Черный дембель. Часть 2

Глава 14

До Красного переулка я доехал на такси: не сунулся с тортом в общественный транспорт. Расплатился с водителем — проводил автомобиль взглядом. Заметил, как тот притормозил около двери ресторана «Московский». Минуты не прошло, как в него погрузились новые пассажиры. Я взглянул на циферблат наручных часов. Стрелки подсказали, что «Московский» закрылся двадцать минут назад — из него выходили задержавшиеся в зале гости. Я вдохнул посвежевший к вечеру воздух. Резко выдохнул: выбросил из лёгких запашок одеколона «Шипр», которым пропах салон такси. Порадовался, что не повёлся на уговоры брата: не брызнул на себя перед уходом из комнаты этот «запах советского прошлого».

Я замер под фонарём, где ровно неделю назад поджидал Маргариту Лаврентьевну. Заметил, как в окне дома напротив резко захлопнули форточку и задёрнули штору. Сдвинул на полсантиметра вниз блестящий желтоватый зажим для галстука (подозревал, что Артурчик позаимствовал его из отцовских вещей). Наполовину обрезанный лунный диск замер на небе почти над входом в «Московский» — он будто подсвечивал мне цель. Я запрокинул голову, насчитал около луны с десяток звёзд: крупных, похожих на бриллиантовую крошку. Поправил чуть дрожавший на ветру газетный купол над тортом. Ветер забирался и за воротник моей рубашки. Я поёжился; пожалел, что не набросил на плечи плащ.

В тень я не прятался — стоял в шаге от фонарного столба, почти в самом центре островка из света. Видел, как в окнах домов изредка вздрагивали шторы — это бдительные советские граждане посматривали на меня из окон. Но наряды милиции меня не беспокоили. Я радовался, что телефоны в нынешние времена редкость, а о мобильной связи простые горожане пока и не мечтали. Иначе о подозрительном гражданине с «бомбой в руке» они давно доложили бы «куда следует». Я переложил дощечку с тортом на правую ладонь — взглянул на циферблат наручных часов. Отметил, что через двадцать минут баба Люба закроет вход в общежитие — я точно не вернусь вовремя в общагу, даже если воспользуюсь услугами такси.

Заметил, что луна сместилась в сторону, будто тоже двигалась вслед за часовой стрелкой по воображаемому небесному циферблату. Из ресторана «Московский» изредка выходили люди. В мою сторону ни один из них не пошёл — они усаживались в такси или в собственный транспорт, припаркованный под окнами дома. Мимо меня за час прошла лишь одна женщина. Работница ресторана. Но появилась она не из главного входа в «Московский» — вышла со двора дома. Я взглянул ей вслед, хмыкнул. Сместился вглубь переулка: прошёл под окнами полсотни метров к следующему фонарю. Звуки моих шагов эхом отражались от стен и разлетались по улице. Вздрагивали шторы на окнах, громыхали форточки.

Светочку Ельцову я узнал по походке. Старшая сестра не поступившей в этом году в МехМашИн Жени Рукавичкиной шагала плавно, покачивала бёдрами. Шла неторопливо, но уверенно. Не озиралась по сторонам, хотя погружённый в полумрак Красный переулок сейчас походил на декорации к фильму о Джеке Потрошителе. Я замер рядом с фонарём. Свет слепил мне глаза, освещал моё лицо. Я нарочно показывал себя Светочке: убеждал, что не прячусь во мраке. Щурился, рассматривал приближавшуюся ко мне со стороны ресторана невысокую женскую фигуру. Отметил, что Светочка меня заметила. Но она не замедлила шаг, а лишь переложила из руки в руку сумку. Звонкий цокот каблуков будто отсчитывал секунды до нашей встречи.

Я не двигался с места, удерживал на уровне груди доску с тортом.

Светочка остановилась — без испуга, но с любопытством посмотрела мне в глаза.

— Здравствуй, Света, — сказал я. — Хорошо выглядишь.

Показал женщине свою хорошо отрепетированную доброжелательную улыбку.

— Здравствуйте, Сергей, — ответила Ельцова. — Кого-то ждёте?

Она замерла в двух шагах от меня. Выпрямила спину. Рассматривала моё лицо, запрокинув голову. В свете фонаря её волосы казались тёмно-русыми (хотя в ресторане выглядели гораздо светлее), а глаза походили на куски малахита (без того салатового оттенка, что мне привиделся, когда Светочка обслуживала наш столик). Мой взгляд медленно скользнул по румяным щекам Ельцовой, по полным напомаженным губам, по тонкой шее, по ямке между ключицами. Опустился к глубокому декольте платья. Я отметил, что Светочка обладала несомненными достоинствами: третьего, а то и четвёртого размера. Почувствовал, как в моей груди ускорило ритм сокращений сердце. Оно направило бурлящую кровь к моему «индикатору одобрения женской красоты».

— Жду тебя, Света, — ответил я.

— Меня?

Ельцова вскинула густые ухоженные брови — изобразила почти искреннее удивление.

— Зачем? — спросила она.

— Принёс тебе торт, — сказал я.

Показал Светочке свою ношу: снял с торта бумажный колпак.

— Ой! Что это? Ёжик?

Светочка прижала ладонь к груди.

— Он самый, — сказал я.

Ельцова улыбнулась и заявила:

— Какой хороший!

— Сегодня ночью тебя ждёт много удивительных открытий, — пообещал я.

Сказал это вслух — озвучил свои мысли.

— Сегодня ночью? — переспросила Светочка.

Она снова повела красивыми бровями. Но не попятилась, словно мой взгляд удерживал её на месте.

— Света, составь мне компанию, — предложил я. — Выпьем по чашке чая. С тортом.

Я почувствовал, что на этот раз Ельцова действительно удивилась. Но она не растерялась — усмехнулась.

— Чай? Сейчас? Ночью?

Светочка стояла точно под фонарём — кожа на её лице блестела, будто глянец.

Я пожал плечами, сказал:

— Сегодня прекрасная ночь. А будет ещё лучше. Обещаю.

Вновь сопроводил свои слова улыбкой. Протянул Свете руку.

— Давай сумку. Я её понесу.

Ельцова послушно выполнила моё распоряжение (мне почудилось: я уловил в ночном воздухе аромат копчёной рыбы).

— Осторожно, там… деликатесы всякие, — сказала Светочка.

И тут же спросила:

— Сергей, а куда мы пойдём?

— К тебе домой, конечно же, — ответил я.

Подставил Ельцовой локоть — та вцепилась в него крепко, будто в спасательный круг.

Светочка завороженно смотрела мне в лицо: на мою улыбку.

— Показывай дорогу, — велел я.

Покачнул тортом. Света кивнула.

На мгновение фонарь над нашими головами засветил ярче, словно в него ударила небольшая молния.

Тюлевая гардина на окне чуть покачивалась. Сквозь неё в комнату проникал тусклый уличный свет. Я рассматривал застывшие напротив окна Светочкиной квартиры ветви каштана. С кровати не видел ни основание ствола дерева, ни верхушку каштана — лишь его густую тёмную крону, что находилась на уровне второго этажа (мне чудилось, что сквозь листву я разглядел небо и крохотные пятна звёзд). Я зевнул. Приподнялся, взял с тумбочки часы, застегнул на запястье кожаный ремешок. Сел, свесил с кровати ноги. Рядом со мной пошевелилась Ельцова. Она открыла глаза, отыскала взглядом моё лицо. Я не понял, увидела ли она в темноте мою улыбку. Светочка протянула руку — щёлкнула выключателем на торшере. Спальню заполнил желтоватый свет.

— Серёжа, ты куда? — спросила Ельцова.

Она натянула одеяло: прикрыла грудь. Поправила причёску.

Я отметил, что на её губах не осталось следов помады, а вокруг зелёных глаз женщины появились тёмные разводы. Обессиленная Светочка задремала радом со мной, не смыв косметику. Её платье я увидел на кресле рядом с моими штанами. Вспомнил, что сам его туда бросил, как и «новое польское» нижнее бельё Ельцовой.

Сказал:

— Ухожу.

— Уже? — спросила Света. — Так рано?

— Пора на пробежку, — сообщил я.

Встал, почувствовал на ягодицах женский взгляд. Не обернулся — натянул подобранные с пола трусы. Невольно усмехнулся: мои семейники производства местной швейной фабрики не походили на модные боксеры от «Calvin Klein». Поднял с кресла брюки. Убедился, что те не помялись: стрелки всё ещё выглядели чёткими.

Света следила за тем, как я надевал брюки. И будто соображала: пошутил я или сказал правду.

Она стрельнула взглядом за окно.

— Но… ещё ночь, — сказала Ельцова. — Завтра… сегодня же воскресенье!

— Уже начнётся рассвет, когда приеду в общагу, — сказал я. — Самое время для пробежки на свежем воздухе.

Ельцова покачала головой.

— Пробежка? — произнесла Света. — Ты сумасшедший.

Я пожал плечами, провёл рукой по кубикам пресса на своём животе — стряхнул с них женский взгляд (тот переместился на мою грудь, погладил мои плечи). Подумал о том, что с такой жадностью и восхищением на моё тело не смотрели ни Варвара Сергеевна, ни Марго. Светочка моих прошлых любовниц в этом плане превзошла. «Как и размером груди», — промелькнула в голове мысль.

Ельцова её словно услышала. Она отбросила одеяло, села. Выпрямила спину, но чуть отклонилась назад (удерживала равновесие). Я разглядывал её тело — невольно сравнивал фигуру Светы с фигурами Вари и Марго. Пришёл к выводу, что в конкурсе сравнений, без сомнения, победила Маргарита Лаврентьевна. Но Светочка и Варвара Сергеевна делили почётное второе место.

— Серёжа, ты… придёшь ещё? — спросила Ельцова.

Я надел рубашку, поочерёдно застегнул пуговицы на рукавах.

Спросил:

— Помнишь, о чём мы говорили?

Ельцова кивнула.

— Помню, — сказала она. — Ты на мне не женишься.

Светочка дёрнула плечами — я полюбовался последствиями этого движения.

— Я уже была замужем, Серёжа, — сказала Ельцова. — И больше туда не стремлюсь.

Она усмехнулась и сообщила:

— Там плохо кормят.

Стряхнула прилипшее к её плечу крохотное пёрышко. Снова подняла на меня глаза.

— Тогда увидимся в субботу, — сказал я. — Встречу тебя после работы.

Ельцова печально вздохнула.

— Как долго… — сказала она. — Я буду ждать, Серёжа.

Я улыбнулся, заправил рубашку в брюки. Надел пиджак. Не отказал себе в удовольствии: напоследок снова полюбовался шикарной грудью Светочки.

Взглянул и на украшенный тонкими складками кожи живот Ельцовой: туда, где в моей прошлой жизни появилась «дырень» «больше пяти сантиметров в диаметре».

Небо посветлело. А местами и окрасилось в яркие цвета зари. Красная полоса рассвета отражалась в окнах домов. Фонари ещё работали. Но их свет уже выглядел бледным. Всё больше пробудившихся птиц вплетали свои голоса в какофонию уличных звуков. На прятавшейся за пятиэтажками проезжей части громыхали трамваи и автомобили. Гулко звучали мои шаги (других пешеходов по пути от трамвайной остановки до общаги я не встретил). Шелестела листва: под утро усилился ветер. Я то и дело зевал, прикрывал рот рукой. Подходил к входу в общежитие: размышлял, не смотрел по сторонам.

— Сергей!

Я повернул голову — увидел, что ко мне спешила хрупкая девичья фигура. Невольно моргнул, но девчонка не исчезла. Она вышла из-под крон каштанов. Блеснули… каштанового цвета волосы. Котова. Лена шагала бесшумно — мягкие подошвы её кед почти не издавали при ходьбе звуки. Я с удивлением заметил, что девица наряжена не в платье, а в трикотажные штаны с уже слегка растянутыми коленками и в белую футболку, под которой угадывался громоздкий бюстгальтер. Котова куталась в синюю спортивную кофту (в ней она приходила на занятия физкультурой в институте). Выглядела сонной, но улыбалась.

— Привет, — сказал я. — Что ты тут делаешь?

Котова махнула ресницами.

Я уловил запах её духов. Зевнул.

— Жду тебя, — сказала Лена. — И Кирилла. Побегу вместе с вами.

«Как интересно», — подумал я.

Котова остановилась.

Я опустил взгляд — посмотрела на её штаны, на кеды. Снова взглянул в большущие тёмные глаза.

— Серьёзно? Что это на тебя нашло?

Котова пожала плечами.

— Ничего, — сказала она. — Займусь физкультурой. Вместе с вами.

Лена шагнула ко мне — я невольно напрягся (похожим образом со мной сблизилась час назад Светочка: поцеловала меня, прощаясь до субботы). Котова подняла руку, ногтем поскребла воротник моей рубашки.

Я отстранил от себя её руку и спросил:

— Ты серьёзно? Побежишь?

Лена кивнула. Она смотрела мне в глаза, улыбалась.

На лицо девчонки будто бы легла тень: мне почудилось, что улыбка Котовой приобрела грустный оттенок.

Я пожал плечами, сказал:

— Ладно. Жди. Скоро вернусь.

Проходил мимо вахты — меня окликнула баба Люба.

— Погоди, Чернов, — сказала она.

Я замер напротив окошка, за которым блеснули стёкла очков.

Поздоровался:

— Здравствуйте, Любовь Фёдоровна.

— Погоди, Чернов, — повторила вахтёрша.

Она торопливо вышла из своей комнатушки: маленькая, щуплая, в очках с громоздкой пятнистой оправой. Привычным движением поправила тёплый платок на плечах. Запрокинула голову, нахмурила брови.

— Опять по бабам шлялся? — сказала баба Люба.

Я улыбнулся, развёл руками, спросил:

— Откуда такие подозрения?

Любовь Фёдоровна фыркнула.

— Молодо-зелено, — сказала она. — Воротник у тебя в помаде, вот откуда!

Покачала головой и добавила:

— Балбес.

Я скосил взгляд — рассмотрел красноватое пятно в том самом месте, которое минуту назад скребла ногтем Котова. Не нашёл в памяти тот момент, когда Светочка пометила мою рубашку.

— Девица к тебе недавно приходила, — сказала вахтёрша. — Эта… глазастенькая. Лена Котова, кажется.

Любовь Фёдоровна посмотрела мне в глаза. Я увидел её зрачки — словно заглянул в дуло винтовки. Кашлянул.

— Знаю. Только что её встретил. На улице.

Вахтёрша сняла очки, но не отвела взгляда от моего лица.

— Хорошая девка, — сказала она. — Вежливая. Красивая. Приятная.

Любовь Фёдоровна сощурилась — будто прицелилась. «Снайпершей на войне была, — подумал я. — Стопудово!»

— Смотри, Чёрный: узнаю, что обидел её!.. — сказала баба Люба.

Мне почудилось, что в её голосе лязгнул металл. Женщина показала мне кулак, потрясла им около моего носа.

— Да ладно вам, баба Люба, — сказал я. — Как вам такое на ум пришло?

Пожал плечами.

Улыбнулся.

И всё же отступил на шаг: разорвал дистанцию, словно в бою на ринге. Сообразил: на пару секунд я позабыл о том, что мне не двадцать, а семьдесят лет. Шутливо поднял руки — будто защищался.

— Малолеток не трогаю. Честное комсомольское, Любовь Фёдоровна. Я же не злодей!

Пару секунд вахтёрша смотрела мне в глаза. Всё это время я чувствовал себя так, будто находился под прицелом (подобные ощущения у меня часто бывали в пока ещё не наступивших девяностых годах).

— Ну, ну, — сказала баба Люба. — Ладно…

Она покачала головой.

И добавила уже без угрозы:

— Бабник.

Кириллу о появлении Котовой я не сказал.

Мы вышли из общежития — и сразу же увидели Лену.

Мой младший брат и Котова замерли лицом к лицу. Оба стояли, приосанившись и горделиво приподняв подбородки. Молчали: не поздоровались. Я смотрел на их профили и видел, как напряглись жилки на их шеях. Кир закусил губу, сжимал в руке ручки сумки с боксёрскими перчатками. Лена вцепилась в край своей кофты. Оба выглядели серьёзными.

Я сообразил, что Кир и Лена с понедельника почти не смотрели друг другу в глаза. Котова на этой неделе часто заглядывала к нам в комнату, но при появлении Кирилла она тут же уходила: будто чего-то стыдилась. Похожим образом вёл себя в её присутствии и мой младший брат: Кирилл стыдливо прятал от Котовой взгляд… до этой минуты.

Я кашлянул — напомнил о себе.

Котова тряхнула кудрями.

Кир нахмурился.

— Дружба? — спросила Лена.

Она протянула моему брату руку.

Тот посмотрел на девичьи пальцы.

Пожал их: неуверенно и не сразу.

— Ладно, — ответил Кирилл.

Котова улыбнулась, взглянула на меня.

— Куда побежим? — спросила она.

— До пятнадцатой школы…

…После бессонной ночи я добрался до спортплощадки, истекая потом.

По вискам Котовой тоже стекали большие блестящие капли, девчонка шумно дышала.

Кирилл посматривал на нас с усмешкой.

— Слабаки, — сказал он.

Я пригрозил ему боксёрскими перчатками.

И пообещал:

— Ты о своих словах пожалеешь, малой.

Смахнул со лба влагу и добавил:

— Хотя… скорее всего не сегодня.

В понедельник утром Котова снова побежала вместе с нами.

И во вторник.

Во вторник, шестнадцатого октября, во время большой перемены в коридоре главного корпуса института я встретил Венчика.

Ждал эту встречу уже третью неделю.

Но она всё равно стала для меня неожиданной.

Я почувствовал, как неистово заколотилось в груди сердце. Скрипнул зубами. Сжал кулаки и преградил Венчику дорогу.