2.
Мы едва успели кое-как прибраться, когда кто-то постучал в дверь.
- Не задался день, - пробормотал Никита глядя на вошедшего. Вот как бывает, когда приходит не некто со спасительным бокалом пива, а секретарь комсомольской организации и без оного. Гость (или все-таки хозяин?) с удовольствием втянул в себя свежий, морозный воздух– слава Богу догадались проветрить, убрав вчерашние запахи вместе с бутылками и следами вчерашнего праздника – и сказал:
- Пойдемте, товарищи. Все уже ждут.
- Чего? – невразумительно переспросил я и получил хоть и четкий, но все-таки непонятный ответ.
- Вас.
- Точно? – переспросил Никита. Ему, как и всем нам хотелось подробностей, но секретарь не стал размениваться на мелочи.
- Пойдемте, пойдемте... – деловито поторопил он нас. - Одевайтесь. Ждут же люди.
Пришлось подчиниться и шагнуть в Неизвестность. Мы прошли по коридорам, наполненными суетящимися людьми. Люди с занятым видом сновали туда-сюда и на мгновение у меня зарябило в глазах. Показалось, что мы попали в косяк крупных рыб.
- Жизнь ключом бьет... – сказал Никита, испытывающий судя по виду что-то подобное. – У вас всегда так?
Не оборачиваясь секретарь кивнул.
- Да. Кроме того, сегодня к нам пресса заглянет...
- «Московский комсомолец» будет? – оживившись спросил я секретарскую спину, но получил разочаровывающий ответ.
- Нет. Их сегодня не ждем...
Улицей перешли в другой корпус. На холоде мы быстренько пришли в себя. Морозный воздух прибавил бодрости и голова заработала четче. Куда он нас ведет? Неужели к неприятностям? На ходу мы переглянулись. Мысль у всех была одна и та же...
- Мы вчера не переборщили, я надеюсь? – негромко спросил Никита, глядя в спину секретаря.
- А кто его знает...
Я действительно не знал.
- Кто тут знает какая тут норма?
- Боюсь, каяться придется, - озабоченно сказал Сергей. – А я и помню, как это делается...
- Майора бы нашего сюда, - вздохнул я. – Этот бы все и разрулил...
- Авось обойдется, - неуверенно сказал Никита.
В другом корпусе, что выходил окнами на улицу Юности, мы поднялись на второй этаж.
- Нам туда, - скомандовал секретарь.
За дверью оказался довольно большой зал. Вместо одной из стен висел занавес. Ни столов, ни стульев. Неужели это класс, для занятия тактикой? За такими шторами могли скрываться секретные карты. А что? Может быть тут и впрямь будущих революционерах готовят? А вот, кстати, и сами солдаты революции.
Около дальней стены стояло десятка два человек. Я присмотрелся. Часть из них показалась мне знакомой. Во всяком случае мулата я узнал. Был в нашей вчерашней компании такой. На всякий случай я улыбнулся и получил в ответ десяток улыбок. Ну и слава Богу! Похоже, что ничего неприятного сейчас не произойдет. Взмахом руки секретарь подозвал к нам собравшихся.
- Ну что ж, - сказал он. – Вы вчера, я слышал, уже пробовали петь и сегодня запланировали основную репетицию. Инструменты у нас вон там.
Он кивнул на занавес.
«Так это же сцена!» - сообразил я. «Елки зеленые... Значит мы и впрямь вчера попели, и решили все продолжить завтра?»
- Мы тут вчера и впрямь хорошо порепетировали, - произнёс Никита глядя на секретаря комитета комсомола. – И вроде бы выяснили, что петь мы все умеем.
В голосе его чувствовалась некоторая неуверенность. Я и сам отчетливо помнил, что мы пели, но не более того.
- Вы вчера обещали кое-что другое показать, что вы играете...- напомнил кто-то из студентов.
У меня камень с души упал. Никакой экзекуции, оказывается, и не планировалось. Просто ребята захотели нас послушать. Наверное, мы вчера распустили перья и теперь от нас ждали подтверждения наших слов.
- Давайте чуть позднее, – солидно сказал Никита. – Первым делом давайте попробуем спеть то, что пели вчера.
Мы отодвинули портьеру. И правда. Неожиданности кончились. На небольшом возвышении стояли барабаны, колонки, усилитель... Рояль! Секретарь подошел к двери в глубине сцены, открыл её, и мы увидели, что в маленькой коморке лежат гитары и, в каких-то коробках, что-то явно нужное музыкантам.
- А я-то думал… - пробормотал, распрямляя плечи, Серега. – И никакого майора нам теперь не нужно.
Усевшись за барабаны, он прошелся по ним, проверяя звук. Мы с Никитой тем временем подключились к усилителям. Аппарат небогатый- те же «Родины», но на такой небольшой зал и их вполне хватит. Барабан, тарелки, снова барабан… Сергей довольно улыбнулся.
- Пронесло?
Мы припомнили анекдот про Чапаева и рассмеялись.
- Считаем, что отделались легким испугом.
- Ну так что? Продолжим вчерашнюю репетицию?
- Именно. Иначе нас не поймут…
Я повернулся к молодежи.
- Слова помните?
Студенты загудели.
- Ну тогда начали…
Минут двадцать мы поиграли то, что планировали записать на пластинку, добиваясь того звука, который не стыдно будет записать на винил. К моменту, когда мы уже хотели остановиться, в зал вошло несколько человек. Это уже были явно не учащиеся, а кто-то рангом повыше. Группа остановилась в дверях. Было видно, что она четко делилась на две части- на гостей и хозяев. Среди хозяев я заметил секретаря, но он не играл там «первую скрипку», стоял позади пожилого человека с худым, аскетичным лицом. Похоже там было и руководство ВКШ. А вот гости… Гости очень походили на обещанных корреспондентов. Эти вертели головами, задавали вопросы и по мимике понятно было, что прессу разбирает любопытство. Мы остановились. Забредшие в зал люди подошли поближе и старший спросил:
- Вот тут товарищи интересуются умеете ли вы отдыхать?
- А что это за товарищи? – поинтересовался я, разглядывая гостей. - Газетчики?
- Да. Журналисты. Из «Юманите». Французы...
- Тогда действительно товарищи... А мы тут не столько развлекаемся, сколько работаем… Готовимся к записи песни на пластинку по следам Берлинского Фестиваля…
- Политическая песня - это важно, - сказал журналист. Он говорил почти без акцента. Не скажи нам, что это француз вполне можно было бы принять его за нашего прибалта.
- Ну, а отдыхать вы умеете? Танцуете? Влюбляетесь? - Он легкомысленно подмигнул. - Или комсомольцу это не положено?
- Ну почему же? Ничего человеческое нам не чуждо... – сказал Сергей. - И влюбляемся, и танцуем.
Второй, с более заметным акцентам добавил:
- То, что вы хотите строить социализм мы из песни уже поняли, а после трудового дня что будете делать?
- Показать?
Я посмотрел на секретаря. А потом на мужика постарше рядом с ним. Наверняка или декан, или кто-то подобный. Тот кивнул.
- Покажите…
Мы переглянулись. У нас появилась возможность блеснуть, показать класс… Никита понял нас правильно и снисходительно пожал плечами.
- А почему-же и нет?
И мы дали…
Репертуар был откатан на свадьбах и банкетах и «отскакивал от зубов». Мы сыграли с десяток песен, в основном, разумеется, своих. Углядев среди прыгающей толпы знакомого немца позвал его на сцену.
- «Пудис» слышал? «Карл Маркс штад»?
Тот дважды кивнул.
- Ну тогда подпевай!
Сыграли и это. Мы спели её на русском, а потом тот, как сумел, на немецком….
Слушали нас с удовольствием. Двери постоянно открывались- молодежь летела на музыку как бабочки на огонь. Среди всего прочего мы сыграли и «Отель «Одиночество». Когда мы остановились после него один из француз подошел и крикнул:
- Откуда вы её знаете? Пластинка ведь только-только вышла?
- Тут следует спрашивать у вас, почему она вам известна?
- Я услышал её на французской пластинке Поля Мориа. Неужели песня уже добралась и до СССР?
Переглянувшись мы рассмеялись.
- Мало того! Она именно тут и родилась!
- Не понял?
Француз реально удивился. Пришлось объяснить.
- Эту песню сочинили мы. Именно у нас Поль Мориа взял эту мелодию и обработал для оркестра.
- Шутите...
Я пожал плечами.
- Там и вторая есть. Наша...
Я подошел к микрофону и объявил «белый» танец» и затянул «Ты меня на рассвете разбудишь…»
Журналист слушал и кивал в такт, словно дирижировал.
Закончив, мы стали сворачиваться.
- Я хотел бы поговорить с вами...
- Охотно, - согласился Сергей. – Только давайте мы сейчас с инструментами разберемся...
Он кивнул на дверь.
- И тогда мы в вашем распоряжении....
- А вы что, хотите взять у нас интервью? – поинтересовался Никита из-за моего плеча.
Француз прищурился.
- А что? Вам нельзя?
- Ну почему же? - удивился я. - Можно, конечно... Только вот насколько я слышал серьезному интервью корреспонденты готовятся, изучают материал... А вы нас сегодня только первый раз увидели... Что из такого разговора может получиться?
- Ну...
Он задумался.
- Тогда давайте просто поговорим. Мне интересно, как это у вас все получается- и учиться, и играть...
Нам хватило десяти минут, что все вернуть инструменты в коморку за сценой.
- Куда пойдем? - Спросил я, ориентируясь больше не на друзей, а на сопровождающих корреспондента лиц. Вспомнив неоткрытые бутылки, предложил. – Может быть к нам?
- Нет. Не стоит, - включился Сергей. – У нас тесновато будет... Давайте в буфет? Вот товарищи посмотрит как у нас студенты питаются... Мы угощаем.
Секретарь довел нас всех до буфета. Аккуратные столики, чай, кофе, пирожные... Все как у людей. Усевшись за столы и взяв пирожные и чай, мы приготовились к разговору.
- Как это у вас получается? Вы же студенты и сочиняете такие замечательные мелодии!
Стыдиться сил у же не было.
- Вы наверное знаете нашего поэта Пушкина Александра Сергеевича.
Журналист не заметил иронии.
- Конечно!
- Так вот он однажды сказал:
«Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей...»
- Вот и мы также. Мы и учимся и песни сочиняем... И за мир во всем мире боремся! Музыкантам это проще, чем политики. Язык музыки понятен всем!
- А вам не мешает отсутствие свободы в вашем творчестве?
Секретарь дернулся, но корреспондент, словно и не заметив этого, продолжил.
- Творчество- это свобода. У вас её не так много... Вы знаете про Солженицына?
- А что там? – удивился я. – Мы что-то пропустили?
- «Архипелаг ГУЛАГ» читали?
- Нет.
- А что так?
Я рассмеялся наивности провокации.
- Насколько я знаю он у нас не издавался.
Я вопросительно посмотрел на секретаря. Тот пожал плечами.
- Вот видите- не издавался. Если бы издавался, то обязательно прочитал бы...
- Он недавно вышел во Франции.
- На французском?
- На русском!
- А зачем французам книга на русском языке? – спросил я. – Там, что, много любителей русских книг, знающих наш язык? Может быть если только для изучающих язык?
- Ну что вы, - влез Никита. – Для изучающих язык можно найти книги и поинтереснее... Вот того же Льва Николаевича. Там и так треть книги на французском, насколько я помню.
Журналист пожал плечами, чувствуя отсутствие логики, а я продолжил.
- Так что повторюсь - не читал... Надо сказать, что я много чего еще не читал. К стыду своему признаюсь, что я и «Войну и мир» до конца не читал, ну так что с того? Или вы считаете, что Солженицын пишет лучше Льва Николаевича Толстого? И почему это у вас такое внимание к конкретному автору?
- Это не у меня внимание к нему, а у вас. Недавно у вас постановление приняли о разоблачении антисоветской компании буржуазной пропаганды в связи выходом «Архипелага...» По Толстому такого постановления не принимали... А тут высказал человек свое мнение, а его - так вот.
Он запнулся, подбирая аллегорию.
- Мордой об стол...
- Вы хорошо знаете язык, - сказал Сергей, а я пробормотал:
- Ну, так уж и мордой об стол? Это еще ничего. Это считайте легкая критика...
После его слов всплыло воспоминание, что совсем скоро, в феврале Солженицына Указом Президиума Верховного Совета СССР вообще лишат гражданства и попрут из страны.
- Не буду спорить, - примирительно сказал Никита. - Правильно с ним поступили или нет сами решайте... Лично мы никаких ограничений в своем творчестве не чувствуем. Пишем, что хотим, играем что хотим.... Наши песни поют и другие артисты и вот даже у вас они есть. А что касается Солженицына...
Он откусил половинку эклера, проживал, запил чаем.
- Демагогия это все. У нас в стране культ личности Сталина осужден, заключенные, кто безвинно пострадали, реабилитированы. Есть ли смысл возвращаться к старому и перебирать все это? Если все время оглядываться назад некогда будет идти вперед…
- Да. Глядя назад рискуешь споткнуться, идя вперед,- кивнул Сергей. А я добавил:
- Нельзя все время вспоминать и каяться. Уж вам-то об это должно быть хорошо понятно?
- Нам? – удивились гости. – Почему нам?
- Ну, французам… - поправился я. - Сколько голов во время своих революций порубили! Потом Наполеона вырастили, и он что в мире натворил? Каяться, просить пардону и снова каяться… Так ведь нет этого?
- А вы Наполеоном даже гордитесь! – «макнул» их Никита. – Даже торт в его честь изобрели!
Французы переглянулись и после этого разговор свернул на традиционную тропинку - где учились, когда начали сочинять, почему попали сюда на учебу... Они считал, что говорят с двадцатилетними юношами, но ему отвечали шестидесятилетние старики, так что беседа получилась занятной. Мы шутили, где можно было, или говорили серьезно. В итоге мне кажется, все остались довольными. Во всяком случае секретарь, когда выводил французов из буфета, обернулся и показал нам большой палец.
- Понравилось, - сказал я. – Мы себя показали!
Глядя в спины покидающих буфет Сергей сказал с легким пренебрежением:
- Да ну... Французы... Работал бы он в «The Daily World» могли бы через него Джону Леннону привет передать.
- Так она вроде бы в Америке?
- Да все равно...
- И есть ли она сейчас вообще? Кажется, уже и нет...
- Да какая разница? – повторил Сергей. - Тут главное передать...
Глядя на уже закрывшуюся дверь я спросил.
- А Еврокоммунизм сейчас есть или позже будет?
Ребята насторожились.
- Звякнуло? – осторожно спросил Никита. Я медленно кивнул, словно не решаясь расплескать то, что всплыло в памяти. Этот слово- «еврокоммунизм» - всколыхнуло и их память.
- Есть... 1976 год. Берлин. Общеевропейское совещание компартий. Будут критиковать КПСС за недостатки политических свобод и потерявшую актуальность концепцию диктатуры пролетариата.
- Итальянцы, французы, испанцы...
- Ну что ж... Порадуем Юрия Владимировича...
Если у вас возникнет желание поощрить автора сделайте перевод на карту Сбербанка.
Перевод 89031010626 СУММА