Чума

Глава 1 Безумное море

— Арххх… — сделал я глубокий вздох, и тут же закашлялся.

Нечто сильно сдавливало мою грудь, не давая дышать. Нечто сильно давило на мои ноги, и стальными тисками сжало руки, а моя голова вообще, превратилась в какой-то шар, что катится по миру отдельно от всего остального.

Впрочем, это все лишь условности. Реальность же в том, что я погребен под завалом чего-то непонятного, не соображаю, кто я, и где нахожусь, и с трудом пытаюсь двигаться и выбраться на волю, прочь из этого нечто, начав движения меж чего-то мерзкого на ощупь, в том направлении, где по моему нынешнему представлению верх.

Это оказался низ, но я выбрался наружу, лицезрея глубокий колодец под собой. И океан тел вокруг. По идее, я должен опустошить желудок от такого зрелища, через верх, или низ, не важно, или хотя бы попытаться это сделать, но мой мозг взял отгул до понедельника, и задавался совсем иными вопросами. Что не так со всеми этими людьми? И почему они не падают?! Почему внизу есть свет? А тут наверху нет? И почему тона такие темные?

Наконец извилины все же нашли друг друга, шестеренки сомкнулись, а злобный мозг, что был вынужден прервать свой пляжный отпуск с блэкджеком и шлюхами, взял шефство над всей этой шантрапой. Картинка перевернулась, доселе скромно стоящие в сторонке вопросы «кто я? где я? что я?» как и притаившиеся за полупрозрачной дверью ответы на них, скопом хлынули в мою бедную голову, враз заполнив сознание и меня все же стошнило.

Цилиндрическое помещение метров тридцати диаметром, и где-то двадцати в высоту, решетки в бойницах по периметру конуса крыши, наподобие вентиляционных отверстий, и трупы, что в несколько слоев усеяли пол помещения.

Впрочем, помимо вполне мертвых трупов, тут было и пара живых, существ — два монументального вида пса, похожих на двухметровых доберманов, с аппетитом поедали чьё-то тело в сторонке от меня. На меня хищники тоже косились, но не более чем на кустик, что можно пометить, стоящий в ровном ряду себе подобных.

— Блин… что происходит? — пробормотал, стуча зубами от страха и паники.

Последнее, что помню, как мне вообще голову снесли! Очень отчетливо это помню! Сталь клинка, что медленно подъезжает к моему горлу, рассекая воздух, создавая красивые вихревые потоки. Касание лезвия кожи, и неторопливое прохождение сквозь податливую плоть лишь немного задержавшегося на позвоночнике. И уже то, как я вижу окропленный кровью меч под недоступным для живого человека изворотом шеи, руку того, кто его держит, и прикрытые серой тканью маски лица глаза.

Кажется, есть еще то, как эта самая башка вдоль тела вниз пролетает… но что-то эти воспоминания какие-то дымчатые, туманные и словно часть сна, что снится в электричке по дороге на работу. Но что-то я не чувствую себя покойником. Совсем.

Потер шею… ни шрама, ни… отсутствия головы? Все на месте, и ни каких признаков разделения одного с другим. Точно, ноги! Мне ведь откусили ноги, незадолго до смерти!

И ноги на месте, после того как я их вытащу из-под груды тел конечно.

— ВВА! — взревел, скорее от отчаянья, чем от натуги, выдергивая свои конечности.

— Ррр! — злобно прорычали псы, но на этом и ограничились, вернувшись к трапезе.

Да что происходит!? Я умер и… Интерфейс! Интерфейс на месте. Только толку от него сейчас ноль — мана по нулям. И совершенно не торопится восстанавливаться. Даже тело в магическом свете светится не больше, чем общий фон вокруг! Похоже, у меня совсем не осталось энергии и ждать хоть какой-то её регенерации придётся долго.

Даже удивительно, как тут вообще хоть что-то работает! То же магическое зрение. Впрочем, оно потребляет ну очень мало магических сил. Но сам факт, того, что оно работает… прямо так и кричит, что там, за запятой после нуля, идут какие-то движения. Как и вокруг тела, лежащего в десятке метрах от меня, что светится как фосфорная палочка в ночи в магическом спектре, столь активно поедаемое песиками.

Эльфийка! Её нет… бар маны хранилища исчез. Значит, она не выжила. Попалась и погибла? Или… Жалко, дармовая мана мне б сейчас пригодилась.

Друзья, надеюсь они выжили. Они должны были выжить! Ведь только я кричал приказы непокорной твари маны… И вообще она моё творенье… Это я во всем виноват… Во всем…

Я задрал голову к потолку, развалившись на мертвецах как на матрасе. Кто-то из покойников раздет догола, кому-то, как например мне, сохранили одежду целиком, видать пленившись снимать такое тряпье с мертвого тела. Кому-то лишь частично. В стороне чавкают собаки, под грудой тел что-то шевелится, вверху, за пределами колодца, светит солнце и продолжается жизнь. А тут… три нуля в показании энергии, смерть и смерть во плоти.

Я принялся заворожённо смотреть на счетчик силы, ожидая, когда же он начнет свое движение вверх. Ноль… ноль… ноль… и по-прежнему ноль. Единичка! Наконец-то! Последний нолик сдвинулся!

И сдвинулся один из псов, заинтересовано прошлепавший по телам в мою сторону. Осмотрел, обнюхал со всех сторон, потыкался своим холодным носом, пока я продолжал старательно изображать из себя неживую куклу, попробовал на зуб. Просто надкусил мне руку, аккуратно и нежно пустив теплую кровь тонкой струйкой, о чем-то задумался, шевеля глазами в разные стороны, пока я старательно повторял про себя «Я кукла! Я кукла! Рука лучше горла! Терпеть лучше, чем умереть!», и не удовлетворившись вкусом моей плоти, выплюнул, посеменив проч.

Я с облегчением выдохнул. И повернув голову на бок, увидел торчащее из под тел руку. Очень знакомую такую руку. Бледную, утончённую, женскую ручку, с тонким серебряным обручем кольца на безымянном пальце.

«Серебряный Юстиниании» — гласила надпись на кольце.

— СААРА! — просто взревел я, ринувшись к телу.

Вдалеке зарычали собаки, под кучей тел что-то неведомое ожило, но мне уже пофиг. Раскидываю тела всем, чем только могу, давясь собственными слезами, и прорываясь, прорывался к телу… любимой девушки. Пока наконец не извлек её верхнюю часть тела из плена.

Верхнею… и тела… Это была Саара, её тело знакомо мне до последней родинки. Её образ, выточен в моей памяти из алмаза. Её головы, больше нет на этих прекрасных плечах, а ноги валяются отдельно.

Каким бы я не был прагматичным и черствым, как бы не начинались наши с ней отношения, для меня жизнь в этот миг утратила всякий смысл. И своя жизнь, стала казаться какой-то серой и ненужной, без этой девушки.

— Саара, Саара… — обнял я то, что осталось от всей моей любви двух миров. — Саара… — и мне уже пофигу, что возле нас ходят кругами два пса, размером с носорога.

Впрочем, псам тоже оказалось нет до меня никакого дела, и они, еще разок опробовав мою кровь, пошли рыскать в другом месте, ковыряясь в горах трупов, в поисках поживы.

— Саара…

Свен! Точно! Друг! Может он выжил?! Ведь я же выжил! А лучше чтоб его тут не было! Не тут, ни где либо еще… где ходит смерть и рыщут её слуги… Может его тут и нет, и я рад за него тогда на все сто десять! Может он выбрался… или сбежал… даже пусть сидит в тюрьме, но жив! И я даже не хочу, что бы он шел меня спасать! Хватит! Я принес ему только боль и страдания! Если бы не я, он бы так и жил в своей тихой деревушки, имел бы жену, и думал об уборке урожая. А самой большой проблемой для него была бы грыжа на старости лет, а не как не отрубленная голова в семнадцать.

Но все же, если он тут, если он тут…

— СВЕН! — проорал я не своим голосом, вновь обращая на себя внимание песиков. — Свен…

Я принялся копаться в телах тут и там, разрывать могилы… из могил, в поисках друга… или его тела. Нет! Его здесь нет! Точно, его здесь нет! Он выжил и… Надо найти голову Саары, может тогда… Что тогда? Её тело тут уже давно, судя по заветренной ране, в которое превратилось бывшая шея, из которой даже уже испарилась вся влага. Её мышцы уже даже не деревянные, а просто дряблые, как у куска мяса или тряпичной куклы, что свидетельствует о смете ткани.

Я вообще удивляюсь, как вся эта куча мертвецов тут до сих пор не начала вонять! Может дело в оптимальной температуре минус два градуса, согласно показаниям интерфейса, или в какой-то магии? Не знаю, но куча изуродованных сосудов человеческих душ лежащих вповалку и не спешит разлагаться.

А душу я возвращать не умею. Это даже теоретически невозможно с моими нынешними познаниями. Максимум собрать обратно по запчастям то, что разобрали. Даже если мастер по разборке не осведомлен о конструкции и не знаком с чертежом, пользуясь в процессе демонтажа исключительно молотком и автогеном.

— Саара… девочка моя… — пал я ниц, в коленопреклоненной позе, заливаясь слезами, не в силах даже смотреть в сторону обезглавленного тела. — А я ведь надеялся…

— Рььха…а… — донеслось со стороны усопшей.

Неужто опять песики вернулись? Нет, вернулись не песики, а голова. На законные плечи, на родную шею, соединившись с телом, что вновь дышит. Вернув на место глаза, что невидящем взором сейчас рассматривают потолок. И ноги, перекачивали к родимой тушки, присоединившись в бедрах.

— Саара! — кинулся я к девушке, но был отбит мощным ударом массивных лап гигантской собаки и уложен на обе лопатки — Пусти! Пусти, я говорю! А ну…

Гигантская пасть раскрылась, подобно зеву пещеры Аладдина, приглашая внутрь мою голову, в страну чудес…

Раздался свист, стремительно перерастающий в грохот, и прямой путь в чертоги смерти вновь захлопнулся без меня. Псы встали в стойку, с потолка посыпались какие-то ошметки, и тела, почти в самом дальнем от меня углу. И звери, лая и рыча, ломанулись к новой порцией пище, оставив мою жизнь себе на десерт.

Один из гигантских четвероногих, а их тут оказалось целых три, поймал кусок человечины даже не дожидаясь его падения, на высоте доброго десятка метров, и злобно рыча на собратьев, принялся пережевывать голову некого гражданина.

Матрас плоти подомной снова зашевелился, словно под ним ворочается гигантский медведь.

— Саара! — кинулся я вновь к девушке, но на этот раз, сдерживая эмоции голоса.

Она вернулась, она жива… и с этим счастьем вернулась и присущая мне логика, черствость и хладнокровие. Она жива! ЖИВА! Все будет хорошо, надо только выбраться отсюда!

— Саара! — даль я ей пощёчину, и тут же придержал голову руками, боясь что она может отвалиться.

Теплая…

— А? Ролд… это ты? — наконец заметила меня — А где мы? Мы умерли, и в раю? — расплылась в блаженной улыбке глядя мне в глаза. — Как хорошо… как хорошо… а то мне показалось… я боялась…

— Саара…

— Или… — она отстраненно осмотрела окружающею пространство и заметила трех псов, поедающих человеческое мясо. — Или черти уже пришли за нами?

— Мы живы! Живы!

— Живы? Но… — она ощупала свою шею, и голову, что крепилась к ней. — Но… — в её глазах наконец стала проявляться осмысленность мыслей — Но последнее, что я помню… до того…

— Мы выжили, Саара! И будем жить! Если придумаем, как выбраться отсюда…

Я оглядел пространства «хранилища тел» под новым углом. Окошки «вентиляции» слишком высоко, а стены, как будь то из монолитного бетона — по ним не взобраться. Псы… боюсь, что эти твари реагируют на ману, ведь поедают только ту плоть, что ей пропитана. И ждать, регенить силы, равносильно рисовать на груди мишень красной краской. Или скорее сказать на шее.

Они убьют нас раньше, чем я восстановлю достаточно сил для атаки. Да и к тому же количество доступной мне маны существенно откатился назад. Даже без учета потери хранилища эльфийки, что превышало мой собственный резерв в тридцать раз, я потерял примерно половину имеющегося у меня прежде, и теперь даже для «шуточки за триста» придется просить кого-то поделится со мной своей маной.

Эх, как жаль, что здесь нет Листика. Она бы этих пёсиков порвала голыми руками, сделала из их зубов ожерелья, и носила как память. Ну а высота потолка… ей вообще до фени — она и на большею высоту способна прыгать. С места, и без разгона и шеста.

И похоже вернуть её хотя бы когда-нибудь, я уже не в состоянии. Навык призыва «заклинило» и он завис в полуактивном состоянии. И это ошибка не магии, а скорее кода игры, используемой для её основы. Эльфийка числится отозванной, но существующий, а скил подвис в состоянии микраотката после призыва. В обычном случае против такого помогает простая перезагрузка, но тут…

Я могу переписать коды навыков, интерфейса, скилов, но код самого построения магии можно переписать только отключив. Как и активного скила. Тут просто выползет ошибка… Нельзя переписать активные файлы виндовс, при активном виндовс. Ну а отключив интерфейс, написав для этого отдельный код, я потеряю возможность с ним взаимодействовать, и даже не смогу включить обратно. Придется восстанавливать файл из резервной копии…

Тела под нами пришли в движение, толкаемые чем-то снизу, словно кто-то ворошит картошечку на сковородке, чуть было не похоронив только выбравшихся на свободу выживших обратно. Псы недовольно рявкнули на свою подстилку, что нарушила единение их и обеда.

Вновь прозвучал протяжный свист перешедший на грохот и песики подняли головы в стойке. Только на этот раз вместо нового дождя из плоти откуда-то сверху, открылась ниша где-то снизу. Снизу, примерно в пяти метрах от уровня тел. И песики ломанулись туда.

Пара ввалилась легко и с наскока, последний, чутка не рассчитал и повис на передних лапах. Кое как подтянулся, высекая из камня крошку, и оставляя на нем еще пару вертикальных борозд к уже имеющимся, и забрался внутрь. Ниша вновь закрылась, став почти неотличимой от остальной части стен.

— Эээ… А где Свен? — зябко поеживаясь, поинтересовалась Саара, оглядывая округу, и откровенно не ожидая, и не желая, его тут увидеть.

— Не знаю… — протянул я. — Может…

Тела вновь пришли в движения, заставив меня заткнутся. На этот раз это уже была не ложка, а скорее неторопливый миксер, или стиральная машинка автомат, что задумчиво крутит барабан перед стартом основной программы, рискуя похоронить нас в самом низу этого пирога.

— Туда! — заметил я по остановке процесса, что равнина из трупов имеет холмы, и один из них прямо возле лаза, в котором скрылись собаки.

Знаю, что по идеи, я должен подсадить девушку, чтоб та попыталась взломать люк, но по её словам она сейчас «пуста» от слова совсем, как по ощущениям классической магии, что несколько странно, так и с точки зрения интерфейса. А у меня уже поднакопилась пара единичек.

Только ничего мне это не дало. Люк не имеет никакого отношения к магии, а открывается как видно простым без магическим механизмом. Его толщина при этом, видимая мной в момент его открытия, заставляет задуматься о способности пробить даже таким монстром как Листик, ну а зазор между стенкой и крышкой не позволяет всунуть туда даже ноготь.

Тела вновь ожили.

— Что происходит? — прокричала девушка, перекрикивая начавшийся гул.

— Не знаю что, но ничего хорошего. — ответил я, глядя как посреди комнаты растет настоящая гора из трупов, а мы стремительно оказываемся у её подножья.

Незаметно сквозь слой трупов показался пол, а мы с ужасом заметили, что мертвецы, обезглавленные и изуродованные человеческие тела, на которых мы стоим, не такие уж и мертвые, как нам казалось. И живут своей жизнью, цепляясь друг за друга, куда-то неторопливо ползя, и подтаскивает тех, кто это не делает.

Причем они не просто нежить! Они некая… единая магическая структура! Мясной голем? Или что-то типо, что имеет свой центр, своё сердце, где-то там в центре зала, у самого пола или даже под ним. Свои конечности, отдельные тела-трупы, жилы, что соединяют одно с другим, и нервную систему. Магические щупы каналы, что тянутся из сосредоточения этого хауса в том числе и к нам, но безвольно стукаются об барьер маны живых тел, не в силах проникнуть внутрь, чтоб захватить контроль, скорее перезаряжая, чем вредя.

И вот уж мы стоим на окровавленном камне, перед нами исполинское изваяние человеческой боли, что покачивается как желе, возносится к небу свода потолка, словно платочек поддерживаемый за центр, и рискует упасть прямо на нас в любую секунду, захлестнув волной мертвецов, а его основание продолжает неторопливо утончается, подтягивающимися ближе и ближе к оси конструкции телами.

И тут оно рухнуло, словно трос держащий эту конструкцию не выдержал и лопнул, набирая скорость своего падения в геометрической прогрессии, словно это не куча твердой плоти, а жидкая вода, вырвавшаяся из плена оболочки хрупкого шарика. Мы не сговариваясь прыгнули на нахлынувшею на нас волну сверху, и оказались подброшены высоко в воздух, вместе с еще несколькими телами.

К точке апогея, мне довелось даже приложится об потолок, чем я не побрезговал воспользоваться, отчаянно попытавшись зацепится, в последний миг смекнув сделать другую безумную идею и кинуть себя в сторону вентиляционной решётки, оттолкнувшись руками от бетона свода.

Трюк удался, и я ухватился обеими руками за толстые прутья. Приложился зубами, со звуком знакомым по далекой земле их потери, и закатил глаза от боли, теряя хват одной из рук из-за повторного рывка вниз.

Глаза уже отказались извергать из себя слезы, но боль от этого легче не стала. Пальцы левой руки скрепили и отказывались удерживать такой вес на себе. Вес меня и любимой женщины, повисшей на моей босой ступне в не менее отчаянном положении.

Ну уж нет! Зубами буду грызть, но не отпущу! — и я впился тем что еще осталось в челюсти в камень, мысленно шипя и костеря все и всех от боли, стараясь любыми путями дотянутся второй рукой до прута решетки.

Вцепившись обеими руками, до белизны пальцев, и ещё для надёжности все теми же зубами, я наконец смог себе позволить вновь включить подавитель боли. Теперь стало полегче. Легче контролировать руки, по-прежнему желающие отцепится от уже осточертелого железа.

— Саара! Лесь по мне! — прошипел я, оглядываясь вниз.

По весу я чувствовал, что она все еще там, но все же боялся… боялся, что мне это кажется, и она уже сорвалась. Девушка по-прежнему цеплялась за мою ступню, отчаянно пытаясь подтянуться ослабевшими руками, или хотя бы удержатся. Удержатся не слушающими хозяйку пальцами, все время стремящимися соскользнуть с неудобной для опоры ступни вниз.

Я уперся ногой в стену, не давая рукам девушке соскользнуть, и скрепя непослушными мышцами, потащил её вверх, сгибая конечность в колене вдоль стены, подставляя вторую ногу в качестве альтернативного места зацепа.

Девушка не подвела, получив более твердую упор, и небольшой подъем вверх, она перехватилась за вторую ногу хватом покрепче, успокаивая моё сердце, проехалась еще повыше, подтянулась, и поставила ноги на ступню вернувшей в распрямлённое состояние ноги. Выпрямилась, охватывая меня сзади руками, безуспешно попыталась дотянутся до решётки, прошептала «прости», обнимая меня за шею, и подтягивая охватившее тело ногами на уровень бедер, вновь попытка достать решётку.

И вот она уже подтягивается, чуть не ставя ботинок мне на лицо, но ставя на плечо… лучше б на лицо! Белое от натуги плече мне куда важнее смазливой мордашки! Протаскивает себя сквозь решётку, шипя, при застревании в груди и бедрах, вполне возможно даже что-то там себе ломая, судя по резкости и вскрику, чтобы прелесть. И оказавшись на свободе, мертвым хватом хватает мои руки.

— Я тебя ни за что не отпущу! — шепчет сквозь прутья.

Вверх, к свободе, я поднялся уже фактически только благодаря её силе, так как порванные связки отказывались сгибать руки в локтях. Потом прутья, в которых у меня чуть не застряла и голова, и бедра, и грудная клетка, и даже наконец, ноги, решившие, что им стоит идти сразу вдвоем. Когда я наконец высвободился из решётки сил не осталось уже ни на что.

А на свободе жил своей жизнью город. Не какая-нибудь деревушка, по нелепой случайности стародавней эпохи так названная, а настоящий, с многоэтажными домами до самого горизонта, с узкими улицами и крохотными дворами. Со шпилями башен тут и там, каменными мостовыми и шатрами торговых палаток, делающих их еще уже чем задумано архитекторами. Криками торговцев и домочадцев, доносившимся даже досюда, ржанием лошадей, и топотом копыт, подков, и лязгом обводов телег.

Здание, из бойницы которого мы выбрались, а точнее в бойнице которого по-прежнему сидим, навалившись спиной на решётку и уцепившись всеми доступными частями тела за нагретый солнцем камень, не стоит где-то на отшибе или изолированном месте. Просто еще одно круглое строение, с толстыми стенами и окнами на уровне второго этажа. Ничего необычного — пара примыкающих строений, подъезд вдоль стен, деревянный крытый помост к одной из бойниц, да различные хоз постройки в округе. Ничего необычного, кроме беснующейся внизу единой живой массы человеческих тел.

— Свен, я искренне надеюсь, что тебя там нет… — прохрипел я, глядя вниз — Друг, брат, только бы ты был жив…