Цифраторий

Глава 7. Пульс. Часть 1

Его разрывало на части.

Илон ощущал себя беспомощной тряпичной куклой, которую пытаются растерзать и выпотрошить немилосердные руки. Успокоительные совсем не притупляли боль, лишь ненадолго приглушали раздражение. На резкие надоедливые звуки за окном. На излишне яркий и противный свет, бьющий в щель между занавесками. На самого себя…

От горячительных напитков делалось только хуже. Когда он начинал проваливаться в вязкое беспамятство, прошитое струйками алкогольных паров, то возвращались кошмары, а вместе с ними приходили и мертвецы. Скреблись, шуршали и отрешенно бродили в полумраке комнаты отеля — то ли во сне, то ли наяву. И бедняжка Пол, и ублюдок Скар, и даже этот придурок Шварц. «Ты, ты нас убил», — шептали и бормотали мертвецы, упрекая его в своей гибели. Иногда они показывались по одному, иногда являлись всем скопом.

Зыбкая грань между сном и явью размывалась, а кошмары глубоко впечатывались в память, словно выжженное клеймо, и больше не забывались, как прежде. Он помнил каждого мертвеца, помнил их замогильные голоса, оставляющие липкие следы страха в памяти.

Мэй… ее не хватало, ее ободряющих слов, ее светлой улыбки, ее нежных и исцеляющих прикосновений. Двое суток он не выходил на улицу, пытаясь хоть как-то обуздать отчаяние и примириться с собой. Одна часть убеждала его, что время пришло, и он, несмотря ни на что, должен посетить цифраторий. Другая запрещала даже думать о том, чтобы встретиться с Мэй. Как посмотреть ей в глаза? Как сказать ей о том, что случилось там — в Дэдтауне, на шестом этаже высотки, где сейчас на жаре гниют и разбухают три трупа?.. А ведь она спросит, она обязательно спросит, как это произошло. Он же ее знает?.. И что тогда он ответит?

Илон не знал. Он стоял перед распахнутым окном, куда задувал свежий ветер, и наблюдал, как розовато-перламутровая лента рассвета опоясывает горизонт. Если сейчас вызвать такси, то у цифратория он будет через три часа, как раз к открытию… Ветерок трогал занавески, бордовые в золотую полоску, снимал запах пота с немытого тела, катился по небритым щекам, путался в мокрых волосах и как будто залетал в горячую голову, закручиваясь там по спирали, а затем с шепотом убегал в неизвестность, прихватывая с собой пасмурные мысли.

Лост Арк, дивный, сказочный город, с высоченными домами и не стихающим ни днем, ни ночью карнавалом разноцветных голограмм, пробуждался от ночной спячки. Ясное небо утюжили аэрокары, подмигивая красно-синими огнями, из коридора отеля доносились шаги, а на проспекте далеко внизу появились первые прохожие. Привычная жизнь мегаполиса начинала катиться по накатанной колее. Все куда-то спешили, все о чем-то думали, все чего-то хотели.

А о чем думал и чего хотел именно он? Илон провел ладонью по заспанному и колючему лицу. Успокоительное он проглотил несколько минут назад, а к спиртному решил больше не притрагиваться. Оставалось сделать еще один шаг. Но совершить его было сложнее, чем забраться в дом с убийцами на окраине мертвого города. Тогда он не боялся ничего на свете. А теперь… Он чувствовал себя совершенно безоружным — беспомощным манекеном, выставленным в витрине магазина на оживленной улице.

Илон еще немного постоял у окна, глубоко вдыхая прохладную свежесть раннего утра, потом крепко выругался, махнул рукой и пошел в душ, стискивая зубы.

Башня — широкая у основания и узкая на вершине.

Высокая белоснежная башня, ослепительно сияющая в солнечных лучах, словно сотканная из белизны чистых облаков, нетронутого горного снега и взбитой пены морских волн.

Высокая белоснежная башня, где тысячи цифровых душ изнывают в ожидании того времени, когда ученые наконец смогут соединить оболочку шэлла и оттиск в перманентном фьюжине. А не как нынче — всего лишь на час.

Вид цифратория из окна летящего аэрокара навевал мысли о Цитадели, но Илон старался их не замечать. Не хотелось думать о несчастном Эдварде (как он там без него?), о его бедной девочке (удалось ли врачам привести ее в чувство?), об утраченных надеждах и чужом человеческом горе. Своего хватало с избытком.

С высоты полета цифраторий напоминал тюрьму или хорошо укрепленную крепость, только выстроенную не из серого камня, а из современных материалов, преимущественно белых и серебристых тонов. Крепкая ограда в три человеческих роста, наблюдательные вышки повсюду, в них охрана с пушками. Не хватало только колючей проволоки, но ее, насколько знал Илон, исправно заменяли шокленты, проброшенные вдоль всех стен. Вдруг кому-нибудь взбредет в голову взобраться по ним. Только еще попробуй взберись — поверхность гладкая, как зеркало, без единого шва, без единого зубчика — зацепиться не за что, на липучках разве что. Но это так — от митингующих годфанов, реалфанов и прочей бунтующей публики.

Другое дело — хакеры, желающие проникнуть в цифраторий всеми правдами и неправдами с момента его появления. Зачем? Да просто потому что. От скуки, ради славы, спортивного интереса или мнительно-навязчивого: «От нас что-то скрывают». Однако и о них позаботились — полной автономностью заведения, непроницаемыми коконами, где хранились цифровые оттиски умерших, и тотальным контролем посетителей и сотрудников.

Цифраторий был государством в государстве. Новым Ватиканом, со своим руководством, со своей иерархией, со своим нешуточной армией, со своими странными порядками и строгими правилами. Даже непорочные пьюры, практически божества, перед которыми распахивались любые двери, у порога цифратория обращались в простых безвластных смертных.

Не успел аэрокар опуститься на посадочную площадку, как рядом, будто из воздуха, возникли два крепких охранника, прозванные из-за белой формы и золотой окантовки фуражек ангелами. Крепкие ребята с квадратными челюстями, слиперами на поясе и… похожие друг на друга как две капли воды.

Получен запрос на идентификацию личности, — оповестила Ма.

Подтверждаю, — без промедления ответил Илон.

Один ангел удовлетворенно кивнул, кротко тряхнув своим нимбом, другой поводил портативным сканером и, видимо, не поверив полученной инфе, с удивлением спросил:

— У вас только корешок? Других имплантов нет?

— Нет. Надеюсь, это законно.

— Конечно. Следуйте за мной.

Удивленный ангел пошел впереди, его молчаливый напарник держался сзади, и оттого ощущение, что цифраторий походит на тюрьму, только усилилось. Воздух начинал нагреваться, на девственно-голубом небе ярко горело солнце, подсушивая посеребренные лужицы после трех дождливых дней.

Митингующим на растерзание отдали место у южной стены, дорога к центральным воротам была свободной и чистой, однако орали годфаны и реалфаны без перерыва и не жалея собственных глоток, поэтому каскады их тупых лозунгов докатывались даже до посадочной площадки.

— Цифрорай — дорога в ад! Цифрорай — дорога в ад!

— Оцифровку к черту! Оцифровку к черту! Оцифровку к черту!

Илон лишь улыбнулся. С сочувствием, презрением и глубоким непониманием. Такие же глупые лалки, как и митфаны у Цитадели.

Митфаны… Слово, будто верно подобранный ключ, провернулось в замке сундука запертых воспоминаний. Увы, таких ключей набиралась уже целая связка — тяжелая, обжигающая холодным металлом связка.

Мэй… Скар… Митфаны… Капюшон… Андроиды… Инвиз…

События трехдневной давности никак не отпускали, вцепились мертвой хваткой, безжалостно грызли, впивались клыками, затаскивая в потемки мертвого города.

Илон вздохнул. Он и сам был хорош, то и дело воровато заглядывая в омут недавнего прошлого и ломая голову над причиной связи митфанов и Скара. Как оказалось, Капюшон тоже ничего толком не знал. Оставалось уповать лишь на то, что грандиозные планы Скара, что бы он там ни замышлял, окончательно разрушили пули, застрявшие у него в груди.

Перед глазами, словно голографическая проекция, проявился Капюшон, старательно, но не умеючи выскребающий армейским ножом корешок из затылка громилы Ронана. Микрочипы они сожгли, огарки закопали. Трупы решили не трогать, мертвецы без корешков все равно ничего не могли поведать. А пока их там найдут. Если найдут…

У ворот околачивались еще пятеро охранников, трое мужчин и две женщины. Одна из них, высокая, широкоплечая и грозная на вид, молча протянула ему тонкий, темный и пока не сомкнутый ошейник с красным мигающим огоньком. Илон посещал цифраторий впервые, но слышал о том, как радушно тут встречают гостей. Поэтому нисколько не удивился, когда на его шее щелкнул ободок, блокирующий корневой чип и вообще любой имплант, способный обмениваться инфой с внешним миром.

Ангелы у ворот были вооружены не только слиперами, но и эирганами. Илон зевнул, изучая внутренний двор. Прямо перед глазами — широкий рукав перехода, идущий от ворот к башне. Во внутреннем дворе четыре бело-золотистых аэрокара, сияющих на солнце. Слева и справа светлые и гладкие стены, толщине которых позавидовал бы любой банковский сейф. Под ногами поверхность цвета сливочного мороженого из твердого, но звонкого неизвестного материала.

Вдоль его тела вновь забегали сканеры, беспорядочно излучая ярко-зеленый и бледно-голубой свет, словно взбесившийся голограф.

— Идите за мной, — сказала женщина, протянувшая ему ошейник.

У нее были уродливо-узкие бедра и широченные плечи, из-под фуражки выбивались короткие каштановые волосы, а шла она немного неуклюже, словно несла на спине тяжкий груз. Позади, как и прежде, тащился еще один ангел — не тот, что раньше. Он буквально дышал в спину, обдавая Илона запахом сигаретного дыма.

Ма? Эй, Ма! Ты здесь? Очнись! — позвал он ее, решив проверить ошейник на прочность.

И предсказуемо ничего не услышал. Ни звука. Корешок не отзывался, будто его выдрали из башки. Ошейник подавил сигнал, запечатав Ма в глухую и беспросветную темницу — в маленький цифровой гроб. Илону опять подумалось о том, ощутила ли она что-либо, когда ей запретили болтать и глазеть чужими раскосыми глазами на белоснежный мир цифратория. Волнение? Страх? Может, злость?..

Вместе с охранниками он нырнул в широкий рукав — такой же скучно-белый внутри, как и снаружи. Они немного прошли по коридору, неторопливо и молча, словно на траурной церемонии. И остановились.

— Пройдите и ожидайте, — суровая женщина указал в сторону.

Перед Илоном отъехала дверца — искусно утопленная в стене, и потому почти незаметная с первого взгляда. На несколько секунд он очутился в сумраке, а когда вспыхнул яркий свет, заливший комнатушку размером чуть больше душевой кабинки, женский голос приказал:

— Раздевайтесь.

— Совсем?

— Совсем.

Из стенки напротив него с тихим шипением выскочил глубокий лоток.

— Свои вещи положите сюда.

Илон суетливо стянул кроссовки, джинсы, футболку, трусы и спешно бросил их на дно лотка, ожидая дальнейших указаний. Минуты три ничего не происходило. Он стоял посреди тесной комнаты, в полной тишине, пытался отогнать конфуз, прикрывая ладонями причинное место, и чувствовал, как его обволакивает яркий свет. Затем стена забрала вещи, забавно чавкнув напоследок, и подсунула новый лоток, где лежал аккуратно сложенный, но неприлично скудный гардероб.

Казалось, эту постыдную распашонку, едва достающую до колен, скроили из рулона туалетной бумаги. Она была невесомой, как перышко, почти прозрачной, и настолько хлипкой, что Илон боялся на нее даже дышать. С таким же успехом можно разгуливать по цифраторию голышом, подумал он, бережно и опасливо просовывая в нее голову — как бы не порвать.

Как только рубашонка неприятно и подозрительно зашуршала на теле, дверца отворилась, а в проеме возникла знакомая провожатая. И Илон понял, что все это время, пока он смущенно стоял здесь, в неглиже, как статуя Аполлона посреди галереи, за его скромной персоной наблюдали, наверняка изучая и разглядывая, словно пойманного редкого жука.

— Идемте.

В сопровождении двух поразительно молчаливых и хмурых ангелов Илон проделал весь оставшийся путь. Немного прокатился с ними на лифте, а затем еще немного поплутал лабиринтами цифратория, пока его не заперли в пустой просторной комнате с живописными голограммами кипящего водопада в меланхолично-осеннем лесу. У каменистого берега бурлила и пенилась вода, крупные брызги летели прямо в лицо, ветерок перебирал красно-желтые листья, заставляя каждое дерево играть медно-рыжим костром.

Мэй появилась прямо под водопадом, который слегка размывал ее проекцию. На ней было любимое короткое желтое платье с порхающими разноцветными бабочками и возбуждающе глубоким вырезом. У ее босых ног прыгали солнечные зайчики, а на непривычно длинных черных волосах вспыхивали искорки.

Она прошла по воде, остановилась на расстоянии вытянутой руки, улыбнулась, а потом вдруг рассмеялась.

— Видел бы ты себя сейчас!

От такого родного и теперь недоступного смеха у Илона сжалось сердце и перехватило дыхание. Проекция, бродящая по воде, была одета как Мэй, улыбалась и смеялась как Мэй и вообще вела себя в точности, как она.

Илон оцепенел. Ему казалось, что сам он обернулся невесомой проекцией, и знакомый звонкий смех пронизывает его насквозь, заставляя колебаться каждую точку, выжженную тонкими лучами голографа.

Он невольно потянулся к ней, охваченный желанием ощутить кончиками пальцев шелковистую кожу, и… тихо, по-щенячьи проскулил, когда зачерпнул ладонью лишь воздух, только пустоту.

Улыбка моментально слетела с пухлых губ Мэй, серьезное круглое лицо заслонила тень сочувствия. Она подняла руки и как будто попыталась его обнять. Илон закрыл глаза и представил, что тоже тонет в ее объятиях.

Несколько минут они неподвижно стояли на берегу реки, в брызгах грохочущего водопада, окутанные призрачной дымкой счастливых воспоминаний. Потом Илон открыл глаза и робко улыбнулся.

— Не представляешь, как я рад тебя видеть, — сказал он, разглядывая ее серьезное лицо, и вновь замолчал.

У него накопилось столько вопросов, у него было столько желаний, но он просто растерянно хлопал глазами, как смущенный мальчишка перед первым поцелуем.

Мэй медленно провела ладонью по его щеке.

— Я тоже, — со вздохом сказала она и вдруг всплеснула руками. — Ну кто воткнул этот пошлый фон в комнату для свиданий?!!

Голограмма осеннего пейзажа беззвучно растворилась, а на ее месте вспыхнули многоцветные геометрические фигуры — картины Мэй, словно нарисованные радугой и напоминающие большие елочные игрушки.

Стало тихо, и Илон отчего-то почувствовал себя совсем не уютно, в этой полупрозрачной дурацкой распашонке посреди просторной комнаты цифратория.

— Твои волосы…

— Тебе нравится?

— Да… Наверное…

— Ты уже познакомился с местной Фрекен Бок?

Илон с непониманием поглядел на Мэй.

— Одна из ангелов, которая выдала тебе эту промокашку, — Она хихикнула со смущением. — Уверена, она на тебя пялилась, пока ты… Ну ты знаешь. Говорят, она любит подсматривать за большими красивыми мальчиками в раздевалке.

Илон презрительно поморщился. А Мэй не спеша прошлась между картинами, повисшими в воздухе.

— На самом деле мне ее немного жалко, — сказал Илон с ноткой грусти. — Понимаю, лайкают тут щедро. Но я бы так не смог… Изо дня в день: «Следуйте туда, идите сюда, снимайте это, одевайтесь в то». Как робот. Неудивительно, что она похожа на выцветшую фотографию.

— Да, наша Айзи на конкурсе чувственности дала бы ей фору, — усмехнулась Мэй.

И они рассмеялись. Илону чудилось, будто мелкие бабочки порхают не только на платье Мэй, но и внутри него — где-то чуть ниже груди, щекочут его своими бархатистыми крыльями. Ему больше не хотелось спрашивать ее ни о чем на свете. Просто быть с ней рядом, смотреть, как она медленно и величественно ходит между голографическими картинами, ловить ее хитрый взгляд, слушать ее чарующий голос. Но Мэй сама завела разговор.