Черная вдова и три ее мужа. Первый муж (СИ)

Глава 9. Ритуал зачатия

Тему наследника мы с мужем не затрагивали, но я все ждала, что вот-вот забеременею. Скорее всего, ждала не я одна, но так и не случилось. Митя эту тему не поднимал, и я молчала.

И поэтому, когда почти сразу после составления завещания Митя сообщил, что собирается провести ритуал зачатия, я не удивилась. И поначалу даже обрадовалась, а потом, после того, как Дубровский осмотрел нас обоих, и они в двух словах обсудили мое и Митино состояния, поняла, что после ритуала Митя долго не проживет.

Радости уже не было.

Я знала, что ритуал неизбежен: изначально Его Сиятельство женился отнюдь не ради наших постельных забав – нужен был наследник.

Митя мне рассказал, почему до сих пор оставался без потомства. В ранней молодости он был женат, только невеста оказалась не девицей, а вскоре после свадьбы начала изменять ему. Он в то время служил в войсках и часто бывал в разъездах, в его отсутствие молодая жена ни в чем себе не отказывала. Если ее недевство он еще стерпел, то распутную жену терпеть не пожелал.

Он вернул женщину родственникам, те заточили ее в монастыре. Развода Митя не получил, но уже полвека прошло с тех пор, как она умерла, так и не покинув монастыря. Только Его Сиятельство о браке до последнего времени ничего и слышать не хотел. Потому он так и взъярился, предположив, что невеста снова не девица, когда я приперлась к нему в первую брачную ночь.

***

Ехали мы верхами. И хотя экс-Саша была обучена верховой езде, мне и спустя год это давалось тяжело. Все же все те виды транспорта, которыми я без проблем пользовалась в своем мире, – совсем не то, что живое существо. Лошадь – это не мотоцикл. С ней требуется взаимодействие, а не освоение. И если в конструкции мотоцикла эргономику приспосабливают для комфорта человека, то с лошадью наоборот – человеку приходится приспосабливаться к лошади.

С нами шел отряд из 5 воинов-магов. С одним из них ехала Гаша. Хорошо, что дорога не имела колеи и серьезных ухабов, стесанная тяжелыми волокушами, на которых перевозили деловую дубовую древесину. И хорошо, что было сухо. Ехать нужно было почти в самое сердце леса. Так что ни шатко ни валко ехали мы больше трех часов, а потом еще полчаса шли пешком: я, Митя, Гаша и четверо воинов. Один остался с лошадьми.

Наконец, мы вышли на огромную поляну, примерно как два футбольных поля. Посреди нее рос чудовищных размеров Дуб. Мне показалось, что рядом с ним мы были ничтожнее муравьев. Самые старые секвойи, что я видела в Калифорнии, рядом с ним были бы как дети рядом со взрослым мощным мужчиной ростом под два метра. Точнее оценить размер этого древесного монстра я затруднялась. Я не знала высоту секвойи в метрах*, потому не могла того же сказать и о Дубе, но был он, на мой взгляд, раза в два выше и раза в четыре шире.

(* рекордсмены среди секвой – в пределах 112,2 – 116,1 метров в высоту. Возможно, Саша ошиблась в оценке размеров от потрясения.)

Гиперион. 116,1в высоту, 4,84 метра в диаметре. Редвудс, Калифорния, США (это примерно здание в 40 этажей)

Наши сопровождающие сооружали временный лагерь у входа на поляну, на специально приспособленном для этого пятачке, а мы с Митей вдвоем, немного отдохнув, пошли к Дубу.

У подножия Дуба меж двух мощных корней как готическая арка зияла щель высотой примерно десять метров и была обращена на восток. После полудня, ко времени, когда мы добрались, арка терялась в глубоких тенях, еще более глубоких от контраста с ярким днем за пределами тяжелой густой кроны древа.

– Арка пропускает только кровь Потемкиных и того, кто с ними.

Митя приобнял меня за плечи, и мы вмести вошли во тьму щели. Под ногами была совершенно гладкая, веками утрамбованная земля. Влево вел узкий проход, в котором Митя едва помещался. В полной темноте он шел, касаясь рукой левой стены, и вел меня за собой, держа за руку. Мы шли и шли. Стало понятно, что этот путь идет по спирали к центру и вниз. Наконец, мы вышли в небольшой по площади, но высокий грот.

В гроте, почти правильной круглой формы, с небольшим отступом от стен, созданных природой или волшебством из длинных тяжей потемневшей от времени древесины, весь пол зарос толстым слоем мха, похожего на сфагнум. Мох пружинил под ногами, когда мы вступили на этот природный ковер. Было сумрачно, но не темно: слабый желтоватый теплый свет источали многочисленные трещины в коре стен. Я обратила внимание, что сквозь мох проглядывают канавки, обозначающие какой-то рисунок по всему живому ковру.

Мы подошли к центру. Митя, не спеша, нежно целовал меня, втянул в долгий поцелуй, отчего мы оба возбужденно задышали, притираясь телами, стремясь быть ближе.

– Я раздену тебя, детка, подожди.

Митя снял с меня всю одежду, и мне не было холодно, хотя в гроте не было жарко. Я смотрела, как Митя идет ко входу в грот на ходу снимая с себя одежду. И свое, и мое он сложил у входа и вернулся ко мне.

– Ложись, любовь моя.

Он указал на самый центр все с тем же непонятным мне рисунком из канавок, помог улечься, поправил положение моего тела, потом из подушки мха вытянул толстые мягкие веревки, сплетенные из серого пушистого луба, и начал привязывать мои руки.

– Митя, зачем? – я не боялась, но не понимала.

– Ритуал, Сашка. Не все жены принимают его добровольно.

– Но я-то добровольно.

– Традиция. Нужно все сделать по спискам. Я не буду тебя распинать и полностью обездвиживать, но ты будешь ограничена в движениях.

Он уже привязывал мои ноги, опутывая пушистыми лианами щиколотки.

– Но я не смогу тебя обнять!

– И не должна. Ты должна быть полностью покорна.

– Ой, все! Буду бревном.

Он хмыкнул:

– Хорошо. Буду любить бревнышко.

Я на такое не рассчитывала, но неожиданно почувствовала возбуждение, качнула навстречу бедрами.

– Иди ко мне. Давай, сначала немного «десерта». Это не запрещено?

Митя хмыкнул:

– Кто же мог в ритуале такое учесть?

Он привычно пристроил возбужденный член между моих грудей, но забавлялись мы недолго.

– Все, детка, а то я так кончу не туда, куда нужно.

Зато мы оба уже были на взводе. И я надеялась, что это ускорит и сократит ритуал. Хотелось выбраться из этого таинственного, мрачного места побыстрее.

Митя устроился меж моих раскинутых ног, удерживая вес на локтях, и легко протолкнул головку в залитое возбуждением лоно, толкнулся глубоко, до конца, до упора, и… Тут что-то пошло не так.

Я почувствовала в муже изменения. А в следующий момент мне показалось, что это вовсе не Митя. Зрачки его глаз полностью вытеснили радужку, я смотрела в эти бездонные колодцы, и мне было страшно. Этот кто-то другой вбивался в мое тело с настойчивостью и размеренностью парового молота. В этом Мите не было нежности и страсти, не было гедонизма, была только яростная целеустремленность.

Мне хотелось что-то сделать, чтобы вернуть Митю: коснуться его лица, куснуть, ущипнуть, но в то же время я боялась нарушить ритуал. Митя не сказал, но я чувствовала, что эта мощь не остановится, пока мы не кончим. Поэтому я просто прикрыла глаза и поменяла положение бедер, подстраиваясь под эти размеренные движения. И предчувствие оргазма наполняло меня, как воздушный шарик наполняет мощное дыхание. Меня распирало от горячего щекочущего удовольствия и предчувствия еще большего удовольствия.

Не хватало малости. Хоть крохи той любви, что связывала нас с Митей, теплоты и наслаждения друг другом. И я решила – будь что будет. Выгнула свое обездвиженное по рукам и ногам тело волной, прошлась ею по телу Мити, что завис надо мной на локтях. Выдохнула ему в лицо: «Я люблю тебя!» Ответа не ждала – впилась в его губы поцелуем.

И неожиданно получила ответ: «машина» замедлилась, наддала бедрами, вжимаясь в меня, и я почувствовала ответный поцелуй. И тут же ощутила пульсацию семяизвержения, и сама сорвалась в оргазм. Я еще чувствовала всем телом желанную сладкую наполненность и скольжение его члена внутри, но это уже было неважно…

Я кричала и мотала головой в попытке избавиться от этого невыносимого наслаждения, смешанного с оглушающей болью. Казалось, в теле «выламывает» каждую мельчайшую мышцу.

Митю тоже выгнуло. Он распрямил руки и откинул плечи и голову назад. Грот огласил его надсадный рев, в котором с мучительными перерывами слышались слова: «В потомках… На века… С любовью…».

Рисунок продавленный канавками во мху ярко вспыхнул и почти тут же погас.

Мое сознание мерцало, а в голове бился один вопрос: «Это что за фигня?»

***

Вообще-то, если у меня еще сохранилась хоть крупица разума, и я ничего не путаю, то зачатие связано с телесным удовольствием, если отбросить варианты с насилием и дефлорацией. Поэтому я просто не понимала, что произошло. Я едва не потеряла сознание от боли в мышцах и общего дискомфорта. Митя рухнул рядом, с трудом извернувшись, чтобы не придавить меня, и лежал почти в отключке, хрипло и натужно дыша.

– Митенька, – тихо прошелестела я, громче не могла и боялась, что муж меня не услышит, – что это было?

Митя шевельнулся и, пытаясь меня обнять, бессильно уронил на меня руку.

– Дух Рода взял для зачатия нашу жизненную силу.

Я с ужасом вглядывалась в лицо Мити. Да. Мой любимый выглядел совсем плохо: он явно постарел, и был теперь не пятидесятилетним полным сил мужчиной, а семидесятилетним стариком.

Я прикрыла глаза и, не в силах удержаться, расплакалась. Я знала, что это Митин приговор.

– Не плачь, детка! Зато он останется с тобой, – и Митя нашел силы, погладил ласково мой живот.

Это мало утешало. Ребенок для меня пока был абстракцией, а любимый муж, который сделал один из последних шагов к могиле, был моей реальностью. И меня осознание этого убивало.

***

Да, зачатие произошло. Я была беременна. Более того, Дубровский уже через пару недель определил, что мы ждем сына. Для меня это не было утешением и равноценной заменой уходящей жизни мужа.

После ритуала зачатия Митя прожил чуть больше месяца.