Черный дембель. Часть 2

Глава 16

Лена ушла в «женский» корпус общежития за двадцать минут до полуночи. К тому времени она отнесла в морозильную камеру холодильника больше двух десятков разноцветных цветочных бутонов: роз, лилий и орхидей. Мраморов и Красильников развлекали меня вопросами и рассказами, пока на клеёнку не легла последняя деталь живших пока лишь в моём воображении цветочных композиций. В прошлой жизни я придумывал их сам. Сам себе доказывал, что я не только разрушитель, но и творец.

— Всё, мужики, — сказал я, положив на клеёнку чуть изогнутый зелёный листок из крема. — Пора спать. Следующая часть марлезонского балета будет завтра.…

… В пятницу я прогулял лекцию по физике — выиграл таким образом почти час на работу с тортами. Сварил крем и разрезал на три пластины-коржа каждый бисквит (разделил пополам и шоколадный брауни) — сделал это к тому времени, когда явилась Котова. Под присмотром Лены я соорудил основы для свадебных тортов. А пока они пропитывались, приготовил суфле «Птичье молоко». Мраморов и Красильников ввалились на кухню, когда я уже залил бисквиты глазурью и уложил в деревянную форму брауни и суфле.

— Мы всё пропустили! — возмутился Вова.

Котова посмотрела на парней, улыбнулась.

— Скоро начнётся самое интересное, — сообщила она. — Сергей приступит к украшению тортов.

Обещанные Леной действия я проделал в своей комнате, когда вернулся из столовой. Глазурь на бисквитных тортах к тому времени остыла и схватилась (пусть пока и не затвердела). Под присмотром Котовой и двух четверокурсников я не спеша работал над цветочно-кремовой мозаикой. Укладывал на чётко распределённые места цветочные бутоны и зелёные листья. Соблюдал углы наклонов деталей, выстраивал композиции согласно хранившимся в памяти образцам.…

… Работу над свадебными тортами я окончил за полчаса до оговоренного с Ильёй Владимировичем Прохоровым срока. О том, что задумка удалась, мне подсказали восторженные взгляды Пашки, Вовы и Лены. Да и сам я признал, что сработал весьма неплохо; а главное — действовал чётко в соответствии с планом. Убрал в холодильник «Птичье молоко» (пока не вынул его из деревянной формы). Притихшие Мраморов, Красильников и Котова рассматривали стоявшие на столе торты.

— Блин… — пробормотал Вова.

Он кивнул на стол и спросил:

— И это всё… съедят?

Паша Мраморов нахмурился.

Котова вздохнула, покачала головой.

— Жа-алко, — произнесла она. — Такая красотища.…

… Илья Владимирович при виде тортов секунд на тридцать остолбенел. Он переводил взгляд с «Райского сада» на «Клумбу императора», рассматривал «Розы под снегом». Едва дышал. И будто не слушал мой рассказ о том, в каком торте я использовал только шоколадные слои, в каком смешал два вида бисквита, а где использовал лишь ванильные коржи. Прохоров таращил глаза — следившая за его реакцией Котова горделиво улыбалась: чувствовала свою причастность к созданию стоявших на столе шедевров.

— Не ожидал, — признался директор швейной фабрики.

Он взглянул на меня. И тут же вновь посмотрел на торты, будто проверил, не привиделись ли они ему. Покачал головой.

— Такого… я не ожидал, — сказал Прохоров.

Спросил:

— Ты уверен, Сергей, что вся эта красота — подарок?

Я кивнул.

— Разумеется, дядя Илья.

Почувствовал, как к моему плечу прижалось тёплое плечо стоявшей рядом со мной Котовой.

— Это, конечно, не танки, — сказал я. — Но думаю, что Варваре Сергеевне и вашим гостям торты понравятся.

Илья Владимирович хмыкнул.

— Даже не сомневаюсь в этом, Сергей, — сказал он. — Даже не сомневаюсь.…

… Кирилл и Артурчик в общагу пока не вернулись. Поэтому я и Лена (с тортами в руках) проводили директора швейной фабрики до машины. Прохоров не решился спрятать цветочно-кремовые композиции под колпаками из газет. Мы несли торты по лестничным пролётам общежития — шагавшие нам навстречу студенты замирали с приоткрытыми ртами при виде наших нош. Я видел, как Котова улыбалась и горделиво задирала нос. Напомнил Лене, чтобы смотрела под ноги.…

… Светло-голубой автомобиль ГАЗ-21 «Волга» тронулся с места.

Мы с Котовой наблюдали за тем, как автомобиль Прохорова неторопливо и будто нехотя свернул в направлении проспекта.

Лена вдруг встрепенулась, дёрнула меня за руку.

— Ой! — воскликнула она. — Илья Владимирович «Птичье молоко» забыл!

Я покачал головой и сообщил:

— Торт «Птичье молоко» не для Прохорова. То отдельный заказ. К тому же, он пока не готов. Пусть постоит в холодильнике. Поработаю с ним позже, когда суфле застынет…

… Под присмотром Котовой я сварил на кухне инвертный сироп — заменитель кондитерской глюкозы. Смешал его с растопленной плиткой шоколада (использовал всё тот же «проверенный» шоколад «Дорожный»). Полученную смесь завернул в клеёнку. Пояснил любопытной Котовой, что сделал шоколадное тесто. Сказал, что позже поэкспериментирую с ним (когда оно остынет). Признался, что на этот раз украшу «Птичье молоко» не танками.

— Что ты придумал? — поинтересовалась Котова.

Она посмотрела на завёрнутое в клеёнку шоколадное тесто.

— Завтра увидишь, — пообещал я.

Тыльной стороной ладони потёр кончик носа, вымыл под краном руки.

— Опять в субботу пойдёшь… к ней? — спросила Лена.

Я обернулся, посмотрел на лицо Котовой.

Лена не отвела взгляда — смотрела на меня (как мне показалось) спокойно, без вызова и затаённой обиды.

Я не переспросил, кого она подразумевала под выражением «к ней».

Заверил:

— Нет. Завтра к ней не пойду. Вечером и ночью я совершенно свободен.…

… Кирилл и Артур принесли с собой в комнату суету и запах пива. Они выслушали рассказ Котовой о тортах. Заявили, что посмотрят на них завтра. Только сейчас я узнал, что Артурчик поедет на свадьбу не один — он «прихватит» с собой моего младшего брата. Завтра, сразу после занятий в институте, парни поедут домой к отцу Артура. Прохоров виновато пожал плечами и сказал, что говорил отцу и обо мне. Но Илья Владимирович категорично отверг мою кандидатуру.

— Ну… прости, Чёрный, — сказал он. — Тебе там завтра не рады. Сам знаешь, почему.

— Ничего страшного, — ответил я. — Прекрасно понимаю мотивы твоего отца. Никаких обид.…

… За четверть часа до полуночи Котова ушла. А я отправился на кухню. Мраморов и Красильников на этот раз не составили мне компанию. Я приоткрыл окно — в кухню проник ветерок, поволок на улицу круживший под потолком табачный дым. Я засучил рукава тельняшки. Раскатал на столе в тонкий блин шоколадное тесто. Рюмкой вырезал из него одинаковые кружочки, разложил их на клеёнке. Поочерёдно брал шоколадные кругляши в руки и придавал им вид лепестков розы.

Кирилл и Артур уехали из общежития в субботу утром. На такси. Артурчик пообещал, что его отец обеспечит им на этот день освобождение от занятий — «в честь свадьбы».

На большой перемене я ел беляши на лавке под каштаном в гордом одиночестве. Пустовало место справа от меня и на лекциях: Котова сегодня развлекала «брошенную» Артуром Прохоровым подругу.

Не сопровождала меня Лена и по пути к общежитию. Я видел, как она в компании Наташи Тороповой свернула к «Универсаму». Подходил к двери своей комнаты, когда из кухни выглянули Мраморов и Красильников.

— Ну что, парни, — сказал я. — «Птичье молоко» пробовать будем?

Вова и Паша остановились, будто уткнулись в невидимое препятствие. Переглянулись. Вновь посмотрели на меня — с подозрением, словно почувствовали в моих словах подвох.

— Чёрный, ты серьёзно? — спросил Мраморов. — Предлагаешь нам торт?

— Чё, прямо сейчас? — сказал Красильников.

Я пожал плечами и заявил:

— Устроим чаепитие. Как только придёт Котова.

Лену мы ждали недолго.

Сидели в моей комнате. Я наигрывал на гитаре пока ещё не написанные песни из репертуара вокально-инструментального ансамбля «Голубые береты» (созданного в этом году в 357-м гвардейском парашютно-десантном полку). Парни посматривали на холодильник.

Цокот каблуков Котовой первым услышал Красильников. Вова метнулся к двери, выглянул в коридор. И тут же обернулся.

— Идёт! — сообщил он. — Готовьтесь, пацаны!

Вова и Паша поправили воротники рубашек, расправили плечи.

Я отложил гитару, подошёл к холодильнику и достал из него торт. Вова и Паша уставились на шоколадную розу, что украшала «Птичье молоко». Приоткрыли рты.

— Хрена себе! — воскликнул Мраморов. — Как настоящая.

Потёр переносицу.

— Я думал… будут танчики, — сказал Вова.

Он озадаченно почесал рыжую шевелюру на своём затылке.

— Что там у вас? — спросила Котова.

Она шагнула через порог — привлекла к себе наши взгляды.

— Какая клёвая! — сказал Красильников.

Я не понял, говорил он о шоколадной розе (которая украшала торт) или о Лене Котовой.

Потому что Котова пришла сегодня не в будничном «общажном» наряде. Она явилась в коротком голубом платье, в чёрных туфлях и с косметикой на лице. Я вдохнул аромат рижской «Иоланты».

— Какая красивая роза! — сказала Лена. — Невероятно!

Она прижала ладонь к груди, покачала головой.

Мраморов и Красильников расступились.

Я протянул Котовой торт.

Сказал:

— Это тебе, Лена. С днём рождения!

Солнечный луч заглянул в комнату, осветил торт — на шоколадном лепестке розы блеснула капля влаги.

— С днём рождения! — подхватили мои слова Вова и Паша.

От крика парней у меня зазвенело в ушах.

Котова взмахнула длинными подкрашенными ресницами. Посмотрела мне в лицо. Я отметил, что сейчас она как никогда походила на своё изображение на «той самой» фотографии.

— Мальчики, как вы узнали? — спросила Лена.

«Прочитал на надгробии», — мысленно ответил я.

Усмехнулся.

Котова спросила:

— Наташка проболталась? Я угадала?

Она всплеснула руками.

— Вот же засранка! — сказала Лена. — Ведь просила её не говорить никому!

Она поджала губы.

Я покачал головой.

— Нам она ничего не сказала.

Смотрел Котовой в глаза.

— Как же тогда… — сказала Лена.

Но не договорила, будто у неё не хватило на это воздуха в лёгких.

Я дёрнул плечом.

— Да какая разница. Узнали. С днём рождения, Лена.

Рассматривал лицо Котовой, вдыхал запах её духов. Лена не закрыла дверь — сквозняк шевелил каштановые пряди на её голове. Котова не сходила с места; и уже не смотрела на торт.

— Так мы торт есть будем? — вклинился в разговор Красильников.

Мраморов шикнул на приятеля, жестом велел ему умолкнуть. Вова неохотно, но повиновался. Парни повертели головами — смотрели то на меня, то на Лену. Ухмылялись.

Котова улыбалась. Не сводила взгляда с моих глаз.

По её щекам скользили слёзы.

— Кхм… я извиняюсь, — вновь подал голос Вова. — Так что там насчёт чая?

Лена тряхнула головой.

Слёз на своём лице она будто не заметила.

— Конечно, будем, — сказала она.

Взглянула на торт и добавила:

— Только не здесь. Мы с Наташей уже на стол накрыли: у себя в комнате. Мальчики, я за вами пришла.

Котова указала рукой на стену.

— Мы салат сделали, — сообщила она. — У нас там даже бутылка вина есть.

Торт в «женское» общежитие нёс Вова Красильников.

Я по его просьбе прихватил с собой гитару.

Котова привела нас в ту самую комнату, куда я неоднократно наведывался в прошлой жизни. Вот только на этот раз обстановка в этом тесном женском жилище выглядела иначе. Будто всё в ней переделали под Котову. Сменили своё местоположение даже кровати и стол! Хотя раньше я предполагал: неофициальным лидером в этой комнате, как и в прошлый раз, будет Наташа Торопова.

Наташа встретила нас… меня неприветливо. Она скользнула по моему лицу недовольным взглядом и тут же удивлённо вскинула брови при виде шагнувших вслед за мной через порог Вовы и Паши. А потом она заметила в руках у Красильникова торт. И в момент позабыла о том, что отыгрывала стерву. Всплеснула руками и широко распахнула глаза, будто ребёнок при виде подарков под ёлкой.

Вова Красильников подмигнул Тороповой и сказал:

— Привет, красавица! Наливай нам чай!

Торт резал я.

Потому что ни у кого, кроме меня, не хватило духу покромсать на куски шоколадную розу.

Вова, Паша, Лена и Наташа смотрели на меня с осуждением, пока я орудовал ножом — словно я резал не торт, а картину знаменитого художника.

Пробу с «Птичьего молока» снимали под песню «Колыбельная медведицы» (в исполнении Аиды Ведищевой), что звучала из радиоприёмника.

Я наблюдал за тем, как комсомольцы с серьёзными лицами поглощали торт и внимательно прислушивались к своим вкусовым ощущениям.

Молчание нарушил Красильников.

— Чёрный, — сказал он, — мне на днюху подаришь такой же. Но только с танчиками!

Быстрее, чем торт, закончилось только вино.

Хотя Лена и припрятала один кусок с шоколадным листиком — «для Светы Миккоевой».

Торопова печально взглянула на деревянную доску, где остались лишь следы шоколадной глазури, вздохнула. Посмотрела на меня и заявила, что я не такой уж плохой парень, каким казался ей раньше. Сидевшая за столом справа от меня Котова будто невзначай прикоснулась к моей руке локтем.

— Ребята, вы молодцы, что принесли гитару, — сказала Наташа. — Ленчик, спой нам эту…

Она пощёлкала пальцем и добавила:

— … Песню про оленя, мою любимую.

Подбиравшие с тарелок последние крошки торта четверокурсники встрепенулись.

— Про оленя — это «увези меня в оленью страну»? — спросил Вова.

Я заметил, как Котова улыбнулась.

— Спой… Ленчик, — поддержал Торопову Пашка.

Лена скосила на меня взгляд.

Я кивнул и сказал:

— С удовольствием послушаем. Не знал, что ты играешь на гитаре.

Торопова ухмыльнулась

— Лена поёт получше некоторых! — заявила она. — И танцует! Ясно вам? Чтоб вы знали, она в театральный институт хотела поступить. И поступила бы!.. Если бы родители её не отговорили.

Она покачала головой и сказала, будто кого-то передразнивала:

— Тебе нормальная профессия нужна…

Торопова фыркнула, расправила белый воротник блузки.

— Зря ты своего папашу послушала, Ленка, — сказала она. — Ещё пожалеешь о своём решении. Из тебя получилась бы прекрасная актриса. Настоящая звезда! Точно тебе говорю!

Наташа вздохнула. Лена лишь улыбнулась ей в ответ — печально.

Вова принёс гитару. Вручил её Котовой.

Тонкие длинные девичьи пальцы пробежались по струнам — проверили настройку инструмента.

Котова посмотрела мне в лицо, взяла первый аккорд. Я отметил, что её руки перебирали струны уверенно, профессионально. Лена выпрямила спину, чуть запрокинула голову; вдохнула.

— Осенью, в дождливый серый день, — пропела она, — проскакал по городу олень…

Я почувствовал, как от звуков её голоса по моим рукам пробежали мурашки. Волоски на моих предплечьях вздыбились (под тканью рубахи). Но всё же я не скрыл своё изумлениё — улыбнулся.

— … Он летел над гулкой мостовой… — подхватила песню Торопова.

Наташино пение походило на скрип несмазанных дверных петель. Пусть Торопова и пела едва слышно. Я вспомнил, что и в прошлой жизни вздрагивал, когда Наташа кому-либо подпевала.

— … Вернись лесной олень, по моему хотению!..

Я затаил дыхание. Магию Лениного голоса не разрушили даже старания Наташи. Витавший в воздухе аромат «Иоланты» будто усилился; а тёмно-карие глазища Котовой не отпускали мой взгляд.

— … Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль…

Вова Красильников выронил из руки вилку. Я вздрогнул и всё же высвободился из плена. Откинулся на спинку стула. Котова опустила глаза — будто спрятала от меня промелькнувшее в её взгляде разочарование.

— … Умчит меня туда лесной олень!..

Лена вдруг замолчала, приглушила струны.

Я увидел, что она смотрела мимо меня.

Туда же посмотрела Наташа Торопова.

А затем мне за спину взглянули Мраморов и Красильников.

Я обернулся и увидел на пороге комнаты Свету Миккоеву. Девица тяжело дышала, словно пробежала марафон. Её одежда казалась растрепанной, а причёска — взъерошенной. На губах Светы пузырилась слюна, на верхней губе застыла зеленоватая влажная полоса. По пухлым щекам Миккоевой змеились ручьи слёз. Света окинула невидящим комнату взглядом. Прижала к груди руки со скрюченными пальцами. И завыла: жалобно, громко и тоскливо, словно раненный звереныш.