Черная вдова и три ее мужа. Первый муж (СИ)

Глава 4. День четвертый. «Разбор полетов»

Погуляли, называется!

Вернулись в поместье. Убийцу слуги сгрузили в карцер при казармах.

У его сиятельства в поместье, оказывается, был большой отряд воинов, и казармы для них были, и, куда ж без него, карцер.

Его сиятельство – боевой маг на покое, так что, как ни было мне удивительно, оказалось, войско в поместье – это норма. На мои вопросы о нем Митя отвечал, как о чем-то само собой разумеющемся. Возможно, здесь вообще такое заведено – не у него одного войско есть. Что я могла узнать об отношениях аристократических Родов за три недели, сидя с теткой в родном доме экс-Саши.

«Как же, как же. Кто же поместье будет защищать? Вопрос: от кого?»

Как я услышала, его сиятельство послал в то самое Торжище – небольшой губернский город, тоже ему принадлежащий – весть, чтобы прислали стражу. И еще послал весть своему другу и соседу – главе Тайного приказа, некроманту Арсению Петровичу Багратиону.

И особо Митя мне наказал, когда приедет Его Светлость князь Багратион, чтобы я из своих покоев не выходила.

Я не возражала, только попросила, чтобы девочке лекаря прислал.

***

Моя предшественница в этом теле – как я успела выяснить, еще находясь в ее родном доме – обладала целительским даром, но просто микроскопическим, да и, как принято, не занимался с ней никто. Однако я вообще ничего не чувствовала, и даже не представляла, что должна чувствовать, как обращаться к этому дару. Потому и не смела даже коснуться багровых рук девчонки, приносящих ей сильную боль.

Митя оставил мне действовать по своему усмотрению и обещал прислать лекаря, и я забрала девочку в свои покои. Усадила ее на диван, как она ни возражала, что не положено, и велела сидеть и не дергаться. Девчонка послушалась, у нее и сил не особенно много было, чтобы спорить и сопротивляться моей блажи.

Я потрясла сонетку, вызывая горничную. Ее озадачила одеждой для новенькой. Приказала показать комнату для девочки, сказала, что та будет моей личной служанкой. Горничная промолчала, но, было заметно, не обрадовалась и зачем-то привела экономку.

Экономка оказалась умней горничной и опытней меня в здешних условиях. Я в этом и не сомневалась: оценила ее еще утром первого дня в поместье, когда муж представлял всю обслугу. Дарья – женщина на вид строгая, но по ощущениям не злая. Она, как показалось, специально, при мне провела «разбор полетов». Глянула на горничную и спокойно спросила:

– Тебе что барыня приказала?

– Найти одежду и показать ей комнату, – девка кивнула на мою подопечную.

– И почему я здесь?

– Да как можно эту побродяжку сделать личной служанкой?

Ключница поджала губы так, что ее довольно пухлые губы превратились в одну жесткую линию:

– На конюшню! Десять плетей!

Потом глянула на меня.

А я покачала головой. Думаю, почти уверена, девка не к новенькой имеет претензии, а ревнует хозяина ко мне. Знакома я с этими раскладами: хозяин – служанка. В своем мире была наслышана. Наверное, эта грела ему постель, пока у него еще был утренний стояк. Вот и хотела остаться поближе. И раз уж хозяину вернулась потенция (полагаю, нас с Митей в этом крыле здания только глухой не услышал бы и по ночам, и утром), надеялась, что и ей что-то перепадет. Ну а моя личная горничная, куда уж ближе ко мне, ага, и к хозяину тоже, и тут какая-то девчонка, да по моей воле.

Девка молча бухнулась на колени.

– Дарья, а давно эта девка в поместье?

– Больше пяти лет, барыня, – она задумалась, видимо, мысленно высчитывая.

– И сразу к его светлости в постель попала, да?

Дарья чуть смутилась, но кивнула.

– Ее купили или из деревни взяли?

– Она из ближней деревни, Ваша Светлость.

– Вот и хорошо! Верните в деревню и замуж выдайте.

Девка взвыла:

– За что, барыня?

«Вот, дура! Барыне палки в колеса вставляет и спрашивает, за что? Ну просто испанский стыд».

Нет, я незлая. Однако, если девке ума не хватает знать свое место, не перечить барыне и не задавать, в результате, еще и глупые вопросы, то нам такого рядом не надо. Ума нет – это не лечится. Надумает еще мстить, козни строить, а замуж подальше отсюда выйдет – муж найдет, чем ей заняться. И я искренне не понимала, почему девка так расстроилась. Ее от плетей избавили. Решила потом спросить у Дарьи.

– Дарья, значит, так. Девочке нужна одежда, и где она будет жить, чтобы недалеко от меня.

– Так барыня, Александра Николаевна, вот.

Она провела меня в спальню. В стене за портьерой прямо напротив двери из покоев мужа скрывалась дверца. Я и не успела ее заметить. За дверцей короткий коридорчик, еще одна дверь в небольшую комнатку с окном в торце: узкая кровать у стены слева в нише, глубиной как раз на длину коридорчика, небольшой комод у другой стены, стол и стул под окном. Напротив двери, через которую я заглянула, дверь в личные удобства, напротив окна – дверь в общий коридор.

С Дарьей вернулись в гостиную. Придержала ее за локоть:

– Плетей не надо, заприте, пусть сидит под охраной, пока в деревню не отправите. Дарья, объясни мне, пожалуйста, почему для нее плети предпочтительней замужества?

Дарья усмехнулась и так же тихо мне ответила:

– Так здесь она не особенно перетруждается. Барин у нас добрый, работников не гнобит. А замужем будет как белка в колесе, и хорошо, если муж не будет поколачивать, и не известно, какая там семья, родители, свекровь.

Я впечатлилась.

Теперь уже бывшая горничная так и сидела на полу у выхода. Поскуливала девчонка, все так же баюкая руки, от удивления ненадолго забывшая о боли, пока наблюдала разыгравшуюся сцену.

– Потерпи еще немного: сейчас лекарь придет. Как тебя зовут?

– Гаша я. Агафья.

– Дарья, спасибо. Забирай девку, пришли кого-нибудь с одеждой и поторопи лекаря, если встретишь.

Дарья вздрогнула от моего «спасибо», но я решила не отказываться от привычки благодарить. Буду благодарить, даже если это будет челядь.

– Хорошо, барыня, – она поклонилась.

Зацепила за локоть бывшую горничную и, выходя, столкнулась с мужчиной.

– Барыня, Александра Николаевна, вот лекарь.

– Семен Петрович Дубровский, к вашим услугам, Ваше Сиятельство.

«Здравствуй, Маша. Я – Дубровский, – хихикнула про себя. – Муж говорил про вассальный род Дубровских, значит, тоже дворянин».

– Ваше благородие, я могу обращаться к вам по имени-отчеству?

– Почту за честь, Ваше Сиятельство.

– Семен Петрович, будьте любезны, посмотрите девочку. Я вас оставлю. Гаша, потерпи, Его благородие поможет тебе. Не бойся.

Я вышла в будуар, но продолжала прислушиваться. Не дайте Боги, если и этот будет руки распускать, или как-то обидит.

А еще подумала, что здесь мне восемнадцать, выгляжу лет на шестнадцать. Наверное, и доктор и экономка про себя потешаются, как я серьезно, словно взрослая разговариваю. Ну и пусть. Все равно под малолетку косить не сумею, главное, чтобы у мужа вопросов не возникало.

– Ой-ей-ей, больно!

Периодически попискивала Гаша, но паники в ее голосе я не слышала. Потом целитель позвал меня:

– Ваше Сиятельство, уже все.

Я вернулась в гостиную.

– Внутренних повреждений не было. Голова цела, сотрясения тоже нет. Ушибы мягких тканей, я убрал. Кости целы. Девство не нарушено, – тут он слегка смутился и кашлянул в кулак. – А вот кисти рук пострадали сильно, но здесь я тоже все поправил, черного огня (гангрены) не будет, отнимать не придется.

Тут Гаша испуганно ойкнула и опять заревела.

– Ну, ну, девочка, уже все хорошо, – покровительственно утешил целитель. – Ей нужен покой несколько дней, и чтобы за ней кто-то поухаживал: я зафиксировал кисти и запустил регенерацию, – он кивнул на руки девушки, заключенные в коконы повязок. – Повязки менять не нужно, они просто обездвиживают и защищают. Дня через три, с вашего позволения, зайду проверить.

– Благодарю вас, Семен Петрович! Чем обязана за помощь?

– Что вы, что вы, Ваше Сиятельство. Я военный целитель, но уже несколько лет служу в поместье. Я на жалованье. Это моя работа.

– Жалованье? Хорошо. Еще раз благодарю вас.

Целитель ушел, а я задумчиво уставилась на Гашу. «И что теперь делать? Куда ее?»

Меня спасла Дарья. Она сама принесла одежки для девчонки. И я тут же решила перепоручить девочку ей. Уверена, Его Сиятельство не обрадуется, если обнаружит, что я сама ухаживаю за горничной.

– Дарья, есть кому поухаживать за ней? Ей руки обездвижил целитель дня на три-четыре, чтобы не потеряла их. Ей же и переодеться, и помыться нужно, и поесть, и в отхожее место сходить.

Я специально перечислила, чтобы экономка не отнеслась к делу формально. Может, она и сама бы не схалтурила, но точных указаний ослушаться не должна.

– Да уж найду кому поручить, не беспокойтесь, барыня, – и поняв мое замешательство, добавила, – я пока заберу ее с собой. Как поправится, верну ее вам. А пока, – она задумалась на мгновение, – есть девка, которая управится с обязанностями вашей горничной. Я пришлю.

И уже Гаше:

– Пойдем, милая.

Гаша сползла с диванчика на пол на колени:

– Ваше Сиятельство, барыня, по гроб буду вам благодарна. Пусть Боги любят вас!

«Пусть Митя любит меня», – хмыкнула я про себя.

– Вставай, вставай, – подняла девчонку с колен. – Будешь хорошо служить мне, поладим. А теперь иди.

Вот, такая я барыня – в роль быстро вошла. А куда деваться? Демократические порядки насаждать что ли? Я, конечно, временами «куку», но не настолько же.

Обед мне накрыли в моей же гостиной на одну персону. Его сиятельство все еще был занят с князем Багратионом. Мне, конечно, любопытно было, что они там обсуждают, но дом я знала еще плохо, так что идти, искать, подслушивать не рискнула. Нет! Ну а что? Я знаю, что подслушивать нехорошо, но у меня информационный голод! Вот чем мне заниматься? До вечера было далеко.

***

В это же время .

Князь Арсений Петрович Багратион был некромантом и еще, о чем знали всего несколько человек в Империи, очень сильным менталистом. Это был редкий Дар вообще, а в сочетании с некромантией и вовсе уникальный. Как бы не единственный на всей планете маг с двумя Дарами. Ну за исключением представителей монарших семей. Да и то у них не у всех. Хотя, если Багратион не афишировал свой второй Дар, вполне могли быть и другие с тайным вторым Даром.

Граф Потемкин и князь Багратион недолго беседовали с убийцей.

Даже поверхностное ментальное сканирование все прояснило. Лезть в более глубокие слои и не требовалось. То, что пересказал Багратион, Потемкина не порадовало.

Кучера перевели в разряд свидетелей сразу. Он был подневольным участником. К слову, у него в ухе была восковая пробка, вторую он вынул в лесу, чтобы услышать погоню и потерял, и, конечно, услышал призыв Его Сиятельства, но крики девочек он слышать не хотел, потому и нашу пролетку не слышал, сбежал, только когда увидел рядом.

Еще меньше времени князь потратил на убиенную девочку. Опрашивать ее нужды особой не было, но необходимо было подтвердить личность убийцы. Арсений Петрович пообещал покойнице, что убийца будет наказан. И упокоил ее снова: «Покойся с миром, чистая душа!»

Убийцу и свидетеля вместе с бумагами передали губернским стражникам, и те отбыли в город.

Граф распорядился, чтобы девушку подготовили к погребению и разрешил похоронить на сельском кладбище. Потом распорядился подавать обед. Аппетита у обоих после расследования не было, но порядок есть порядок. Потому за обеденным столом больше разговаривали, чем ели.

– Арсений, погостить не приглашаю. У меня, как ты понимаешь, медовый месяц, – Потёмкин выглядел сконфуженным.

– Опа, Мить, и член стоит?

– К-хх, – закашлялся граф. – Да, блядь, ты смерти моей хочешь? Не смущай меня, Арс.

– Нет, ну а что? – продолжал веселиться Багратион, – ты же жаловался, что у тебя не стоит, уже года три назад.

– А тут встал. И, знаешь, Арсений, ты много потерял, доверившись монетке. Орел- решка. Если б не разыграли, и ты согласился жениться, я бы с моим нестоянием ни разу бы не возразил. А теперь, у меня жена, которая и мертвого поднимет.

– Ах-ха-ха, – веселился князь, – мертвый не встанет: она же не некромант. А у мертвого встанет.

– Смейся, смейся, но, знаешь, никогда в жизни не был так счастлив. Меня первая женщина и первая любовь так не радовали.

– Жене меня представишь? – лукаво поиграл бровями князь.

– Не обессудь, Арсений. Нет! Не хочу случайно друга потерять. И в свет выводить не буду.

– О! Даже так! Ну что же, Мить, рад за тебя. Только ты не очень усердствуй, ты же знаешь, чем ты больше тратишься, тем меньше живешь.

– Пусть так! Не было бы ее, так и тухнул бы в скуке до смерти, а так сгорю в любви и наслаждении.

– Ну да, в чем-то ты прав. Может кто-нибудь рискнет выдать дочь или сестру за пр о клятого некроманта, но сомневаюсь, что мне так же повезет.

– Она уникальна. Другой такой нет.

– Вот и я говорю, что мне не повезет.

– Арсюш, если мы родим кого-нибудь, и меня не станет, будешь опекуном при наследнике?

– Мить, давай, отложим этот разговор. Я не отказываю тебе, не смогу отказать, но, давай, не сейчас!

– Хорошо, но ты помнишь, да?

– Не забуду.

***

Арсений Петрович собирался заглянуть в Торжище в губернскую управу, хотел посмотреть зарегистрированные на имя убийцы купчие, и навести порядок. Когда садился в карету, глянул на фасад дома, почувствовав чей-то взгляд. На втором этаже в окне одной из гостиных дрогнула занавеска, а у его светлости появилось ощущение, что высунулся любопытный, хитрый лисий нос и пропал.

«Что ж там за лиса окрутила Митю ? Растратит он себя на нее. А ему и так немного осталось. Нужно навести справки». Но закрутился как-то и забыл до времени.

***

После отъезда князя Багратиона Его Светлость заперся до вечера у себя в кабинете и вышел только к ужину. Не то что бы в дым, но очень прилично пьяный Дмитрий выглядел несколько устрашающе: налитые кровью глаза, всклоченный, коса растрепалась и седые длинные волосы разметались по плечам.

Я ожидала его в столовой и не садилась за стол одна. Глянув на меня, Митя, видимо, обнаружил выражение удивления и неприязни на моем лице. Что поделать – терпеть не могу пьяных, но я смирила себя и постаралась справиться со своим недовольством, потому что Его Светлость извинился и собрался уходить. Только бездействовать я и не думала. Конечно, я не могла его заставить очистить желудок, но могла кое-что другое.

Догнав мужа уже в дверях столовой, я ухватила его под ручку и повлекла на кухню. Я была уверена, что на кухне найдется все, что нужно, для похмельной терапии. Муж безропотно повиновался. Хотя, если честно, боялась, что пошлет меня лесом. Как же! Мужик! Сам с усам!

Я не ошиблась, на плите обнаружилась кастрюля с наваристым бульоном из баранины. Значит, быть харчо. Если бы бульон был говяжий, то можно было бы сделать рассольник, а если куриный, то имбирный суп. Кухарка и подсобники тут же были озадачены промывкой риса, нарезанием лука, чеснока и кинзы (которая называлась иначе, но была именно травой земного кориандра), чисткой и прокаливанием грецких орехов (тоже с другим названием). Выловили куски баранины из бульона и поставили варить в бульоне промытый рис.

Зарядив подготовку к супу, я попросила выжать сок из нескольких видов цитрусовых (были и лимон, и лайм, и апельсин, и что-то вроде танжерина) и намешала с ключевой водой целый кувшин напитка, который и поставила перед мужем, усаженным за стол в углу, где обычно работники кухни утоляли голод.

– Пей, Митенька, – шепнула Его Светлости на ухо, – много пей.

И вернулась к кухарке, чтобы объяснить, что требуется поджарка из лука, томатов и муки, и заправка из травы, чеснока, грецких орехов и красного острого перца с солью и специями.

Снова подошла к мужу, пригладила встрепанные волосы на его голове. Он послушно пил разбавленный сок, уговорив уже больше половины кувшина. Я видела, что он настолько зол и расстроен, что даже не спрашивал, что я затеяла. Видимо, ему было приятно просто подчиниться и ничего не выяснять.

– Пей, мой хороший, – я прислонилась к его плечу.

– Посиди со мной, – ему не претило, что мы обретаемся на кухне.

А вот работники кухни были в легком шоке, но я на них сразу нестрого прицыкнула, и разогнала лишних.

– Сейчас, поставим суп, и я посижу с тобой.

Куски мяса, поджарка и заправка были отправлены в бульон с рисом, и суп оставлен до закипания, а потом на отдых минут на пять-десять, чтобы вкус и аромат созрели.

Я присела за стол к мужу.

– Ваше Сиятельство, что вас так расстроило?

– Иди ко мне, ты слишком далеко сидишь.

Ну да, я сидела напротив него через небольшой стол. Он поманил к себе, я подошла и была усажена на колени. Митя обхватил меня своими ручищами и уткнулся лбом в мой висок.

– Тебе не нужно такое знать, детка!

– Митенька, расскажи. Я не из любопытства. Просто поделись своим грузом. Я не рассыплюсь. Расскажи.

Он удивленно глянул на меня, помолчал, а потом начал шептать мне на ухо:

– Эта тварь нечеловеческая убила пятнадцать девочек, и устроила кладбище в моем ельнике. Как раз там, где мы его застали. Эта мразь – безземельная, но ему каждый раз продавали крестьянок. Все купчие регистрируются в общем реестре. Понятно, что в имперском реестре – это капля в море, но в губернском, в городском могли бы заметить, но никто не сопоставил факты. Он уже пять лет катается. Он психически болен, и приступы учащаются. И раньше он покупал по одной душе, а в этот раз собирался сгубить уже две. Придется брать под стражу и его жену, потому что она знала: чистила его одежду после не всегда бескровных убийств. А у них двое детей малолетних. Куда их?

Да, мне стало тошно. Меня чуть не вывернуло. И слезы подступили. И я могла себе это все представить, потому что однажды чуть не оказалась на месте этих девочек. В моем случае дело только до кладбища не дошло.

Я обняла мужа за шею, так же как он перед этим, уткнулась лбом в его висок и зашептала:

– Митя, он – дворянин?

– Да.

– Что с ним будет?

– Скорее всего, расследование, суд и дом скорбных душой.

– Митя, не надо суд и дом скорби. Его надо убить. Не казнить, а усыпить как бешеную собаку, – не успела поймать себя за язык.

Ведь, вероятней всего, здесь не усыпляют некондиционных животных, а убивают выстрелом в голову или магией какой, но я уже махнула на это рукой. Я помнила истории кинематографического Ганнибала Лектора и прочих Чикатило. Меня трясло, и я продолжила:

– Сумасшедшие очень хитрые. Если он сбежит, то будут еще жертвы. А жену его не надо судить. Проверить надо, но она, скорее всего, просто жена, бессловесная и, возможно, тоже пострадавшая. Выслать ее без поражения в правах в другой город на поселение вместе с детьми и назначить пенсион за мужа, положенный по табели о рангах, чтобы шума не было, чтобы дети не пострадали, не лишать их будущего.

Высказавшись, я тихонько заплакала, уткнувшись мужу в плечо. Не стала сдерживаться, невозможно. Ужас какой! И нужно было мужа отвлечь от моих слишком заумных для восемнадцатилетней провинциалки речей. И это сработало, как выяснилось позже, только частично. Его сиятельство запомнил.

Но пока он несколько неуклюже утешал меня, а я почувствовала, что, да, его попустило. Тут и суп поспел. Я плеснула в лицо холодной водой над рукомойником, помахала на припухшие глаза полотенчиком, потом сама налила суп в глубокую суповую тарелку и поставила перед мужем вместе с черным ржаным хлебом на доске и миской сметаны. Кухарка кудахтала: как же так, барину черный хлеб. Я махнула на нее рукой: все-все-все. И она угомонилась.

Его сиятельство уже с усмешкой наблюдал за военными действиями кухарки, и моей одержанной победой.

– Ешь, пока горячее, если тебе слишком остро, добавь сметаны.

– Ты моя хозяюшка, мне нормально, – он уже попробовал суп, и наворачивал за обе щеки.

А я добавила себе сметаны. Страшная история почему-то не испортила аппетит, наоборот, после пролитых слез проснулся зверский голод. Потом еще наполняла тарелку мужа, пока после третьей он не отвалился от стола, отдуваясь.

Да, ему было значительно лучше. Это было видно невооруженным взглядом.

– Спасибо, детка.! Очень вкусно.

Тут со стороны подала голос кухарка, которую я тоже заставила съесть тарелку супа:

– Очень вкусно. Откуда же такая пропись?

Я снова отмахнулась от кухарки:

– Не помню.

Не буду же я рассказывать, что хорошую девочку Сашеньку бабушка готовить учила. Я еще много всякого вкусного, как готовить, знаю.

Больше на кухне было делать нечего. И мы пошли… конечно же, в спальню мужа.