Чёрная печать империи

Глава XII

Ей в лицо уставилось дуло пистолета. Даша сглотнула. Голубые глаза смотрели жёстко и холодно.

– Лицом к стене, руки за голову…

– Лёша, – прошептала девушка и, забывшись, сделала ещё шаг.

Капитан замер. Опустил пистолет, вглядываясь в полумрак.

– Какого чёрта, Даш? – убрал стечкина, перепрыгнул через ступеньки, оказался рядом, попробовал притянуть к себе, но девушка отстранилась.

– Я в крови.

– Ты ранена?

– Это не моя кровь, Баев. Агриппина Гавриловна Птицына – та девушка, у которой взорвался телефон.

Лёха мрачно посмотрел на свою женщину. Сдвинул светлые рыжеватые брови.

– Прекрасно. Просто замечательно. И что ты делала рядом?

– Допрашивала. Лёша, слушай молча. Двенадцатого ноября меня арестовала Опричнина. Вчера я бежала с их базы в Кронштадте. Шаху известно практически всё обо мне, даже то, что он знать не может. В том, что ты – мой любовник, я призналась сама. За тобой хвост. Думаю, и прослушка на телефоне.

Лёха вытащил сотовый из кармана, вырубил, открыл и вынул аккумулятор. Бросил мобильник в карман и наклонил голову слушая. Даша чуть улыбнулась. Как же она любила вот это сосредоточенное выражение лица, сжатые в линию губы, прищуренные глаза! Моменты, когда в Лёше включался профессионал, и тот из жизнерадостного разгильдяя вдруг становился вот таким – чужим, отстранённым, очень внимательным.

– Завтра, Трубецкой бастион, – прошептала она, со ступеньки наклонившись к мужчине. – Я буду ждать тебя в камере, где сгорела Маша. Приходи к пятнадцати сорока.

– Нам не сообщали про твой арест…

– Знаю.

– Где ты…

– Неважно.

– Ты вся в крови, идём в кар, я…

– Нет.

Она спустилась, осторожно, но жадно коснулась губами его губ, не углубляя поцелуй.

– Потом, – прошептала, задыхаясь от волны эмоций. – Завтра, Лёш. Ты откуда здесь?

– Вызов от Птицыных. Женщина, представилась помощницей Шаха. Ты, верно?

– Быстро.

– Быстрее не бывает, – прохрипел он, закрыл глаза и потёрся щетиной о её щёку.

Даша судорожно выдохнула, отвернулась и бросилась наверх по лестнице.

– Тебе деньги нужны? – крикнул Лёша вслед.

Она перегнулась через перила и бросила:

– Нет. Всё под контролем.

А потом снова побежала вверх. Лёша помолчал, переводя дыхание. Затем достал сотовый, вставил аккумулятор, включил и вышел. К нему уже спешил Выхин.

– И куда привёл кровавый след? – спросил Тимыч, закидывая в рот карамельку.

Привлечённые полицейские молча оцепляли квартал и место, где лежало неподвижное тельце изувеченной девушки. Из окон выглядывали бледные лица.

– На чердак. Преступник ушёл поверху.

– Ты взял кровь для экспертизы?

– Это пусть Михалыч возится. Удалось определить фио трупа?

Тимыч довольно хмыкнул, продемонстрировал сотовый:

– Ты удивишься, но нейросеть выдаёт покойную Серафиму Гавриловну Птицыну. Так и представляю заголовки газет: «Дважды покойница», «Не удалось покончить с собой, прыгнув с высоты, и она решилась на самоподрыв…».

– Хорош ёрничать, – мрачно оборвал его Лёша. – Это Агриппина. Сестра. Учись работать, Выха.

Вытащил синюю с золотом пачку, вытянул из неё сигарету и закурил.

– Ты знаешь, что начальство повысит оклад тем, кто не курит? И не бухает? Вроде с января, – завистливо хмыкнул Тимыч.

Все в отделе знали, что молоденькая жена Выхина поставила условие: или муж спит отдельно, или от него ничем, вроде сигарет и алкоголя, не воняет. Даже каперсами. Лёха пожал плечами:

– Пусть подавятся моими деньгами.

– Пошли к Птицыным, сообщим «приятную» новость. А заодно узнаем, как выглядела эта Ирина Николаевна, мать её за ногу.

***

Аэрокар Влад подал точно на выпрямленную крышу – головную боль защитников старины. Теперь, когда появились машины, передвигающиеся по воздуху и быстро стали привычным элементом повседневности, все старинные крыши выпрямляли, надстраивали, делая парковками. Невзирая на бурные протесты, на митинги, на открытые письма, подписанные буквально всеми деятелями культуры. Жизнь забирала своё, безжалостно растаптывая сохранность памятников. Может быть, только на Петроградке и где-то в малоэтажках Лесного и Крестовского острова ещё оставались исторические крыши. Даже Зимний их выровнял.

Влад распахнул дверь, и Даша запрыгнула внутрь.

– Куда? – хмуро уточнил недовольный курсант, возвращая аэрокар на Кирочную.

– Домой. Надо смыть кровь, и как-то отстирать её с шубки, мне её ещё сдавать обратно в комиссионку, – устало отозвалась Даша, вытянулась на пассажирском кресле, защёлкнула ремень безопасности и закрыла глаза.

– И кого вы грохнули?

– Не я. Птицыну, Агриппину. Это сестра-близнец Серафимы. Наркоманка со стажем.

– Как?

– Телефон в руках взорвался. Девица успела сказать, что Сима имела какой-то компромат на князя. Гриппа хотела его шантажировать.

– Успела рассказать чем?

– Нет. Упомянула Иркутск. Кстати, вы говорили, что ваш дядя – губернатор Владивостока. Сделайте ему запрос. Губернатор не может не знать про генерал-полковника опричнины, ну или кем там был Шаховской на востоке. Если Льву Николаевичу известно что-то про Иркутск, пусть тоже поделится.

– И под каким предлогом мне…

– Придумайте сами.

Они замолчали. Аэрокар плёлся по Литейному проспекту. Несмотря на то что ещё не наступил час-пик, движение было слишком интенсивное. Когда-то здесь были рабочие кварталы: чугунолитейные заводы, смолокуренные заводы, пороховые склады, окраина города. Во второй половине позапрошлого века столица расширилась, заводы перенесли, а Литейный, сохранив название, оделся в пышные особняки и дворцы, но… остался таким же провинциальным. Пышным и нарядным до неприличия. Казалось, все эти здания пытались перекричать друг друга роскошью отделки.

– Вы что-нибудь слышали о Чёрном дрозде? – устало спросила Даша.

– Длина тела двадцать пять сантиметров, распространён в Европе, Передней и Центральной Азии…

– Про банду Чёрного дрозда?

– Разве что про ту, что бессердечно нападает на гусениц.

Даша недовольно покосилась на спутника.

– Оказывается, вы умеете шутить? Ничто человеческое душнилам не чуждо? Агриппина назвала поставщика наркотиков Чёрным дроздом.

– Вы хотите вести два дела одновременно?

– Я не знаю, насколько они взаимосвязаны. Судите сами: Елисаветинский институт невест, в нём учится… училась невеста Шаховского. И учится младшая сестра. Сестра-близнец – наркоманка. Битбубурат, конечно, на оборотней действует сильнее, но ведь и на людей тоже влияет, хоть и считается лёгким наркотиком. Оборотням же достаточного одного раза, чтобы попасть в полную зависимость. Я не знаю, что связывало Серафиму и Чёрного дрозда, но Агриппина сказала: они поссорились.

Сообщники помолчали. Движение на Невском, куда они, наконец, повернули с Литейного, почти застыло, аэрокар словно попал в густое желе.

– Насчёт Дрозда у нас есть кого спросить, – вдруг весело отозвался Влад.

Даша посмотрела на него. Рыжик загадочно улыбался. Девушка достала из сумки влажные салфетки и принялась ожесточённо оттирать кровь с руки и лица. Не выдержала:

– Не томите. Арш-арш.

– Помните, я написал, что у меня свидание вечером?

– Ну?

Влад переключил вождение на нейросеть, обернулся, вынул телефон, пролистал, а затем протянул Даше. Девушка вгляделась в переписку в общаторе. Поморщилась: пустая беседа ни о чём. Влад прицепился к фразе Вольтера, девушка ответила ещё какой-то цитатой. А затем пошло обсуждение произведения Михаила Шолохова «Псы Хабаровска». Даша не читала ни Вольтера, ни Шолохова. Она в целом не видела причин терять время на такую скучную литературу. Открыла портрет девушки и вздрогнула.

– Вероника?! А эта-то тут при чём?

– Вы её знаете?

– Встречались. Так при чём тут эта девица?

– Вы ж сами сказали: установить контакт с кем-то из друзей стрижа. Вот, я установил. Это заклятая подруга Симы. Про Дрозда наверняка должна знать.

Влад снова перехватил управление и повернул кар налево, по набережной Фонтанки. Даша покусала верхнюю губу.

– Её страницы не было у Птицыной в друзьях …

– Чёрный список, – рассмеялся довольный Влад. – Хорошая штука. Серафима так разозлилась на подружку, что даже поудаляла все их совместные фото. А вот в альбомах Вероники эти фото есть. Я нашёл их по поиску лица. Кто может рассказать о покойнице откровеннее, чем обиженная подружка? Бывшая заклятая подруга – настоящий кладезь ценной информации.

Даша молча листала фотоальбомы на странице Вероники. Бывают же настолько странные совпадения! Или не бывают? Вот две девочки в бантиках улыбаются беззубыми ртами. На обеих – бледно-зелёные платья – форма нижних курсов елисаветинок. Вот строят рожицы, держа в руках рожки с разноцветными шариками мороженого. Сотни-сотни фоток, на которых девочки взрослеют, выпендриваются, позируют, делая в основном селфи. Это ж как нужно обидеться, как нужно заморочиться, чтобы сидеть и все их удалять? Да на это же целый день нужен! Даша ощутила острую жалость к чужому времени. Покосилась на Влада:

– И когда у вас свидание?

– В семь. Я пригласил её в Мариинку. На «Жизель».

Девушка поморщилась. Вернула телефон и не смогла удержаться от язвительности:

– Сентиментальная история про несчастную влюблённую девицу. Ума не приложу, что все находят в этой опере!

– Наверное, балет? – хмыкнул Влад.

Даша не сразу поняла его, а затем покраснела.

– Можно стать хорошим жандармом, не разбираясь во всей этой сентиментальщине, – процедила сквозь зубы и отвернулась в окно, – а можно отличать «Жизель» от… «Кармен», например, но в сыске быть полным фуфлом.

Они как раз проезжали мимо трёх небольших разноцветных домиков, которых петербуржцы называли «тремя сёстрами». Когда-то сюда к Олениным приезжал знаменитый романовский поэт Пушкин. И сейчас окна жёлтого домика словно с укором смотрели на Дашу: «Как?! Как можно не знать, что «Жизель» – это балет?!» – говорили они.

Девушке снова невольно вспомнилась вся сцена на семьдесят четвёртом этаже. И её собственный наезд на Светлость, да ещё… такую Светлость. И невозмутимость князя. Надо же, и не съехидничал даже насчёт оперы… Впрочем, юмором Шаховской не блистал. И новая волна удушливой ненависти поднялась от сердца. «Ты поломал жизнь несчастной Серафиме, – с яростью подумала девушка. – И мне. Хозяин жизни, для которого все остальные – туча мошкары. Если и прихлопнул кого, так это мелочи. Даже не заметил».

– Опричники взяли нас с этой девицей вместе в книжной лавке, принадлежащей тётке Вероники. Будьте осторожны: за ней может быть хвост.

– Если будет – я замечу. Но в театре очень трудно подслушивать чьи-либо разговоры.

– Говорить тоже трудно.

– А мы потом ещё погуляем. Я же подвезу девушку домой, это просто правила хорошего тона.

Даша хмыкнула. Ну да. Подслушивать в аэрокаре затруднительно.

– Не забудьте выключить телефон. Чтобы не стать Агриппиной номер два.

– Наоборот. Я поставлю его на режим записи и трансляции. Вы же подключитесь, да? У меня фотографическая память, но я не аудиал. Вдруг будет что-то важное, а я упущу.

– А если подслушивать стану не только я?

– Я это пойму, – серьёзно ответил курсант.

После Московского движение словно прорвало, и уже совсем скоро аэрокар повернул на Крюков канал.

– Остановите у Мариинки, – вдруг попросила Даша.

– Зачем?

– Может, я тоже хочу на «Жизель»?

– Хотите увеличить культурный багаж? – рассмеялся Влад. – Я вам так билеты куплю. По сети.

Он снова переключил на автопилот. Застучал длинными пальцами по экрану планшета. Нахмурился:

– Остались только рядом с императорской ложей, на бельэтаже.

– Разве там не абонемент для аристократов?

– Потому и остались. Там наш абонемент, Толстых.

– Вы с Вероникой будете там же?

– Нет, мы в партере. Не хочу представляться подлинной фамилией.

– Моё присутствие не вызовет вопросов?

Влад рассмеялся. Кар свернул по Фонтанке, огибая Новую Голландию.

– Будни, и ничего особого не ожидается. Там не будет моих родичей. Официально никто не продаёт билеты на свой абонемент, но неофициально… все давно привыкли. Да и в императорской ложе не будет ни царя, ни его семьи, не тревожьтесь. Когда прибывает государь, в Мариинку простым смертным не попасть.

Чугунные кованые ворота распахнулись, аэрокар въехал во двор, завернул во внутренний гараж.

– Вы прогуляли занятия?

– Случается, – Влад сдул с лица прядь длинных волос.

– И с вами тоже?

– Со мной впервые, но надо же когда-то начинать… быть человеком.

Даша выпрыгнула из автомобиля.

– Возвращайтесь на уроки. Последний вопрос: Аделаида Борисовна что-то говорила про какие-то деньги, которые должна будет вернуть кому-то. У меня не было возможности уточнить кому, предполагалось, что это мне известно. Дословно: «они бы потребовали с меня деньги». Постарайтесь разговорить Веронику на эту тему. И причём тут заявление в газете, что Сима была невестой князя. Адель ответила мне вот так именно на вопрос по этой теме. Так, словно это для меня само собой понятно.

– Ясно.

– Я бы решила, что речь о каком-то споре, или ставках, но, во-первых, не представляю себе Аделаиду Борисовну ставящей на девственность своей дочери где-нибудь в букмекерской конторе, а во-вторых… Если она считает, что помощнице князя о подобном точно известно… Ну не заключала же мать пари с женихом дочери, раскрутит Шах Симу на секс или нет? Да и не ему она денег должна, а каким-то «им». Что-то такое, что известно всем, кроме нас.

– Так точно. Узнаю.

– И про дядюшку не забудьте. Это единственная пока ниточка к прошлому князя.

Влад кивнул, захлопнул дверь и умчался.

Даша вздохнула, прошла в ванную, скинула грязную одежду, забросила её в стиральную машину и запустила режим отмачивания. Залезла в душевую кабину, включила горячую воду.

Перед её взглядом плясали кровавые круги, выпученные глаза задыхающейся Агриппины, изувеченная беспалая рука, кровь на снегу, чёрное шёлковое элегантное платье безутешной матери, и её гаденькое: «Нет-нет, Катюшка у нас совсем другая». Желудок скрутил спазм, и Даша не успела выскочить из кабины. Её вывернуло наизнанку.

Девушка аккуратно смыла за собой, наскоро ополоснулась прохладной водой. Заглянула в зеркало: под глазами отчётливо пролегли синеватые тени. Подосадовала: у неё был как раз тот тип лица, на котором любые недосыпания и нагрузки непременно выливаются в мешки и тени.

Набросив на плечи халат и не запахиваясь, Даша прошла на кухню, включила чайник. Уселась в кресло и загрузила «ведунью».

– Иркутск. Трагедия Иркутска. Битва за город, – произнесла чётко и принялась читать.

Нападение тварей на старинный сибирский город случилось в четыре часа утра шестого октября, три года назад. Жуки взломали защитный купол, словно консервную банку. Контратака Иркутских опричников поначалу казалась успешной. К ней подключились ПВО и ракетные войска. Но в миг, когда эвакуацию жителей приостановили, произошло то, что назвали впоследствии «иркутской аномалией»: то, что после восстановления граней ПВО перестало стрелять по монстрам, это понятно, но внезапно замолчали и ракетчики. А оборотни неожиданно потеряли ориентацию в пространстве. Твари ударили с новой силой, и…

«Мы уже вышли из убежища, –- рассказывал один из малочисленных очевидцев, оставшихся в живых. – Ну, понимаете, не так уж часто твари нападают на город. Сын просил показать, как они выглядят, и мы поторопились подняться, пока наши доблестные оборотни не отогнали врагов в зону невидимости… Вы видели когда-нибудь, как взрывается хрустальный бокал? Вот так взорвалось и небо. Прямо над нашими головами».

Далее автор статьи пытался проанализировать, что произошло, но так и не смог найти ответов: почему замолчали ракеты? Почему ПВО не ударило по снижающимся тварям? Что случилось с отрядом иркутских опричников?

«Как будто кто-то отдал приказ разом сдать город, – утверждал очевидец. – Мы едва успели снова спуститься в убежище…».

«Что это? – спрашивал корреспондент. – Диверсия? Английская, французская разведка? Технический сбой средств связи? Предательство кого-то из важных чинов? Теракт? Надеюсь, военные следователи в ближайшее время дадут ответ на этот вопрос…».

Даша поискала результаты следствия. Затем поискала в закрытых источниках.

Кроме высокопарных слов скорби и ненависти к гипотетическим врагам, ничего не было. Никакой конкретики. Совсем. А между тем погибло почти миллион человек, включая не только иркутян, но и военных. Конечно, как и в других случаях, нельзя было утверждать, что все они умерли. Скажем, наглухо пропали без вести. И всё же, каждый год шестого октября был объявлен днём траура.

Девушка допила мандариновый чай, съела ломоть колбасы с куском чёрного хлеба и, чувствуя себя практически раздавленной, вернулась в комнату. Упала на раскладушку, уставилась в плафон на потолке.

При чём тут Шаховской? Хорошо, Иркутск пал, а с ним и вся Центральная Сибирь. И Транссиб перестал быть безопасным каналом связи с Владивостоком. По сути, этот день разделил империю на две слабо связанные друг с другом части: запад и восток. Но такие трагедии периодически случаются по всему миру. Лет двадцать назад Соединённые штаты Америки потеряли свой север, и от некогда огромной федерации осталось лишь королевство ЮША – Южные штаты Америки. Африка так и вообще практически полностью оказалась захвачена тварями, такие города как Алжир, Тунис, Киншаса – всего лишь осколки былого величия человека.

– Мир дохнет, и скоро сдохнет, помяните моё слово, – любил угрюмо пророчить Илларион Матвеевич, куратор стажёра Трубецкой в Особом.

А потом закономерно застрелился.

И Даша не могла не признавать его правоту. И в тоже время ей хотелось жить. Чем хуже было вокруг, чем меньше оставалось надежды у человечества – тем сильнее. Она поставила будильник на пять вечера. Итак, опе… балет. Нужно будет нанести агрессивный макияж, чтобы никто случайно не опознал в зрительнице беглую преступницу. Одеться так, чтобы не выделяться на фоне остальных. И как-то вытерпеть два часа дёрганья артистов по сцене в сопровождении засыпательной музыки.

Если заглядывать слишком далеко в будущее, то можно рехнуться. Её будущее – дело Шаховского. А ближайшее и конкретное: Вероника Станиславовна Вержбицкая, студент-медик третьего курса, подрабатывающая в госпитале Военно-Медицинской академии, племянница хозяйки антикварного книжного магазина, а ещё: бывшая елисаветинка, бывшая подруга Серафимы. А, значит, девица, изначально предназначенная стать невестой оборотня.

Очень-очень странная девица, между нами говоря.