Чудо с ушами, или Успокоительное для дракона

Глава 12. Сыновья.

День десятый

– С удовольствием, – и мой дракон расстегнул ещё пару пуговиц так, что я легко смогла выскользнуть на его подставленную ладонь. – Знакомьтесь, выше величество, это мисс Лиор, довольно сильный, хотя и необученный бытовой маг и, по совместительству – временная гувернантка моего младшего сына. Хотя, учитывая то, что я наблюдал в эти два дня – насчёт временной я уже не уверен. Кимми, перед тобой его императорское величество, Сиандерин первый.

Я в растерянности хлопала глазами, пытаясь одновременно уложить в голове слова моего дракона о том, что моя работа гувернанткой Брандерона может стать постоянной, и сообразить, что я должна делать после представления меня самому императору. Как себя вести и что говорить в таком случае, я даже и не представляла, но будь я в своём обычном виде, хотя бы книксен сделала.

А как это сделать, будучи ящерицей, да ещё и лежащей пузом на ладони дракона? Хоть бы на стол меня посадил, что ли!

Всё это пронеслось у меня в голове за долю секунды, в итоге я склонила голову и сказала, что показалось правильным:

– Мне очень приятно, ваше величество.

Если ляпнула что-то не то – я не виновата! Лорду Корбеду отлично известно, где я выросла, мог бы и проинструктировать на случай чего-то подобного, а не молча пялиться в окно кареты почти час.

Но если я и нарушила какие-то правила этикета – а я точно это сделала! – мне об этом не сообщили. Император внимательно меня рассматривал, чуть склонив голову, никак не реагируя на мои слова, потом усмехнулся:

– Ты был прав – это на самом деле что-то невиданное. И очень странное, хотя и довольно милое. Говоришь, она действует на тебя успокаивающе?

– Верно. Сам не понимаю, как и почему, но успокаиваюсь почти мгновенно.

Это он погорячился, конечно. Там до «мгновенно» – меня гладить и гладить, я помню. Но, видимо, это в сравнение с тем, что было бы, не гладь меня дракон вообще и успокаивайся сам по себе.

– Ну-ка, дай сюда, – и ко мне протянулась императорская рука. – А то я сейчас, кажется, просто взорвусь.

Это что, меня и император гладить сейчас будет? Нет, я не хочу! Не надо!

Только кто бы меня слушал, даже заори я это вслух? Всё, на что я решилась, это слегка съёжиться и втянуть голову в… ну, пусть в плечи, которых у меня нет, когда меня вложили в протянутые руки императора. Хотя мне и показалось, что на какой-то миг рука лорда Корбеда замерла, словно ему тоже не хотелось меня отдавать – но в итоге я всё равно оказалась в чужих руках.

Совсем чужих! Они не были грубыми, спокойно, даже осторожно гладили меня, но расслабиться у меня всё равно не получилось. Я сидела на императорских коленях, вся напряжённая и съёжившаяся, и просто ждала, когда это закончится, уткнувшись взглядом в массивный шкаф с книгами, даже не пытаясь прочесть надписи на корешках. Просто покорно ждала, когда император успокоится и отпустит меня.

– А это что такое? – внезапно раздался в тишине взволнованный голос лорда Корбеда. – Сиандерин, ну-ка, дай сюда!

– Забирай. Всё равно никакого эффекта я не чувствую – до сих пор зол так, что готов связаться с академией и велеть всё же выпороть Кэмэнора, хотя и понимаю, что пользы от этого не будет, – голос императора звучал раздражённо, и он тут же сунул меня в руки моего дракона.

– А вот я сейчас догоню их и сам твоего паршивца выпорю, – голос герцога звучал сдавленно. – Если бы не способность Кимми игнорировать магию – она могла погибнуть! Как можно кидать огненными шарами в такое крохотное создание?

Я ничего не понимала – что случилось, почему он так взвился-то? И именно сейчас, спустя столько времени? Но тут почувствовала, что пальцы дракона обхватили мою левую заднюю лапку и осторожно её поворачивают. Оглянувшись, я поняла, что он внимательно рассматривает мою лапу, которую покрывала точно такая же чёрная копоть, как та, что оставалась на потолке, когда в него врезались посланные принцем огненные шары.

Причём, покрывала сверху, то есть, это не от того, что я испачкалась. Это значит, что…

– Ой, он в меня всё же попал, – воскликнула я, поняв, что же случилось. Я вовсе не такая ловкая и везучая, как мне казалось, просто в этом виде к магии невосприимчивая. И если бы не это… – Мне нельзя умирать! Мне ещё брата с сестрой поднимать! – в панике высказала я то, что первым пришло в голову.

– Дэр, успокойся, – голос императора звучал взволнованно.

– Прибью мерзавца, – сквозь зубы процедил лорд Корбед, и я увидела, что он едва сдерживается, чтобы не взорваться. Примерно так же он выглядел вчера вечером – покрасневшее лицо, стиснутые зубы, глаза горят огнём.

Не раздумывая ни секунды, я выдернула лапу из его пальцев и промчалась по драконьей руке к плечу, где прижалась щекой к его щеке и стала гладить его по лицу и голове, куда получалось.

– Тише, тише, спокойно, всё хорошо, я целая, ничего не случилось, тише, – бормотала я ему в ухо, чувствуя, как ладонь моего дракона привычно наглаживает мою спинку, почёсывает между лопатками и теребит уши. Приятно. Ничего общего с руками императора – те совсем чужие.

– Потрясающе! – теперь голос императора звучал восхищённо. – Ни за что бы не поверил, если бы своими глазами не увидел. Жаль, что на меня не подействовало, пойду, пожалуй, полетаю, пар выпущу. Потом договорим. Самое главное вроде обсудили, остальное терпит.

И, не прощаясь, император вышел из своего кабинета. А мы остались. Лорд Корбед ещё какое-то время гладил меня – а я его, – пока дыхание и цвет лица дракона не пришли в норму. У императора, кстати, цвет лица не менялся – то ли он себя контролировал лучше, то ли не настолько распсиховался, как лорд Корбед. Всё же заварю я своему дракону успокоительный сбор, а то работа у него нервная. Только травки нужные раздобыть надо.

Когда мы вышли из кабинета – собственно, вышел дракон, а я, всё так же в виде ящерицы, ехала у него на руках, с плеча слезла, когда ему полегчало, – лорд Корбед остановился возле стола Радрика и положил на него какой-то артефакт, видимо, тот, записывающий. Потом поднял со стола и повертел в руках книжицу с парочкой на обложке – влюблённый пастушок, стоя на одном колене и протягивая руки, видимо, объяснялся в любви смущённо отвернувшейся девушке, прижавшей одну ладонь к груди, а вторую ко лбу.

– Ты это читала?

– Ага.

– Дочитывать планируешь? – голос дракона звучал скептически.

– Ну-у-у… – задумалась я. – Она такая глупая. Но забавная.

Лорд Корбед молча сунул книгу в просторный карман камзола, так же молча кивнул синему – тот ответил гораздо более низким поклоном, при этом с любопытством на меня поглядывая, – и вышел из комнаты, а потом и из дворца. В карете он так же молча пристроил меня на коленях, задумчиво поглаживая.

– А можно, я уже нормальный вид приму? – спросила, когда стук мостовой под колёсами стих – мы выехали из города. – Вы вроде бы уже успокоились.

– Что? Извини, задумался, – и меня пересадили на сиденье. Или переставили. – Конечно, обращайся. И прости за то, что случилось. Такого я никак не ожидал. Знал, что Кэмэнор вспыльчив и избалован, но того, что он так себя поведёт – и предположить не мог. Хотя, если бы знал, что вы с ним столкнётесь… Даже и не знаю, как бы поступил, просто и в мыслях чего-то подобного не было.

Очень хотелось задать вопрос, очень, но… Промолчала, не решилась. Несколько минут спустя дракон нарушил молчание:

– Спрашивай, что хотела.

– А как вы?..

– Ты сопишь, бросаешь на меня вопросительные взгляды и губу жуёшь. Не нужно быть менталистом, чтобы догадаться, чего ты хочешь. Спрашивай.

Ну, раз уж сам разрешил…

– А почему принц Кэмэнор такой… – И как спросить? Псих? Ненормальный? Помешанный? – Возбудимый? – подобрала я всё же слово.

– Ты хотела сказать – агрессивный? – усмехнулся дракон. Я другие слова подобрала, но кивнула. – Сложное детство, избалованность, попустительство императора – чего уж тут скрывать. В общем, многое намешано, а результат получился… Хорошо хоть, сейчас Сиандерин спохватился. Кэмэнору всего шестнадцать, может быть, получится хоть что-то исправить.

– Сложное детство?

– Именно поэтому я так и разозлился, когда услышал, чем именно Мэрсин, а точнее – Кодиврон забивает голову Брандерону. Потому что, с Кэмэнором случилось нечто подобное.

– Я не понимаю…

– Ты ведь знаешь, что крылатые сыновья у нас рождаются очень редко? – я кивнула. – В среднем, на одного крылатого сына приходится от десяти до двадцати бескрылых. Кому-то везёт, и он получает наследника почти сразу, а кому-то и всей жизни на это не хватает.

– Но… я не понимаю, – нахмурилась я. – Вы же можете хоть по сто сыновей в год делать! И при этом кто-то всё равно остаётся без наследника?

– Мы же не животные, чтобы размножаться, следуя инстинктам, – дракон посмотрел на меня укоризненно. – Предпочитаем испытывать хоть какие-то чувства к будущей матери своего сына. И потом, приводить в этот мир бескрылых сыновей – не то, что нас радует, но это единственный способ не позволить нашему роду угаснуть.

– Но если нет наследника…

– Я про драконий род в целом, а не о конкретной фамилии. А если кто-то всё же остался без наследника, его титул и поместье переходит короне и отдаётся младшему сыну императора. И в целом баланс сохраняется.

– Младшему? А почему не старшему? – не поняла я. – А как узнать, какой самый младший? Титул так и хранится, пока император не умрёт, и не станет точно известно, что ещё один сын не появится?

– Я имел в виду – младшему крылатому, – уточнил дракон. – Дело в том, что если нам достаточно одного наследника, то в императорской семье их должно быть двое хотя бы раз в два-три поколения. В отличие от остальных семей, род императора прерываться не должен, это может грозить беспорядками и междоусобицей.

– Ну, один обязательный – это понятно, – кивнула я. – А второй-то зачем, вы же бессмертные?

– Это не совсем так. Мы живём очень долго, убить нас сложно, почти невозможно, вот люди и решили, что мы бессмертные. Но иногда могут погибнуть и драконы. Такое случается очень редко, далеко не каждое столетие, но всё же… И вот однажды, пару тысяч лет назад, у тогдашнего императора погиб единственный наследник, не оставив после себя крылатого сына.

– И императорский род прервался? – спросила я, пытаясь вспомнить, было ли в мамином учебнике по истории хоть что-то о беспорядках и междоусобице. Но ничего такого там точно не было, впрочем, у меня был учебник только за третий курс, и там было далеко не всё.

– Нет. Император, хотя и был уже старым, получить другого наследника в ближайшие годы успел, хотя ему-то как раз и пришлось делать детей, невзирая на чувства. Точнее он получил даже двоих крылатых сыновей.

– Двоих? Сразу про запас?

– Нет, это вышло случайно. Обычно, получив крылатого наследника, мы больше детей не заводим…

– Так и живёте в одиночестве? – удивилась я настолько, что перебила лорда Корбеда. Потом окинула его взглядом – шикарный же мужчина, молодой, во всяком случае, внешне, пышущий здоровьем и мужественностью красавец – и перестанет с женщинами спать? Даже не верится. – Сотни лет без женщины – сложно вам, наверное, придётся?

Дракон очень удивлённо на меня посмотрел, пытаясь понять, что я имела в виду, потом до него дошло. И он расхохотался. Громко, от души, до слёз.

– Ох, Кимми, – просмеявшись и немного успокоившись, покачал он головой. – Ну ты и насмешила! Ты что, вообще не слышала про то, что от нежелательной беременности можно предохраняться?

– Так настойки женщины пьют! – фыркнула я. – А не мужчины. Тем, наоборот, своё семя разбросать бы пошире. Да и не слышала я о настойках для мужского бесплодия, кто такое пить-то согласится?

– Магия, Кимми, магия! Она помогает избежать нежеланных детей даже мужчинам.

– О! – я смущённо потёрла нос. – Об этом я и не подумала. У нас в деревне и целителя-то не было, травницы всех лечили. А если что не могли излечить – тогда конечно, в город больного везли, к магу-целителю, за большие деньги. Но уж точно за таким к магам не обращались, женщины сами предохранялись. Но вы ж, драконы, богатые, – рассуждала я. – Тогда понятно. Значит, больше у вас детей не будет. А много было? – не удержалась от вопроса. Меня он и раньше мучил, а сейчас так разговор удачно повернулся.

– Ещё семеро, – глядя в окно, ответил лорд Корбед. Мне показалось, или его голос стал слегка хриплым.

– Ого! – впечатлилась я. – Внуков-правнуков, наверное, много, да?

– Не знаю, – дракон продолжал смотреть в окно.

– Это как? – даже растерялась я. Если бы драконы вообще с бескрылыми сыновьями не виделись, я бы ещё могла понять – не то, что не видятся, а то, что не знает. Но я же знакомилась с его сыновьями, теми, которые живы – они нормально общаются.

– Люди живут слишком мало, и хоронить близких очень больно. Поэтому мы стараемся держаться отстранённо от бескрылых сыновей и не контактировать с их потомками. Наши сыновья получают хорошее образование, помощь в карьере, если нужно, то стартовый капитал для открытия своего дела. Их семьи ни в чём не нуждаются. Но это и всё.

– Но вы общаетесь с Лэндориером и Джулдероном.

– Я и со своими друзьями общаюсь. И с коллегами. И я испытаю печаль и буду горевать, когда они умрут. Но они росли вдали от меня, между нами нет настоящей близости, и я не испытаю того ослепляющего горя, как…

Лорд Корбед замолчал и отвернулся к окну. Что-то мне подсказало, что сейчас ни о чём спрашивать не стоит. Захочет – сам расскажет.

И, действительно, несколько минут спустя дракон заговорил. Негромко, сухими, рубленными фразами, всё так же глядя в окно, но вряд ли что-то там видя.

– Его звали Лионриен. Мой первенец. Его мать погибла, когда ему шёл третий год. Упала с лестницы. Сломала шею. Мгновенная смерть.

Помолчал. Откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Могло показаться, что он задремал, если бы не слишком напряжённо для спящего сжаты челюсти.

– Конечно, я забрал его к себе. Отец говорил – не привязывайся. Предупреждал – будет больно. Я не слушал. Мой первый ребёнок. Мой сын. Моя кровь. Мне было неважно, станет он крылатым или нет. Когда стало понятно, что нет, для меня ничего не изменилось.

Снова пауза. Глаза дракона распахнулись, и я едва не отшатнулась от той боли, которая полыхнула на меня из их глубины.

– Я любил его. Я так его любил! А он… – лорд Корбед отвёл взгляд, снова помолчал. – Шестеро моих сыновей умерли глубокими стариками, и лишь один – в двадцать два года. Так рано. Несчастный случай. Лошадь испугалась вылетевшей из-под копыт птахи и сбросила его. Неудачно упал. Ударился виском о камень. Целители ничего не успели сделать.

Я не выдержала, придвинулась ближе и взяла мужчину за руку, пытаясь хоть как-то выразить своё сочувствие. Прижать бы его сейчас к себе, погладить, но то, на что я легко решалась ящеркой, в двуногой форме казалось невозможным.

Он сам меня к себе прижал. Уткнулся лицом куда-то в волосы, туда же и забормотал:

– Больше трёхсот лет прошло, а как вспомню… до сих пор горе ослепляет. У нас, драконов, к сожалению, слишком хорошая память. Тогда же я понял, насколько прав был отец, и больше таких ошибок не совершал. С остальными сыновьями виделся очень редко – несколько раз в год, просто чтобы не дать себя забыть на случай, если крылья у них всё же прорежутся. Потом, когда понимал, что надежды тщетны, отдалялся сильнее. Содержал, узнавал о самочувствии и успехах, оплачивал учёбу, помогал подняться в этой жизни. Но личное общение сводилось до редких встреч по особому поводу, пока не станут достаточно взрослыми, чтобы уже не нуждаться в отце. Так проще. Они слишком быстро уходят, а я не хочу снова испытать ту страшную боль.

– А как же Брандерон? – не удержалась я.

– Я стараюсь не совершать той же ошибки, от которой меня предостерегал отец. Свожу общение с ним до минимума, особенно учитывая, что после того, как Эйдериан обрёл крылья, шансы Брандерона на это упали до нуля.

– Но вдруг? Бывает же всякое. Вы же сами сказали, что тот император сразу двух крылатых сыновей получил.

– Двух крылатых и несколько десятков бескрылых. Статистика неумолима.

– Бедняга Брандерон, – вздохнула я. – Ни матери, ни, по сути, отца. И при этом он будет наблюдать, как вы сближаетесь с Эйдерианом. Это ужасно.

– Я подобного не планировал. Всё совпало одно к одному. Обычно у нас не рождается новый сын прежде, чем с предыдущим всё становится ясно. Но так уж вышло. Я сам виноват – замотался с очередным расследованием, забыл про сроки и вовремя не обновил заклинание. Как результат – появился Брандерон. Потом смерть его матери, а теперь вот, оказалось, что Эйдериан обрёл крылья. Столько совпадений. Они ведь и не должны были познакомиться, пока не повзрослеют. И меня очень тревожит то, что мальчики сближаются.

– Почему? Думаете, Брадерон будет завидовать тому, что у Эйдериана крылья?

– И это тоже. Сейчас он ещё малыш, для него брат, близкий по возрасту – нечто новое и интересное, объект восхищения и пример для подражания. Но с годами он будет всё больше осознавать разницу между ними, пропасть будет расти. А я этого не хочу, но и препятствовать их сближению было бы жестоко, раз уж мальчики хотят этого общения. Они всё же братья, пусть и с разной судьбой.

– Брандерону шесть, почти семь, он уже не младенец и многое понимает, – возразила я. – И уже сейчас прекрасно осознаёт, что Эйдериан – крылатый наследник, а сам он – простой человек. И всё равно тянется к нему. Да и Эйдериану брат понравился. Мне кажется, даже лучше, если они станут друзьями, а не соперниками. Но вы сказали – и это тоже. Есть что-то ещё?

– Да. Терять любимого брата не менее тяжело, чем любимого сына. Я не хочу этого для Эйдериана, но… не всё в моей власти. Вообще-то, я надеялся, что Эйдериан сдружится с Кэмэнором – всего три года разницы, к тому же, кровное родство, что у нас, драконов, огромная редкость, но после того, что случилось сегодня, я своего сына и близко к младшему принцу не подпущу, по крайней мере, в ближайшие годы.

– Кровное родство? – вот сейчас я по-настоящему удивилась. Хотя… назвал же Кэмэнор лорда Корбеда «дядя Вандерик», но мало ли, я маминых подружек тоже тётями звала, хотя родства там никакого не было.

– Они троюродные братья, – пояснил дракон. – Мой отец был младшим братом прежнего императора.

– Значит, император – ваш двоюродный брат? – сообразила я. – Не удивительно, что вы так близки. Потому что братья?

– Вряд ли поэтому, – криво усмехнулся лорд Корбед. И я очень обрадовалась даже такому слабому намёку на улыбку – на боль в его глазах было очень тяжело смотреть. – Я младше его сына и воспринимаю Сиандерина скорее дядей, чем братом. Но всё же мы – кровные родственники, а как я уже сказал, среди драконов такое – огромная редкость. И мы близки просто как родственники.

– А Кэмэнор… – я вдруг поняла, что наш разговор давно ушёл в сторону от первоначальной темы.

Непонятно, почему лорд Корбед так передо мной разоткровенничался. Хотя… Возможно, он вообще об этом ни с кем не разговаривал прежде, а выговориться порой нужно всем. А я – его «успокоительное», может, поэтому он и захотел излить мне душу? Просто… а кому ещё? Не императору же. Не настолько они всё же близки. А я на его груди спала, куда уж ближе?

Но я и не возражала – узнала много нового и интересного. И грустного тоже. А к моему вопросу всегда можно вернуться – ехать нам ещё порядочно.

– Кэмэнор… – вздохнул дракон, но его глаза уже не зажглись тем бешеным огнём, как в кабинете императора. Я всё же удивительно хорошее успокоительное. И какое счастье, что действую только на него одного, точнее – на императора не подействовала. Не хватало ещё, чтобы и он меня наглаживал, это так неприятно! – Его судьба чем-то похожа на судьбу Брандерона и Лионриена – рано лишился матери и был взят отцом на воспитание.

– Разве это плохо? – удивилась я, поскольку в голосе дракона именно это и услышала. – То есть, нет ничего хорошего, что мать умерла, но разве плохо попасть во дворец?

– Как оказалось, именно во дворец – плохо. В моём доме если и есть дети, то это слуги, либо дети слуг. Брандерон может с ними дружить или нет, но он всегда будет… скажем так… выше них. Он не наследник, но его всё равно ждёт неплохое будущее. А вот во дворце дети немного иные. Точнее – в том крыле, где находятся апартаменты придворных, останавливающихся во дворце во время долгих визитов. Кэмэнора разместили в детскую в семейном крыле, которое расположено неподалёку – больше просто некуда было, – и с простыми слугами своего возраста контактировать он никак не мог, а вот с юными драконами, живущими в гостевом крыле с отцами – очень даже.

– И что же в этом плохого? Хотя, если они уже были дракончиками, а он нет… Нет же?

– Нет. Ему было семь, а наши дети обретают крылья в восемь-девять, очень редко в десять. Эйдериан вообще исключение.

– Я тоже. Оборотни обретают зверя к пяти годам, редко к шести, а я вот – в двенадцать. И видели бы вы тогда моего зверя, – я сокрушённо вздохнула и развела ладони, показывая, какой крохотной тогда была. – Позорище, как назвал это отчим. Так что, всякое бывает, и Эйдериан не такое уж и исключение. Ну, так что с Кэмэнором? Он пытался влезть в их игры, а его не принимали, считая малявкой? Знакомо.

– Не столько малявкой, сколько… Понимаешь, они же стали драконами, а он был бескрылым. Для них – кем-то настолько ниже по происхождению, что и внимания, по их мнению, не стоил. А дети бывают очень жестокими, особенно если найдётся тот, кто их возглавит. К сожалению, такой нашёлся. Пищи в костёр подбрасывало ещё то, что Кэмэнор был всё же сыном императора и жил в семейном крыле, куда посторонним хода не было, в детской, предназначавшейся наследнику, а потому, даже без крыльев, уверовал в свою особенность и избранность. И пытался это доказать другим детям. Которым, как ты понимаешь, это совсем не понравилось.

– Да уж. Хорошего мало, – осознав ситуацию, покивала я. – А что, никто из взрослых этого не замечал и не мог пресечь?

– Поначалу – нет. Императору, сама понимаешь, было не до этого, приставленные к мальчику слуги лишь исполняли свою работу – накормить, одеть, обучить. Что у него в душе происходит, мало кого интересовало. А конфликт с другими мальчиками, изводившими его насмешками и мелкими пакостями, был замечен лишь когда перерос в нечто более жестокое, и Кэмэнор в результате одной «шутки» получил серьёзные травмы.

– Их наказали, – вспомнив слова императора, догадалась я. – А Кэмэнор?

– Он затаил злобу. Даже когда его обидчики были наказаны и отправлены прочь из дворца, вместе со своими отцами, которые допустили подобное, Кэмэнор не успокоился. Нет, к драконам он больше не приближался, зато стал срывать злобу на слугах, которые ничем не могли ему ответить. Этого Сиандерин тоже не замечал – кто же пойдёт жаловаться императору на его сына, да и действовал тот осторожно и изобретательно. А уж когда он обрёл крылья, то решил мстить тем, кто когда-то его обижал, а дать отпор он не мог. Поэтому, после того, как попал в магическую академию, начал подстраивать «случайные» несчастные случаи соученикам.

– Но не они же его обижали!

– Ему это было безразлично. Он ненавидел всех молодых драконов как таковых, и неважно, что сам к ним относился. В общем, начинал он с относительно безобидных «проказ» – пострадавшие отделывались испачканной одеждой, испорченными тетрадями с заданиями, порой синяками, но чем дальше, тем хуже. И, что самое важное – делал он всё это исподтишка, стараясь подставить кого-то другого, а если не получалось – просто остаться непойманным. Но излюбленным его развлечением было изобразить жертвой себя, а кого-то – виновным. Лгал он, как дышал, к тому же, теперь был хоть и не наследным, но всё же крылатым императорским сыном, и ему верили. Особенно учитывая его прежнюю историю – когда он действительно был жертвой. А потом он с удовольствием наблюдал, как наказывают других.

– Какой милый мальчик, – скривилась я. Хорошо, что лорд Корбед передумал знакомить его с Эйдерианом. Тот-то мальчик славный, насколько я успела его узнать, несмотря на тоже не самое счастливое детство. – А откуда вы знаете все эти подробности?

– Потому что, именно моё управление проводило расследование странных происшествий в магической академии. Кэмэнор перестарался, от безнаказанности совершенно потерял хоть какое-то чувство меры, если это слово можно применить к данной ситуации, и слишком большое количество «несчастных случаев» привлекло внимание и руководства академии, и самого императора, к которому начали обращаться некоторые отцы пострадавших мальчиков. А уж последний случай… Прости, я не могу рассказать тебе подробности, не моя тайна, историю успели замять, но моральная травма, которую получил наследник лорда Таниэра, гораздо тяжелее физической. Просто поверь, что история омерзительная, и императору пришлось открыть, наконец, глаза на своего сына.

– Вы с ним об этом сегодня разговаривали? И потому взяли меня с собой? А говорили – из-за похищений маленьких оборотней.

– Мы обсудили несколько тем, и эти две были главными. Не просто так наша встреча настолько затянулась. И я держал себя в руках на протяжении всего разговора, собственно, мне не привыкать, просто, раз уж появилось такое чудесное успокоительное, почему бы не воспользоваться? Но, что самое забавное – оба раза, когда я всё-таки едва не сорвался, касались тебя. Не возьми я тебя с собой – мне и утешение не понадобилось бы. Странно, не правда ли?