Анастасий стоял во дворе идшукантов, среди трупов. Он всегда боялся крови. И смерти. Самое яркое воспоминание детства: мертвая мать в своей грязной измочаленной кровати в трущобах Руана, этого гигантского шумного муравейника. Города грехов, города смрада, вечной жары, жрецов, проституток, воров. Она пролежала так сутки — старая нищая шлюха. Отекшее мраморное лицо. Мухи, деловито ползавшие по остаткам пудры на лице. Грязно-синие губы с застывшей каплей крови в углу. Открытое окно, развевающиеся занавески. Яркое солнце, задорно освещавшее весь этот ужас бытия.
Направь свое око, Предвечный! Направь око всевидящее на злодеяния, что сеют прегнаиты, боронфы и культисты, на чьем челе — печать зла! Рассей тьму невежества и зломыслия! Осияй светом благим невесту пророка, пречистую Деву Полуденную…
Анастасий глядел на разрубленные тела гвардейцев, вордуров. Покрытые уже запекшейся кровью куски плоти. Он чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Как и в тот раз. Всякий мертвец напоминал ему мертвую мать. В любом проявлении смерти мерещился тот мертвенно-бледный лик, затянутые пленкой глаза, как у снулой рыбы и едкая пьяная ухмылка, не сошедшая с нее, даже когда она ушла в мир иной.
Дева Полуденная, меч карающий, щит веры, ключ к спасению! Чистая помыслами, несущая весть всеблагую… И был дан ей венец, и вышла она победоносная и чтобы победить…
Анастасия вырвало. Одна лишь горечь. Одна лишь вода и желчь. Вопреки всей своей прошлой жизни он ничего не ел эти два дня. Два дня он владел самой могучей — пускай в прошлом, плевать! — империей. Два дня он, юношей ублажавший языком и прочими частями тела старых одиноких женщин в том же проклятом Руане, правил Аннатой, — королевством, в представлении иных народов отождествлявшейся с закованным в латы воином со знаменем Девы Полуденной в руках. И единственное, что он сделал — это лужица яда, исторгнутая из насквозь пропитанного пороками нутра. Точно так же, как и тогда, тридцать пять лет назад.
…вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть».
Два дня — и у ног его руины.
Ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.
И у ног его — прах. Столько лет унижений, интриг и заговоров! Он — сын шлюхи, сам бывший шлюхой всю жизнь. Став фаворитом Диурмия, он придумал, а вернее, облек в удобоваримую форму все те нелепые суеверия, царившие при дворе, и вошел в число избранных «Ключа», тайного ордена, который должен был придти на смену предвечной церкви, на смену ненавистному и глупому Кангу. Бестолковому вояке, одурманенному демоническим гением Рогволодом. И возродить, наконец, то, чем была свята и сильна испокон веков Анната — крепостью веры отцов, силой откровения пророка, мощью воинства пречистой девы Полуденной… Он искренне верил в это. И эта вера пугала его самого.
И явилась ей жена, облеченная в солнце, именем Косб Премудрейшая, и подарила ей острый меч, чтобы им поражать народы. Чтобы пасти их жезлом железным; топтать точило вина ярости и гнева Вседержителя. Предвечного и Нерушимого.
И снова Анастасию почудилось лицо матери в очередном мертвом солдате. Он отшатнулся, застонав. Чуть не споткнулся о распростертое тело другого безвестного гвардейца. Они шли вместе на эту встречу, но он не знал их… Так всегда бывает — мечты о величии обрекаются в форму разрушений. Еще утром он наделся, что станет тем самым щитом…
А скорее, просто обманывал себя.
— Ханут, — прозвучал голос. Анастасий так задумался, что не заметил человека в черном, в серой повязке, скрывавшей лицо.
— Чего? Вы кто?
— Во славу Бессмертного Ии, — сказал незнакомец. — Да приимет сущий пищу из рук моих…
Последнее, что увидел Анастасий — это сверкнувший в свете факелов клинок.
«Очень тонкий, — успел подумать советник короля Канга. — Почему он такой тонкий?..»
— Хикриват. — Незнакомец отряхнул капли крови с бледы. Наклонился и вытер кинжал о тунику Анастасия.
Отрубленная голова шлепнулась в кучу человеческих тел, потихоньку покрывавшихся снегом.
Над городом вновь раздавался колокольный звон. Скорее плач, скорее призыв получить милосердную смерть, как избавление от разверзнувшегося ада. Он снова нёс над Басилитом привычную, но ставшую вдруг такой очевидной скорбную песнь, порой заглушая шум войны.
Древняя столица Аннаты — когда-то владычицы мира — пала. Полчища Ассадхи ворвались в город.
Над городом раздавался колокольный звон, возвещая о смирении перед грядущим, возвещая о былом, что ушло навсегда.
Каллад посмотрел в сторону храма, увидел зарево от пожара и подумал, что звонарь — это последний герой павшей империи. А они — их жалкая, в общем-то, кучка — бегут, как крысы с тонущего корабля. Теша себя надеждой, что, может в будущем…
— Я должен идти за Маришей, — сказал вдруг Эндр, остановившись и посмотрев на небо, освещенное заревом пылающего города. Пошел снег, мелкий, легкий, невесомый.
— Понимаю, — кивнул Верга.
— Ты не пойдешь со мной.
— Почему, исан?
— Ты должен вытащить детишек.
Каллад почувствовал, как Ниа мысленно вспыхнула при этих словах, но тут же успокоилась. Не время было для капризов.
— Понимаю, — согласился Верга с мрачным видом.
Эндр положил ему руку на плечо.
— Вижу твои сомнения, друг, — сказал он, посмотрев ему в глаза. — Много лет мы были вместе. Но сейчас я пойду один. И знаешь что? Я уверен, что Мариша не захочет бежать с нами. Она не покинет этот город. Но я не могу иначе. Я не могу иначе, Верга. Я люблю ее.
Верга пожал Эндру руку. Они обнялись.
— Понимаю. Береги себя. И ее. Еще встретимся.
— Да, друг. Обязательно.
Эндр подошел к Мёду.
— Будешь у Верги теперь правой рукой, умник. И не будь такой занозой в заднице, каким ты обычно бываешь.
— Постараюсь, Эндр.
— Бывай! — Друнг похлопал его по спине. — Братья! Что вам сказать-то?
— Меньше слов, толстяк, — сказал Аркера, пожав ему руку. — Чую, столкнемся. У меня чуйка что надо, сам знаешь.
— Вот тут хрен его знает, какая у тебя чуйка, — ответил Эндр. — Но будем верить, будем верить. Каллад! Ты всегда меня пугал, если честно. Но, черт меня возьми, лучшего мечника я еще не встречал. Для меня было честью быть с тобой в одном строю.
Каллад кивнул, пожимая его шершавую руку. С одной стороны, он никак не мог отделаться от ощущения, что с толстяком они еще пересекутся. С другой стороны… на него накатила горечь. Он привык заглушать в себе чувства. А сейчас… Сейчас ему стало неловко.
— Дети! — продолжил Эндр, прижав к себе Ниа и Дакси. — Вы в надежных руках. Верю, парни вытащат вас и уберегут.
Ниа вдруг обняла его и заплакала.
— Ну, не стоит, — сказал он ей, мягко отстранив от себя. — Ты чего? Я старый ворчливый вояка. Ну хватит. Мне, как и вам, пора. Ночь в самом разгаре. До рассвета вам надо скрыться. Думаю, Тимьян с Киром угодили в неприятности. Надеюсь, они вас найдут. В этой суматохе, — продолжил Эндр, обернувшись и прислушавшись к шуму вокруг, — вряд ли я с ними встречусь, но кто знает… Бывайте, друзья!
И Эндр ушел в ночь.
— У меня одного чувство, что мы отпускаем его на смерть? — с горечью сказал Аркера, глядя на удаляющуюся, слегка сутулую фигуру их многолетнего командира.
— Он будет жить, — неожиданно произнесла Ниа, вытирая слезы. — Но радости ему это не принесет.
Все переглянулись.
— Нам пора, — сказал Верга, обнажив меч. — Мёд, веди.
— А где наш друг Итулла? — как всегда с ноткой меланхолии в голосе спросил Дакси.
Эндр шел, как всегда, уверенно, привычно чеканя шаг, сжимая в руке добрый косарь. Так ему казалось во всяком случае. Если честно, никогда не задумывался, как выглядит со стороны. Смуглый кривоногий коротышка с путанной бородой и щербатой улыбкой. Старый пират с безнадежно далеких Южных морей. Сойдет ли такой за честного воина? Вряд ли.
Эндр нахмурился, вспомнив Итуллу. Никак не ожидал, что мерзавец склонится перед ним. Надо было убить его. Он осмотрелся. Безлюдно. И удивительно тихо. Тишина остро чувствовалась, даже несмотря на доносящиеся отовсюду звуки хаоса, боли, ярости и страданий. Здесь — в этой части города, уже покинутого жителями, но не затронутого бойней, — Эндр находился как-будто в огороженном от всего плохого мирке.
Так часто бывает на войне. Тишина манит. Усыпляет.
Высокие каменные здания почти смыкались вверху, образуя щель, паутиной покрывающую город. Когда он впервые увидел Басилит — увидел с вершины горы, — то подумал, что это, наверное, какой-то сказочный великан ударил по монолитной плите, раскроив на множество мелких островков. Город-крепость, где каждый дом — это бастион, в котором можно держать осаду годами. И вот, он покорился за какие-то пару-тройку дней. Длань, Лакусса, Крокота держались и того дольше.
Плевать. Какое ему дело? Лишь бы Маришку убедить убраться отсюда.
«Клянусь! — думал он, глядя в темное небо. Снежинки капали на разгоряченное, несмотря на легкий морозец, лицо. — Клянусь, что останусь с тобой! Хотя, кого я обманываю…»
Где-то впереди нарастал шум. Эндр неумолимо двигался туда, прислушиваясь к треску лопающейся черепицы, угрожающему рокоту сгорающего дерева, до боли привычным крикам боли и рычанию озверевших от крови северян. Вдыхая такой привычный запах дыма, паленых волос, тлеющей плоти… Вот что действительно возбуждает. Вот что наполняет жизнью!
Эндр остановился и встряхнул головой. Шум нарастал. Улицы заполнялись завоевателями. Друнг подумал, что вот сейчас, здесь, находясь в квартале от бойни, он точно так же ожидает драки, как и в дни молодости. Это как окунуться в бушующее море.
— Эх, была не была! — крикнул он и побежал.
Спасительная тишина осталась позади.
— Итулла? — спросила Ниа. — Кто это?
— Какой-то знакомец нашего толстячка с Вергой, — ответил Мёд. — Прямиком с их далекой родины. А по-совместительству охотник из секты Рогволода. Другого убил Аркера и правильно сделал. Другой был редкостным мерзавцем. Но что-то мне подсказывает, что Итулла не лучше. У каждого из нас за плечами целый ворох тайн, дорогая моя принцесса.
— Нам не до этого, — отрезал Верга. — Сбежал, и хрен с ним.
— Так он ведь убьет Эндра? — спросил Дакси. — Насколько я понял…
— Не думаю.
Дакси пожал плечами.
— Дело прошлого? — тихо поинтересовался принц, глядя на непроницаемое лицо Верги. — Все интересней и интересней. В первый раз, когда я увидел Эндра, подумал: «Почему он еще жив?»
— Ха! — улыбнулся Мёд. — Многие так думают. Бьюсь об заклад, твоей второй мыслью было: «Почему эта шайка головорезов до сих пор не убила этого психованного карапуза?»
Дакси улыбнулся.
— Нет, но что-то похожее.
«Слишком уж умный королек наш, — подумал Каллад. — Еще одна заноза в заднице, мать его. Почему я не могу отделаться от мысли, что парень не так прост, как кажется?»
— Нам пора, — сказал Верга, — Как-нибудь потом я расскажу вам о нас. И об Итулле.
Он достал те самые ножички. Кинжалы Серого. Зачарованные «безмолвными братьями». Оба еле-еле светились. Тусклым голубовато-серым свечением.
— Я забыл, что это значит? — почесав затылок, поинтересовался Беддах.
— Мервы. Где-то неподалеку. Бежим!
Прямо перед Эндром возник верзила в шлеме, похожем на медный котелок. Верзила осклабился, обнажив беззубый рот.
— Шлем у Матвея на кухне спёр? — спросил Эндр, одним точным движением полоснув северянина по горлу.
Беззубый верзила рухнул у его ног. Шлем упал с головы и покатился прочь.
— Эй! — раздался голос, больше похожий на рычание. — Эй ты!
— Надо же, по-нашему говорят, — плюнув, пробормотал Эндр.
Из объятого дымом и огнем переулка вышло трое северян в меховых накидках поверх доспехов. Эндр отметил, что доспехи были мятые, с многочисленными царапинами, покрытые бурыми пятнами. Оружие — в основном секиры. У одного имелся обрубок двуручника. И круглые щиты из покоробленных досок, скованные листами железа.
Бородатые морды, все какие-то перекошенные. Будто создатель вырубил их из ледяного дерева тупым топором, а потом, устав, оставил как есть.
— Сюда иди!
— Пошел ты в бездну, ублюдок. Некогда мне с вами! — Эндр развернулся и бросился в другую сторону, но оттуда выскочило еще двое, один с копьем, другой с палицей. Эндр оглянулся. Трое сзади не спеша подходили.
— Хмурый мертв, — буднично сказал обладатель двуручника, пнув беззубого.
— Ты кто? — спросил самый здоровенный из них, с окровавленной повязкой, прикрывавшей один глаз. Видимо вожак.
— Хотел бы я сказать: «твоя смерть!», но не все так очевидно.
— А ты скажи: «моя смерть!». Так будет верней. Правильно я говорю, мужики?
«Мужики» закивали. Северянин с палицей, заревев, бросился на Эндра. Друнг принял боевую стойку, но в последний момент упал тому в ноги, дав бедолаге подсечку. Северянин явно не ожидал подобного и шлепнулся, выронив палицу и размозжив себе нос. Глухой стон и вытаращенные глаза товарищей были этому свидетельством.
«Один на время вышел из строя», — подумал Эндр. Он уже видел, как тощий парень с оспинами приготовился насадить его на пику так, словно хотел вилами подцепить стог сена. Эндр с прытью, завидной для его веса и возраста вскочил, отбил косарем пику, и всадил кинжал тощему в лицо.
— Кто же так копьем машет, родимый! — сказал Эндр, вытащив нож.
Истошный вопль перепугал бы даже мертвого.
Но не этих дикарей.
— Убейте его!!! — заревел гигант.
— Да пошли вы! — ответил Эндр, швырнув копье, выхваченное у тощего. Это произошло так быстро, что никто не успел загородится щитом. Копье прошило горло одному из обладателей секиры. Его отбросило назад, прямо на товарищей. Северянин с обрубком двуручника упал на спину. Воспользовавшись замешательством, Эндр побежал прочь.
Тупик, где находился лаз, о котором рассказывал Мёд, погрузился в непроглядную тьму. Здесь сильнее обычного пахло дымом. К этому примешивался еле заметный, но отчетливый приторный запах.
— Идем в темноте, — прошептал Верга, еще раз посмотрев на кинжал Серого. Он светился ровным и отчетливым сиянием. Серый цвет с красными переливами. — Ниа, Дакси — в центр. Аркера — лук! Любое шевеление — стреляй! Здесь только враги. Мечи наготове! Все начеку!
Каллад наткнулся на кого-то и тут же притронулся к Аркере.
— Здесь кто-то лежит, — тут же сказал лучник.
Внезапно зажегся шарик огня. Он парил над раскрытой ладонью Мёда. Маленький, трепещущий. И такой реальный. От него исходило ощущение уюта.
— Ты что делаешь? — шикнул на него Беддах. — Магия же! Да и заметят…
— Плевать, — с видом мудреца ответил Мёд, наклоняясь к телам. — Теперь уже нечего скрываться. Кто это такие, может кто-нибудь сказать?
— Это Хадина и его люди. — Верга усмехнулся, разглядывая разрубленные на куски тела. — Сдал город и бежал.
— Глупец всегда полагает себя умнее других, — сказал Мёд.
— Так и есть, — задумчиво погладив подбородок, подтвердил Дакси, глядя на мужчину с торчащим из виска ножом. — Хадина всегда был недалек умом. Он был, я бы сказал, типичным служкой моего папаши. Но вот вопрос: если он сдал город, то почему не остался на милость победителя?
— Вряд ли мы это узнаем.
— Однако этот глупец, видимо, знал о тайном проходе, — сказал Верга. — Что скажешь, Мёд?
— Если я знаю, почему бы и другим не знать?
— Ты говорил, что твой человек немой.
— Я тоже так думал. Так или иначе, выхода у нас нет, не правда ли? Придется нырять в нору.
— Далеко еще? — удивительно, но даже проявляя нетерпение, Верга умел говорить очень спокойно.
— Здесь, в десяти шагах. — Мёд кивнул куда-то позади себя.
— Раз так, освети-ка тупик получше. Если нас кто-то ждет здесь, лучше биться при свете.
— Согласен.
Мёд взмахнул рукой и шарик огня, увеличиваясь, поднялся на высоту в три человеческих роста.
Вокруг были сплошные руины. Дымящиеся обломки дерева смешались с битым кирпичом. С трех сторон тупик окружали отвесные скалы.
И хлопья медленно падавшего снега.
— А чем это так воняет? — поморщившись, спросил Аркера.
Со всех сторон их окружили мервы.
В какой-то момент Эндр заблудился. Он увидел, а прежде учуял, как в конце улицы северяне бросают в огромный костер тела. Вонь оттуда доносилась такая, что замутило даже видавшего виды Эндра. Повернул назад. Всюду проклятые дикари. Он сторонился их. Напялил на голову рогатый шлем какого-то бедолаги. Его отрубленная башка валялась у порога дома с выломанными дверьми.
— Хозяин дал отпор, — пробормотал Эндр. — Бессмысленный героизм…
Шлем помог. Захватчики были заняты тем, что пили, грабили, насиловали. А пузатый коротышка в рогатом шлеме с косарем в руках их не интересовал. Но в какой-то момент, он услышал позади голоса. Знакомый рык. Одноглазый искал его, расспрашивая соотечественников на своем гавкающем наречии.
— Черт бы его побрал, — буркнул Эндр. — Вот же заноза в заднице…
Друнг оказался на центральной улице. По обе стороны толпился народ. Уцелевшие жители — в основном старики, — стояли вперемешку с северянами. Зарево от пожаров ярко освещало двигавшуюся процессию.
Отборные воины северян на мохнатых конягах, в темных доспехах, перехваченных потертыми кожаными ремнями, с обязательными пятнами крови и царапинами. Знаки отличия, не иначе. Далее ехали бородатые, кряжистые, неопределенного возраста дядьки, увешанные оружием, своим и трофейным. Это были, видимо, вожди или же самые знатные воины. Бойцы рангом пониже — кажется, их звали хольдами, или как-то так, — держали цепь, с прикованными к ней пленными защитниками крепости. Теми, с кем он стоял плечом к плечу всего-то несколько часов назад. Побитые, раненные, изможденные. Спотыкающиеся, окровавленные. Некоторые босые, с наспех перевязанными ранами. Их понукали, словно стадо коров. Щелкали бичи, от звука которых вздрагивали, шепча молитвы предвечному (а кому еще?) местные жители.
У Эндра сжалось сердце. Он чувствовал себя предателем. Всеё смотрел на них — и победителей, и побежденных, — и твердил про себя: «Простите, братья, простите…» В какой-то момент он не выдержал и тоже закрыл глаза…
Из оцепенения его вывели крики.
Северяне приветствовали союзников, местные таращились, охая от ужаса.
Имеры ехали на устрашающего вида зверях. Шартахи — так их звали, похожие чем-то львов с родины. Об этих свирепых зверях, весь вид которых излучал угрозу, ходили легенды. Звери скалились, обнажая острые, как копья, клыки, роняя слюну и непрерывно облизываясь. Налитые кровью глаза сверлили окружающих. Эндр видел, что даже северяне шарахаются от них.
Наездники — имеры — являлись полной противоположностью зверям. Высокие и изящные, в великолепных доспехах, в остроконечных шлемах. Каплевидные щиты, длинные тонкие мечи, штандарты с причудливыми рунами на них. Каждый — подчеркнуто спокоен и высокомерен. Каждый был будто бы картиной, сошедшей со страниц летописей.
Один ехал особняком, на вороном коне, без шлема. Седые волосы падали на плечи, на щеке — тонкий шрам. И необычное выражение лица: смесь тоски, страдания и… еще чего-то неуловимого.
Ассадха, догадался Эндр. И тут неожиданно их взгляды столкнулись. Лишь пару секунд они смотрели друг на друга, и за это время Эндр понял, что Ассадха, вопреки соплеменникам был слишком настоящим. Несущий в себе тяжкий груз, чуждый всем воитель, который не смотря ни на что не свернет с избранного пути.
Именно такие способны разрушить мир. Эндр вздохнул и развернулся было, чтобы уйти, как вдруг заметил с противоположной стороны… Итуллу. Старый родовой враг. Он и забыл про него. Итулла отдал себя на милость друнга, сложив оружие у ног. Но лишний раз доказал, что у него нет чести — присутствие убийцы доказывало это. Эндр фыркнул, стиснув в руке косарь. Настало время разобраться с ним…
— Вот он! — раздался крик. «Да провались ты в бездну, одноглазый ублюдок! — подумал Эндр. — Ладно, надо бежать, с Итуллой потом разберусь».
И он снова побежал, прежде поискав глазами Итуллу. Его нигде не было.
Поражало то, что все мертвяки были одинаковые. Они походили друг на друга, как две капли воды: юноши с мертвенно-бледными лицами, в черных развевающих платьях, с тонкими длинными мечами в руках.
— Ох ты ж, — застонал Беддах. — Как же совладать-то с такой прорвой?
Никто не ответил. Мервы безмолвно бросились в атаку. «Такого еще не было, — подумал Каллад, встав в защитную стойку. — Странно биться с теми, кто уже умер».
Мёд что-то выкрикнул, содрогнулся, вскинув руку с зажатым в ней предметом.
— Эй, что с тобой? — спросил Аркера. Он уже успел выпустить пару стрел, но никакого эффекта это не принесло. Упавшие мервы — один со стрелой в глазу, другой во рту, — поднялись и, как ни в чем не бывало, двинулись в их сторону. Стрелы так и торчали из лиц.
У Мёда глаза заволокло непроглядной черной пеленой.
— Да он колдует! — выкрикнул Беддах то, что и так все поняли.
Между тем остальные скрестили мечи с нападавшими. Аркера закинул лук на спину и вынул обычно пребывавший в ножнах меч. Каллад быстро понял, что надо отрубать мервам головы. Но мервы двигались очень быстро. Единственное, что спасало всех от гибели: мервы часто промахивались. Такое впечатление, что они были слепы. К тому же мервов скопилось действительно слишком много. Они больше мешали друг другу. За пару минут вокруг них выросла гора обезглавленных тел, источавших жар и зловоние.
— Все пригнитесь! — не своим голосом закричал Мёд. — Падайте, черт бы вас побрал!
Каллад в последний момент дернул за руку Ниа, глазевшую на происходящее с широко раскрытыми глазами. Она упала прямо на него. Он почувствовал ее горячее дыхание. В какой-то момент Ниа зажмурилась и всем телом прижалась к нему. Каллад, сам того не ожидая, обнял девушку. Больше всего на свете ему хотелось уберечь ее от зла.
— Что происходит? — крикнул Беддах.
Они вдруг оказались в самом центре смертоносного вихря, подхватившего мервов и закружившего их, словно листья. Вокруг бушевала стихия, разбуженная заклинаниями. Вой ветра оглушал. Все тесно сгруппировались около Мёда. Он продолжал что-то говорить, держа над собой предмет, похожий на металлический шарик величиной с кулак. Мервов швыряло на скалы с невиданной силой, размазывая их, разрывая на ошметки, падавшие вниз бесформенной массой. И, что примечательно, бескровной.
Спустя какое-то время все прекратилось. Мёд пошатнулся, но Аркера с Вергой подхватили его.
В оглушающей тишине раздался шлепок. Последний мерв отлепился со скалы.
— Все целы? — чуть дрогнувшим голосом поинтересовался Верга. — Если все, бежим. Ищите лаз, теперь его будет не трудно найти. Быстрее!
Обломки разрушенных и сгоревших зданий раскидало по тупику. Куча мелкой щепы, перемешавшейся с кусками тел.
Мёд быстро пришел в себя. Отстранил от себя Аркеру. Сунул шарик в сумку.
— Спасибо, я сам. Непривычно, после стольких лет применять такое мощное заклинание. Слегка подурнело, только и всего.
— Ты хорошо помог, — сказал Верга. — Мы бы не выстояли.
— Кажется, нашла! — сказала Ниа, ногой разгребая обломки. — Вот здесь?
Дыра — всего-то небольшое круглое отверстие посреди камней, разбитой глиняной посуды, щепок, и прочего мусора — зияла чернотой.
— Умница! — воскликнул Беддах.
Мёд посмотрел на скалы.
— Вот черт! — выругался он. — Об этом я и не подумал. Поторопитесь! Сейчас скала рухнет.
Со склонов уже срывались обломки, падая на остатки брусчатки.
— Верно, — согласился Аркера. — К тому же, на такой шум обязательно явятся гости.
— Когда они явятся, тупика больше не будет. И если мы поторопимся, достать нас точно не смогут.
— Эх, была не была! — сказал Беддах, сложив руки на груди и зажмурившись.
— Ты чего это, помирать собрался? — усмехнулся Аркера.
— Да ну тебя! — ответил веханец и прыгнул. — О! Здесь не так глубоко! Девайте детей, я подхвачу!
Последним в «дыру» спрыгнул Мёд.
— Бежим! — крикнул он, наколдовав огненный шар. Впереди был земляной ход, по которому можно было передвигаться только пригнувшись, со стен свисала паутина. — Бежим, а то через минуту здесь так и останемся!
И они помчались вперед. В неизвестность. Глухой грохот падающих со склонов глыб настиг их, когда они ушли довольно далеко. На них посыпалась земля. Тоннель позади рухнул и их заволокло пылью.
Но они продолжали путь, сплевывая землю, отряхиваясь и ворча.
— Забавно как-то, — буркнул Беддах. — Радоваться, что избежал смерти, находясь в кротовой норе.
— Бывает и хуже, — ответил Аркера.
Путь им освещал «светлячок», как назвала огненный шарик Ниа.
Спустя какое-то время Эндр отыскал ее дом. Дом был цел. Вот и хорошо. Одно из немногих уцелевших строений посреди хаоса. Обрадовавшись, он кинул проклятый рогатый шлем в сторону и рванулся было навстречу любимой, но вдруг остановился.
Что-то было не так. Сердце почуяло беду.
Эндр поспешно забежал в дом…
— Нет… не может быть…
Мариша лежала на полу рядом с Киром. Кто-то накрыл ее скатертью со стола. Обломки кувшина, из которого он прошлой ночью пил вино, валялись рядом с опрокинутым стулом в луже крови. Кир выглядел удивительно живым. Молодой, симпатичный. Слишком миловидный для их ремесла, так говорили Эндру многие. Парень словно уснул.
На столе — окровавленный кинжал.
Эндр упал на колени.
— Бледой может стать любой клинок, — прозвучал голос и из темного угла вышел человек в черном. Серая повязка скрывала лицо. За ним — еще трое, точно в такой же одежде. На лицах — черные маски. — Не трудись, ты нас не знаешь, — тихо сказал незнакомец. — Мы искали Тимьяна. Это — его рук дело.
— Не может быть, — прохрипел Эндр, тупо глядя на страшно обезображенное, распухшее и почерневшее лицо Мариши. В голове застыло воспоминание, как он целовал ее. А еще он вспомнил десятилетнего голого мальчишку, забившегося под повозку, где уже остывало жирное тело его хозяина. В тот день было очень жарко.
Эндр хотел прикоснуться к возлюбленной, но не смог.
«Это всего лишь тело, — подумал он. — Всего лишь тело».
Хотелось заплакать, хотелось завыть, словно дикий зверь, но в душе была лишь пустота.
— Не может быть… — как во сне, повторил Эндр.
— Все возможно, Эндрат Корний Поморник, — сказал незнакомец, подойдя к выходу.
— Почему?
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, я стал бы богом. Нише́ иштаро́н, мой друг. Ибо благоволит тебе великий Ии. Твой друг Тимьян позаботился о твоем маленьком братстве. Благодари его. Убей его. Уверен, вкус этой крови очень понравится сущему.
— Я тебе не верю, сукин сын. Это ты убил их!.. Кто ты?
— Слова, слова, друнгарий. И даже ты в них не веришь. Кстати, за тобой следят.
Эндр с трудом поднялся. Исподлобья взглянул на «тайного».
— И это не те мясники, что ищут тебя. Ты знаешь, о ком я. Нише́ иштаро́н, друнгарий, нише ишнемэ́.
С этими словами убийцы ушли. Эндр так и стоял, опустошенно глядя на тела Мариши и Кира. «Они как мать и сын», — тупо думал он.
— Я знаю, ты здесь! — спустя какое-то время донесся до него голос одноглазого. Может, сам создатель послал кровавого ангела по его душу? — Ты здесь где-то прячешься! Выходи! Мы все равно тебя найдем, подлец!
Эндр прикрыл лицо Мариши скатертью, взял на столе кинжал.
Перед домом собралось человек пятнадцать.
— Один на один, ты, кусок говна, — сказал Эндр, выйдя на крыльцо.
Одноглазый осклабился.
— Согласен. Дайте ему щит что ли…
— Не нужно. Я убью тебя и так.
— Ха! Ну попробуй!
Северяне как по команде расступились в круг. Факелы в их руках потрескивали, отбрасывая на лица бойцов неровные блики огня.
Эндр никогда не нападал первым. В всяком случае, старался. Если противник проявлял нетерпение, исход часто был предрешен. Но одноглазый не спешил. Вместо этого он предпочитал издеваться над ним.
— Ну что же ты, сало? Нападай! Покажи, на что способен! Ну давай! Давай, раб! Ты мой раб, знаешь? Если ты выживешь, посажу тебя на цепь вместе со свиньями. Любой хряк подумает, что ты хорошая свинка. Будут тебя ебсти. Глядишь, и опоросишься!
Все заржали.
— Ну давай, свинка моя!
У Эндра в душе закипала ярость. Ярость — плохой помощник в бою, но друнг уже потерял самообладание. Слишком много всего навалилось. Он кинул в одноглазого кинжал, который тот с легкостью отбил, а затем кинулся в атаку.
Одноглазый с завидной для такого великана прытью увернулся от рубящего удара сверху и в последний момент закрылся щитом от скрытого удара кинжалом.
— Еще один кинжал? — удивился одноглазый. — Видали, ребята? Да это наемник! Это интересно. Что ж, покажи еще фокусы! Сколько еще их у тебя?
У Эндра начали трястись руки, он задыхался от душившей его злобы. Где-то в глубине души он понял, что проиграл.
— Думаешь, что я — всего лишь тупой добеец? Нет! Я — твоя кара! Понял, свинка?
Друнг с ревом обрушился на одноглазого, в отчаянии пытаясь достать его, но северянин всегда уклонялся, или защищался щитом. Добеец был слишком хорошим бойцом. Эндр стал задыхаться, буравя усмехающегося противника налитыми кровью глазами.
«Пусть он меня убъет», — подумал он, снова бросившись в атаку. Перед ним мелькнуло лезвие секиры.
Ничего. Боли нет. На миг он растерялся. Что произошло? Он увернулся? Где одноглазый ублюдок? Толпа северян слилась в одну сплошную грязную массу, хохотавшую и издававшую рычание.
— Ты — мой! — откуда-то издалека услышал он. В затылке полыхнул огонь и растекся по телу. Перед глазами все поплыло.
Эндр упал, выронив косарь. «Точно, кровавый ангел…»