Черная вдова и три ее мужа. Первый муж (СИ)

Глава 5. День четвертый. Признание

Слуг звать не стали: муж помог мне раздеться, и я помогла раздеться ему.

Он уронил меня на кровать и начал забираться сам, но я остановила его:

– Митя, подожди.

Я его совсем не боялась, наоборот, было ощущение сродства и чувство, что знаю его уже сто лет. На краю перевернулась на живот и, выпятив попку, бестрепетно потребовала:

– Хочу так.

Муж присел, склонился, собираясь уткнуться лицом мне в промежность, но я опять его остановила:

– Нет-нет-нет, хочу тебя внутри. Пожалуйста!

Его Cветлость легко прошелся пальцами по мокрым складочкам, толкнулся пальцами внутрь. Я увернулась. Он хмыкнул.

Высота кровати была не слишком удобной для его роста: на коленях – высоковато, стоя – слишком низко. Он снова присел и вогнал член в лоно. Я удовлетворенно застонала, но он тут же вышел, и не обращая внимания на мое недовольное попискивание, за подмышки закинул меня глубже на кровать, а потом снова вошел в меня, оседлав мои бедра и сжав коленями талию.

Наклонился к ушку:

– Что, капризуля, так хорошо?

– О, да! Да! Хорошо! Митенька!

Ему было очень тесно между моих сведенных ног. Он с трудом проталкивался, похрипывал от удовольствия. Сводил и разводил мои ягодицы, сжимая и растягивая вход в лоно.

– У меня тут такой вид открывается! – возбужденно пророкотал он.

Я представила себе, как его крупный член растягивает складочки и блестящий от смазки, то выходит, то входит во влагалище.

– О-ооо! – меня пробило от этой воображаемой картины. – Ой-ой… А-ааах. Митя а-ааа.

Я кончала, и каждое его движение действовало как электрический разряд. Это было слишком… слишком хорошо.

– Митя, замри…

Он вогнал член до упора и остановился. А я чувствовала, как сокращаются стенки влагалища и обжимают гостя, как он подрагивает от возбуждения, и меня затопила новая волна оргазма.

Я закричала, и Митя не выдержал, сделав еще несколько движений, тоже начал кончать.

Ну да, как всегда – с ором и матами.

Его светлость упал на меня, придавив своим немалым весом. Но мне было хорошо, я и так была жидкой лужицей, и от того, что меня расплющил муж, особо ничего не поменялось. Мне было, пи**ец, как хорошо.

Его светлость плющил меня всего секунд пять, я даже дыхание потерять не успела. Сгреб меня, целуя куда попало, тискал как плюшевую игрушку.

– Детка, до чего же ты сладкая. У меня от тебя разум уносит.

«Крышу сносит, – перевела я для себя. – Можно подумать, мне не сносит. Я вообще в него влюбилась в рекордно короткие сроки. И ничего, не жалуюсь».

Мы переместились в купель.

– Детка, я так странно себя чувствую. И как девка продажная, что готов за твои богатства отдать всего себя и целиком, и по частям. И как мальчишка, что впервые познал женщину. Я тебе все отдам, проси, что хочешь.

У меня от его сумбурных, глупых слов слезы затуманили глаза. Я искаженно видела его почти безумный взгляд, с надеждой что-то высматривающий в моем лице.

И я решила – сейчас или никогда – и рассказала о своем попаданстве. Уже потом, позже он расспрашивал меня, и я рассказывала о своей жизни до него. А сначала я рассказала, как попала в прощальное путешествие с любовником, как он пытался убить себя, а я попыталась его спасти, и сама утонула.

Рассказала, как очнулась притопленная вместо океана в ванной в родном доме экс-Саши. Как хотела соблазнить Его Сиятельство и получить со всеми потрохами, и как попалась в его сети сама.

– Тебе не нужно покупать меня, и не нужно продавать себя. Я когда-то мечтала о таком муже, как ты, пока жизнь жестоко не показала мне, что это глупые мечты. А теперь, оказывается, все это возможно с тобой. Я – твоя, а ты – мой, если сейчас ты не откажешься от меня из-за того, что я – не та Саша.

Его Сиятельство слушал меня с прикрытыми глазами. Внимательно и бесстрастно. Я уже начала сожалеть, что решилась открыться, и уже ожидала самого худшего.

Правда, кроме того, что Его Сиятельство просто загонит в монастырь, ничего хуже придумать не могла, не казнит же он меня. Хотя была мысль, которую я гнала от себя, что может быть еще хуже: он может отдать меня в Тайный приказ, вернее, здесь была Тайная канцелярия. А уж застенки этих организаций: что Тайного приказа, что Тайной канцелярии, что ФСБ мало чем отличаются.

Наконец, я досказала и замолчала.

– Зачем ты мне рассказала?

– Потому что мне тесно в этой Саше. С тобой я хочу быть собой. В моей прежней жизни я не встречала таких мужчин, как ты. Были богатые, щедрые, но никто не был таким бесстрашным, не отдавал себя, не открывался. Ты огромный, сильный, но не боишься показаться слабым. Ты – хозяин, ты господин, и не боишься мне подчиниться, попасть в зависимость.

– Ты много знаешь о мужчинах. Ты была куртизанкой?

Я засмеялась.

– Нет. Я могла содержать себя сама, и очень неплохо. У меня было все необходимое для комфортной жизни, и даже немного больше, но жизнь мне показала, что не будет любви, и не будет семьи. И я решила жить только для собственного удовольствия.

Я все еще не могла по его лицу понять итог.

Пока рассказывала, я прижималась к нему и заглядывала в лицо. Он не отталкивал, но словно застыл, был неподвижен.

– Митя, ты за первые сутки вернул мне меня, мою веру в себя, желание любить и быть любимой. Если я тебе такая не нужна, не наказывай, отпусти, только, прошу, сначала научи меня жить в этом мире, не завися ни от кого.

Я скукожилась, отстранилась, а Его Сиятельство ожил, потянулся ко мне, подгреб обратно к себе под бок.

– Не скажу, что поверил тебе до конца. Но я знаю, что ты говоришь правду, ту, в которую сама веришь. Я мог бы показать тебя менталисту, чтобы проверить на ментальные закладки, но не вижу в этом смысла. Твоя история с переселением выглядит настолько нелепо, что я не могу даже заподозрить ментальное вмешательство. Не могу представить, чтобы кому-то из моих недругов пришла в голову такая дикая история. Мне хватит тех мелких деталей из твоего рассказа и поведения, чтобы понять, что такое никто из ныне живущих придумать не может. Еще труднее представить, чтобы маленькая глупенькая барышня, не дрогнув, преподнесла эту дичь.

– А чего сразу глупенькая? – насупилась я.

Митя рассмеялся.

– Я не имею в виду, что твоя предшественница умственно отсталая. Просто юная провинциальная барышня: необразованная, неопытная, воспитанная в послушании. Вот нажраться абсента и утопиться – это да, а переселение душ… Ну никак. И твой суп… главное, конечно, суп – он потянул меня за локон – барышни не умеют готовить суп, и твой совет по судьбе убийцы, твое отношение к занятиям любовью… Кстати, почему такая идея насчет убийцы?

И я рассказала ему истории про серийных убийц из моего мира: о Джеке Потрошителе, о Ганнибале Лекторе, о Чикатило, об их хитрости, изворотливости и неуловимости. Пояснила, что Лектор не реально живший человек, но известный не мене, если не более, реальных убийц. Митя был впечатлен.

А потом я спросила:

– Что не так с занятием любовью?

– Вот как раз по этому поводу у меня сначала было подозрение, что барышня умственно отсталая.

Я поперхнулась воздухом.

– С чего вдруг?

– Во-первых, я видел один раз Сашу до свадьбы. У нее взгляд был, как у снулой рыбы. А твои глаза сверкают, как драгоценные камни. И когда ты пришла ко мне, и я увидел твои глаза, сразу подумал: «А не тронулась ли детка умом?»

– Может, я выпила для храбрости?

– Так от тебя вином и не пахло.

Я подумала, что наркотики вряд ли здесь в ходу. Так что, да, вариантов странного поведения девочки не слишком много.

– А во-вторых, детка, ты так щедро даришь мне себя. Это ощущение… м-мм… не знаю, как сказать… Свободы что ли, будто тебя воспитывали в лесу с дикими животными. Тихо-тихо.

Он крепче обнял меня, когда я снова возмущенно вскинулась.

– Я имею в виду только естественность, как в легенде о первом мужчине и первой женщине, которые не знали греха плотской любви. Мне сто двадцать два года…

Тут я не выдержала и позволила себе присвистнуть. Митя и этому удивился, но не стал отвлекаться, только поинтересовался:

– А ты не знала?

– Я не знала, что здесь столько живут и выглядят при этом в два раза моложе. Я думала, что тебе лет шестьдесят, просто хорошо сохранился и выглядишь на пятьдесят. Да я много чего не знаю. Я про магию поняла, только когда целитель вокруг меня руками размахивать стал после утопления. И то не сразу. У нас бы доктора меня уже в бараний рог согнули и истыкали разными приборами.

– И опять ты говоришь правду.

– Откуда ты знаешь?

– Я – не менталист, но я маг, и могу чувствовать, как и многие маги, правду и ложь. Так вот. Мне сто двадцать два года. Из них я больше ста лет ебал все, что движется. Я еще тем потаскуном был. Люблю еблю. Это последние три года до твоего появления был в простое. Так вот, я повидал сотни женщин из разных слоев общества и из разных стран. И ни одна не была такой естественной и непосредственной в проявлении своих желаний, ни одна так смело и с удовольствием не шла навстречу моим желаниям. У провинциальной барышни такого поведения быть не может. В конце концов, ты согласилась вместе со мной погрузиться в купель, вместо того, чтобы страдать от потерянной девственности и сгорать от стыда, а потом ты ласкала меня ртом, это уму не постижимо... В первую ночь ты меня взяла изумлением, а потом мне уже было все равно.

– Я не всегда была такой раскованной. У нас в Священном Писании легенда о грехопадении Адама и Евы – основополагающая доктрина в отношениях мужчины и женщины, на этом строится понятие семьи. И столетиями эти отношения регулировали религия и церковь. Сейчас с этим куда более свободно, только все равно верующих много, да и в рамках морали общества остались отголоски. Меня воспитывала бабушка примерной девочкой. Это потом я изменилась, когда поняла, что ничего у меня не будет. Я… В общем, другая женщина, возможно, отказалась бы от секса совсем, но я люблю секс и решила, что буду как мужчины. Вот как ты сказал: е*ал все, что движется. А я решила, что буду е*ать с комфортом того, кто мне нравится, и как мне нравится, того, кто мне этот комфорт предоставит. Как сказали бы бабки с лавочки – потеряла всякий стыд.

– Какие бабки?

Я фыркнула.

– В огромном городе нет завалинок, как в деревне. Старухи, многие из которых приехали когда-то в город из села, сидят на лавочках перед входом в дом и перемывают всем жильцам косточки.

– Перед доходными домами, где много жильцов?

– Что-то вроде того. Могу потом рассказать.

– Понятно. Ты сказала, что тебе хватало на комфортную жизнь. И все же искала богатых мужчин?

– У меня был свой дом, хорошая еда, дорогая удобная и красивая одежда. Мужчины – для действительно дорогих удовольствий. Мне не нужны были золото-бриллианты. Мне нужно было другое. Прыжки с парашютом, полеты на дельтапланах, путешествия, экспедиции в трудно доступные места планеты, погружения в коралловые рифы. Вот последнее и стало финальной точкой.

– Ясно. Хотя половину слов я не понял.

– Если хочешь, я потом все расскажу и объясню. Митя, скажи главное. Как мы живем дальше?

Дмитрий потискал меня и вздохнул.

– Я все пытался понять, за что меня Боги так наградили. Мне все равно откуда ты. Я злого умысла в твоей истории не вижу. А еще, что подвластно Богам, то не во власти человека. Не мне тебя судить, и никому другому. Я никому тебя не отдам. И пока жив, буду твоей защитой и опорой.

Оказывается, я была напряжена так, что почти не дышала. Меня отпустило, и я заплакала. У меня случился отходняк, отпустило напряжение, что сворачивало внутри пружину со дня свадьбы.

– Митенька, ты – мое солнце! Прости меня!

– За что?

– За то, что я прикинулась девственницей.

– Ну так ты ею и была.

Продолжая всхлипывать, я постучала себя по виску.

– Здесь нет. Это было так трудно. А я тебя так хотела. Ты же меня чуть на тряпочки не порвал, когда заподозрил опытную женщину.

– Лиса, – он улыбался. – Но про камеристку у тебя получилась занятная история. А была ли камеристка?

– Понятия не имею.

Мы рассмеялись.

Я смыла слезы и потянулась к его лицу. Мне нравилось держать его в ладонях, а потом целовать.

– Митя, это очень странно: я все время хочу тебя. Всего.

– И я тоже все время хочу тебя, детка.

Я пощекотала языком его губы, а потом нащупала полностью расслабленный член, который тут же в моих руках начал оживать.

– Мы не закончили сегодняшнюю программу. Мой язычок ждет тебя.

Я потянула его из купели и похлопала ладонью по бортику.

Его Сиятельство хохотнул, поднимаясь, огромный как морж взметнул волну, уселся на край.

– А если сегодня так?

Он поймал меня и посадил на колени к себе лицом, захватил в глубоком поцелуе губы, вторгся языком, лаская, и провел уже напряженным членом по нижним губкам.

– Чуть позже, – я прервала поцелуй, – мой рот хочет тебя.

И я стекла по его телу вниз, не разрывая взгляда, нежно и чуть смущенно улыбнулась, и обняла губами головку уже полностью окрепшего члена.

– Где были мои глаза, и как я не догадался, что ты – другая? – довольно пробурчал Его Сиятельство.

Вздрогнул и втянул сквозь зубы воздух, когда я заскользила языком по уздечке.

Он не дал мне долго наслаждаться его членом, вернул опять меня к себе на бедра и помог оседлать себя. Я сразу потерялась в удовольствии, принимая в лоно его крупную плоть. Муж вбивался в меня снизу, помогая руками под ягодицами подниматься и опускаться. Я не стала сдерживать быстро подкативший оргазм, содрогалась и стонала, обхватив его шею и присосавшись к его губам, выдаивая стенками влагалища его ствол, и Митя кончил следом за мной.

Приходя в себя, хихикала: мне так нравилось, что, кончая, он орет и матерится.

Проведя за разговором и утехами больше часа, наконец, мы выбрались из купальни, небрежно промокнули влагу на телах и рухнули в постель.

Его светлость удобно устроился на подушках и устроил меня на своем плече.

– Сколько лет тебе было там?

– Двадцать восемь. Я на десять лет старше этой Саши.

– А имя?

– Я тоже Саша. Только Андреевна – как ты Дмитрий Андреевич – Александра Андреевна Зимина.

– А внешность?

– Знаешь, я не поверила, когда увидела себя здесь в зеркале. Совершенно такая же. Мы с Сашей как однояйцевые близнецы. Только там у меня были короткие волосы, и тело было покрепче.

– Как это?

– Там я занималась спортом.

– Спорт – это что?

– Это регулярные занятия физическими упражнениями. Это еще одна причина, по которой я хотела тебе во всем признаться. Мне этого не хватает, и мне нужно место, где я могла бы заниматься. И еще я хотела бы бегать и много ходить.

Тут Его Светлость слегка подвис. Вероятно, трудно представить бегущую барышню при полном параде. Я засмеялась.

– Да-да, ходить, и бегать, и делать упражнения, но не в этих платьях. Поэтому нужно место, чтобы меня никто не видел. И буду рада, если ты будешь заниматься вместе со мной.

– Я понял. Спи, детка. Все у тебя будет.

***

И Митя сдержал свое слово. На территории поместья был полигон для тренировки воинов: ратников и магов. Вот туда мы и стали ходить как раз после их тренировок. Все же просыпались мы, посвятив часть ночи нежным забавам, куда позже остального поместья.

Его Сиятельство под клятву посвятил Дарью в необходимость сшить нечто, напоминающее привычный мне спортивный костюм. Дарья сама обмерила меня и приказала швее сшить несколько комплектов.

Получилось очень неплохо: свободные, но не широкие, рубахи и такие же полуоблегающие штаны из зачарованной ткани, в которой не жарко и не холодно, и которая не пачкается, хоть в лужу грязи ложись. С обувью было несколько сложнее, но сапожник все же придумал мне кожаные полуботинки на толстой, гибкой подошве с небольшим утолщением под пяткой вместо каблука. Митя просто надевал свои брюки и рубашку, а вот от обуви по моему образцу не отказался.

Так по утрам мы и наматывали круги на полигоне. Сначала было очень тяжело и непривычному тельцу экс-Саши, и отвыкшему от регулярных тренировок грузному Мите.

Кроме того, я помнила о неполезных нагрузках бега на суставы, тем более для человека такой комплекции как мой муж. Поэтому, первым делом научила Митю спортивной ходьбе. Его страшно веселил этот способ передвижения, но научился он быстро.

И вообще, Митя оживился, повеселел и даже начал понемногу избавляться от жирка.

Поначалу Его Светлость пытался разговаривать во время спортивной ходьбы, но быстро понял, что это нереально. А во время простой ходьбы мы разговаривали. Дмитрий поставил условием, что он будет тратить время на тренировки, если я расскажу о своей прежней жизни. Конечно, я бы в любом случае постепенно ему рассказала обо всем, но не стала его лишать дополнительной мотивации.

В принципе он и так был не против тренировок. Сам признался, что, когда заявила о своем отсутствии потенция, он совсем расслабился.

– Жрал, бухал и спал. Уговорил себя, что я – маг на покое, так зачем мне тренировки.

– Митя, а зачем магам крепкое тело? Я играла у себя в виртуальные игры, там магов назвали «тряпками», вроде тело неважно, важен дух.

– Душа моя, тело мага – это каркас, опора для магии. Чем сильнее маг, тем мощнее должно быть тело, иначе сила магии сомнет слабую плоть. Я тебе сейчас покажу.

Я тогда не знала, что с Митей что-то не так, и потому с большим нетерпением ждала демонстрации.

Митя вышел на площадку в центре полигона, прицыкнул на меня, чтобы не приближалась., встал в устойчивую позу: правая нога немного впереди левой примерно на ширине плеч. Руки Митя расположил в районе талии ладонями вперед, слегка отведя назад локти. А потом он чуть присел, и мне показалось, что ладонями он толкает неуступчивую стену, и земля полигона перед ним пошла волной, поднимаясь все увеличивающимся валом. И я увидела, как напряжение накапливается в теле мужа. Вот, закаменели плечи, покраснела шея, вспухают вены на шее и висках и наливается краснотой лицо. Расплелась и выпустила пряди коса, волосы поднялись как змеи Медузы-Горгоны. Наконец, он свел ладони без хлопка, несколько десятков тонн земли взметнулись фонтаном и опали. Митя дышал как штангист после поднятия рекордного веса.

– Фух, тяжело. Отвык, – пожаловался он, подходя ко мне.

– А так у всех магов?

– А почему ты спрашиваешь?

– Я видела в окно князя Багратиона, когда он уезжал. Он высокий и худой.

– Арсений – дрищ, но у него тоже крепкий костяк, хотя ему и не нужно. У него магия другая. Ему нужно быть гибким, ловким и выносливым. Он ходит в Сумерках.

Я видела, что Митя недоволен тем, что я расспрашиваю о Багратионе, поэтому я не стала развивать тему.

– А-аа, понятно, – хотя понятно было далеко не все, но разговор перевела. – Митя, а твои длинные волосы тоже для магии?

– Хех, – лукаво посмотрел на меня муж, – а ты как думаешь?

– Ну не знаю, может это для понтов просто. Крестьяне ведь все стриженые, – я тоже хитренько прищурилась на него.

Митя расхохотался. Про понты к слову как-то я уже рассказывала, поэтому он понимал, что я его подкалываю.

– Не угадала, детка. Волосы собирают и отдают магию. Не особенно много, но в копилку каждая капля пойдет.

– Ой, – я тряхнула косой, – у меня тогда много накапливают?

– Конечно, детка, – и он погладил меня по голове.

Я была впечатлена.

Так что тренировки Митя воспринял с удовольствием, но, конечно, с разговорами и моими рассказами заниматься было интересней.

У Мити очень хорошая память.

Он припомнил мне однояйцевых близнецов.

– Это как?

– Однояйцевые… Слово само за себя говорит. Это зародыши из одной оплодотворенной яйцеклетки, по какой-то причине разделившейся. Причины могут быть разными.

– Так, рассказывай!

– Я не специалист. Помню что-то из школьного курса.

– У вас в школе такое учат?

– Ну да, на уроках биологии.

– Расскажи, что знаешь. Ужасно интересно.

Я рассказала об оплодотворении, делении яйцеклетки, прутиком на земле полигона рисовала ему схему женских половых органов: матку, фаллопиевы трубы, яичники. Потом муж потребовал то же в отношении мужских половых органов. Потом… Я сказала:

– Хватит! Митенька, это общие сведения. Я не медик и не биолог.

– Медик? Биология? Биолог?

Я взвыла.

– Ну, Ок.

И я рассказывала все, что знала, а он цеплялся и цеплялся за слова. Да-да. Он мне припомнил и дельтаплан, и парашют, и погружения в океан. И был потрясен, что я – женщина – летала, прыгала с самолета, погружалась глубоко под воду.

А еще Его Сиятельство с радостью занялся моим образованием. Приняв мою иномирную суть, он так же понял, что я абсолютно невежественна с точки зрения этого мира, что я не знаю простейших вещей, которые последнему крестьянину кажутся само собой разумеющимися. На самом деле, за три недели в доме тетки я только и научилась говорить на местном диалекте русского языка.

Я рассказала, что в прежнем мире была превосходным, востребованным финансовым специалистом, и попросила его ознакомить меня с его хозяйством, и предложила заняться амбарными книгами. Во всяком случае, мне было очень интересно, много ли ворует управляющий. Этот аргумент повеселил моего мужа, и он согласился.

Не то чтобы я скучала, но определенно маялась от безделья. Самая насыщенная часть моей жизни проходила в спальне мужа, а больше мне и делать было нечего. В хорошо налаженное хозяйство поместья я не видела необходимости вмешиваться. Только немного поменяла наш рацион и составила другое меню.

После того как мы сварили коллективно роскошный суп харчо, от которого был в восторге не только Митя, кухарка моим новшествам не то, что не противилась, – кто бы ей позволил – наоборот, приняла все изменения с энтузиазмом.

Но чтобы органично вписаться в этот мир моих знаний было недостаточно. Почти все они были не о том.

Уже к концу первой недели ко мне стали приезжать учителя по истории и географии этого мира, по русскому языку (было бы странно быть дворянкой, не умеющей грамотно писать), по этикету, по герольдии и геральдике.

Магией в общих чертах со мной занимался Митя сам, а по целительству он призвал помочь мне освоиться полкового целителя Дубровского.

Митя объяснял мне то, что в семьях объясняют мальчикам чуть ли не с рождения.

– А девочек совсем не учат?

Оказалось, что если мальчиков учат «дышать магией» и расширять резервуар для этого дыхания, то девочек учат, наоборот, поверхностному дыханию, которое не затрагивает средоточие магии, не дает его почувствовать. И с возрастом оно как бы усыхает, делается твердым, неэластичным, неспособным к развитью.

Свои мысли на тему дискриминации я оставила при себе, главное, меня это не касалось. У меня средоточие было средних размеров и не потеряло возможности развития. Вот Митя и учил меня «дышать».

Я «дышать магией» научилась. И, как он говорил, средоточие росло на удивление быстро и активно, но я не смогла воспроизвести ни одного магического воздействия ни одной из стихий, ни целительством. Удалось раскачать магическое зрение – все маги видят линии своей и чужой силы и могут определять ее направленность. Я и здесь была ущербной: могла видеть чужую, но не свою.

Дубровский тоже учил меня. Я как обезьяна повторяла за ним манипуляции, изучала точки приложения силы, запомнила все, что он мне рассказывал и объяснял, но проявить ничего не смогла.

Точные науки: математику, физику и химию, – решили заменить натуроведением, что было похоже на знакомое по школе моего мира природоведение, и позволило мне познакомиться с местными достижениями разных наук, в том числе с химией и физикой. А математику я знала получше местных.

Я внимала учителям, не пыталась спорить или поделиться своими знаниями, мне нужно было уловить разницу и перспективы своих знаний. А знаний у меня было очень много. Не скромничая, скажу, что у меня всегда была отличная память, практически фотографическая, поэтому я могла воспроизвести все, что когда-либо читала и видела.

Я была несколько разочарована качеством здешних наук. Химия, ясное дело, в присутствии магии была с уклоном в алхимию. Физика практически как наука отсутствовала. Ее раздел механики был представлен артефакторным направлением, прочая техника была в зачаточном состоянии, всем, как могла, рулила магия, базируясь на эмпирическом опыте поколений. Меня это не расстроило, так как и химию, и физику я знала только в объеме средней школы, и, в общем, они мне были ни к чему.

Здесь не было понятия техно-магия, как и самого направления. И я увидела в этом некоторые перспективы, но пока мне было не до того. Я понимала, какого огромного объема труда и знаний это требует. Задача явно не для скромной провинциалки, пусть и графини. Митя давно отошел от дел, а у меня нет зуда прогрессорства, чтобы втравливать его в дела по «улучшению» мира.