Чужак в чужой стране

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ГОД — 1962-й [1]

В реальном мире, как обычно, воевали и мирились, совершали открытия в науке и создавали произведения искусства. Уходили в мир иной великие люди, и на смену рождались те, кого прославят будущие десятилетия.

Самой драматичной неделей года были, без сомнения, те семь дней, когда мир в буквальном смысле слова балансировал на грани пропасти. Никогда еще в истории две сверхдержавы не оказывались так близко от роковой «атомной» кнопки, как в дни «кубинского кризиса». К счастью, в ту же самую неделю лидеры этих сверхдержав впервые поняли и меру собственной ответственности. Прямой обмен мнений между Хрущевым и Кеннеди по «горячей линии», предотвративший взрыв, знаменовал собою нечто большее, нежели спонтанную телефонную «встречу в верхах»…

Собственно, перипетии «кубинского кризиса», не сходившие с первых полос газет всего мира (кроме, разумеется, одной из непосредственных участниц и движущих сил конфликта; увы, мы-то узнали, что пережил мир в ту тревожную неделю, гораздо позже), затмили собой все остальные политические события.

В результате многолетней национально-освободительной войны Алжир наконец добился независимости. Это не всем понравилось в бывшей метрополии, во Франции, где эхом проигранной алжирской войны прозвучал неудавшийся заговор оасовцев, пытавшихся убить президента Де-Голля. После провала заговора из страны вынужден был бежать бывший французский премьер Жорж Бидо, до того успевший примкнуть к путчистам.

В Южной Африке негритянский лидер, будущий лауреат Нобелевской премии мира Нельсон Мандела был арестован и приговорен к пяти (пока) годам тюрьмы.

А в Израиле завершился судебный процесс над Адольфом Эйхманом, который чуть позже был повешен в Иерусалиме.

Как обычно, богат новостями оказался год для литературы и искусства.

Нобелевская премия по литературе вручена американскому прозаику Джону Стейнбеку. А два его менее известных соотечественника — Кэтрин Энн Портер и Кен Кизи — выпустили по роману («Корабль дураков» и «Над кукушкиным гнездом», соответственно), дополнительную славу которым принесут блестящие экранизации. Еще не превратившийся в современного классика японской литературы Кобо Абэ привлек внимание критиков романом «Женщина в песках». И еще две заметные книги вышли из-под пера латиноамериканских авторов — мексиканца Карлоса Фуэнтеса («Смерть Артемио Круса») и не покидавшего Париж аргентинца Хулио Кортасара (сборник «История о хронопах и фамах»).

На театральных подмостках с успехом прошли премьеры пьес Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?» (которая также своей славой в Америке обязана прежде всего экранизации — с участием Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона) и Фридриха Дюрренматта «Физики».

Не обошелся год без потерь. Умерли два великих писателя XX века — Уильям Фолкнер и Герман Гессе, а также английский прозаик Ричард Олдингтон и один из ведущих поэтов-реформаторов США Эдвард Каммингс. Во Франции скончался философ и литературовед Гастон Башлар, автор концепции «нового научного разума», под влиянием которой образовалась «новая критика».

В мире кино особенных сенсаций не произошло, если не считать новой ленты Франсуа Трюффо «Жюль и Джим» и скандального фильма его соотечественника Жюльена Дювивье «Дьявол и десять заповедей». Зато печальной новостью прозвучало известие о кончине легенды американского кино Мэрилин Монро; умер также выдающийся английский актер Чарлз Лоутон…

Для церемонии открытия нового кафедрального собора в английском городе Ковентри, почти полностью разрушенном немецкой авиацией во время второй мировой войны, знаменитый английский композитор Бенджамен Бриттен закончил «Военный реквием». А в лондонском «Ковент-Гардене» покинувший СССР Рудольф Нуриев дебютировал с Марго Фонтейн в «Жизели». И умер выдающийся немецкий дирижер Бруно Вальтер.

Американский художник-модернист Рой Лихтенштейн произвел сенсацию своими гигантскими «картинами-комиксами». Посмертно завершены два проекта американского архитектора Эро Сааринена: аэровокзалы Международных аэропортов имени Кеннеди в Нью-Йорке и имени Даллеса в Вашингтоне.

И по-прежнему научную фантастику творили ученые.

Продолжался штурм космоса. Пока еще каждый новый старт космонавтов вызывал сенсацию — и не было в те годы запусков без рекордов… После Гагарина и Титова впервые в мире совершен групповой космический полет двух кораблей «Восток», пилотируемых Андрианом Николаевым и Павлом Поповичем. В ноябре советская автоматическая станция «Марс-1» стартовала в направлении Красной планеты, а американская «Маринер-2» впервые осуществила полет вблизи поверхности Венеры. И с помощью спутника связи «Телстар» стали наконец возможны прямые телевизионные трансляции через океан.

Нобелевская премия по физике присуждена советскому ученому Льву Ландау; кроме него сразу четверо английских биохимиков и генетиков были удостоены этой высокой награды: Макс Перуц (по национальности австриец) и Джон Кендрю — за исследования структуры белка, а также Джеймс Уотсон с Фрэнсисом Криком и Морис Уилкинс — за их эпохальную расшифровку структуры ДНК. В тот же год умер великий физик Нильс Бор и швейцарец Огюст Пиккар, прославившийся исследованиями стратосферы и океанских глубин.

Америке хватало своих новостей.

Из самых значительных выделялись две, хотя и «разнокалиберные». Военный летчик Джон Гленн стал первым национальным астронавтом, осуществив орбитальный полет в капсуле «Меркьюри». И первый чернокожий студент переступил порог Университета штата Миссисипи, в тех местах событие сравнимое с выходом человека в космос.

А на другом конце света была торжественно провозглашена программа построения коммунизма. Для начала переименовали Пик Сталина на Памире — в Пик Коммунизма… В июле в Москве собрались Всемирный конгресс за всеобщее разоружение и мир и VIII Международный противораковый конгресс. Произвел первый полет новый авиалайнер Ил-62, а атомная подводная лодка «Ленинский комсомол» совершила поход к Северному полюсу.

Литературным событием года стала, вне всякого сомнения, публикация в «Новом мире» повести никому не известного Александра Солженицына — «Один день Ивана Денисовича». Из других произведений можно отметить «Третью ракету» Василя Быкова и «Иду на грозу» Даниила Гранина. Вышел первый поэтический сборник Арсения Тарковского «Перед снегом»; а его сын Андрей дебютировал в кино фильмом «Иваново детство», ставшим сенсацией очередного Каннского фестиваля…

Для советской научной фантастики то был отличный год.

Эта литература наконец вырвалась на «оперативный простор», окончательно порвав с путами «ближнего прицела». Год был отмечен такими книгами, как «Странник и время» Геннадия Гора, «Глеги» и «Поединок с собой» Ариадны Громовой, «Пленники астероида» Георгия Гуревича, «Мир, в котором я исчез» Анатолия Днепрова, «Я иду встречать брата!» Владислава Крапивина, «Суд над танталусом» Виктора Сапарина, «Тайна Гремящей расщелины» Александра Шалимова. И начал выходить в издательстве «Молодая гвардия» ежегодник «Фантастика».

В тот год отряд советских писателей-фантастов пополнился новыми именами. В фантастике дебютировали Глеб Анфилов, Илья Варшавский, Владимир Григорьев, Владимир Михайлов, Роман Подольный и Ромэн Яров. А братья Стругацкие неожиданно даже для своих поклонников разродились сразу тремя великолепными по тем временам книгами — повестями «Попытка к бегству» и «Стажеры», не говоря уже о сборнике новелл «Полдень. XXII век», второй после «Туманности Андромеды» масштабной утопии в советской фантастике. В пространство-время «Полдня» теперь уже признанные лидеры этой литературы с пользой для себя вернутся еще не раз…

Автор этих строк тогда же впервые прочитал Стругацких, хотя к тому времени уже поглощал фантастику всю и пока без разбору. И он еще не стал Владимиром Гаковым.

Но вернемся в Америку. Все эти волнующие мировые события, о которых шла речь, мало затрагивали мир фантастический. В нем своим чередом перемежались радости и невзгоды, яркие сенсации и повседневная рутина, в которой последующие историки, конечно, ухитрятся различить «исторические вехи».

В Англии поднималась «Новая Волна», а в американской фантастике литературные эксперименты и откровенный эпатаж были еще в диковинку. В тот год увидели свет многие прекрасные книги авторов-англичан: «Заводной апельсин» Энтони Берджесса (впрочем, до блистательной экранизации Стэнли Кубрика роман оставался почти незамеченным), «Остров» Олдоса Хаксли (сама утопия оказалась на редкость скучной, но то был последний роман патриарха современной антиутопии, книги которого уже включались в обязательные университетские курсы английской литературы), «Ветер ниоткуда» и «Затонувший мир» Джеймса Грэма Балларда. И американцев — «Двенадцатая заповедь» Лестера Дель Рея, политический бестселлер «Семь дней в мае» Флетчера Нибела и Чарлза Бэйли, «Пушистик» Бима Пайпера, «Все ловушки Земли» и «Почти как люди» Клиффорда Саймака, «Космический госпиталь» Джеймса Уайта, одна из лучших книг Рэя Брэдбери — роман «Чувствую, что Зло грядет». И в журналах пошли с продолжением романы «Жизнь, отданная звездам» Джеймса Блиша, «Космический викинг» Бима Пайпера, «Подкэйн-марсианка» Роберта Хайнлайна.

И были опубликованы многие отличные рассказы и повести «урожая 1962 года»: «Сад Времени» и «Тринадцать к Центавру» Джеймса Балларда, «Улицы Ашкелона» («Смертные муки пришельца») Гарри Гаррисона, «Апрель в Париже» Урсулы Ле Гуин (это был ее дебют!), «Человек, который дружил с электричеством» Фрица Лейбера. (Но читатели выше всех оценили — это выяснится спустя год — другие произведения.)

К Братству приобщились дебютанты — Терри Карр, Сэмюэл Дилэни (начавший сразу с романа), Томас Диш, Джозеф Грин, уже названная Урсула Ле Гуин, Роджер Зелазни [2]. И в тот же год умер один из основоположников американской фантастики, активно творивший в начале века: Фиц-Джеймс О’Брайен.

В тот год фэны опять — в третий раз! — выбрали местом встречи Чикаго, куда съехалось аж 930 человек. Конвенция расположилась в отеле «Пик-Конгресс» и получила имя «Чикон-III», а Гостем Почета пригласили уже прославившегося писателя Теодора Старджона. Среди обычной на таких сборищах публики выделялись разве что официальные гости из НАСА — веление времени!

А лауреатами «Хьюго» были названы:

Роберт Хайнлайн «Чужак в чужой стране» (роман); Брайн Олдисс «Теплица» (цикл рассказов); снова эпизоды из телесериала «Сумеречная зона» (драматическое представление); «Аналог» (профессиональный журнал); Эд Эмшуиллер (художник); «Уорхун» (фэнзин). И неожиданно обильно были присуждены сразу три специальные премии: Циле Голдсмит — редактору журналов «Эмейзинг» и «Фантастик», Дональду Таку — за «Справочник по фэнтези и научной фантастике» и, наконец, Фрицу Лейберу и корпорации «Хоффман Электрик» — за использование научно-фантастической символики и НФ-образности в… рекламе!

Да, автор на сей раз один, но какой! Роберт Хайнлайн… И если само произнесение этого имени не вызовет у нашего читателя благоговейного трепета, то причин я могу назвать, как минимум, две.

Во-первых, творчество мастера — безусловного лидера читательской популярности в Америке (как к этому творчеству и особенно к взглядам автора ни относись) — пока на русском языке представлено до обидного отрывочно и скудно. И второе. Не случайно критика метко прозвала его «самым американским из американских фантастов»: в книгах и рассказах Хайнлайна, как в зеркале, отражается фантастика этой страны — со всеми ее очевидными достоинствами и недостатками.

Некоторые биографические сведения о Хайнлайне мне придется повторить (с 1957 по 1967 годы писатель завоевал четыре премии «Хьюго» и, следовательно, четырежды будет представлен в томах серии) — с расчетом на тех читателей, которым в руки попадет только этот выпуск «Лауреатов «Хьюго».

В биографии Роберта Энсона Хайнлайна (1907–1988) тесно переплетаются две линии, каждая из которых богато отражена в его творчестве: научная (правильнее было бы сказать «технократическая») и военная.

Он окончил университет штата Миссури и Военно-морскую академию США в Аннаполисе. Служил морским офицером, выйдя в отставку по состоянию здоровья в 1934 году, работал инженером-физиком в «почтовом ящике» морской авиации во время войны и инженером же на «гражданке» — после нее.

В 1939 году, в компании двух десятков таких же подающих надежды «птенцов», Хайнлайн-писатель был замечен Джоном Кэмпбеллом. Вероятно, это было одно из самых ярких открытий знаменитого редактора журнала «Эстаундинг сайнс фикшн»…

И в фантастике талантливого новичка все время неразрывно следовали рука об руку Ученый, Инженер — и Солдат. Пафос научного открытия (немало их, кстати, сделал — в литературе — сам Хайнлайн) постоянно подчеркивался призывной мелодией армейского горна. Всю свою жизнь писатель оставался непреклонным и убежденным защитником американских свобод (среди которых, пожалуй, первая — свобода индивидуума плевать на власть), и в то же время не было в американской фантастике более искреннего певца военной романтики, защитника идеи, суть которой короче всего выражается сержантским окриком: «Стр-рой! Шагом… а-ррш!» Автор самого, вероятно, свободолюбивого романа в американской фантастике, «библии хиппи и гуманитариев-либералов» — он в то же время «прославился» и произведением самым милитаристским (с первым вы познакомитесь сейчас, а со вторым — в соответствующем томе серии).

Парадокс? Может быть, как раз наоборот, — все естественно в этом симбиозе крайнего анархизма и индивидуализма (нашедших в Америке специфическую «крышу» в виде движения либертарианцев) и ностальгии по сильной руке и соблазнительной простоте казарменных отношений. Собственно, последнее-то и нам сегодня хорошо знакомо: тоска по «настоящему мужчине», не болтающем, не думающем, а выполняющем приказы…

Впрочем, начал свою карьеру Роберт Хайнлайн с произведений, если можно так выразиться, самой «кондовой» научной фантастики.

И первым делом явил миру недюжинные способности организатора научно-фантастического материала. С самого начала он приступил к тому, чем обычно занимаются ближе к пику литературной карьеры, — выстроил и подробно расписал свою Историю Будущего, в хронологических рамках которой отныне развертывается действие большинства его произведений.

Дебют Хайнлайна — рассказ «Линия жизни» появился в журнале Кэмпбелла в 1939 году, а два года спустя там же опубликована впечатляющая программа молодого писателя, его схематическая История Будущего, иллюстрациями к которой станут конкретные рассказы. Уже к тому времени опубликованные — «Реквием», «Дороги должны виться», «Взрыв всегда возможен» и короткая повесть «…Если это будет продолжаться»— и целые сборники и романы: «Человек, продавший Луну» (1950), «Зеленые холмы Земли» (1951), «Восстание в 2100 году» (1953), «Дети Мафусаила» (1958), «Пасынки неба» (1964)… Заключительной кодой к хайнлайновской Истории Будущего стал толстенный роман 1973 года «Хватит времени на любовь, или Жизни Лазаруса Лонга», в коем хватает и экспериментальной литературной техники, и разрушенных «табу», — но зато безвозвратно потеряны свежесть восприятия и сюжетная изобретательность, присущие «раннему» Хайнлайну.

Впрочем, я забегаю вперед… Пока же, на протяжении первых двух десятилетий писательской деятельности молодой автор пробует себя на разных направлениях и практически на всех добивается успеха! (Вообще, критикуя — и, на мой взгляд, справедливо — его политические вкусы и пристрастия, объективности ради следует отдать должное хайнлайновской фантазии, логике и убедительности, его экономной литературной технике, умению держать сюжет и прочим качествам, без которых на рынке американской фантастики делать нечего.) Трудно обнаружить тематическое или проблемное «поле» этой литературы, где бы Хайнлайн — как правило, обогнав на полкорпуса коллег, — не сказал своего решающего слова.

Взять хотя бы донельзя политизированный, в духе послевоенной «красной паранойи» роман «День послезавтра» («Шестая колонна», 1949), в котором на территорию США вторгаются «азиатские орды». Или строгую научную фантастику на тему генной инженерии (роман «За горизонтом», 1948) или сервомеханизмов — аппаратов, управляемых на расстоянии, предтеч современных «дистанционников» для телевизоров («Уолдо и магия», 1950). Классическое вторжение инопланетян («Кукловоды», 1951) или же не менее традиционное путешествие во времени («Дверь в лето», 1957). Наконец, своим во всех отношениях пионерским романом «Ракетоплан «Галилей» (1947) Хайнлайн создал целый новый поджанр этой литературы: научную фантастику для подростков. За первой книгой последовали еще одиннадцать, причем некоторые романы из этой серии — «Звездолетчик Джонс», «Звездная тварь» и «Гражданин Галактики» — критики (и многие взрослые читатели!) оценивают как вообще лучшее из всего творчества писателя.

Среди книг «раннего» Хайнлайна не была названа еще одна, которая точно относится к его удачам. Она принесла автору первую в его жизни премию «Хьюго» и признание той категории читателей, которые вообще-то относились к фантастике с подозрением, полагая — впрочем, не без основания, — что это, в первую очередь, литература о машинах, о роботах и звездолетах, а не о людях. Вот таких скептиков Роберту Хайнлайну удалось эффектно переубедить романом «Звезда-двойник», с которым вы уже познакомились в одном из томов серии.

Про эту книгу не скажешь, что она «не о людях». Точнее, роман рассказывает об одном человеке: актере, что само по себе нетрадиционно (ведь не «крутой» звездолетчик, не робото-психолог и не путешественник во времени!). Об актере, которому волею судеб пришлось сыграть свою главную роль в жизни.

И еще это роман о политике, но опять же — в ее человеческом измерении. Рассказ о том, что политика делает с людьми и насколько они сами в состоянии оказывать на нее влияние…

Я позволил себе чуть более пространно остановиться на том раннем романе Роберта Хайнлайна по одной-единственной причине: книга, которую вы сейчас прочтете — а это вообще первый перевод на русский язык, — также о людях. И о политике.

А кроме того — о религии, Контакте, духовных исканиях, проблеме поколений, эротике, каннибализме, семейных институтах, телепатии, границах познания, юриспруденции, марсианах, бюрократах, сверхчеловеках, космонавтах, медсестрах, обывателях, циркачах, гуру… и, конечно, об Америке, Америке, Америке! По насыщенности «всем чем угодно» это, несомненно, одно из крупнейших произведений Хайнлайна — и весомый камень в основании американской фантастики начала 60-х годов.

Чтобы последнее не звучало голословно, сообщу лишь одну существенную деталь. «Чужак в чужой стране» стал первым научно-фантастическим произведением, занявшим первую строку в списке бестселлеров, который каждое воскресенье печатается в приложении к газете «Нью-Йорк Таймс».

Не буду лишать удовольствия читателей и ограничусь лишь несколькими «пометками на полях», которые, как мне представляется, помогут при чтении.

И начать следует, конечно, с самой интригующей линии в романе — «религиозно-сексуальной».

Назвал я ее так условно, но в самом этом соединении, казалось бы, несоединимого — ни грана иронии, тем паче кощунства. Новая религия, которую герой романа, воспитанный таинственными марсианами «космический Маугли», принес на Землю, вся построена на любви (и не платонически-христианской, а очень даже живой, некоей смеси древнего гедонизма и «миротворческого» секса хиппи). Однако и сама любовь поднята на уровень почти религиозного таинства.

Секс в романе доминирует. Может быть, это действительно первый значительный научно-фантастический роман о сексе. Но, как предостерегал в предисловии к своей «Лолите» Набоков, тех, кто немедленно ринется перелистывать страницы романа в поисках «клубнички», ждет жестокое разочарование. Роман — не об этом…

Дело даже не в том, что по части откровенности наше время далеко ушло от «раннехипповой» Америки (а уж если говорить о постперестроечной России, то вопиюще далеко даже в сравнении с Америкой сегодняшней!). И то, что шокировало массового читателя три десятилетия тому, сегодня вряд ли заставит порозоветь щеки школьниц-старшеклассниц. Главная идея — вот что, а вовсе не пресловутые «сцены» — остается революционной и сегодня (особенно в нынешней, напуганной СПИДом и стремительно возвращающейся в пуританскую «моногамию» Америке!).

Идея эта, почерпнутая из многих источников, среди коих не последнее место занимает богатая восточная эротическая традиция, заключается в смене акцентов. Любовь — какой бы смысл в это слово ни вкладывали — для героя романа означает не владение (обладание), а разделение счастья и наслаждения с другими. Не с выбранным — и социальными институтами современного мира закрепленным почти пожизненно — одним, а со всеми сразу. Вместо патриархальной семьи — коллективные гнезда, вместо подавленного ощущения греховности, стыда и комплексов — радость, открытость, естественность желаний.

Это не «коммунарская» любовь, когда все опять-таки принадлежат всем. Своеобразная философия героя романа Майкла Валентина Смита строится на ином принципе: каждый добровольно, по внутреннему позыву предлагает разделить счастье с каждым. И как гроканье (что это такое, вы, надеюсь, поймете… грокнете в процессе чтения!) фактически объединяет всех мыслящих существ в «братство разума», так и описанные в романе ритуалы «разделения воды» объединяют обитателей гнезд в единую Семью (которая предполагает и «единую плоть»).

Впрочем, разделять фазы этого Великого Объединения на «духовное» и «телесное» — значит мыслить еще очень по-человечески, по-современному. Для героя, взращенного древней марсианской цивилизацией, все изначально едино и неделимо…

Вот такая любовь.

Конечно, при желании можно увидеть (и увидели!) в романе проповедь вселенского свального греха — в качестве альтернативы «моральной» моногамной любви, принятой за нравственный эталон христианской цивилизацией. Но было б, как говорится, желание опошлить — а за святыми (и оттого обязательно чуточку наивными) идеями дело не станет. И весьма популярные, несмотря на их вздорность и откровенную сфабрикованность, «обвинения» Хайнлайну, что он-де прямо подтолкнул к чудовищному ритуальному убийству знаменитого Чарлза Мэнсона, верны в той же мере, что и похожие обвинения в адрес автора «Графа Монте-Кристо» (пропагандировал же, как пить дать, наркотики!).

Стоит задуматься, почему аморализм, извращения и сексуальное насилие так же часто, если не в большей степени, произрастают на обильно удобренной христианскими нравоучениями почве, что и на «дикой» целине язычества. Ведь не где-нибудь, а именно в западной цивилизации возникло уродливое (многие со мной не согласятся) явление феминизма — как естественная реакция на столь же уродливый имидж «мужественности», предполагающий ограничить женщину кухней и детской.

Между прочим, постоянно обвиняемый критиками (особенно критикессами) в «сексизме» и «мужском шовинизме», Хайнлайн во многих своих произведениях необычайно благородно, я бы даже сказал, уважительно-трепетно относится к слабому полу. Военно-морская выучка подсказывает ему, что «женщины и дети — первые», и он постоянно демонстрирует джентльменскую заботу о тех, кто не может себя сам защитить.

И если будущие читательницы самого «сексуально-распущенного» хайнлайновского романа смогут взглянуть на него без предубеждения и злобы на «мужиков-козлов», вряд ли в адрес автора и его героя прозвучат стандартные обвинения в агрессивности, безответственности, невнимании, стремлении сломать и подавить, эгоизме. Словом, стандартный набор, которым награждают представителей сильного пола воинствующие феминистки (и не без оснований…). Хотя ведь и Майкл Валентин Смит — мужчина не обычный. Бог, одним словом…

Впрочем, это точка зрения автора предисловия. Писатель же сознательно провоцирует читателя, вызывая споры, а порой и резкие возражения.

Что бесспорно, так это удивительное для «низкого жанра» множество живых персонажей, образов во плоти и крови, а не манекенов, излагающих авторские идеи. И самая яркая звезда среди них — земной наставник марсианского «Маугли». Калифорнийский адвокат, жуир, циник и резонер, а в «свободное время» и немножко писатель — Джубал Хэршо.

Одна подсказка будущим читателям: устами этого отъявленного индивидуалиста и в то же время законника до мозга костей, «готового бороться с целым государством, имея в кармане один перочинный ножик», скорее всего говорит сам автор…

Хэршо достаточно умен и критичен по отношению ко всему на свете, включая себя, чтобы серьезно претендовать на роль учителя — ведь его «ученик» интеллектуально и физически превосходит кого бы то ни было из живущих на Земле (благодаря своим первым марсианским «университетам»). В одном Хэршо мог оказаться полезен «божественному младенцу» — обучить того, как с большей пользой применить свои уникальные способности в Америке. В Америке же, особенно в Калифорнии начала 60-х (это не время действия романа, а время, когда писалась и впервые читалась книга Хайнлайна) нет ничего более выгодного для прирожденного чудотворца, как основать новый религиозный культ.

Вообще подобной литературе критиками давно был «присвоен» термин «Bildungsroman» (в переводе с немецкого означает «обучающий роман»). Традиция эта давняя, идущая от просветительской литературы XVIII века и — хотя немногие это признают — пронизывающая всю научную фантастику. Последняя ведь всегда претендовала на роль учителя, наставника, поводыря, а Хайнлайн это ее стремление просто декларативно высветил.

В романе все и всех поучают и просвещают. Кого-то это может раздражать (меня, во всяком случае: всякий раз, когда герой научно-фантастического произведения «встает в позу» и начинает вещать, хочется зашвырнуть книгу подальше…), но Хайнлайн смело идет на риск. И — выигрывает! Может быть, ему помогает юмор, самоирония, чувство дистанции. Писатель словно бы улыбается, поглядывая на читающего: не принимай, дескать, слишком серьезно все, что я тут навыдумывал…

Кто не согласен, пусть обратит особое внимание на короткое авторское предуведомление к книге — насчет того, что «все персонажи, места действия…» и т. д. А по прочтении романа — неплохо задуматься, не напоминает ли трагический финал некие священные книги [3]. Не думаю, что серьезный религиозный проповедник-мессия позволил бы себе шутить на такие темы!

Однако я уже вторгаюсь в сюжет, хотя обещал этого не делать. Книга — перед вами.

Я же пожелаю вам приятного чтения «лучшего за 1962 год»!

Вл. ГАКОВ