Черная вдова и три ее мужа. Первый муж (СИ)

Глава 10. Прощание

Мы вчетвером находились в спальне моего мужа: целитель, приехавший с князем Багратионом, сам князь, Митя, сидящий в постели, с ворохом подушек под спиной и я, сидящая в кресле у кровати.

Я уже знала, что ничего сделать нельзя. Эта страшная магическая смерть. Митя, выглядящий вполне бодрым, но доживающий последние часы. Он даже оправился после ритуала и снова выглядел как раньше: бодрым, полным сил пятидесятилетним мужчиной. Однако этим утром был длительный обморок. И сейчас целитель сказал, что мужу моему осталось жить пару часов.

А потом граф Потемкин посмотрел на доктора:

– После кончины меня не осматривать.

– Хорошо, Ваша Сиятельство.

– Благодарю вас. Прощайте!

Целитель покинул спальню.

– Сень, ты все знаешь, мы уже все обговорили. Спасибо, друг! Иди, обнимемся.

Багратион подошел, присел на край кровати. Они обнялись, похлопали друг друга по спине.

Я князя побаивалась: он всегда так остро и пронизывающе смотрел на меня. Только сейчас была ему благодарна за то, что он есть у Мити, что Митя спокоен и чувствует поддержку друга. Я даже немного позавидовала. У меня там таких подруг не было, и здесь им неоткуда было взяться, разве что Гаша стала мне близким человеком, но с ней нас разделяла социальная пропасть, я даже сказать ей всего не могла.

Наконец, они пожали руки, соединив предплечья, и Багратион встал, чуть поклонился мне и вышел.

– Иди ко мне, детка. Садись рядом.

Я забралась на кровать, угнездилась среди подушек и устроила голову у него на плече так, чтобы видеть его лицо.

– Ты, мое солнышко, любовь моя, – муж гладил меня по волосам. – Слушай! Князь будет опекуном не только новорожденного наследника, но и твоим. Об этом пока никто не знает, он объявит это после оглашения завещания. Ты знаешь, что в завещании, но… Есть еще одно завещание. Его вы откроете после рождения наследника. Вы – это ты и Его Светлость. Оно от основного отличается только одним пунктом. Если выполнение этого пункта будет невозможно для одного из вас, завещание можно просто сжечь. Мне Арсений уже поклялся, что не пойдет против твоей воли, если ты не захочешь. И ты мне сейчас поклянись, что не пойдешь против его воли, если он не захочет выполнять этот пункт. Клянись, детка.

– Клянусь, не идти против воли князя Багратиона Арсения Петровича, друга моего мужа Потемкина Дмитрия Андреевича, если он будет не согласен с дополнительным пунктом скрытого завещания Его Сиятельства графа Потемкина Дмитрия Андреевича.

Я кольнула палец кинжальчиком, что вложил мне в руку муж. Кровь выступила на пальце крупной каплей и тут же испарилась.

– Почему ты усложнила клятву?

– Откуда я знаю, сколько их – князей Багратионов Арсениев Петровичей. А такой друг у тебя один.

Муж смеялся: ему понравилось. Я знала, что ему понравится («Мало ли в Бразилии Педров*», – хохмила я, и Митю ознакомила с предысторией). Конечно, я, на самом деле, перестраховалась, но сказала так, в большей степени, для того, чтобы потешить мужа.

(* цитата из фильма «Здравствуйте, я ваша тетя»)

– И ты даже не спросишь, что за пункт?

– А ты скажешь?

– Нет, – он снова рассмеялся. – Умница моя!

Митя на мгновение задумался:

– И еще. Будь осторожна с Государем Императором. Не доверяй никаким посулам, избегай принимать любые предложения. Мы с Сеней всегда были верными слугами Отечества, но Император нас не любит. Я бы думал, что он нам завидует, если бы это не было нелепо предполагать в отношение Помазанника Богов. Будь осторожна!

Он подцепил пальцами мой подбородок, поднял лицо. Теперь мы смотрели глаза в глаза. Я не рыдала, но слезы сами текли по щекам.

– Не плач, солнышко! Ты сделала меня счастливым. Спасибо тебе! Прости, детка, что был с тобой недолго. Прости, что заставляю тебя плакать.

Я зажмурилась и затрясла головой. Не было слов выразить то, что хотелось.

– А теперь, детка, люби меня последний раз. Если ты можешь и хочешь.

– Митя, получается, что я убью тебя. Пожалей!

Я заплакала в голос.

– Хорошо. Обними меня, полежим, подождем два часа.

Это так прозвучало… что я почувствовала себя садисткой. И я решилась.

Да, мне казалось это неправильным, но не исполнить его последнюю волю я тоже не могла.

– Я хотела тебя любить всю жизнь, – я раздевалась и раздевала его. – Я бы ушла с тобой, если бы не он, – я прижала руку к животу, где уже больше месяца жил наш сын.

– Детка, ты говоришь правду, и это тешит мое сердце. Люби меня в последний раз, любовь моя.

Он прижал меня к своей груди и нежными поцелуями покрывал мои щеки, глаза, губы. А я взяла его лицо в ладони, как мне это всегда нравилось, и вернула ему поцелуи.

Его тяжелый член не шевельнулся, в нем почти не осталось жизни, и я поползла по телу мужа вниз. Нет, все же дернулся мне навстречу.

Я ласкала непослушную плоть, мяла нежно яички, щекотала анус и старательно направляла ту энергию целительства, что до сих пор безуспешно Митя учил меня чувствовать. Мне даже показалось, что я что-то чувствую. Будто теплые ручейки потекли по венам рук к кончикам пальцев. Я глянула на свои пальцы. Не удивилась бы, если бы из них потекла кровь, но, нет, это было что-то другое. И я больше не отвлекалась на непонятные вещи, вместо этого отрывисто заговорила, продолжая ласкать:

– Ты мне не припомнил одну мою ложь… Помнишь, когда я первый раз попросила у тебя разрешение поцеловать его, – я пощекотала языком головку. – Ты спросил, видела ли я это где-то тоже… Я тебя обманула.

(5.078)

– Ты не солгала. Я помню. Ты очень хотела его поцеловать. В твоих словах не было лжи, а то, что ты покачала головой – не считается.

Воспоминания подействовали. Наконец, ствол наполнился жизнью, закаменел, раздулась головка, и у меня под подбородком что-то щелкнуло.

– Митя!!! – я вскрикнула от неожиданности и посмотрела, что это.

На члене поблескивало довольно широкое, округлое гладкое кольцо, туго охватывающее основание ствола.

– Я хочу умереть счастливым под тобой. На тебе не выйдет, ты потом из-под моей туши не выберешься. Иди ко мне, моя наездница. Заеби меня д о смерти. И не кори себя, знай, я умру счастливым.

Я скакала и раскачивалась на крепко стоящем члене Мити, давилась слезами, гладила его плечи и грудь и видела, как синеют его губы, как окрашивают склеру лопающиеся сосуды.

– Кончи для меня! – уже с трудом произнес он.

Я могла бы имитировать оргазм, но обманывать его на краю жизни… Я поменяла наклон тела, заскользила клитором о его влажный от моих соков лобок. Мне это хватило.

Я смотрела в лицо Мити. Он легко улыбался, глядя мне в глаза с обожанием.

Каскад пульсаций оказался неожиданно мощным. Меня трясло. Я рыдала и сквозь слезы выла от наслаждения. Я почувствовала содрогания Митиного оргазма, он еле слышно прохрипел: «Саша-а». Я упала ему на грудь и впилась поцелуем в его губы, на которых застыла последняя улыбка, но он уже не ответил.

Я скатилась с него, обняла его безвольное тело и завыла в голос уже от сокрушительного горя. Отщелкнула кольцо с его члена и спрятала под подушку: нечего позорить Господина, Его Светлость графа Потемкина Дмитрия Андреевича. Мягким касание закрыла его остановившиеся глаза.

Потом, размазывая по лицу слезы и сопли, взяла влажную губку, обмыла промежность мужа от соков и семени. Член так и не опал: кровь уже не циркулировала, на основании осталась багровая борозда. Я поняла, почему он запретил себя осматривать. Он знал. С большим трудом натянула на него подштанники, прикрыла по грудь одеялом. Накрыть лицо, как положено, заставить себя не могла. Глаза все равно закрыты. «Пусть так, будто спит».

Привела себя в порядок, попыталась прекратить рыдать, но не вышло. «Ну и ладно».

Пора звать целителя.

***

Целитель констатировал смерть моего мужа. Князь также засвидетельствовал, и, как представитель властей заполнил документы, проставил время смерти, и они оба подписали бумаги. Мое участие не требовалось. Без Мити я снова стала предметом мебели.

Но я в своем праве. Я сообщила, что обмывать тело мужа и обряжать буду сама. Позвала Дарью и камердинера мужа Матвея. Дарья вызвала двух дюжих мужиков, которые на носилках перенесли тело в баню, уложив на нижний полок. После мы остались втроем. Я знала, что эти люди будут молчать, что бы ни увидели. И они не дрогнули ни жилкой, когда избавили тело моего мужа от покрывала и штанов.

Мы аккуратно обмыли покойного, Дарья и Матвей не отстраняли меня, хотя я только путалась под ногами, стараясь еще и еще прикоснуться к лицу Мити. Обрядили в исподнее. После, вызванные опять мужики отнесли тело в спальню, где уже сменили белье и застелили кровать покрывалом. Надели на Митю его роскошный со всеми регалиями мундир. И тело перенесли в малую залу, где на невысоком помосте стояла готовая домовина, выдолбленная в цельном стволе дуба по размерам покойного. Митя и об этом позаботился.

Я больше не выла, не скулила, молчала. Только лились и лились слезы.

Все ушли, в пустой зале остались мы трое: я, Дарья и Матвей. Дарью я поблагодарила, обняла и отпустила, и обернулась к Матвею.

Слабый маг, но маг, все еще полный жизни и сил. Он – бастард-сирота из младшей ветви Рода – почти всю жизнь был с Митей, с малолетства.

– Матвей, если хочешь, я тебе выделю дом там, где тебе удобно, назначу пенсион, женишься, заведешь детишек, тебе еще не поздно.

Матвей без аффектации опустился на колени.

– Ваше Сиятельство, Александра Николаевна, дозвольте остаться служить.

Я ожидала чего-то подобного.

– Тогда, Матвей, будешь служить сыну Его Сиятельства. Будешь его дядькой, когда родится, а потом так же станешь его камердинером. Только как же семья?

– Я и раньше мог жениться. Его Сиятельство не возражал. Не сложилось. Буду служить вам, барыня, и сыну хозяина, сколько смогу.

Я отослала и Матвея и осталась с телом мужа одна.

Я просидела до рассвета, а потом то ли задремала, то ли потеряла сознание. Очнулась уже у себя в спальне в кровати. Сон не шел. Меня плющило и выворачивало, я корчилась, обнимая его подушку, на ложе, где мы с Митей не раз предавались любовным затеям. Да, я не разрешила Гаше менять белье в своей спальне. И подушка до сих пор пахла им: его маскулинный дух с нотами разогретой солнцем древесной коры и оплавленного песка.

Я тихо скулила, вспоминая, и гоняла по кругу одну и ту же мысль: «Митя, Митенька, любовь моя, как же так?! Я когда-то думала, что мне больно, когда меня били и обманывали?! Сука! Это было вообще ни о чем! Я, глупая, тогда не знала, что такое настоящая боль! Митя-а-ааа! Митя-а-ааа!»

Боль от потери сразу дала о себе знать, но становилась с каждым часом все сильнее и сильнее. Она грызла изнутри как зверь, заключенный в клетку.

***

К полудню начали съезжаться родственники и те, кто хотел отдать почести почившему графу Потёмкину, но я сутки не выходила из своих покоев, пока не настало время похорон. Всем в доме в мое отсутствие заправлял Его Светлость князь Багратион.