Черная вдова и три ее мужа. Первый муж (СИ)

Глава 6. День седьмой

Ко мне вернулась Гаша.

Руки у нее зажили. И уже ничем не напоминали те страшные багровые, больше похожие на резиновые перчатки для Хэллоуина, конечности.

Я не ошиблась, Гаша оказалась очень сообразительной девочкой, а, самое главное, я бы сказала своевременной. У нее было прекрасное чувство времени и места, то есть, когда она была нужна, ее даже звать не приходилось, и никогда не мозолила глаза и не привлекала к себе внимания, когда в ней не было нужды. Она очень быстро всему училась. Она быстро выяснила, не задавая вопросов, что мне нравится, что не нравится, где требуется ее помощь, а где я обхожусь без нее.

Поскольку из меня барыня так себе, то я воспринимала ее просто как помощницу, почти как младшую сестру, которой у меня никогда не было. Но только «почти». Я всеми фибрами души чувствовала социальную пропасть между нами. И это не я ей давала это понять, а она постоянно мне об этом напоминала, как бы, между прочим, думаю, не нарочно.

Она не захотела называть меня по имени-отчеству, а по имени обращаться ко мне я ей даже не рискнула предложить. Она никогда не забывала в обращение вставить или «барыня», или «Ваше Сиятельство», или и то, и другое. Она никогда не забывала мне кланяться. Она смотрела мне в рот, ожидая приказаний и пожеланий. Причем, как уже отметила, не торчала с вопросом рядом постоянно, а только тогда, когда это было необходимо.

Ее идеальное поведение даже вызывало у меня некоторую робость. И в чем-то она даже подчинила меня себе. В прежней жизни владелица короткого каре я не привыкла ухаживать за длинными, к тому же вьющимися волосами. И Гаша не только делала мне прическу, не только мыла мне голову, умащивая разными снадобьями волосы во время купания, не только сушила и распутывала потом, она ежедневно утром и вечером расчесывала мою гриву. Утром делала прически, а на ночь заплетала рыхлую косу. А грива была не то что конская, а как с двух коней. Когда Гаша полностью ее расчесывала, шевелюра покрывала мою фигуру ниже ягодиц пышным плотным очень жарким облаком. И без посторонней помощи я, определенно, с ней не справилась бы.

То же касалось моего гардероба. Она сама следила за его состоянием, и каждодневно выкладывала на кровать утреннее, дневное, вечернее или платье для прогулок. И ни разу не ошиблась с выбором, будто учитывала не только мой вкус, но и настроение.

И, конечно, она была в курсе моих занятий на полигоне. Более того, она ходила туда со мной так, будто это в порядке вещей, что барыня в штанах скачет на улице вместе с мужем. Она упаковывала меня в плащ, чтобы никто не глазел на мой зад в штанах, о чем не подумали ни я, ни мой муж. И пока мы с Его Сиятельством резвились на полигоне, сидела в сторонке, баюкая в руках плащ и полотенце.

Да, полотенце она принесла уже на второй день, потому что и с меня, и с Мити сходило семь потов. И Гаша по окончании занятия вручила мне влажное полотенце, чтобы я утерла лицо мужа (сама, умница, к нему не полезла), а потом стерла с моего лица пыль и пот.

***

Правда через некоторое время мы обе немного расслабились и даже болтали о разном, например, тогда, когда Гаша возилась с моей шевелюрой.

А уж как восторженно она сияла на меня своими глазищами и одаривала комплиментами по случаю. Право слово, засмущала. И я поняла, что для нее я что-то вроде поп-идола, где-то чуть ниже Императора и местных богов.

А случай был такой.

Мы с Его Сиятельством проходили первый круг спортивной ходьбой, я обогнала Митю и бежала перед ним вперед спиной, подначивая и насмехаясь:

– Сиятельство мое, ты похож не на медведя, а на тираннозавра[U1] [U2] Рекс. Те же габариты, та же мощь, та же неспешная раскачивающаяся походка. Дивное диво!

Мне нравилось его дразнить, да и Мите это тоже нравилось. Как он и сказал: последние три года, не по своей воле холощенный, только жрал, бухал и грустил, и никаких маг. и физ. тренировок. Я его расшевелила, и он радостно поддавался на мои провокации.

Ну, Сиятельство и припустил за мной уже обычным бегом, пытаясь догнать и грозя ущипнуть за попу. А попу видно было: штаны ее прекрасно обтягивали при беге. Но Сиятельство быстро запыхался. Я же убежала вперед. Крикнула: «Ой!» Мне нравилась акустика полигона, окруженного каменной зачарованной стеной.

– Ты чего, барынька, разойкалась? Я тебя еще не ущипнул. Стой! Давай сюда свою жопку!

– Ооо-ой! – и вдруг поймала знакомую тональность и кураж.

Я отбежала еще, прошлась по кругу танцевальным шагом с пятки, нарочито огладила косу на плече, сложила руки предплечьями стопкой перед грудью и, приплясывая, во весь голос завела:

Я гнала свою корову на росу, повстречала я медведя во лесу…

Ой, медведюшка, ты батюшка, ты не тронь мою коровушку…

Ты не тронь мою коровушку, пожалей мою головушку…

На «медведя» поклонилась Его Сиятельству, на «коровушку» я повиляла своей попой. И ковырялочку* – и правой ногой, и левой, и, раскинув руки, прошлась по кругу, подергивая плечами вверх-вниз.

Й-ей! Калинка-малинка моя, в саду ягода малинка моя…

(* одно из основных движений русского народного танца, смена положения ноги «на носок» и «на пятку».)

Сиятельство обалдел и остановился в отдалении. И такое лицо у него было, что я расхохоталась. А Сиятельство подкрался, пока я, согнувшись, ухохатывалась, и в охапку сгреб, и щекотал, и целовал, и за попу не забыл ущипнуть. Я отбивалась, и хихикала, и целовала его в ответ.

Вот, уже дома, выкупав меня и переплетая мне косы, Гаша восхищенно сияла в зеркало глазами:

– Ой, барыня, голос у вас какой! Вы так красиво поете!

На голос не жаловалась ни в прежнем теле, ни в этом. И петь можно было пойти учиться в прежней жизни, но не мое это. Я – не «дива ла вива».

– Наверное, Ваше Сиятельство, и припевки другие знаете?

«Типа частушки что ли?» Я задумалась. Что там у меня бабуля пела?

О! Вспомнила! И заголосила:

Выхожу и начинаю озорные песни петь,

Затыкайте, девки, уши, чтобы с печки не слететь!

Гаша не ожидала и аж присела. А потом захихикала.

– Ваше Сиятельство, а вы можете мне записать? Скоро будет праздник Осенин («День осеннего равноденствия что ли?» – подсчитав, подумала я). Все праздновать будем, я бы спела. Не так хорошо, как вы, барыня, но сойдет.

– Гаша, а ты грамоте обучена?

Девчонка застеснялась:

– Читать умею, пишу плохо, Ваше Сиятельство.

– Откуда же?

– Священник учил всех, кто желает, я с шести лет к нему ходила, пока старый барин не помер.

Я уже знала, что Гаше пятнадцать лет, но и ничего больше. Мне вдруг неловко стало.

– Гаша, может, у тебя там семья осталась? Можно попросить Его Сиятельство выкупить.

Гаша погрустнела.

– Нет, барыня, всех уже давно распродали.

– Гашенька, так найти можно.

Девчонка замотала головой:

– Нет, барыня. Я – младшая. Мамка померла, а остальным я не нужна была.

Ну вот, начали за здравие…

Пришлось напрячь память и записать частушки, что не вспомнила, придумать.

Гаша осталась довольна. Я слышала, как она за делом периодически напевала – учила-репетировала.

Гашенька - помощница и палочка-выручалочка.