Чужак

39

Выживание — нелегкое искусство. Оно не сводится лишь к тому, чтобы не дать событиям засосать тебя: не менее важно уметь нормально функционировать. Микаэла овладела этим искусством, о чем свидетельствовало и то, как умело она взяла под контроль свои растрепанные чувства.

— Давай посмотрим, что все-таки происходит в главном бункере.

— А как ты разберешься в этом? — спросил я, имея в виду появившийся на экране список из примерно трехсот объектов наподобие, возможно, того, в котором — то ли в качестве гостей, то ли в качестве пленников — находились мы.

— Легко. Здесь все пронумеровано, даже кресла. Наверное, для того, чтобы облегчить инвентаризацию.

— Спасибо бюрократии.

Она ввела код.

— Есть.

— Нам нужны только внутренние камеры.

— Начали. — Микаэла подвела курсор наугад к одному из значков. На большом экране тут же появился вид какого-то мрачного бетонного коридора, который мог вести куда угодно.

— Следующий. — Стрелка опустилась ниже.

— Ага, вот и камера пыток, — сказал я, увидев комнату, где мы проходили процедуру дезинфекции.

— Значит, мы не ошиблись: Феникс действительно наблюдал за нами.

— Чертов извращенец, наверное, пускал слюни, глядя, как мы раздеваемся и дрожим под этим проклятым дезинфектом. Знаешь, я начинаю сомневаться в моральных качествах нашего гостеприимного хозяина.

— Я тоже. — Она переключилась на следующую камеру. Перед нами возникла кухня, та самая, в которой мы готовили попкорн.

— Можешь дать звук?

— Попробую… да. — Она показала на появившуюся на экране зеленую полосу.

— Включи на полную. — Я смотрел на экран, размеренно ронявший в раковину жемчужные капельки воды. Микаэла добавила звуку. И тут же комнату наполнил звон, словно стальной шарик упал на дно металлического тазика. — Как видишь, старина Феникс мог не только подглядывать, но и подслушивать. Интересно, не наблюдал ли он за нами, когда мы принимали душ.

— Сейчас это не самая большая проблема. Посмотри лучше сюда.

Микаэла перешла на другую камеру. Комната на экране точь-в-точь походила на ту, в которой находились мы.

— Должно быть, это командный центр в главном бункере. Видишь те красные огоньки?

— Сигнализация?

— Наверное. — Она покачала головой. — Компьютер в бункере пытается предупредить, что кто-то подключился к нему отсюда.

— Но где же все?

— Посмотрим… подожди. Эй, кажется это кухня! Ну и грязища!

Кухня главного бункера, находившегося от нас на расстоянии примерно пятидесяти ярдов, отличалась от нашей лишь тем, что была раза в два больше. На столе валялись упаковки от продуктовых пакетов, в пластиковых контейнерах засыхал томатный соус с приклеившимися к нему зернышками риса. В углу громоздилась куча использованных одноразовых стаканчиков.

Микаэла наморщила нос.

— Образцовыми хозяевами их не назовешь, верно?

— Может быть, просидев под замком несколько месяцев, начинаешь не обращать внимания на такие мелочи. Постой. Там, на столе, какие-то предметы, похожие на пластиковые ложки. Можешь их увеличить? Хочу разобраться, что это такое.

— Минутку. Мне придется вернуться к меню. Ага, вот оно. Сейчас дам стопроцентное увеличение.

Я отчетливо видел то, что принял за ложки.

— Да, ребята, похоже, не очень-то полагаются на кофеин. Сколько там шприцев?

— Черт, не меньше дюжины. Даже кровь на иголках видна. Надеюсь, они еще не обзавелись вредной привычкой колоться чужим шприцем.

— Что ж, покайфовать здесь любят. Наверное, ради этого и обчистили больничную палату. Посмотри, сколько упаковок от демерола.

— Но мы еще никого не видели.

— Отсыпаются после вечеринки.

— Бдительности им не занимать.

Микаэла торопливо проверила остальные камеры. Сцены на большом экране сменяли друг друга: ванные, коридоры, кладовые, больничная палата (с пустыми полками).

— А теперь улы-ы-бо-о-чку! — пропела Микаэла, кивая на экран. Мы увидели самих себя, но задерживаться не стали. Следующей была комната отдыха, которую Феникс демонстрировал раньше, та, где люди читали, разговаривали, играли в поло. Я бы не удивился, увидев на диванах пару одурманенных наркотиками приятелей нашего милого куратора.

Черт… давненько здесь никто не занимался уборкой.

Действительно, просторное помещение хранило несвежие следы разудалой оргии. На полу пустые бутылки из-под вина. На кофейном столике несколько шприцев и немытые чашки. На стенах… со стороны это выглядело так, словно кто-то бросил пригоршню дерьма, а потом размазал его большими кругами.

Я покачал головой.

— Он снова нас одурачил. Здесь не было никого, по крайней мере, часов десять.

— Думаю, показал нам какие-нибудь архивные записи, может быть, годичной давности.

— Но зачем? Какой смысл? Что ему от этого?

— Возможно, никакого смысла и нет. Парень накачал себя дурью и решил повеселиться.

— Считаешь, он под кайфом?

— Не удивлюсь, если вообще спятил. — Она вздохнула. — Грег, у меня такое чувство, что никакой команды в том бункере вообще нет.

— Значит, Феникс там один.

— И не исключено, что очень давно. А в одиночестве так хочется чем-то подсластить жизнь. Черт, парень, возможно, впервые заполучил хоть какую-то компанию. Может быть, он уже забыл, когда в последний раз вылезал из этого каменного мешка.

— Господи. — Во мне шевельнулось неясное беспокойство. — Тогда нам надо первым делом выбираться отсюда. Кто знает, в какие игры ему захочется поиграть.

— Выбираться? Но как? — Микаэла огляделась. — Нас окружают бетонные стены в три фута толщиной и стальные двери без ручек.

— Должен быть какой-то другой выход.

— Черт.

— В чем дело?

— Похоже, мы все-таки кого-то разбудили.

Трудно сказать, откуда появилась эта фигура. Может быть, человек спал в кресле, не попадавшем в поле зрения камеры. Так или иначе, теперь он (или она) стоял перед объективом.

— Боже всемогущий… — кажется, это все же был мужчина — с огромной гривой черных завитых волос, с раскрашенным чем-то белым лицом. С глазами, густо подведенными черной тушью. Мне он напомнил киношного египетского фараона, ожившего благодаря вмешательству неких магических сил. Взгляд у него был остекленелый и при этой слегка удивленный, как у человека, разбуженного непривычным шумом.

Микаэла кивнула в сторону экрана.

— Если это Феникс, то ему не понадобится много времени, чтобы узнать, где мы.

Фигура исчезла из виду, и я сказал:

— Постарайся вернуться к камере в главном операторской. Он пошел туда.

— Что будем делать?

— Попробуем поговорить.

— Судя по всему, наш друг не в самом лучшем настроении.

— Может быть, он прислушается к доводам рассудка.

— Вот именно, может быть. По-моему, ему сейчас… Есть! — Она ударила по клавише, и мы снова увидели комнату, похожую на нашу, с компьютерами, мониторами и большим экраном на всю стену. — Вот он.

Высокий, неуклюжий человек медвежьего телосложения с лицом египетского фараона и копной непокорных черных волос ввалился в операторскую. Пару секунд он стоял, переводя взгляд с монитора на монитор, потом потер затылок: что же здесь, черт возьми, происходит?

Микаэла добавила звук, и мы услышали резкий повторяющийся звук.

Раскрашенный красавчик потряс головой, очевидно, в попытке рассеять наркотический туман. Потом вдруг замер.

— Момент истины, — пробормотала Микаэла.

Человек в операторской повернулся и поглядел на укрепленную на стене камеру. Белое лицо, напоминающее череп с провалившимися черными глазницами, заполнило собой экран. Выражение сонной растерянности слетело, как сметенный порывом ветра слой песка, обнажив маску ярости.

Тяжелый кулак обрушился на монитор компьютера. Из динамиков вырвался звериный рев.

Пальцы пробежали по клавишам, набирая нужный код. В следующий момент экран за его спиной вспыхнул, и на нем появились мы с Микаэлой.

Когда он заорал, я сразу понял, что это Феникс. Только мягкие, вкрадчивые нотки исчезли: на нас обрушилась дикая, неукротимая злость.

— Вам же сказали не входить в запертые комнаты! Вы нарушили правила! — Он смотрел прямо в камеру, и огромные черные глаза злобно таращились на нас с экрана.

— Знаете, какое наказание предусмотрено за умышленное уничтожение государственной собственности? В условиях чрезвычайного положения…

— Феникс!..

— Если вы сейчас же не вернетесь в свои комнаты, я вызову охрану. Вас расстреляют, слышите? Поставят к стенке и…

— Феникс! — звонкий голос Микаэлы, как ножом, разрезал его причитания. — Никакой охраны здесь нет. Вы здесь одни, не так ли?

— Персонал сейчас спит. Но если вы незамедлительно не покинете комнату, я разбужу охрану. Представляю, как они будут недовольны. Они просто наколют вас на штыки. Вот что я вам скажу, ребята, вы уже мертвецы. Вы мертвецы, мать вашу! Дохлятина! Падаль! — Его голос сорвался на крик.

— Феникс! — Я тоже повысил голос. — В бункере никого нет, кроме вас. Никаких морских пехотинцев, никаких инженеров, никаких врачей.

— Откуда вы знаете? Что вы вообще знаете? — Он вдруг замолчал, словно ему в голову пришла некая малоприятная мысль. Точнее, совсем неприятная. На лице появилось встревоженное выражение.

— Вы что, влезли в компьютер?

— Мы нашли код и смогли подключиться к камерам в других бункерах.

— Черт!

— Нам известно, что вы показывали архивные записи. Нам известно, что шершни захватили остальные убежища.

— Ублюдки… какого черта вы суете свой нос…

— Феникс, мы знаем, что в живых не осталось никого, что все погибли. Нет ни правительства, ни центрального военного командования. Система управления уничтожена.

Он молча смотрел в камеру, и выражение ужаса постепенно растекалось по неестественно белому лицу.

— Признайтесь, Феникс, вы ведь здесь один, да?

Он задумчиво пожевал полную красную губу.

— Ну, хорошо. Я просто хотел, чтобы вы… чувствовали себя комфортнее… черт, ребята, я только хотел, чтобы все было нормально, да? Мы живем в дерьмовом мире. Кому плохо от того, что где-то людям хорошо?

— Что теперь?

— Теперь? — Он пожал плечами. — Если хотите, задержитесь, погостите еще несколько дней. Отдохните. Ешьте, развлекайтесь. Можете даже разгуливать голышом, я не возражаю.

— Не сомневаюсь, — шепнула Микаэла.

— И мое прежнее предложение тоже остается в силе: приведите в бункер своих друзей. Мы могли бы устроить вечеринку, а? Вы же все платили налоги, верно? Пусть теперь эти поганые доллары поработают на вас. Забудьте весь тот ужас. Здесь безопасно. Расслабьтесь, ребята, и…

— А как насчет наркотиков?

Феникс осекся, покачал головой.

— Вон оно что. Вы и там побывали, да? — Он огляделся, словно хотел убедиться, не пропало ли что-нибудь.

Я решил немного схитрить.

— Мы видели достаточно.

— Что вы видели? Вы подключились к камерам?

Я пожал плечами.

— Ну… — Он изобразил гримасу раскаяния, как бы говоря, что ж, ладно, вы меня раскрыли. — И что? Какие же вы сделали выводы?

— Выносить суждения не наше дело. Чем вы там занимаетесь — это ваше дело.

— Надо же чем-то занимать время, верно? — Феникс улыбнулся. Как мне показалось, облегченно. — Так что оставайтесь, но только не суйтесь больше в эти комнаты, ладно? Это мое единственное условие. А потом приведите сюда своих друзей. Мы действительно могли бы… — Он картинно пригладил волосы, продемонстрировав белую, паучью руку. — Могли бы неслабо оторваться, верно?

Микаэла ткнула меня локтем в бок и тихонько прошипела:

— По-моему, Феникс беспокоится не из-за наркотиков. Есть что-то другое, что он скрывает. — Она повернулась к камере. — Одному, должно быть, нелегко.

— О, я и в детстве много времени проводил один.

— Вот как?

— Да, сидел у себя в комнате и слушал музыку. Другие ребята всегда считали меня странным. — Феникс снова пригладил волосы и подался вперед, так что его лицо заполнило весь экран. — С чего бы это? — Он рассмеялся, как человек, получающий удовольствие от собственных шуток. — Да и что плохого, если кому-то хочется быть непохожим на остальное стадо?

— Ничего плохого.

— Знаете, была такая старая группа «Кинкс», и в одной песне у них были слова: «Я не такой, как все».

— Я ее слышал. Отличная вещь.

— Это как бы мой гимн, девиз моей жизни, если угодно.

— Индивидуальность — это прекрасно. — Микаэла дружелюбно улыбнулась. — И какую вечеринку вы бы устроили, если бы мы привели своих друзей?

— Да какую хотите. У меня есть кое-что, вколешь — и как будто летаешь по Млечному Пути. Или вот «колеса» — чувствуешь себя волком в брачный сезон. Просекли фишку?

— Да.

— От вас, ребята, требуется одно: держаться подальше от этой комнаты. Там всякое чувствительное оборудование. Сломать легко, а чинить некому.

— Какое вам дело до него, Феникс? Оно же время равно никому не нужно. Правительства нет, штрафовать некому.

— Знаю, ребята, вы, конечно, правы. Но понимаете, я вроде как чувствую себя ответственным за все, что здесь находится.

— Он что-то скрывает, — снова зашептала Микаэла. — Присматривай за ним. По-моему, у него что-то на уме.

Я посмотрел на экран. Феникс отступил к столу и, сев за компьютер, как бы невзначай положил руку на клавиатуру и принялся постукивать по клавишам одним пальцем.

— Он нас отключает! — воскликнула Микаэла.

— Феникс! Что вы делаете?

— Ничего, ребята, правда, ничего. Просто два работающих коммуникационных центра забирают много энергии. Приходится экономить. Не беспокойтесь, все в порядке. Возвращайтесь в гостиную, и мы еще поболтаем. Попробуйте…

— Нет, вы нас не отключите. — Микаэла подвинула к себе клавиатуру. — Что вы скрываете?

— Не твое дело! А теперь выметайтесь оттуда! — Феникс запаниковал и, отбросив маскировку, подался к компьютеру.

Они работали наперегонки. Пальцы Микаэлы летали по клавишам, набирая коды камер, и «картинки» на экране с нарастающей быстротой сменяли друг друга.

— Ему понадобится еще несколько секунд, — бросила она. — Он просто отключит вспомогательную систему.

— А мы не можем отключить его?

— Если бы знать как.

— Что ты делаешь?

— Стараюсь получить доступ к как можно большему числу камер, прежде чем он успеет отрезать нас. — Микаэла взглянула на экран. — Ты заметил? Когда разговор зашел о наркотиках, Феникс охотно поддержал тему. По крайней мере не стал запираться. Он утаивает что-то другое… ага, есть! Я подключилась к новым камерам. Смотри на экран.

Передо мной мелькали коридоры, лестницы, переходы, прачечные, кладовые, спальни, больничная палата с пустыми коробками. В какой-то момент я увидел Феникса. Он стучал по клавишам с яростью маньяка и ревел: «Убирайтесь! Вон! Вон! Вон!»

Потом появился плохо освещенный коридор. Микаэла набрала очередной код. На экране возникла комнате, словно залитая до самого потолка водой. Я с трудом различил контур закрытой двери, затем ванны.

— Ерунда какая-то. У тебя сбой. По-моему, одно изображение наложилось на другое.

— Это невозможно.

Я напряженно вглядывался в ванную, стараясь определить, чем она заполнена, туманом или дымом. Но что бы это ни было, оно имело розовый оттенок. И в этом тумане или дыму покачивались некие, словно подвешенные на невидимых веревках, предметы.

— Сейчас увеличу изображение, — сказала Микаэла.

Камера приблизила одну из подвешенных штуковин. Что-то темное, имеющее условно округлую форму заполнило экран. Оно было похоже на вызывающую чувство омерзения миниатюрную планету с отвратительными лохмотьями отростков и изуродованной буграми и наростами поверхностью.

Потом предмет, медленно вращаясь, поплыл вверх.

— О, Боже.

Крик Микаэлы застрял у меня в ушах. Я тоже подался назад, чувствуя, как перехватило горло, потому что там, на экране, покачивалось огромное, жутко деформированное лицо. Похожие на крысиные хвостики пряди волос колыхались в жидкости, поддерживавшей эту страшную голову.

Глаза открылись. Два громадных круглых глаза с какими-то липкими белками и крохотными злобными зрачками. Рот разверзся, явив хищную пасть акулы. И изо рта вырвался звук, бывший одновременно и стоном, и ревом, и предупреждением.

Так вот какую тайну скрывал Феникс.

— Бог мой, эта штука в бункере. — Я отступил от экрана, словно от него исходило дыхание прокаженного. — Это улей.