Даша прошла на бельэтаж, когда в зале погас свет. Дополнительные меры предосторожности никогда не помешают: несмотря на макияж, который можно было скорее назвать гримом, девушка всё равно опасалась быть узнанной.
Занавес всё ещё был опущен, в оркестровой яме музыканты разминали инструменты. К удивлению Трубецкой, все места оказались заняты. «Мир гибнет, а они всё равно смотрят балет», – неприязненно, но с невольным уважением подумала Даша, поправляя брюки и садясь. Положила руки на колени. Заставила себя расслабиться, принять более-менее женственную позу, хотя бы ненадолго забыв, что она офицер и жандарм.
Но вот занавес дрогнул и пополз наверх и в стороны. Слева и справа стояли раскрашенные фанерные домики, и один за другим на сцену выбежали два парня в лосинах. Они ловко прыгали по сцене, а Даша пыталась не зевать слишком открыто. В балете было даже что-то красивое, такое же, как, например, в фарфоровом сервизе эпохи рококо: искусственное и патетичное. Девушка понимала, чтобы так легко парить и порхать, нужна недюжинная сила и многочасовые тренировки. Она попыталась представить на месте принца (или кто он там?) Лёшу и с трудом удержалась от смеха. Смотреть стало веселее.
От нечего делать Даша принялась украдкой разглядывать соседей. Все они наблюдали за балерунами с восторгом и блаженством, и девушка вновь почувствовала себя плебеем в высшем обществе. «Действительно, зачем я сюда пришла? – угрюмо подумала она, опершись о балюстраду и прикрыв глаза ладонью. – Точно так же могла бы прослушивать и дома». За полчаса Влад с Вероникой едва ли сказали друг другу пару фраз и, видимо, были полностью поглощены зрелищем. Видимо, Дашу мучил синдром наставника, ей казалось, что стажёр непременно срежется, и ему обязательно понадобится её помощь.
«Почему оборотни не идут в балет? – вдруг задумалась Трубецкая, следя за тем, как двое парнишек в лосинах картинно разбираются друг с другом в танце, а девушка мечется между ними. – С их-то физической силой они смогли бы и прыгать выше, и балерин на руках крутить посильнее».
Но наконец, когда Даша уже неудержимо проваливалась в сон, появилась невеста принца, разобралась со всем детским садом на сцене, разбила сердце наивной девушке, и все гордо удалились в закат. Кроме несчастной, умершей, видимо, от инфаркта.
«Интересно, а в этом случае можно ли обвинить принца в убийстве? И по какой статье? Доведение до самоубийства? Хлипко, не выдержит защиты адвоката».
Загорелся свет, зал потонул в рукоплесканиях.
– Это было волшебно, – выдохнула Вероника в наушнике Даши, заставив ту вздрогнуть от неожиданности. – Я тысячу лет не была в Мариинском! Влад, я… я не знаю… Но мне очень неловко. Разрешите, я вам верну деньги?
– И очень меня обидите. Это было бы неправильно, Вероника. Вас пригласил я, значит, плачу я. Понимаю, что в наше время девушкам приятно демонстрировать свою состоятельность, но я человек старого покроя и…
– Влад, – она, видимо, наклонилась к нему, и, хотя помехи ещё шумели в микрофоне, слышно стало лучше, – для меня это важно, да. Мне важно, что я могу сама… Вам сложно это понять, вы ведь не знаете, через что я прошла… Давайте тогда я угощу вас в буфете?
– Извольте, – уступил Толстой.
По его голосу чувствовалось, что парень совершает над собой насилие. Ибо «неправильно это».
«Буфет!» – обрадовалась Даша, поспешно поднялась и двинулась на выход.
Анастасия Михайловна всегда осуждала тех, кто ест в театре. «Храм искусств! Только неандерталец способен жрать в храме!». Директриса умудрялась произносить слово «жрать» через «жь» и наверняка считала, что это чёрточка тоже приближает её к высшему обществу. И сейчас, пробираясь между разряженных дам и кавалеров к заветной цели, Даша чувствовала себя преступницей, но это было радостное чувство. Почти такое же, как в ту летнюю ночь, когда они с Лёхой перелезли ограду Ботанического сада, и Баев, тогда ещё старший лейтенант, нарвал ей букетик сортовой сирени. Оба были пьяны, ночь – светла и мглиста, сирень дурманила не хуже вина. Вот точно такое же чувство: стыдно и радостно, и стыдно за то, что радостно.
Даша знала, что в театре было два буфета: для аристократии и для господ попроще, вот только не помнила: где какой. Поняла, оказавшись в почти ресторанном зале, где за столиками, задрапированными белоснежными скатертями, восседали элегантные дамы, сверкающие драгоценностями и хрустальными бокалами, и кавалеры в костюмах или мундирах. Даша невольно попятилась и спиной напоролась на чью-то грудь.
– Извините, – обернулась, улыбаясь.
Улыбка примёрзла к её устам.
«Ты-то какого лешего здесь забыл?!» – захотелось заорать ей, но девушка силой воли заставила себя потупиться, чтобы не выдать взглядом эмоций.
– Напротив, это я излишне поспешил, – вежливо отозвался Шаховской.
Он посторонился, уступая ей дорогу. «Не узнал», – поняла Даша и тихонько выдохнула. Ну да, на ней парик с длинными, кофейного цвета локонами, уложенными в высокую причёску, с кокетливым завитком «выбившейся пряди», макияж, меняющий черты лица, и чуть ли не литр каких-то элитных духов. Даже оборотень не способен почуять её запах через это безобразие.
Даша нежно улыбнулась и стрельнула глазками, изображая дурочку.
– О что вы! Это я не туда зашла. Для таких рыбок, как я, и водоём должен быть попроще.
И шагнула было из буфета, когда…
– Разрешите вас угостить?
«Да ты ж зараза! Это тебя фраза про рыбку так воодушевила?». Даша впилась ногтями в собственную ладонь. Надо было не дурочку изображать, а ханжу богомольную! Скопировать поджатые губы Анастасии Михайловны, изречь что-то про храм Мельпомены. На таких мужчины не залипают.
Она не знала, как вежливо отказать. Как вообще это делается в подобном обществе. В том обществе, где девушка чувствовала себя привычно, можно было просто послать нахер. Поэтому снова мило улыбнулась и протянула:
– Как-то неловко… – чуть не брякнула «ваша светлость», но вовремя спохватилась. Она ведь вроде не должна знать, кто перед ней.
– Князь Шаховско́й, Галактион Родионович. Прошу вас, мадемуазель, составьте мне компанию.
Даша растерялась и молча кивнула. Её знание этикета на этом исчерпывалось. И в детском приюте, и в жандармском колледже отказ вышестоящим не предусматривался.
Они прошли в буфет, и князь отодвинул венский стул перед каким-то столиком, стоявшим в уютной бледно-зелёной нише. К ним тотчас подскочил официант, протянул два меню. Без цифр. Только фотографии блюд, только аннотации к ним, но цен – не было. «Да твою ж дивизию!». Даша уставилась на мелованные страницы так, словно по ним ползали пауки.
– У вас есть какие-то предпочтения? – осведомился Его светлость.
– Н-нет.
– Тогда позвольте, я сам сделаю заказ за нас обоих?
Даша позволила. Пока князь что-то говорил официанту, девушка теребила салфетку и размышляла. Итак, что мы имеем? Шаховской её не узнал. Это раз. Повезло. Два: он явно ищет спутницу на место Серафимы. Причём спутницу не из своего круга. Вполне вероятно, на одну ночь, иначе бы обратился к проверенным «невестам». Непонятно, почему выбрал некрасивую Дашу, но, может, оборотень непритязателен? «У меня есть возможность почувствовать на себе обаяние вельможи, – подумала девушка и бросила на спутника быстрый взгляд из-под ресниц. – А ещё съесть чего-нибудь вкусненького. И, может быть, узнать что-то, что даст зацепку к дальнейшему следствию». И расслабилась. В конце концов, работу под прикрытием не всегда сопровождают мороженое, фрукты, эклеры и… о, канапе с икрой. С красной и чёрной.
– Как могу к вам обращаться? – поинтересовался князь.
Девушка потупилась: она совсем забыла сочинить легенду! Что значит: всего лишь старший лейтенант. Общение с высшим классом – это не её прерогатива, а потому так напрягает.
– Мария Ивановна, – ничего лучше просто в голову не пришло. Но ведь неплохо? Достаточно распространённое имя, чтобы забыть.
– Миронова? – усмехнулся князь и заправил салфетку.
Налил вино ей, а потом себе.
– Почему Миронова? – удивилась Даша.
Князь как-то странно посмотрел на неё.
– Неудачная шутка, не обращайте внимания. Вы любите балет, Мария Ивановна?
«Знаете, я иногда и сама себя чувствую, словно я Жизель, – донёсся сквозь помехи в наушниках до Даши голос Вероники. – Словно сама по себе я не играю никакой роли, лишь приложение к мужчине. Как будто весь мир ждёт от меня только одного: чтобы я сделала кого-то из мужчин счастливым. Или влюблённым. Как будто в этом – высший смысл!».
Даше очень хотелось попросить князя помолчать: Вероника начала говорить интересные вещи, а Влад, очевидно, подводил девушку к воспоминаниям об институте благородных девиц, но… Шаховской явно ждал ответ.
– Признаться, не очень, – Даша пожала плечами, сделала глоток из бокала и съела канапе. Она никогда не пробовала икры, и ей было до крайности любопытно. Икра оказалась солёной и не очень-то вкусной, но забавно лопалась на языке. – Что в балете, что в опере всегда кто-то страдает, умирает, и всё кончается плохо. А в жизни, Галактион Родионович, и без подобного хватает печалей. У нас в Иркутске… когда, конечно, у нас был Иркутск, мы предпочитали кино.
В наушнике что-то бубнила Вероника, восхищаясь пластикой и грацией балерины Александровой. Но Даша умела пропускать звуки, отсеивая ненужные.
– Вы из Иркутска?
«Ага, заинтересовался». Даша положила в рот ещё канапе с икрой. Пожала плечами:
– Это город в Сибири. Вы, наверное, и не слышали про нас.
– Слышал.
«Красная вкуснее чёрной», – резюмировала Даша.
«Я понимаю вас, Вероника. «Слабость и отсталость женщины стали в течение столетий социальной догмой и непоколебимым принципом, на котором была построена целая система угнетения личности». Приятно общаться с развитым человеком…»
Тьфу ты! Почему нельзя выражаться проще?
– В Петербурге ужасно холодно, – пожаловалась Даша, глотая вино. – И вроде тепло, но как-то промозгло. Так-то мы остановились в Москве, и, знаете, что я вам скажу, в Москве как-то посимпатичнее.
Трубецкая постаралась произнести это как можно искреннее.
– И где вы остановились в Москве?
Чёрт. Как сложно врать, когда ты нигде дальше Царского села не была! Хотя однажды Даше пришлось выехать в Лодейное поле. Надо было сказать, что она там остановилась. Девушка пригубила вино. Заела икру мороженым. На лице князя отобразилось лёгкое замешательство. Видимо, одно с другим, по его мнению, не совмещалось. «Так вкусно же, солёное и сладкое – самое то», – удивилась Даша. И вспомнила: у Лёши кто-то из родственников жил в Москве. У петербуржцев всегда кто-то из родственников живёт в Москве. У Даши, скорее всего, тоже, но девушка про них не знала.
– На Арбате, – уверенно заявила Трубецкая. – А вы любите Москву?
– Нет. Предпочитаю Приморье. А в Петербург выбрались…?
«… с какой целью?» повисло в воздухе, но князь недоговорил. Даша мысленно хихикнула. Даже высшим чинам сложно отделаться от служебных формулировок. Изобразила простодушие:
– Так, а замуж же. Тётушка, у которой мы остановились, посоветовала ехать сюда. Говорят, все лучшие женихи – здесь.
«Ну давай, гад, покажи, как ты это делаешь. Пока как-то вяленько у тебя выходит». Она облокотилась о стол и умильно уставилась в глаза Шаховского.
«Влад, – потрясённо прошептала Вероника, – вы – удивительный человек!». Даша напряглась, пытаясь понять, что такого необыкновенного обнаружила Вероника в рыжике, не выходя из буфета. Прозвенел первый звонок, но никто из окружающих на него не отреагировал.
– Ваша тётушка ошиблась: ярмарка невест – по-прежнему привилегия Москвы.
– Ваша светлость? – какая-то из дам прервала их диалог, чуть нагнувшись к ним со своего места и очаровательно улыбаясь.
Князь обернулся и что-то любезно ответил.
Даша быстро набрала: «Я с Шахом. Отключаюсь. Сам». И выключила телефон совсем. На всякий случай. Слушать заумные рассуждения двух ботаников и параллельно находить ответы на опасные вопросы оборотня чересчур даже для неё. «Надо его спровоцировать», – решила она, и когда князь вернул ей своё внимание, простодушно улыбнулась:
– Вот и я смотрю, местные мужички какие-то… ну так себе. Это, конечно, не про вас. Но вот, скажем, Жизель. Потеряла девка голову, а он её поматросил и бросил. Как гулять и целоваться, так «люблю-не-могу», а как жениться: «извини, ты мне не подходишь». Безответственные, инфантильные какие-то. Знаете, есть девушки, которые без ума от донжуанов, но… для меня вот эти все сердцееды это… мальчишки, которые не стали мужчинами. Не научились нести ответственность за других, то есть. Не выросли из собственных коротких штанишек.
«Ну давай, скажи, что ты не такой», – посоветовала Даша мысленно и снова принялась лизать мороженое. Вкусное. Кто бы мог подумать, что мороженое может быть вкуснее мороженого! Надо было снова как-то выкручивать к теме Иркутска, хотя…
– На мой взгляд, – возразил Шаховской, – трагедия Жизель в том, что между ровней – охотником, и стремлением к роскоши и богатству, она выбрала второе. Друг детства, надёжный, верный и влюблённый, резко стал ей не нужен, как только рядом появился принц, который поманил сладкой жизнью.
– Она не знала, что этот юноша принц!
Галактион Родионович приподнял брови:
– По-вашему, так сложно спутать простолюдина с аристократом? «Ах, обмануть меня нетрудно. Я сам обманываться рад».
Даша испытала настоятельную потребность ударить его. В пах. И желательно не коленом, а чем-нибудь пожелезнее. После второго звонка дамы и кавалеры начали покидать буфет.
– Власть, статус и деньги – это то, к чему стремятся люди, – холодно продолжил Шаховской, его губы чуть кривились. – И нежные девушки вовсе не исключение. Любая, самая нежная и романтичная, между охотником и принцем, выберет принца.
– Вы осуждаете тех, кто пытается хоть как-то облегчить себе жизнь?! Да что вы можете знать об этом?! Вы создали общество, в котором других вариантов выжить нет. Или женщина занимает низшие ступени социального положения или удачно выходит замуж. С этим вашим культом нежных и кротких хранительниц домашнего очага вы совершенно хладнокровно смотрите на тех, кто вкалывает на тяжких работах, прозябая в нищете. Мужчина может пробиться наверх умом, верностью, знаниями, силой, чёрт возьми, но не женщина. Наш удел – выйти замуж. Наша единственная ценность – красота лица и долбанная кротость. Наша миссия: понравиться кому-то, кто прячет член в штанах. И да, это общество создали вы. И вы же смеете осуждать нас за продажность!
Она резко встала, сдёрнула салфетку с колен. Неожиданно Шаховской перехватил тонкое запястье девушки, удержал её.
– Мария Ивановна, извините меня, если я задел вас. У меня в мыслях не было как-либо вас оскорблять …
– Меня? Да что вы. Меня вы не оскорбили. Вы оскорбили нас. А это намного больше, чем меня.
– Прошу вас.
Даша, сгорая от ярости, снова села, положила руки на колени, стиснув их в кулаки. Принудила себя опустить горящий взгляд.
– Третий звонок, – процедила, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. – Простите, князь. Мне пора. Хочу увидеть, как Жизель и другие девушки будут затанцовывать принца до смерти. Всегда любила второй акт больше, чем первый.
– Я вас растрою: Жизель и во втором акте выберет принца. До смерти затанцуют охотника. Многозначительно, не так ли?
Она гневно взглянула на него. Чёрные глаза оборотня чуть поблёскивали золотистыми искорками.
– Шаховской. Князь Шаховской… Вспомнила, откуда знаю это имя. Это же вы погибли в Курске, разве нет?
Его губы конвульсивно дёрнулись, а спокойно лежавшие на столе ладони сжались в кулаки.
– Впрочем, нет. Это ваш отец, я перепутала. Вы же живы, значит, точно не вы.
Даша мило улыбнулась, окончательно вернув себе самоконтроль, и снова пригубила вино, наблюдая за врагом из-под ресниц.
– Не я, – согласился Шаховской сухо. – Мой отец и моя мать.
– Мои соболезнования. Как это произошло? Как мог погибнуть генерал Опричнины? Да ещё и родственник императора! Его же должны были спасать в первую очередь? – безжалостно продолжила напирать Даша.
– Вы больше не торопитесь на балет?
– Очень вкусное вино. И мороженое. Намного вкуснее балета, где героиня дважды наступает на одни и те же грабли. А главный герой – мудак. Не думаю, что после встречи на болоте он изменится. Честно. Так вы расскажете о трагедии, произошедшей с вашими родителями?
– Извольте. Предлагаю вернуться в зал. Мы можем продолжить беседу в императорской ложе.
– Вы меня приглашаете?
Он усмехнулся:
– Да. Вы сообразительны.
Даша поднялась и машинально оправилась. Вытерла губы шёлковой салфеткой.
– Я готова.
Шаховской предложил ей руку, и они покинули безлюдный буфет.
– Вы не оплатили, – заметила девушка.
– Это всё вычитается с моего счёта автоматически, – князь пожал плечами. – Могу ли пригласить вас в ресторан после балета?
– Можете. Но это не значит, что я соглашусь. Вы же помните: я приехала за женихом, а из вас жених… Ну так себе.
Даша окинула оборотня скептическим взглядом. Тот остановился в изумлении.
– И чем же я вас не устраиваю как жених?
– Вы мне неровня. А я не из тех девушек, кто ловит журавлей. Не хочу, знаете ли, провести последние годы жизни, утопая в водке и рыдая над несбывшимися несбыточными надеждами.
– Ловко она тебя, Гал! – раздался добродушный смех позади них.
Девушка обернулась, вздрогнула и замерла, растерявшись. Поклон? Реверанс? Но ведь в брюках реверансов не делают… Лихорадочно попыталась вспомнить уроки по этикету. Шаховской опустил голову в лёгком поклоне, а затем пожал руку императору.
– Изяслав, ты не предупреждал, что явишься.
– Вот такой я весь внезапный.
Десять лет прошло. Больше. А он ни капли изменился. И что-то в груди верноподданнически стукнуло в рёбра. Даша отвела взгляд.
– Представишь меня своей даме? – жизнерадостно предложил Изяслав Святополкович.
– Государь, позвольте представить вам очаровательную Марию Ивановну, прибывшую из Москвы в поисках жениха.
Девушка ступила вперёд, присела в неловком реверансе, шагнула назад и наступила оборотню на ногу. Обернулась, хлопнула глазами.
– Ой, простите меня, Ваше Высочество…
– Светлость, – невозмутимо поправил Шаховской.
«Тот, кто лжёт императору – уже изменник, – припечатал Дашу к позорному столбу мысленный Даниил Семёнович, суровый преподаватель по боевой подготовке. – Для достижения целей вы можете лгать хоть папе Римскому, хоть самому сатане, но не государю!». И вроде как врала не она, но Трубецкая почувствовала, как под макияжем заполыхали щёки.
– Если где и остались девушки чистые душой, так это в Москве, – улыбнулся император.
– Мария Ивановна – иркутянка.
– О! Мои соболезнования. Это ужасная трагедия, просто ужасная. Мы скорбим до сих пор. Шах, Мария Ивановна ведь с тобой?
– Совершенно верно.
– Что ж, пройдёмте тогда в ложу, и, пока на сцене нам будут показывать страдания вымышленные, вы, Мария Ивановна, непременно расскажете нам о подлинных. Хочу все слышать из первых уст, так сказать. Как это происходило, как вы спаслись из гибнущего города. Кукша, будь добр, расставь кресла так, чтобы Мария Ивановна села посреди нас. Я же не помешаю вам, Гал?
Только тут Даша заметила позади государя тонколицего и смущённого мальчика-адъютанта. Он ещё не был оборотнем, но, судя по тому, что уже имел «кличку» должен был вскоре им стать. Юноша щёлкнул каблуками, распахнул двери в ложу и прошёл внутрь.
– А ты, Гал, не дуйся. Да, знаю, ты – моя служба безопасности, но, честно признаюсь, я порой очень устаю от всех этих протоколов. Вы же понимаете меня, Мария Ивановна?
Даша попыталась собрать разбежавшуюся отару мыслей-овечек в единое стадо, чтобы проблеять что-то вроде: «конечно, Ваше Величество». И тут пол ушёл из-под её ног, в уши словно ударили боксёрскими перчатками. И в грудь. Мощным ударом её отбросило на кого-то, и этот кто-то крепко схватил девушку. Носоглотку обожгло чем-то пороховым. Мир погас, а затем полыхнул красным.
ОТ АВТОРА:
Мария Ивановна Миронова — персонаж исторического романа А.С. Пушкина
«Слабость и отсталость женщины стали в течение столетий социальной догмой и непоколебимым принципом, на котором была построена целая система угнетения личности». — Влад цитирует письма Александры Коллонтай, русской женщины-революционера. В нашем мире была первым послом СССР, в мире этого романа — увы.