Князь меня заинтриговал, но он сразу не выложил своё предложение, а с загадочной улыбкой на устах поманил меня рукой и покинул гараж. Я, естественно, попёрся за ним, сгорая от нетерпения.
Мы прошли по коридору и очутились в уютной гостиной, где на столе уже красовался фарфоровый чайничек, а около него расположились чашечки, исходящие паром.
— Присаживайся, — указал мне на стул князь, а сам двумя пальцами взял чашечку и уселся на кресло-качалку.
— Так что вы хотели мне предложить? — спросил я, плюхнувшись на стул с резными ножками. — Интрига как-то затянулась.
— Отнюдь, — не согласился он, но всё же перешёл к главному блюду: — Мне тут подумалось… А что ты собираешься делать дальше, после того как освободишь Медею?
— Я так далеко не заглядываю.
— Зря. Хотя ты не один такой. У нынешней молодёжи вообще горизонт планирования весьма короткий. Поэтому внимательно слушай меня. Я вот что тебе предлагаю, настоящий билет в будущее. Не желаешь ли ты стать моим официальным учеником?
— Желаю конечно, но как-то подозрительно щедро звучит ваше предложение.
— Почему же? Чистый прагматизм, умноженный на вполне понятное желание всегда иметь под рукой того, кого можно обшутить, — усмехнулся князь, сделал небольшой глоток и с блаженством прикрыл глаза. — М-м-м, потрясающий вкус.
— Согласен.
— С чем конкретно? С моим предложением или вкусом чая?
— Со вторым. А по поводу первого хотелось бы услышать серьёзное обоснование.
— Ладно, — посерьёзнел Георгий Александрович и даже поставил чашку на стол. — Вот тебе обоснование. У меня есть власть, положение, деньги, любопытство и желание сделать мир лучше. А у тебя после расставания с падшим ангелом останутся его знания и часть силы. И вот как раз эти знания и позволят мне, то есть нам сделать мир лучше. Хотя даже не мир, а империю. Остальной мир пусть идёт к чёрту. Мне кажется шикарное предложение. Статус моего официального ученика резко повысит твою значимость в глазах сильных мира сего. Глядишь, и жену себе сыщешь из аристократок. И, конечно же, я не собираюсь держать тебя в комнате на привязи, вытаскивая знания. А ведь если кто-то из особистов узнает о твоей тайне, то тебя точно отправят в застенки секретного института по изучению рун. А я так делать не буду.
— Есть такой институт? — удивился я, приподняв брови.
— Да, имеется. Недавно его создали. Может, когда-нибудь мы туда попадём, если докажем свою полезность в деле познания рун. Мне думается, что я испрошу у Императора дозволение официально изучать их, но, разумеется, тайно. Правда, сперва бы мне пережить разговор с Его Императорским Величеством, — помрачнел Георгий Александрович.
— А деда моего за такое изучение помножили на ноль, — пробурчал я.
— Времена меняются, — пожал плечами князь. — Тайный совет при Императоре сообразил, что руны сами по себе не зло. Однако в ненадёжные руки их давать не стоит. В общем, в народ они не пойдут. Может, только лечебные рунные заклятия когда-нибудь и войдут в обиход, но лишь после того, как их сотню раз проверят и перепроверят на предмет опасности. Вдруг какие-нибудь умельцы из лечебных рун создадут призыв демона, способного испепелить Императорский дворец? Кстати, ты не знаешь, есть такие демоны или нет?
— Пока не знаю, — ответил я. — Выходит, что даже особисты мало смыслят в рунах, раз они не смогли помочь дочери Воронова?
— Истинно так, — кивнул князь, допив чай. — Особисты пробовали на ней уже испытанные, проверенные руны, но они не помогли. А малоизученные ритуалы они отказались применять. И Император прислушался к ним, хотя я просил Его дозволить нам с Вороновым изучить эти ритуалы. Потому-то нам и пришлось действовать на свой страх и риск. Я даже вон студентов втянул. Но, как говорится в народе, смелым и судьба помогает. Оказалось, что всё это время у меня под носом жил двуличный маг, скрывающий падшего ангела.
— Никогда не слышал о такой поговорке. Наверное, вы имели в виду какой-то другой народ, — сыронизировал я, тоже допив чай.
Князь пропустил мимо ушей мою остроту и серьёзно спросил:
— А ты насколько сильно веришь этому падшему ангелу? Вдруг он тебя обманет. Заведёт в Эфир и там бросит.
Я вздохнул и выдал князю все аргументы, говорящие о том, что Ариил вряд ли так сделает. Надо признать, что таких аргументов оказалось больше, чем тех, что говорили об обратном. Однако риск всё равно был. Да что там говорить… Я ведь рискую даже сейчас, разговаривая с князем. Вдруг он меня предаст? Так я ему и сказал.
— Я аристократ и всегда держу своё слово, — проговорил Георгий Александрович, оскорблено вскинув подбородок. — И ежели я пообещал, что всё останется между нами, то так оно и будет. И уж тем более я не собираюсь тебе вредить каким-то образом. Кстати, даже наоборот — помогаю тебе. Вот номер телефона твоих родственников из Твери.
Между его пальцев появился клочок бумаги. Он протянул его мне, а я встал со стула и взял бумажку. На ней действительно красовались цифры.
— Телефон вон там, — указал рукой Георгий Александрович на телефонный аппарат, поблескивающий слоновой костью на журнальном столике, прикорнувшем в углу гостиной около мягкого кресла.
— Да, наверное, время терять не стоит, — проговорил я, двинувшись к телефону.
— Мудрые слова, — поддакнул князь.
Я уселся на кресло, взял трубку и набрал номер.
— Дом Перепелицыных, — вылетел из трубки уставший женский голос.
— Здравствуйте, можно мне поговорить с главой семьи или его женой? — произнёс я, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения. Всё-таки очень многое зависит от этого звонка.
— Вы сейчас говорите с Екатериной Перепелицыной, супругой Аркадия Перепелицына — главы семьи, — проговорила женщина, и её голос слегка напрягся, словно она не ожидала ничего хорошего от нашего разговора.
— Тогда позвольте представиться, я — Михаил Геннадьевич Волков, сын Матильды Островой, видимо, ваш дальний родственник. Ведь вы в девичестве были Островой?
— Именно, — ответила она расслабившимся голосом и даже немного повеселевшим. — Мы уже столько лет не виделись, Михаил. Сколько тебе уже сейчас лет? Семнадцать?
— Ага, — сказал я, почуяв искреннее тепло в голосе Екатерины. — Знаете, тут такое дело, я сейчас с учителем нахожусь проездом в вашем городе, и, ежели вы не против, то мы бы хотели проведать вас. Как вы уже верно говорили, мы столько лет не виделись.
— Конечно, заглядывайте! Конечно! Мы будем очень рады! И муж мой будет рад вас видеть, и дети! — протараторила Перепелицына и назвала адрес.
— Мы скоро будем, — заверил я её и положил трубку.
— Мда-а-а, понятно почему тебя никто не раскусил, — протянул Волков, уважительно крутя головой. — Так убедительно врать — это дорогого стоит. Только как мы попадём в Тверь так быстро? Я, конечно, могу соорудить портал, но он не дотянется до этого города. Но мы можем очутиться на ближайшей станции поезда, следующего в этом направлении.
— А нам и не понадобятся ваши фокусы. Зачем они, когда есть старая, добрая чёрная магия? — усмехнулся я. — Мне нужен лишь карандаш и бумага, хотя я могу и пальцем обойтись да пылью.
— Рунный портал? — изумился Георгий Александрович, затаив дыхание.
— Именно. Он приведёт нас прямиком в Тверь, поскольку я там бывал, хоть и очень давно.
— Тогда мне стоит одеться поприличнее и взять чемодан, а то я не похож на аристократа, проездом оказавшегося в Твери. Да и ты на него не похож. Дворецкий попробует подобрать тебе что-нибудь из моих вещей, что давно стали мне малы. Авось что-то и сгодится, — решительно произнёс князь и встал с кресла-качалки.
И его надежды сбылись, дворецкий сумел подыскать для меня хороший костюм-тройку. Князь же нарядился так, будто собирался попасть на приём к Тверскому губернатору и поразить там всех своей роскошной одеждой. Один его чемодан стоил, как чугунный мост.
Он сунул его мне и сказал:
— Мне не по статусу чемоданы носить, ученик. И это… быстрее карябай свои каракули. Нас люди ждут.
Я кивнул и быстро набросал руны, вызывающие портал. Князь внимательно следил за моими руками и восторженно цокал языком. Он бы такие руны рисовал час, а то и больше. А я справился буквально за несколько минут, после чего в подвале появилось подрагивающее зеркало портала. Я сунул в него голову и увидел тупик, стиснутый с трёх сторон красными кирпичными стенами. На меня удивлённо уставилась худая собака, разгребающая кучу мусора, да и всё. Помнится, я здесь однажды справлял малую нужду.
— За мной, — махнул я рукой и прошёл сквозь портал.
— Фу-у, — сморщился князь, стоило ему оказаться в тупике, пропахшем мочой.
— Добро пожаловать в мой мир, где нельзя, чтобы кто-то увидел мою силу, — усмехнулся я, покосился на исчезнувший портал и вышел из тупика.
Передо мной разлеглась шумная привокзальная площадь, освещаемая солнцем, приготовившимся коснуться горизонта.
— Надо поторопиться, — сказал Георгий Александрович, глянув на светило. — После заката наносить визиты — дурной тон.
— Такси! — крикнул я и ринулся к медленно едущей по проезжей части жёлтой машине, размахивая рукой.
Шофер меня услышал и нажал на тормоз. Мы с князем подошли к его машине и уселись в неё, после чего я назвал адрес. Шофер кивнул и погнал тачку по улицам города, а тот оказался далеко не таким прогрессивным, как Петроград. Мощёных улиц оказалось мало, а вот деревянных частных домов — много.
— Волков, — шепнул мне Георгий Александрович, сидя рядом со мной на заднем сиденье авто. — А ты нас, случаем, не в прошлое перенёс? Я, кажется, видел лудильщика, а прежде, мне думалось, что они вымерли лет тридцать назад.
— Я так полагаю, что вы в провинции никогда не были? — с прищуром посмотрел я на князя.
— Нет. Однако слышал, что там жизнь не такая комфортная, как в столице. Но не настолько же? Вон дети с трупом крысы играют.
— Настолько, — мрачно сказал я.
— Хм, — хмыкнул князь, нахмурил лоб и погрузился в размышления.
И вынырнул он из них лишь когда такси остановилось около невысокого дощатого забора, за которым скрывался двухэтажный бревенчатый дом с расписными ставнями и жестяным петушком-флюгером на крыше.
— Приехали, судари, — сообщил шофер. — Дом семьи Перепелицыных.
— Благодарю, — проронил Георгий Александрович и сунул мужику крупную купюру.
— Дык у меня сдачи не будет, — ахнул он, неверяще глядя на банкноту, словно впервые в жизни видел нечто подобное.
— Оставь себе, — отмахнулся князь и вышел из автомобиля.
Я последовал за ним, не забыв прихватить чемодан.
Такси тут же рвануло с места, будто шофер опасался, что Георгий Александрович передумает и заберёт банкноту. А он и не думал этого делать. Князь встал на цыпочки и принялся рассматривать хозяйственные постройки, окружающие дом Перепелицыных. Особое внимание он уделил старенькому автомобилю под навесом, телеге и сараю, в котором мычали коровы.
— Ой, приехали уже! — громко выдохнула выскочившая на крыльцо девчушка лет десяти и тут же снова скрылась в доме.
А буквально через минуту на крыльце показались двое: бородатый, щекастый мужчина лет сорока и пухленькая женщина средних лет. И её доброе лицо мигом напомнило мне лицо матери. Определенно они были похожи. Аж в груди что-то защемило.
— Добрый вечер! — выдал мужчина, проворно спустившись с крыльца и открыв нам калитку. — Проходите, проходите, гости дорогие.
— Добрый вечер, сударь, — степенно проговорил князь и проник во двор.
— Здравствуйте, — поздоровался и я, последовав за Георгием Александровичем.
— Идёмте скорее в гостиную, там уже стол накрыт, — радушно протараторила Екатерина Перепелицы. А кто же, кроме неё мог стоять на крыльце?
— Идёмте, идёмте, — поддакнул Перепелицын, украдкой глянув на жену. Мол, правильно всё делаю? Та слегка кивнула. Дескать, ага. И мне сразу стало ясно, кто тут командует, хотя мужчина и не выглядел подкаблучником. Но, как говорится, ты не подкаблучник, пока не нашёл свой каблук. Перепелицын его нашёл.
Он с широкой улыбкой провёл нас через довольно бедно обставленный дом и усадил за стол, где красовался самовар, окружённый блюдами с сушками, пряниками и пирожками.
— Чем богаты, тем и рады, — с извиняющейся улыбкой проговорила Перепелицына и собственноручно принялась наливать чай в расписные чашечки.
— Ну, давайте знакомиться, — сказал хозяин дома, скользнув взглядом по богатой одежде князя. — Это вот моя супруга, Екатерина Евграфовна Перепелицына. А я, стало быть, Аркадий Васильевич Перепелицын, муж.
— Георгий Александрович Петров, князь и учитель вот этого самородка, — кивнул на меня его светлость и в ошеломлённой тишине цапнул сушку с блюдца.
Не знаю точно, чем были вызваны выпученные глаза Перепелицыных, то ли тем, что Георгий Александрович назвал меня самородком, а то ли тем, что вряд ли супруги думали о том, что когда-то в их жилище заявится настоящий князь. В общем, шок их поразил такой, что Екатерина аж замерла с чашечкой, из которой уже выливался чай, струящийся из кранчика самовара.
— Ой! — наконец-то спохватилась хозяйка дома и закрыла кранчик.
— Дык это, ваша светлость, — занервничал Перепелицын, пробежав глазами по столу. — Можа, я до магазина-то доеду? Угощение-то неподобающее для встречи князя. Я же не знал, что к нам заглянет цельный князь…
— Успокойтесь, Аркадий Васильевич, — благодушно сказал князь. — У вас замечательный стол. Давненько меня так душевно не встречали. Да и мы к вам буквально на час-другой. Проездом же. В Петроград вот с Михаилом возвращаемся. Кстати, вы спортивные новости не смотрите по телевизору?
— Да как-то времени нет, ваша светлость, — вместо мужа ответила Екатерина и поставила передо мной и князем по чашечке чая, а сама робко уселась около Аркадия и сложила руки на пёстром платье.
— Жаль, а то бы вы знали, что Михаил недавно отличился в игре под названием «Башня», — проговорил князь, отхлебнул из чашечки, едва заметно поморщился и с улыбкой сказал: — М-м-м, какой вкусный чай. Натуральный, видимо. А в столице-то солома одна.
Я сделал несколько глотков и тоже захотел поморщиться, но сдержался, хотя чай и оказался той самой соломой. Однако Перепелицыны после слов князя заулыбались. А сам Георгий Александрович продолжил с улыбкой завоёвывать доверие супругов. Он словно позабыл о своих острых шутках и откуда-то из дальних ящиков доставал ненавязчивые комплименты, будто хотел под конец вечера попросить у Перепелицыных крупную сумму в долг. Супруги порой даже краснели от смущения. А совсем растёкшийся Аркадий Васильевич с заговорщицкой ухмылкой глянул в окно, где уже чернели сумерки, а затем предложил спуститься в погреб за первоклассной наливкой, с которой никакие французские вина не сравнятся.
Князь, конечно, отказываться не стал. И более того, он вместе с Перепелицыным пошёл в погреб, а я остался с Екатериной, которая тут же принялась обсуждать мою матушку. Этот разговор вызвал у меня щемящее чувство потери, а Перепелицына даже всплакнула, а затем предложила мне пообщаться с её детьми. Я согласился, после чего она отвела меня в небольшой уютный зал, где разбрызгивала жёлтый свет люстра. Тут обнаружились аж четверо детей и подростков, разного возраста. Самому старшему было лет пятнадцать, а младшей оказалась та самая девочка, что выбегала на крыльцо.
Я поздоровался со всеми ними, узнал их имена и мигом оказался в центре внимания. Всем хотелось узнать, как вообще живётся в столице и каково это быть студентом императорского университета и учеником самого князя. Кажется, кто-то из них подслушивал, пока мы с Георгием Александровичем и их родителями разговаривали в гостиной. Иначе откуда они знают, что я ученик князя?
Екатерина тоже это поняла. Погрозила пальцем старшему сыну и удалилась. А я плюхнулся на старенькое кресло и принялся рассказывать о своем житье-бытье.