне придется его убить, и наша договоренность потеряет силу.

— Мог бы не говорить об этом с такой явной надеждой! — мрачно буркнула девчонка, обнимая лицо неподвижного Пса ладонями. — Лечение сработает, я уверена. К тому же, этот дядька спас меня тогда от обращения. Я очень ему обязана…

Безумная боль охватила Пса в этот миг. Он больше не слышал голосов своих мучителей, лишь чувствовал жар и захлебывающееся ударами сердце — словно маленькая дрянь одним махом вскипятила ему кровь.

А потом вдруг разом лопнули цепи, хлыстом полоснув по сердцу, голове и горлу — и, всего на миг, мысли стали ясными и острыми. Бывший Пес осознал себя — но тут же погрузился в беспамятство.

— Хватит! — за талию оттащил Таргел Илл'у от знахаря. Ногой распахнул дверь сарая и выволок упирающуюся, не вполне пришедшую в себя, девушку на воздух.

Она обмякла в его руках, тяжело дыша, с кружащейся головой.

— Самоуверенная девчонка! Тебя саму кто потом на ноги ставить будет? — встряхнул ее, перед тем, как ослабить хватку.

— Так ты, вроде, одаренный? — отмахнулась она вяло — и тут же сползла вниз, на пыльную, примятую травку. Растянула губы в усталой, довольной улыбке. Беспокойство "господина лорда", пусть и скрытое за резким тоном, приятно согрело душу.

— Лекарь из меня… — буркнул мужчина с досадой.

Подал знак мнущемуся в стороне караульному, затем и сам, ничуть не смущаясь, даже с каким-то облегчением, уселся рядом с Илл'ой, пальцами зарылся в траву, вытянул длинные ноги, безжалостно утопив в рыжей пыли каблуки дорогущих сапог.

— Думаешь, если б я в этом силен был, стал бы тебя, храмовую девочку, вмешивать? — жмурясь солнышку, проговорил беззаботно. — Вытряс бы еще вчера все нужное — а там уж сами как-нибудь… Впрочем, — он сделал вид, что задумался, — еще и теперь не поздно… Хороший целитель, вопреки твоим словам, среди моих людей найдется…

— И где же он? — мстительно прищурилась Илл'а, уже точно зная, что деваться Таргелу некуда. — Не здесь ведь, я права? Пока еще доберется, пока обучится… Нет, я, конечно, напишу, что и как (дело серьезное, не до скрытности), — передашь письмецо своим целителям… Но… тебе ведь и кто-то под рукою нужен? Чем я не подойду?..

— Ну-ну… И как же долго наш болезный проваляется? — резко ушел мужчина от опасной темы.

— Допрашивать будешь? — поморщилась девушка. — Очнется-то скоро, но хоть час ему дай, в себя прийти… А про обращение я тебе и так расскажу — все, что от него узнала, пока снимала путы…

Слушал ее Таргел серьезно и внимательно, без тени оскорбительной снисходительности, без толики высокородной спеси. "Вот умеет же человеком быть!" — даже подумалось Илл'е, однако мысль эта быстро потерялась в ворохе куда более занимательных и тревожных.

От появления в порту Небесного Города незваных гостей меньше месяца прошло — а зараза из обращенных безумцев успела, по словам лорда-дознавателя, расползтись едва ли не по всем городкам ближнего побережья! И это притом, что Взывающий к Поклонению Кораг — единственный из пришельцев, способный обратить в рабство почти любого! Глубочайшее изумление доселе вызывала невиданная пронырливость сего господина. Так что разгадка таинства вербовки пришлась как нельзя кстати…

— Хотя радоваться тут нечему, — мрачно подвел итог Таргел. — Если бы он лично своих псов обращал — мы бы и горя не знали! А так… Сложно представить, сколько народу Взывающие своими амулетами угробят!..

— Почему же сложно? — здраво возразила девушка. — Шипы, на которых делались подчиняющие заговоры, принадлежат кистянке болотной. У нас она растет лишь в соленых топях в окрестностях Крама… Может, и у чужаков на родине встречается — даже наверняка, раз они ее свойства знают… Но не в том дело… Срезанное и высушенное, это растение хранится не больше трех недель, затем рассыпается в пыль. Потому-то его наши травники почти не используют…

— Значит, привезти амулеты с собой пришельцы никак не могли! — мужчина хищно подобрался. — Выходит, зная примерно уровень вложенной в каждый силы, можно прикинуть их число… — он выдернул из земли крепкий стебелек да взялся что-то увлеченно чертить прямо на пыльной, твердо утоптанной дорожке.

— Учти еще, — склонилась над его художествами Илл'а, — что к принуждению наверняка пришлось добавить исцеление. Иначе был бы риск, что шип выйдет из ранки вместе с кровью, либо его вытащат в первые же часы после обращения, не дав подчиняющим узам завершиться… Вот здесь… или здесь, — кончиком ногтя дорисовала она две линии.

Земля была теплой, выгретой весенним солнцем до рыжей корочки, — и послушно крошилась под пальцами. Какая-то букашка шарахнулась из-под Илл'ыной руки, забарахталась в пыли, дрыгая лапками. Легким щелчком Таргел сбил ее в сторону.

— Ты права, — проговорил он задумчиво. — Знать бы еще точную структуру воздействия…

Они склонились, голова к голове, всматриваясь в пыльные бороздки, стирая старые, рисуя новые. Соприкасаясь пальцами, отводя друг другу ладони — столь увлеченные загадкой, что этого не замечали.

— Ого! Да вы, я смотрю, спелись!

Голос Илана заставил Илл'у подпрыгнуть — и тут же зашипеть, больно стукнувшись головой.

Над ней сквозь зубы ругнулся Таргел. Он тер челюсть, оставляя на лице грязные разводы, да сверлил ученика весьма недобрым взглядом.

Юный лорд же давился смехом.

— Я-то причем? — разводил руками. — Я даже не подкрадывался, так подошел! Кто же знал, что вы так увлечетесь спором!..

— Мы не спорили, просто составляли схему воздействия… — буркнула девушка, ощупав шишку на затылке. — Покажи, сильно я тебя? — потянулась к Таргелу.

— Ничего, уже прошло, — уклонился он. И даже подобрался весь, отодвинулся, заметив (не иначе!), как они близко… — Присоединяйся и ты, Илу, если можешь посоветовать что-то дельное! — невозмутимо предложил воспитаннику.

— Да уж обойдусь как-нибудь! — подавился тот очередным смешком. — Знаешь же, что не смыслю в этих штучках! А дураком себя выставлять неохота… Я лишь полюбопытствовать пришел: начинать ли сборы?

— Сборы… — рассеянно хмыкнул мужчина. Быстро добавил пару черточек их рисунку в пыли — и выпрямился, руки отряхнул, любуясь работой. — Вот так, думаю, будет правильно! На бумагу перенести, и… А что же ты, Илл'а? Уже собралась в дорогу?

Вопрос был внезапен, и девушка растерялась.

— Да мне… и собирать-то нечего, — улыбнулась виновато. — Все на мне… Так уж получилось…

— Как предсказуемо! — насмешливо осмотрел ее лорд. — Некоторым просто на роду написано в оборванцах ходить… — и слова его показались бы оскорблением, если бы не быстрая, на диво теплая улыбка, тайком озарившая лицо.

Хотя, может, Илл'е она лишь привиделась?..

Уже миг спустя голос Таргела был сух и прохладен.

— Выходим на закате, — не сообщал он, но приказывал. — Для лекарки найдут все необходимое, я распоряжусь.

И смотрел он теперь лишь на Илана, девицу рядом напрочь игнорируя.

— Спасибо, — сдержанно кивнула Илл'а, с трудом скрывая уколовшее льдом разочарование. Похоже, "его высокородие" опять вернулся к тому, с чего начал! Словно и не было последнего получаса — да едва-едва проклюнувшегося между ними дружелюбия…

Что ж, ничего не оставалось теперь, кроме как встать, отряхнуться от травинок и пыли да, под любопытными взглядами ребят-караульных, вернуться в прохладный сумрак дома.

По крайней мере, господин лорд намерен сдержать слово — утешала себя лекарка, в третий раз перебирая содержимое объемных карманов своего изрядно обветшавшего балахона. Немного денег, гребень, нитки с иглой, смена белья, кинжал, пожалованный Таргелом с господского плеча (за неимением ножен, тщательно замотанный тряпицей); с полдюжины мешочков с порошками и травами, две крошечные склянки с редкими зельями… Это — да еще потертый шерстяной плащ, купленный у старьевщика в столице и чудом не утраченный непутевой хозяйкой во время всех ее злоключений… Вот и все имущество! И правда, настоящая оборванка!..

В дверь Илл'ыной комнатки постучали. Крепкий вихрастый паренек, дождавшись разрешения, встал на пороге, сверкнул любопытно взглядом — и, вручив девушке какой-то сверток, без слов поспешил откланяться. Молчаливости его Илл'а не удивилась, хоть и подосадовала про себя: кроме Таргела с Иланом, здесь вообще говорить с ней охотников не находилось. Видать, приказа на это не было…

Сверток оказался скатанным походным одеялом, из которого Илл'а вытряхнула потертую сумку, штаны да рубаху — слишком узкую в плечах для любого из виденных ею здесь караульных, зато достаточно широкую в груди, явно шитую для женских форм. Неужто, в охране у Таргела и барышни ходят? Отчего-то это открытие было Илл'е неприятно…

Решительно отбросив глупые мысли, девушка переоделась, в тугую косу заплела волосы — да взялась перекладывать в сумку свой нехитрый скарб. И уже заканчивала, когда в дверь опять постучали. Илл'а опомниться не успела, как тот же парень передал ей походную флягу, миску с ложкой и — настоящее чудо! — широкий пояс с ножнами. Выходит, не забыл Таргел о подаренном кинжале!.. Вот ведь! Позаботился…

Она поймала себя на совершенно бестолковой улыбке — и тут же сердито нахмурилась. Не до глупостей сейчас! И нечего ерунды придумывать!..

Однако пояс, недолго думая, надела. Покрутилась перед осколком мутного зеркала, вмурованным в стену над умывальным тазом. Картинно сдвинула брови, сложила на груди руки, изобразив святую Милиссию с одноименной гравюры в "Житиях" — почтенную, истинно выдающуюся жрицу, в миру куда больше известную, как Рыжая Пиратка, гроза Восточных островов.

Уж коли разбойников Храм в святые производит, то (чем дьяволы не шутят?), может, и наставница ее, Алим, из темных мастеров в праведницы попадет? Крамольная мыслишка заставила Илл'у хмыкнуть — но впервые не горько или зло, а весело, с растущим азартом.

Грядущее путешествие горячило ей кровь…

Сквозь мутное стекло окошка лекарка видела, как суетятся во дворе охранники: снуют туда-сюда с мешками и тюками, выводят и седлают лошадей. Кто-то уезжает, коротко махнув товарищам на прощание. Кто-то топчется у дверей сарая, карауля пленника и вот уже часа три торчащего у него Таргела…

Ужинала она в компании Илана — взъерошенного, говорливого сверх меры и, похоже, не меньше нее самой, горящего предвкушением дороги. Он шутил и смеялся, философствовал и нудно распинался о погоде, сетовал на разбойников да тяготы весенней распутицы — словом, был готов болтать обо всем, кроме того, что действительно Илл'у интересовало.

— А наставник твой где? — с трудом смогла вклиниться в его монолог девушка.

— Отсыпается, — коротко бросил молодой лорд, тут же возвращаясь к прерванным рассуждениям. Опять не давая Илл'е на расспросы ни шанса…

Что ж, посвящать ее в результаты "беседы" с пленным, видимо, никто не собирается… А значит, и тянуть дольше этот бесконечный ужин нет никакого смысла!

— Я отнесу посуду, — на полуслове прервала Илл'а юношу.

Низкую кухонную дверцу она толкнула плечом, настолько поглощенная неприятными мыслями, что вперед не смотрела. Оттого и тарелки едва не превратились в груду черепков, когда с размаху Илл'а налетела на кого-то.

— Прошу прощения, — прошипела раздраженно.

Но виновник ее неловкости не спешил освобождать проход.

— Так-так-так… — издевательски пропел над ухом наглый девичий голосок. — Вот, значит, кому моя одежка пригодилась!..

А говорившая была хороша — прям на зависть! Даже криво срезанные светлые пряди, торчащие по-мальчишески в стороны, да презрительный огонек в карих глазах ее очарования почти не портили!

Чудес-с-сные у Таргела охраннички!..

И лекарка вконец разозлилась.

— Одежка, по всему, не твоя, а казенная, — огрызнулась с наглой ухмылкой. — Дежуришь по кухне? На вот, помыть надо бы!

И вмиг сгрузила грозной девице в руки стопку грязной посуды.

Ответить белобрысая не успела: строгий начальственный окрик прервал их игру в гляделки. И досталось, в этот раз, отнюдь не Илл'е!

— Опять? И чем же ты СЕЙЧАС занята, Ри?

Рыжий Иланов телохранитель воздвигся в тесноте кухоньки, макушкой задевая потолочные балки да плечами раздвигая котлы и сковородки. На подчиненную смотрел он с раздражением и досадой, Илл'у же не удостоил и взглядом.

— Всего лишь любопытно стало, что за птичку Таргел с собою берет! А что, нельзя? — ничуть не смутил начальственный гнев дерзкую барышню. И все так же она на Илл'у пялилась — нагло да неприязненно. Напоказ обливая презрением — втайне же сгорая… от ревности?.. Да к тому же столь злобной и жаркой, что даже соперница без дара для себя бы угрозу почуяла, что уж об одаренной, обученной жрице говорить!..

А еще эти тарелки в руках…

Илл'у начал разбирать невыносимый смех.

Это, что ли, и она сама такой дурочкой выглядит, стоит лишь пред холодные очи одного лорда-дознавателя предстать?.. Два дня его знает (коль уж сны не считать) — а туда же!.. То-то он, бедняга, при ней чуть зубами не скрежещет — от такого-то наплыва страстей на свой одаренный, чувствительный к чужим эмоциям нюх!.. Или, может, не все так плохо? И со стороны вовсе не столь заметно? Может, Илл'а оттого эту Ри так "почуяла", что подруга, как-никак, по несчастью? Дурак дурака, как говорится…

— Хочу тебе напомнить, Ри, — немедленно развеял все ее надежды рыжий, — что ты пока на испытательном сроке! И что за последние семь лет — единственная женщина, кого господин лорд в личную охрану взял! Так что изволь не повторять ошибок предшественниц! Влюбленных дур, как и лодырей, Таргел терпеть не может!.. Потому спрошу еще раз: что ты здесь забыла?

— Да посуду она моет! — влезла со смешком лекарка. — А ты, Огонек? Смотрю, жив-здоров — и даже ругаешься! Иди-ка сюда! Как рана затянулась, проверю.

Оба вытаращились на Илл'у так, словно она их заживо сожрать пригрозила. А рыжего вообще перекосило!

— Об-бойдусь… и без лекарской помощи, — открестился он столь поспешно, что девушке даже стало его жалко. Незабываемым, видать, было то исцеление! — Посуду, значит? Ну так мой, а не языком мети! — рявкнул на Ри, и та — о чудо! — послушалась.

Стрельнула, правда, в Илл'у ненавидящим взглядом.

Но той уже до них и дела не было.

Еще хихикая, спешила лекарка к себе: проверить напоследок все в дорогу.

Путешествие грозилось стать по-настоящему… занятным.

Над обглоданными морским ветром крышами робко полыхал закат.

Пышная кавалькада всадников неспешно и важно, под гомон зевак, сильно растянувшись, выползала из юго-западных ворот Крама. Блеск разноцветных одежд, сияние парадных кирас стражи, загадочная чернота плащей да масок — сам лорд-наследник при свите и охране покидал "город многиих пороков"…

А далеко в стороне от тракта через давно обрушенную восточную стену перебиралась троица пеших путников — в невзрачных бурых плащах, запыленных сапогах, с потертыми тяжелыми сумками наперевес… Никому не было дела до безумных бродяг, покидающих тепло людского жилья торопливо и на ночь глядя.

Впрочем, те как раз на это и рассчитывали…