День середины лета

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. УБИЙСТВО И УБИЙЦЫ: ИСТОРИЯ С КВАРТИРАНТОМ АПТЕКАРЯ

Странное беспокойство накрыло улочки Небесного города — горячечное, нервное, выжидающее. Хоть не прошло еще и семи дней с пышнейшего погребения, и полоскались еще на ветру, барахтались в весенней, горькой солью пахнущей, пыли траурные ленты да стяги; и не умерли еще на ступенях Императорского родового склепа лепестки благородных фиолетово-серых лилий, столь лелеемых прежде в дворцовой оранжерее, — а забыт уже был венценосный покойник, ибо новые чаяния, новые дела и слухи занимали теперь умы столичных жителей.

Как ни пряталась Илл'а от мира — а достигало кое-что и ее ушей.

Трепалась, гремя на кухне посудой, приходящая Моранова служанка: о том, что рыба на рынке расти в цене стала, ибо боятся лодки в море выходить — четыре уже за прошлое семидневье сгинули. Да и средь матросов страх поселился: говорят, пропадает народ без следа прямо с корабельных палуб. До сих пор на волны, пиратов, хищных тварей морских грешили — но вчера сгинувший три дня назад муж Жарутки Голосистой, рыбной торговки, воротился: жив и телом здоров, да только не при себе словно… Говорит, ходит, работу делает — а глаза пустые, жуткие… Не иначе, море его душу забрало!..

Плакался, стараясь выторговать лишнюю монетку, ушлый проныра-лоточник, у которого покупал аптекарь уже много лет морскую соль, рыбий жир, водоросли для притираний и зелий, деревенскую сивуху для настоек, толченый мел для пилюль и пудры, свечной воск и дюжину прочей мелочи. Говорил: сложно стало честному человеку из города выбираться. На воротах уж который день сильная стража бдит, всякого проверяют, перетряхивают — да еще и темный мастер собственнолично в каждый короб нос сует…

Расправляя пышные усы, важно разглагольствовал о непонятных беспорядках в лихих кварталах старинный Моранов приятель-стражник. И прежде он нередко захаживал к аптекарю в гости на кружечку пива — теперь же, с Илл'ыным появлением, просиживал в уютной кухоньке уже каждый свободный от караула вечер. Господин Моран с охотой кивал его рассуждениям, поддакивал в нужных местах — а сам поглядывал с хитринкой на хмурящуюся от неловкости девушку, которой не всегда удавалось вовремя улизнуть от этих посиделок.

Илл'е же становилось вдвойне неудобно. Добродушный усатый дядька юной жрице в отцы годился. И ладно бы он лишь присматривался к ней покровительственно, оценивал со здоровой практичностью зрелого мужчины, решившего, наконец, покончить с холостой жизнью, — как было в первый день их знакомства! Но к концу недели Моранов приятель вдруг начал на нее пялиться с каким-то щенячьим удивлением, заставляя лекарку уже всерьез переживать за свою будущность. Покидать тихое здешнее пристанище раньше времени Илл'е не хотелось, а разбитое сердце старинного друга аптекарю вряд ли по душе придется…

Зато неприятный постоялец девушке больше на глаза не казался: чем чаще захаживал на огонек блюститель порядка, тем реже слышно было подозрительного жильца сверху. Появлялся да исчезал "хорек" всегда незаметно — и только по скрипу половиц можно было догадаться, что комната на втором этаже обитаема.

Тяжелый след опасного амулета изо дня в день становился меньше — господин Моран уже довольно потирал руки, представляя, как выставит квартиранта на улицу… Илл'а же торопилась изо всех сил — и все равно чуяла: не успеет! Малодушно утешалась, сердито обзывая грызущее предчувствие беды глупостью; крутилась в суете аптечных дел, слушала сплетни, обрастала знакомствами с соседями. Пыталась убедить себя, что нынешняя ее жизнь — надежная и настоящая, что время еще есть, и даже, возможно, удастся застрять в этом тихом уголке надолго… Но что-то мешало ей в это по-настоящему верить. И каждую ночь подолгу вертелась Илл'а без сна в постели, и каждое утро потихоньку ругалась, не без труда отыскивая в кармашках новенькой дорожной сумки гребень, зубное семя или смену белья — но каждый вечер все равно упрямо собирала свои вещи, будто с рассветом предстояло пуститься в дорогу…

Так оно, конечно, и случилось. Уже на девятый с ее побега день.

Их постоянный гость — стражник — явился накануне не с вечерней зарей, как вошло уже у всех в привычку, но в ленивый послеобеденный час. Был он при мече и в форме, старательно выпячивал широкую грудь, а вместо обычной, чуть в усы, приветственной улыбки, физиономию строил официально-унылую — сразу видать: не кружечку пропустить, но по делу явился. За ним под веселое треньканье колокольцев в аптеку шагнул тусклый, линялый человечек — сутулый, близоруко щурящий глаза, невзрачный от лысоватой макушки до пыльных носков сапог, но задирающий кверху острый нос столь начальственно да по-чиновьичьи важно, что никто не посмел бы усомниться в его немалом положении в столичной ратуше.

— По поручению Имперской канцелярии и Храма, инспекция городских лекарей, амулетчиков и травников! — гнусаво сообщил он куда-то поверх Морановой головы.

То ли слова эти, то ли сам посетитель, чуть не заставили Илл'у застыть столбом от внезапного приступа тревоги — но девушка все же совладала с собою. Аккуратно, недрогнувшей рукой отсчитала последние семь капель успокаивающего зелья, неторопливо заклеила воском крохотную склянку, осторожно вручила его бледной измотанной покупательнице, приняв в уплату три медных монетки да пожелав, как водилось, телесной крепости. Затем степенно убрала оставшееся зелье на полку, сняла аптекарские перчатки, расправила подол серого платья, втайне радуясь, что приметные храмовые балахоны как раз сохнут на заднем дворе после стирки, — да, выйдя из-за прилавка, устроилась скромно на скамье у дальней стены. Мол, изволит господин аптекарь свою помощницу важному чиновнику предъявить — его право, а нет — так она и не будет мешаться…

Моран же, меж тем, чуть поклонился — без тени суеты или подобострастия, лишь с легким удивлением и осторожной досадой отвлекаемого от работы человека — да вежливо пригласил господина инспектора располагаться.

— Разве что не так? — поинтересовался скорее для порядка, чем из любопытства. — Зимой ведь только лавку мою проверяли…

— Знать не знаю, — сухо отрезал чиновник. — Мое дело — все здесь осмотреть и представить доклад кому положено.

— Что ж, не смею препятствовать, — в сторону отступил аптекарь. — Лая, — повернулся он к девушке, — согрей-ка почтенным господам вина с травами да пирогов принеси подкрепиться…

Илл'а едва сдержалась, чтобы не припустить бегом. Совсем не пришелся ей по душе цепкий взгляд остроносого человечка!

— Что за девица? — догнал ее неприятный вопрос, принудив замереть и обернуться.

— Так племянница моя, — глазом не моргнув, соврал Моран. — В обучении нынче, а коль потянет — будет мне на старость преемница…

Блюститель порядка, прекрасно знающий, что никакая Илл'а аптекарю не родственница, сохранял унылую невозмутимость. Даже отвернулся к окну, дабы ничем своего приятеля не выдать — то ли из дружеских чувств, то ли успел уже от Морана получить полагающуюся в таких случаях мзду. Ведь, признай аптекарь перед инспектором правду, с лицензией-то у Илл'ы проблем, скорей всего, не возникло бы, — зато здешнему хозяину пришлось бы попотеть, объясняя происхождение многих амулетов, которыми не вполне законно снабжала его девушка, заменяя такие же с виду, но больно уж дорогие поделки Гильдии…

— А разрешение аптекарское у племянницы есть? — предвкушающе сверкнул глазами чиновник.

— Да откуда ж! — засокрушался Моран. — Не столичная она, из глухой деревеньки… Я как раз обратиться в ратушу подумывал, да хлопотное это дело… — его голос вкрадчиво снизился. — Вот если б господин инспектор позаботился, бумагу выписал…

Простенькая с виду медная пряжка для ремня перекочевала из витрины дорогих исцеляющих амулетов остроносому человечку в руки. Илл'а подивилась аптекарской щедрости: вещица добротная (самолично ее целых два дня делала!), многоразового использования, способна даже перелом излечить… Вряд ли только ради ее, Илл'ыного, спокойствия практичный хозяин лавки такой бы пожертвовал! Видать, за недолгое их знакомство прибыли принесла она Морану куда больше, чем думает…

Инспектор покрутил пряжку в руках, скосил взгляд на старательно смотрящего в окошко стражника — и шустро скрыл подношение под полой темного камзола. После чего заскрипел пером, выписывая ненужное Илл'е разрешение — да и бумагу о благополучности Морановой лавки заодно.

Аптекарь не скрывал довольной улыбки: еще бы, так легко отделался! Но девушка тревожилась все сильнее. Внутренняя дрожь пробирала до костей, словно кто-то бродил по позвоночнику ледяными скользкими пальцами…

А ведь так и есть! — вдруг догадалась она. Их проверяют! Ее, Морана, всю аптеку!.. Ощупывают да исследуют. Ищут…

— А наверху у тебя, хозяин, что? — приложив к бумаге печатку, будто невзначай поинтересовался инспектор.

— Да комнаты одному господину сдаю, — нехотя признался аптекарь. — Платит исправно, правда, дома его нечасто застанешь… Но я в его дела не лезу. А к лавке моей он касательства никакого не имеет — да и не заходит сюда, в общем-то…

— Что ж, тогда, полагаю, и в нынешней моей инспекции сей господин интереса не представляет, — вроде бы согласился чиновник, но послышалась почему-то Илл'е в его словах какая-то недомолвка.

— Ты не находишь этот визит странным, господин Моран? — тревожно спросила она, стоило только незваным гостям убраться. — Тебя всегда при проверках не о зельях, а о квартирантах спрашивают?..

— Да он и не спрашивал, вроде… — удивился ее беспокойству аптекарь. — А что по сундукам нос не совал — так ведь я и заплатил немало!..

— А ты уверен, что не совал? — непочтительно перебила его девушка. — Может, ему и не надо было крышки отпирать, чтобы все выяснить?..

— О чем это ты? — нахмурился Моран.

— Инспектор наш — одаренный! Только почему-то скрывал это очень хорошо, я не сразу и почуяла…

— Думаешь, ТОТ амулет искал? — сразу насторожился мужчина.

— Или амулет, или того, кто тебе его подсунул… Хоть так, хоть эдак, господин Моран, нам с тобой не лучше…

— Твоя правда, девочка…

Хлопнула входная дверь, зазвенели с тревогой колокольцы — аптекарь резко обернулся, чуть не подскочив от внезапно нахлынувшего страха.

— Ты чего? — удивился его приятель-стражник. — Так из-за крысы этой ратушной разнервничался?

— Тебе разве не с ним положено быть? — ушел от ответа Моран.

— Да вроде и положено, — довольно заухмылялся стражник. — Наши ребята всю неделю с этим остроносым по целительским лавкам бродили. Дотошный, зараза! С утра до ночи все таскался, почтенным людям кровь портил… Но ты у него, видать, последним в списке был: как отсюда вышел — чуть не бегом к своему начальству припустил, меня же восвояси отправил. Вечер вот теперь свободен…

— Похоже, нашел, что искал… — не сдержалась от мрачного прогноза Илл'а. — Когда там твой постоялец в этот раз воротиться обещал?

По щекам аптекаря растеклась молочная бледность.

— Слушай, — догадавшись, о чем речь, враз растерял их гость благодушие, — а ведь и в прочих аптеках он все про жильцов да работников выспрашивал! Эдак невзначай: кто, мол, и как… Неужто, сыскарь?..

— Не знаю — и знать не хочу! — в сердцах замахал руками Моран. — Скажи лучше, как мне быть теперь? Выселить мерзавца уже не успею, даже если он сегодня домой явится… Да и вообще — подозрительно это будет! А коли ищут его, так вскоре облава нагрянет… Не дайте боги, на пути попасться! Если не зашибут ненароком — так все равно по допросам затаскают!.. А дело мое, репутация моя как же?..

Он закружил по тесному пространству лавки, сокрушаясь о беде своей все громче и с каждым мигом норовя впасть в истерику, — пока Илл'а, рассерженная столь бессмысленной паникой, не стала твердо у него на пути.

— На вот, выпей, — сунула в руку склянку с успокоительными каплями. — Жалеть себя после будешь! А сейчас, пока есть время, подумаем…

— Правда, Моран! — неловко поддакнул стражник. — Негоже так раскисать-то, да еще перед барышней…

— Ты травничаешь сам или скупаешь у кого? — невежливо перебила девушка.

— По-всякому… — от ее вопроса Моран растерялся, даже страх свой немного подзабыл. — Хоть раз в сезон сам выхожу: у сборщиков разве ж правильную травку купишь?

— Вот и хорошо, — внезапно успокоилась Илл'а. — Завтра на рассвете отправимся за город, весенний урожай собирать… Самая пора сейчас! Побродим дня три-четыре, наберем корешков и цвета, на солнце высушим — и потихоньку назад вернемся. Лишних подозрений наш выезд вызвать не должен, а что тем временем здесь твориться будет — так то, господин Моран, не наше дело, ведь правда?..

— Правда-то правда… — аптекарь, наконец, взял себя в руки и рассуждал теперь с обычной деловитостью, лишь голос чуть-чуть подрагивал. — Только, боюсь, за городские стены нам так просто не выбраться. Слышала, что люди говорят? Неспокойно стало. Всякого на воротах по три раза проверяют. А если дело не срочное, то и завернуть могут…

— Так и есть, — мрачно поддакнул стражник. — Наш капитан проболтался: опять покушение на лорда-наследника было, теперь вот заговорщиков ловят… Помнится, в том году, когда такое стряслось, все и всех переворошили, почти месяц столичный люд дергали…

— Попробовать всяко стоит, — не желала сдаваться девушка. — Все лучше, чем взаперти сидеть и дрожать!..

Моран кивнул, но как-то слишком нервно и неуверенно.

— А знаешь, — опять вмешался его приятель, — я ведь могу с ребятами сменой поменяться. Покараулю завтра на припортовых воротах… И вас через калитку в привратницкой потихоньку проведу… А через три дня пропущу обратно…

Он со значением перевел взгляд с задумчивой физиономии аптекаря на медную пряжку в витрине — родную сестру той, что уплыла недавно в жадные чиновничьи руки.

— Сделай милость… — кисло выдавил Моран и с тоскливым вздохом потянулся за амулетом.

Оставаться и ждать, чем дело обернется, ему совершенно не хотелось.

Из дому выбирались затемно. Пыхтящий мрачный аптекарь долго проверял плотность запертых ставней, топтался на пороге, скрежетал дверным замком, все не решаясь расстаться с милой сердцу лавкой, — и взбешенной Илл'е, в конце концов, пришлось почти силой уводить его с крыльца. Еще с вечера чуяла девушка, что за аптекой следят. А сейчас, пока Моран мялся на виду у всей улицы, не без труда удерживала вокруг плотную пелену незаметности, кляня глупость своего хозяина и свою собственную, не позволившую вовремя внять плохим предчувствиям да сбежать подальше от нынешней скверной истории. Хорошо, хоть ума хватило сегодня ночью пройтись по дому и замести все следы! Теперь даже сильный одаренный не сможет утверждать с точностью, что Илл'а здесь побывала…

Утренние улочки встречали путников тихим безлюдьем, а припортовые ворота еще стояли, наглухо запертые, — и телеги ранних торговцев грудились на привратном пятачке, перекрывая проход всем пешим и конным. Люд гудел лениво и сонно. Кто бродил, зевая, по округе, кто в терпеливом ожидании подпирал городскую стену. Подобраться к привратницкой, не бросаясь в глаза, оказалось не так уж и сложно.

Моранов приятель их уже ждал: развалился на скамье у входа в сторожку да поглядывал хмуро на каждого встречного. Он был напряжен и мрачен. И не поймешь сразу, рад ли встрече — или предпочел бы, чтоб аптекарь с Илл'ой вовсе до ворот не добрались…

В каморку он впустил их торопливо. Подталкивая в спину и раз за разом оглядываясь, провел насквозь, до забранной решеткой узкой лесенки, заканчивающейся дверцей во внешней стене. Неуклюже, в спешке повернул ключ в тяжелом замке, потом в следующем… И почти уже вздохнул с облегчением — как случилось то, чего он, видно, опасался. Господин Моран успел скрыться за узкой массивной калиткой, а девушка, торопясь, шагнула следом, но вдруг строгий оклик послышался сзади, принуждая и ее, и провожатого замереть испуганно на месте.

— Кто такая? Что здесь происходит?

Илл'а развернулась — и обомлела. Сквозь прорези черной маски на нее смотрел темный мастер.

Высокий, подавляющий и грозный.

Одаренный…

Паника захлестнула по самое горло, заставив девушку на миг задохнуться.

— Так кто такая? — будто смакуя ее страх, расплылся темный в холодной усмешке.

— Чего шумишь, подмастерье? — пришел-таки ей на помощь стражник. — Зачем мне девочку напугал? Сам не видишь? Лекарка она, из Храма. Помогает иногда нашим болезным. За травками вот собралась в луга…

Говорил он ворчливо, чуть покровительственно, как и положено крепкому, матерому дядьке разговаривать с безусым юнцом. А что темный мастер был еще мальчишкой, Илл'а, совладав со страхом, быстро и без труда разглядела. Рука парня, играющая напоказ кинжалом, была тонкой и по-юношески нежной; подбородок — округлым и гладким; взгляд недовольных сонных глаз — вызывающим и чуть-чуть оценивающим…

— Не положено без досмотра и разрешения! — сердито отрезал он, с угрозой надвигаясь на лекарку.

Видать, недавним своим испугом не на шутку она юношу задела!

— А что досматривать-то у меня? — как можно мягче улыбнулась Илл'а невольно подрагивающими губами. — Одна дорожная сумка, для вещей и трав, и та, пока что, полупустая… Взгляни!..

Сейчас, вблизи, темный мастер больше не казался ей ужасным. Просто парнишка (возможно — ее ровесник), усиленно играющий взрослого… Вон, даже ткнулся для виду в Илл'ыну открытую торбу! Впрочем, не слишком-то усердствуя: стражник за девушку вроде как поручился, да и чутье одаренного на ее счет молчало — за стенами же привратницкой и без нее ждала уйма разношерстного люда, что рванется вот-вот к открывающимся воротам, теснясь, причитая и скандаля…

— Можешь идти, — разрешающе буркнул подмастерье. Да отвернулся тут же с показным суровым равнодушием.

Но спускаясь по ступеням к заветной дверце на свободу, Илл'а чувствовала на себе его бесстыдный и чуточку тоскливый взгляд.

Похоже, Богини были благосклонны к юной жрице! Не считая горящих ушей да искусанных от тревоги губ, второй Илл'ын побег прошел почти столь же гладко, как и первый.

— Ну чего так долго? — ворчал заждавшийся за городской стеною Моран. — Нам до луговины незатоптанной еще часа два ходу. Уж коли выбрались за травами — так чтоб хотя бы с толком!..

Девушка кивала, совсем не слушая его раздраженных нотаций. Чувство простора и свободы валом захлестнуло ее. Холмистые поля, что встречались с небом, кипучая весенняя зелень, цветущие сады у раскиданных вдоль тракта домишек… Впервые за свою жизнь не видела она вокруг стен и камня — только горизонт, бесконечный и зовущий! Впервые вырвалась из плена улиц и улочек! И теперь хотелось бежать без устали — вперед, к смыкающемуся с травами небу, да по-детски визжать от восторга…

Три дня, что провели они с аптекарем, блуждая по лугам и перелескам да ночуя в окрестных деревеньках, для Илл'ы стали настоящим прозрением. Поистине, не создана она для храмовых келий! Не сможет до конца своих дней прожить в столичной тесноте и рутине!

Тихое счастье наполняло ее до самого краешка. Мечталось рвануть прочь, поддавшись зову бесконечной дороги, — на запад или, может быть, на север… Но здравомыслие и чувство долга перед нелепым добродушным жадиной Мораном удерживало от подобной глупости.

Скрепя сердце, возвращалась Илл'а в столицу.

Приятель-стражник встречал путников за воротами. Сегодня была чужая смена, но он успел договориться с сослуживцами, так что пропустили их без лишних споров. Стоило это Морану целой фляги укрепляющей настойки, но, кажется, господин аптекарь так жаждал возвратиться к привычной городской жизни, что расстался с ценным зельем почти радостно…

Тесные улочки подавляли суетой и гулом. То и дело натыкалась девушка взглядом на знакомое лицо — даже странно, как много людей узнала она за столь короткое время! Соседи и покупатели дружелюбно здоровались с юной жрицей да с почтеньем кивали ее хозяину. Усатый дядька-стражник, проводив до родного перекрестка, откуда сверкала уже Моранова вывеска с трилистником, променял их общество на обед в ближайшей харчевне. Аптекарь же лишь ускорил шаг: близость дома заставляла забыть о голоде и трехдневной усталости.

Закрытая на все засовы лавка со стороны казалась нелюдимой и мирной.

— Ну, вот и дома! — облегченно вздохнул хозяин. — Притомился я что-то за эти дни бродяжничать…

— Ничего, вернешься к спокойной жизни… — беззаботно начала говорить Илл'а. И вдруг затихла на полуслове, застыв столбом у аптечного крыльца.

— Что стряслось? — забеспокоился мужчина, пытаясь протиснуться к загороженному Илл'ой входу.

Лекарка его не пропустила.

— Вернемся за твоим другом, господин Моран, — напряженно попросила она. — Лучше не заглядывать ТУДА без стражи. Я чую в твоей аптеке смерть…

Видно, лицо ее да помертвевший в один миг голос оказались весьма убедительны: не побоялся Илл'ын наниматель оторвать приятеля от обеда. И вскоре уже втроем топтались они на крыльце Морановой лавки, а дрожащие руки хозяина с усилием проворачивали в замке тяжелый ключ.

Со скрипом отворилась дверь. Жаркий свет полуденного солнца, обгоняя вошедших, хлынул в сумрачную, стылую комнатушку…

Никто из троих не двинулся дальше порога.

Грязное ругательство вырвалось у стражника. Моран тоненько, совсем не по-мужски, взвизгнул.

А Илл'а все смотрела — и не могла понять. Рваные кусочки, важные (и не очень) мелочи назойливо лезли девушке в глаза — но картинка никак не складывалась воедино, не желала доходить до впавшего в оторопь разума…

Все в аптеке было перевернуто вверх дном. Сухие травы смяты в труху и сор, склянки расколочены вдребезги… Тяжелая смесь лекарств и пыли резала горло, вызывая кашель.

Но куда хуже казался острый запах крови…

Липкий, темно-красный след тянулся сверху, по ступеням, будто огромный раненый зверь из последних сил полз в лавку в поисках спасительного лекарства. Сундук с целительными амулетами был сброшен на пол, неаккуратно перевернут набок. Его крышка — в глубоких вмятинах, исцарапана, безжалостно и грубо, а хитрый дорогой замок намертво заклинен обломком лезвия: умирающий зверь упорно бился за свою жизнь, но так и не смог одолеть бережливость господина Морана. Все ценные амулеты и зелья тот тщательно запирал и прятал…

Поверх травы, черепков и мусора, неподвижный, оскаленный и страшный, лежал застывший квартирант аптекаря.

Его одежда была черной от крови, лицо уродовали кривые порезы. Скрюченные пальцы сжимали сломанный аптекарский нож…

Ужас осознания, наконец, переполнил Илл'у. Она задохнулась, пытаясь кричать, — но почему-то не издала ни звука. Холодная, разумная ее часть (та, что не глупая девчонка, но, прежде всего, обученный лекарь) аккуратно взялась собирать головоломку.

Кем бы ни был убийца их постояльца — он не стремился проявить к жертве милосердие. "Хорька" изранили, жестоко и смертельно, — но так, чтобы не смог несчастный расстаться с жизнью сразу, чтоб умирал он мучительно и долго. Много часов… Возможно, не первый день…

И все же он боролся до последнего. Сам. Не прося ни у кого спасения, хотя до людной улицы, казалось, добраться куда проще чем до Морановых чудодейственных амулетов…

Даже сейчас девушка чуяла смерть над ним, но… пока не в нем.

— Он еще жив! — кинулась на помощь Илл'а. — Едва-едва, но жив! Я смогу его вытащить…

Ее грубо оттащили в сторону.

— Не тронь! — грозно рыкнул Моранов приятель. — Знак на морде видишь?

Илл'ын взгляд мазнул по изуродованному лицу. Глубокие порезы нанесены были вовсе не хаотично, как поначалу могло показаться: они складывались в витиеватый, чем-то знакомый символ.

Илл'а знала, как его прочитать. Алим зачем-то учила ее этому.

— "Слава", — в каком-то оцепенении еле слышно озвучила девушка.

Мужчина за ее спиной выругался. Крепкие ручищи тяжело придавили ей плечи.

— Это подпись убийцы! Да еще и САМОЙ цепной ведьмы Гильдмастера! — оттаскивая лекарку в сторону, с испугом выдохнул он ей в ухо. — Не будь дурой, девочка! Никто в здравом уме не лезет в дела Гильдии!

Илл'а дернулась, издав презрительный и злой от бессилия возглас. Стражник держал крепко — а последние капли жизни уже покидали обезображенное тело.

— Не смей даже прикасаться к… ЭТОМУ! — вслед за другом, зло прикрикнул на девушку аптекарь. — Наше с тобой дело маленькое. Коль убрали его, значит было за что… Небось, на амулетах своих попался! Может, темных мастеров и обкрадывал!

Говорил он, на удивление, здраво, без тени начинающейся истерики — словно и не бегал три дня назад в этой же комнатке, причитая да по-бабьи заламывая руки. Хотя, может, и успел уже за время их "травничанья" перебрать да прокрутить в голове не одну печальную мыслишку, уверившись в неизбежности мрачного исхода, подобного нынешнему. А теперь, найдя подтверждение собственной догадливости, преисполнился гордыни и воспрял духом…

Резкий смешок сорвался с губ девушки. Илл'а чувствовала, что ее начинает трясти.

Она видела смерти и мертвых. Но никогда до сих пор не видела… казни.

— Отпусти. Теперь все, он… отошел… — с трудом смогла выдавить из себя девушка. — Могу я… пока что… выбраться отсюда?..

Никто не стал ее в аптеке удерживать.

Как в тумане, провела Илл'а следующий час.

Ее трясли, выпытывая что-то косматые дядьки в кирасах. Ее поила теплым молоком сердобольная соседка. Ей выговаривал недовольный аптекарь…

Она очнулась за столом в харчевне под монотонный бубнеж знакомых голосов.

Хмуро, но вполне деловито, обсуждали господин Моран с приятелем, что может ждать аптеку после такой скверной истории, да как лучше всего будет из нее выкрутиться. По словам стражника выходило, что сначала лавку блюстители порядка перероют, а после, скорей всего, и храмовники с визитом нагрянут: может, отец-настоятель и снял с темных мастеров проклятие, но традиция освящать место, где эти господа поработали, никуда пока еще не делась. Имперский люд все так же суеверен…

О любопытствующих, что непременно сбегутся на события, столь будоражащие и занимательные, собеседники пока не вспоминали. Но Илл'а и без того уразумела, что маленькая Моранова аптека на ближайшие недели, а то и месяцы, станет излюбленной темой столичных сплетен. Дойдут ли они до Алим? Вернутся ли сюда люди Гильдии? Пожелает ли городская стража, выясняя обстоятельства убийства, подробнее допросить и ее с аптекарем?

Девушке не хотелось узнавать ответ ни на один из этих вопросов. А значит — пришло время попрощаться с господином Мораном. Благо, расчет за прошедшую неделю выдал он ей еще три дня назад, накануне их бегства за город… Если повезет, сегодняшний привратник еще на посту и не "запамятовал" их с Мораном возвращения в город. Коль улыбнуться мужичку и соврать что-нибудь уместное, да, может, подкрепить свои слова амулетом — нынешний вечер она встретит уже за стенами этой каменной ловушки!

Тихонько сдвинувшись на край скамьи, Илл'а подхватила свою сумку. Бросила осторожный взгляд на занятых беседой мужчин — и, укрывшись пеленой незаметности, встала да направилась к выходу, чтобы бесследно раствориться среди прохожих.

Незваную гостью Мила учуяла еще на лестнице, за целый пролет от своей кельи. То ли чувствительность ее возросла после истории с нитями, то ли черноглазая тварь совсем обнаглела и, в отсутствии Огнезора, даже не пыталась от храмовников прятаться…

— Зачем пришла? — с порога осведомилась жрица холодно.

Разводить со Славой любезности не было у нее никакой охоты.

— Да вот, принесла кое-что… — тон черноглазой был ядовитей обычного. — Мой человек с задания приволок. Жаль, что отдал не сразу…

Брошенную ей в лицо медную пряжку Мила перехватить едва успела.

— Узнаешь работу? — зло протянула Слава. — Не правда ли, интересное совпадение?..

Паучиха покивала задумчиво. От простой, без изысков, вещицы тянуло знакомой целительной силой. Илл'а поработала на славу!

— А ведь могли и Гильдмастеру, будь он в городе, вместе с отчетом передать! — то ли издевалась, то ли злилась Слава. — Как думаешь, он бы почерк узнал?..

— Если знаешь, где она — так и скажи! — нетерпеливо перебила жрица. — Заберем девчонку и запрем до Огнезорова возвращения…

— Я же говорю: поздно мне подмастерье амулет отдал! — Слава недовольно поморщилась. — Знать бы раньше, не наследила бы там… Сбежала опять твоя подопечная… Чисто сбежала — ни одного следа не учуять! Вся в Насмешницу, мерзавка!..

Черноглазая ярилась и шипела, Мила же слушала ее гневные вопли, втайне самодовольно жмурясь. "Надо же, — думалось ей, — какой удачной у меня девчонка получилась! Не про твою честь, черноглазая ведьма, столько я с ней намучилась!.."

Огненная нить плясала перед глазами в такт ее молчаливому смеху. Слава плевалась ядом — а Паучиха все смотрела и смотрела на переплетение чужих путей, беспокойно шевелящееся, словно усики сотни насекомых…

Скоро все случится, совсем скоро…