Часовщик

Глава 14

Проснувшись утром, я не обнаружил в кровати Светлану, и, потягиваясь, встал и направился открыть окно. Там уже стояло в зените солнце, и казалось, что ничего и никогда не сможет разрушить эту картину. Идиллию, и настоящий рай, для строителей коммунизма. Даже апрель 1986 года. Дверь в комнату открылась, и я увидел Светлану, с небольшим подносом в руках. Она была в спортивном костюме, тапочках, и улыбалась.

— Доброе утро, Максимушка! Я завтрак приготовила, решила накормить тебя.

— И что у нас на завтрак?

— Омлет, колбаса, сыр и чай.

— Пахнет изумительно, только, я один есть не буду. Вдвоём. Вон сколько омлета.

Света кивнула и поставила поднос на стол возле окна. Быстро убрала тетради, лампу, и вытерла влажной тряпкой стол.

— Умыться можно? Зубы почистить?

— Нельзя.

— Это ещё почему?

— Там полно сотрудников, на кухне и в душе. Начнут вопросы задавать, кто, откуда.

— Ну, хорошо, тогда я готов приступить к уничтожению омлета. И колбасы.

И мы набросились на завтрак, голодные и счастливые. Когда на столе не осталось ни одной крошки, я с блаженством вытер салфеткой губы и поцеловал Свету.

— Ты прекрасная хозяйка!

— Ой, не перехвали. Если честно, я ужасная лентяйка, особенно когда дома, с мамой. Она на меня сердится, и постоянно ругает.

— Уютно у вас, с подругой.

— Мы по очереди комнату убираем. Даже график составили на месяц. Видишь, на стене висит. Поэтому эта неделя за Варварой, моя следующая. Мне сегодня на работу.

— Я смогу тебя проводить?

— Ну конечно.

Света от радости чуть не подпрыгнула на стуле.

— А я думала, что ты уедешь сегодня. Вернёшься в Киев.

— Не уеду. У меня чуть меньше недели свободного времени. И я могу здесь остаться. В Припяти. Если конечно, ты не станешь возражать.

Света потянулась ко мне через стол и поцеловала.

— Не буду, и не надейся. Кстати, я придумала, где тебе остановиться.

— Когда успела?

Света подмигнула и вытащила из спортивных брюк, маленький ключик.

— Наша соседка уехала, и просила меня присмотреть за комнатой. Она рядышком, в конце коридора. Друзей приводить не будешь? Выпивать?

— Не буду. К алкоголю я равнодушен, в друзьях у меня, ты одна. Милая, и обаятельная. Остальные друзья очень далеко.

— Тогда держи.

Она протянула мне ключик, с маленьким номерком, на котором стояла цифра 35.

— Сейчас я уберу, и сходим, глянем комнату.

Комнату мы смотрели часа два, проверяя на прочность пружины советской кровати. Они выдержали, хотя грохот стоял такой, что соседи снизу стали стучать по батарее. Света чуть не опоздала на автобус, на работу, и я когда провёл её, вернулся в общежитие.

Неделя быстро пролетела, и приближался день, понедельник, когда мне нужно было возвращаться домой. Время, данное Часовщиком, заканчивалось, и я ничего путного не придумал. Гулял со Светой, радовался жизни, и старался о плохом не думать. Конечно, внутри постоянно болело, странные чувства, неизбежности, и трагизма, не давали покоя. Что только я не передумал за эти дни. Хотел остаться, снять часы, выбросить в реку, навсегда забыть Часовщика, и свои обязанности. Живут же люди, как все, обычной, счастливой жизнью. Строят семьи, заводят детей, работают. Но в Киеве осталась мама, отец. С этим смириться было невозможно, и я решил поговорить со Светой. По душам. Честно. В воскресенье нас пригласили на день рождение и новоселье. И мы с букетом цветов, советским шампанским, коробкой конфет пришли поздравить именинника, и отпраздновать новоселье. Света заметила, что я не такой как всегда, и когда мы вышли из-за стола на балкон, спросила; Максим, ты сегодня на себя не похож. Ты плохо себя чувствуешь?

— Плохо, очень плохо.

— Что у тебя болит, давай уйдём, поедем в больницу.

— Больница не поможет. У вас нет таких врачей. Они ещё не родились.

— Что за глупости?

— Скажи, почему ты ничего у меня не спрашиваешь?

Света вопросительно посмотрела на меня, и чуть дёрнула плечом.

— Боюсь, и не спрашиваю.

— Боишься?

— Боюсь, что если узнаю правду, то потеряю тебя навсегда. Ты не такой как все мужчины, мне хорошо с тобой.

— Мне тоже. Уйдём?

В ответ она кивнула и выпорхнула к гостям. Там уже гости пели песни за столом, и дружно расправлялись с жареной рыбой, и оливье. Она нашла хозяйку, и что-то ей шепнула на ухо. И помахала мне рукой. Я протиснулся между гостями и вышел в коридор.

— Максим, я извинилась, перед Леной, и объяснила, что нам пора. Одевайся.

Уже в дверях прибежал хозяин с рюмкой водки, «на коня». Я выпил, и крепко пожал ему руку.

— Спасибо вам за стол, и огромного счастья!

Мы вышли, спустились вниз, и оказались на улице. Там накрапывал мелкий дождик, и Света, вытащила зонтик. Неторопливо, в обнимку, мы шли в сторону общежития, обходя лужи, и крепко держа друг друга за руки.

— У меня заканчивается время, — начал я, и остановился. Мне нужно уезжать. И мы больше никогда не увидимся.

Я едва выговаривал слова. Они застревали в горле, не хотели выходить наружу, с трудом, с болью, резали слух. По лицу Светы текли капли дождя, и я вытирал их ладонью, не догадываясь, что это слёзы.

— Расскажи правду, Максим, я всё хочу о тебе знать. Ты женат?

— Нет, не женат.

— Тогда почему мы больше не увидимся?

— Скажи, ты мне веришь?

— Верю. Ты ни разу не обманул меня, и не дал повода сомневаться.

— Спасибо, это очень много, значит для меня. Теперь выслушай, не перебивай, каким бы странным не оказался мой рассказ.

Света кивнула, лицо её стало серьёзным, слёзы высохли, как и тушь на ресницах. Мой рассказ оказался не долгим, я постоянно сбивался, повторял по два раза одни и те же вещи, и когда закончил, то выдохнул с облегчением. Света молчала, и на лице её не отражалось ни каких эмоций. Наконец она взяла меня за руку и посмотрела в глаза.

— Максим, всё, что я услышала не похоже на правду. Нас воспитывали не так. Школа, институт. Я, конечно, читала Жюль Верна, Стругацких, Булычева.

Она замолчала и вздохнула. В этот момент я подумал, что всё это было пустой затеей. Она мне не верит. Я бы и сам, в жизни не поверил в историю с Часовщиком, безвременьем, альтернативными мирами. Дождь закончился, и на небе появилась радуга. Мы шли молча, каждый думая о своём, и с грустью взирая на небо.

— Ладно, пусть это правда. Только авария на ЧАЭС, с нашими специалистами, невозможна. Ты же там не был, не видел, насколько это мощное сооружение. Сколько людей трудилось над проектами станций. И Юрий Гагарин, первым полетел в космос. И промышленность наша одна из самых передовых в мире.

— Света, американцы первыми высаживались на Луне. Я не отрицаю всех достижений Советского Союза. И я не видел станцию своими глазами, ты права, но я видел документальную хронику. И всё, что происходило позже. Это не шутки.

— Значит, в Киеве есть машина времени?

— Нет, не машина времени. И в 2019 году её не изобрели. А вот телефон мобильный есть, я сейчас покажу.

И я вытащил из сумки телефон и включил.

— Будильник, ты же сам говорил.

— Я придумал про будильник. Не мог же я в тот момент сказать правду.

— И тебе надо возвращаться?

— Да. Только я ничего не смог сделать. Чтобы рассказать про трагедию, апрель 1986 года. И это хуже всего. Поверь.

— Ты хочешь об этом рассказать?

— Ну да, ради этой цели я здесь.

— Пусть я не всё поняла из твоего рассказа, и не совсем согласна, но я готова помочь.

— Каким образом?

— Я знакома с заместителем главного инженера ЧАЭС. Анатолий Степанович Дятлов учился с моей мамой, в Московском инженерно-физическом институте, на факультете, автоматика и электроника, и помогал устроиться на станцию.

— Светка, ты чудо! Настоящее!

Я схватил её, обнял и закружил. И чуть было не сбил двух девушек, бегущих в дом культуры, на танцы. Ветер взъерошил волосы Светы, она смеялась, в моих объятиях, и я чувствовал, насколько мы сблизились за последние дни.

— Можем сегодня сходить к нему, и ты всё расскажешь.

В ответ я кивнул, и мы пошли в общежитие. Меня уже знала вахтёрша, после того, как я купил ей, и вручил килограмм конфет «Белочка». Переодевшись, и взглянув на часы, я спросил: Не поздно? Скоро девять часов.

— Максим, завтра понедельник, Анатолий Степанович будет на станции. Всю неделю. Туда провести я тебя не смогу. Это последний шанс. Идём. Он живёт на соседней улице. С женой. Я была у них в гостях один раз. Привозила из Киева, с нашей дачи, от мамы небольшой гостинец. Возьми свой телефон-будильник. Для убедительности.

— Хорошо, только я знаю гораздо больше, о ситуации. И мобильник, это мелочь.

Мы вышли на улицу и столкнулись с Мишей. Бывшим Светкиным ухажёром. Он быстро ретировался с нашей дороги, спотыкаясь, и оглядываясь на меня, как на прокажённого, и даже не поздоровался.

— Видишь, урок пошёл человеку на пользу.

Снова припустил дождь, и мы промокли до нитки. Дверь нам открыл сам Анатолий Степанович, и пригласил в квартиру.

— А я как раз собрался чайку выпить, молодые люди. Составите компанию? В девять часов программа «Время», по телевизору, не хочу пропустить.

— С удовольствием, — ответила Света, и представила меня, хозяину квартиры, как своего, близкого друга.

— Ох, Светлана, вижу по твоим глазам, что Максим не просто твой друг.

Анатолий Степанович пригрозил пальцем, и улыбнулся.

— Мама знает? Кстати, как она?

— Мама не знает, о Максиме. Всё хорошо, на даче, собирает урожай.

Анатолий Степанович, был весьма радушным и гостеприимным человеком. Невысокого роста, худощавый, волосы с проступившей сединой, аккуратно уложены расчёской наверх, небольшая полоска усиков, острый взгляд, от которого не скроешься, густые брови, широкий лоб.

На кухне хозяйничала жена Анатолия Степановича, и усадила нас всех за стол. Чай мы пили с малиновым вареньем, и бубликами. Света не останавливаясь, болтала о работе, пока не встретила мой вопросительный взгляд.

— Анатолий Степанович, Максим хотел с вами поговорить.

— Я слушаю тебя, Максим.

Анатолий Степанович закурил и предложил мне сигарету. Его жена нас оставила, и мы остались втроём. Я знал, что нужно говорить, и просто рассказал, краткую биографию инженера. Хозяин дома напрягся, и занервничал. Видно было, что ему не терпится спросить, кто я такой на самом деле, и откуда мне всё известно.

— Вы работали в Комсомольске-на Амуре, там руководили лабораторией, № 23. Это секретная лаборатория, и занималась она, тем, что снаряжала атомные подлодки ядерными реакторами.

— Вы из КГБ, Максим?

Анатолий Степанович встал, и собирался нас выставить за дверь. Это было написано у него на лбу.

— Не горячитесь, Анатолий Степанович. Я не из КГБ, и пришёл как друг. Лучше возьмите ручку, тетрадь, и запишите, то, что я скажу. Это вам сможет пригодиться и спасти жизнь, через много лет.

— Чёрт побери, кто вы такой?

Его взгляд упал на Свету, ожидая объяснений.

— Анатолий Степанович, — сказала Света, послушайте Максима. Я сама в некотором шоке, но мне кажется, что он говорит правду. Даже больше, я уверена в искренности и правдивости слов Максима.

— Я продолжу, с вашего позволения? Так вот, работая на заводе, во время аварии, вы получили дозу радиации. Ваш сын, умер в возрасте девять лет, от лейкемии. В ночь 26 апреля, 1986 года, вы будете старшим на станции, во время испытаний.

— Это бред, чистой воды. Вы знаете, Максим, что будет через два года?

— Знаю, возьмите ручку.

Хозяин квартиры вышел и пришёл с блокнотом в руках.

— Знаете, если бы не Света, я бы сразу вас выставил за дверь. Как шарлатана.

— Покажи Максим будильник, — вмешалась Света.

Я вытащил телефон и положил на стол, рядом с пачкой сигарет «Столичные».

— Дозиметр? — спросил хозяин, и одел очки.

— Это средство связи, в том мире, где я живу.

Сняв крышку с телефона, я вытащил сим-карты и протянул инженеру.

— Раньше видели такое?

Анатолий Степанович крутил в руках сим-карту, и я заметил, как у него дрожат руки.

— Вы будете проводить испытания четвёртого энергоблока. Произойдёт взрыв, страшный взрыв, после которого, будете считать реактор заглушенным, и прикажите обеспечить его охлаждение. Ночью, убедитесь в разрушении реактора, и увидите на территории, реакторный графит. Начнётся пожар, вы получите большую дозу радиации, 550 бэр, и в Москве в клинике, будете лечиться от острой лучевой болезни. Позже суд Анатолий Степанович, вас признает одним из виновников трагедии, и назначит срок десять лет. Эта ситуация в моём времени, когда пожар не разрушит третий энергоблок. Здесь это случится. И последствия будут фатальными для земли.

Я замолчал и с грустью в глазах смотрел на бледного, трясущегося Дятлова.

— Уходите, немедленно.

Он вскочил и показал рукой на дверь.

— Не хочу ничего знать и слышать. И договоримся так, Света, что ты ко мне не приходила с Максимом, и этого разговора не было.

Мы вышли в подавленном настроении от Дятлова. Он не поверил, и не захотел выслушать дальше. Я поднял глаза на мрачное небо, поёжился от сырости и пронизывающего ветра, и обнял Свету.

— Ты расстроился? — спросила она, вздыхая.

— Ещё бы. Только теперь на душе легче. Попытался, что-то сделать. И результат отрицательный, всё равно результат. — Завтра вернусь домой, только и всего.

— И мы не увидимся? Никогда, никогда?

— Кто знает, Светочка, время ещё есть. И может я смогу вернуться.

— Вернись, я буду тебя ждать. Всегда, Максим, ждать.

Легли мы спать около двенадцати часов. Я вспоминал своего друга, Игоря, наши приключения, чем веселил Свету. Её бесконечные вопросы, сыпались как из рога изобилия. О космосе, распаде Союза, интернете. И уже засыпая, мы услышали сильный стук в дверь. Света испугалась, и, надевая ночную сорочку, пошла к двери. Я почувствовал неладное, и крикнул: Не открывай дверь, спроси кто это.

Стук не прекращался, и я быстро натянул штаны, рубашку, куртку, и одел кроссовки.

— Это милиция, открывайте.

Схватив Свету, я прижал к груди и прошептал: Дятлова работа. Он заявил на меня в милицию, как на американского шпиона. Надо бежать.

— Я с тобой, Максим.

— Скажи, что одеваешься, и сейчас откроешь, — прошептал я, и выглянул в окно. Там никого не было.

Света мигом оделась, и первая полезла на подоконник, к пожарной лестнице. Я следом за ней, не мешкая ни минуты. Когда уже стоял на лестнице, услышал, как милиция выбивает двери ногами. Света первой спустилась по лестнице, спрыгнула на землю, и махала рукой. Я не стал спускаться, просто прыгнул, и, приземлившись на газон, схватил девушку, и мы вдвоём юркнули за дом, в темноту. Потом побежали к реке, чтобы там спрятаться и переждать до утра. Хотя шансов на то, что я смогу выехать из города, были равны нулю. Наверняка милиция перекроет вокзал, и дороги. Ситуация осложнялась ещё тем, что я фактически подставил любимую девушку. Её найдут, либо здесь, либо в Киеве. И конечно жизни не дадут. Спрятавшись в кустах, мы наблюдали, как по пустынной дороге мчались милицейские «Волги», распугивая прохожих, бездомных собак, с включенными мигалками, в сторону общежития. Света дрожала и плакала.

— Не бойся, я рядом, и в обиду не дам. Мы вместе, что-нибудь придумаем. Я не брошу тебя.

— Можно мне с тобой?

— Куда? — спросил я, не совсем понимая вопрос.

— В твоё время. Возьми меня, я очень этого хочу.

От неожиданности я сел на мокрую траву, и взял девушку за руки.

— Ты не понимаешь, о чём просишь. Ты больше никогда не увидишь маму, друзей, близких. Обратной дороги не будет.

— А ты знаешь, что я люблю тебя.

— Час от часу не легче. Это как раз тот самый момент, когда нужно в любви признаваться. Света, мы в ловушке, из-за моей глупости. Тоже мне, Дон Кихот Ламанчский. Робин Гуд хренов. Захотел мир спасти. А про элементарные меры безопасности не подумал. И тебя подставил под серьёзный удар. Идиот.

— Не ругай себя, не надо. Это была моя идея сходить к Дятлову. Я понимаю, что ты хотел сделать как лучше. Ты любишь меня?

— Люблю.

— Сильно, сильно?

— Сильнее и быть не может.

— Возьмёшь меня с собой?

— Попробую, только не гарантирую результат. Я этого никогда не делал. Вдруг не получится?

— Давай не будем об этом. Нам нужно выбираться из города. И встань с мокрой травы, простудишься.

Света была права, заниматься выяснениями отношений не стоило. Только как выбраться из Припяти? На вокзал не сунешься, пешком, далеко.

— Давай к моей подружке, она живёт недалеко от вокзала.

— И что мы ей скажем? Что нас преследует милиция? И наверняка, к твоей подружке тоже наведаются. Не годится. Идём, будем сами прорываться. Пока ещё улицы не совсем опустели, мы сможем выйти за город. На трассу.

Через час нашей прогулки, по пустым дворам и подворотням, мы вышли к последнему пятиэтажному дому, за которым шла пустынная дорога. Промокшие от дождя, в мокрой обуви, мы увидели, несколько милицейских машин, вдалеке. Постовые, в портупеях, с горящими жезлами, стояли на дороге, перекрывая въезд и выезд из города. Причём весьма добросовестно и оперативно. Часы показывали почти час ночи.

— Кушать хочется, — едва слышно прошептала Света.

— Терпи, дорогая, покушаем мы не скоро. Разве, что в кутузке. И то, не факт.

— Твой юмор совсем некстати.

— Прости. Не хватало нам поссориться из-за пустяка. Какие предложения?

— Идти в обход.

— Сейчас ночь, ты думаешь получится?

— Не сидеть же нам на обочине до утра. Пошли.

Света оказалась не из робкого десятка, и мы пошли по грязи, и болоту в обход. Ветер разогнал тучи, и светившая луна, была весьма кстати. По пути к нам прибилась бездомная собака, дворняжка, которую Света взяла на руки, и долго гладила, приговаривая: бедняжка, голодная. Собака жалобно скулила и тыкалась рыжей мордой Светке в грудь. Прошли мы уже достаточно долго, по канавам, болоту, и стали сворачивать ближе к трассе. Милицейские огни остались позади, и теперь нам надо попытать удачу, и остановить машину. Задача не простая, учитывая глубокую ночь, и то, что не каждый водитель подберёт на дороге незнакомых попутчиков. Несколько машин пролетели мимо, освещая фарами странную парочку, грязную, измученную, с собакой в руках Светы.

— Ты, что хочешь взять собаку с собой?

— Смотри, какая милая, девочка. Кто-то выбросил на улицу. Разве тебе не жалко?

— Жалко, конечно.

Из-за поворота появился луч света. Машина.

— Спрячься, Максим, я сама попробую остановить.

Я спрыгнул в канаву, и чуть не подвернул ногу. Нога заскользила по влажной траве, и я едва удержал равновесие. Завизжали тормоза, и я услышал голос Светы.

— Возьмите нас, пожалуйста. Мы заплатим. Вчера опоздали с другом на последний автобус. Максим, Максим, — закричала она.

Я вылез наверх и увидел «ЗИЛ -130», с будкой.

— Поехали, поехали, — крикнула радостно Света, и всунула мне в руки собаку. Забравшись в кабину, я увидел немолодого водителя, в кожаной куртке, и фуражке. Вылитый Анатолий Папанов, из «Бриллиантовой руки».

— Это случайно не вас ребята, ищет милиция? Меня остановили, на выезде из Припяти, даже будку пришлось открывать, на проверку. Первый раз такое ЧП. В Киеве, да, проверяют, но здесь…

Водитель замолчал и покосился вначале на Свету, после на меня.

— Ищут не нас, — ответила уверенным голосом Света, и толкнула меня в плечо. Мы проходили мимо поста, и у нас проверили документы. Не переживайте. Тем более ищут парня и девушку. Двоих. Мы не вдвоём, с нами наша любимица, «Зиночка».

И Света погладила рукой по мохнатой холке собаку.

— И то верно, — ответил водитель и усмехнулся. — Ладно, так и быть, довезу вас до Киева.

Света чуть не подпрыгнула от радости, и, схватив собаку, поцеловала в мордочку. Водитель включил печку, и в машине стало тепло и уютно. И мы уснули, вместе с новым членом нашей команды, Зиночкой.

Водитель подвёз нас, и не взял денег за дорогу.

— Я понял, ребятки, что это вас ищут. Только не люблю ментов, знаю, как они работают. Невинного человека бросят в тюрьму, и не отмоешься.

— Спасибо большое, за помощь.

Захлопнув дверь, я махнул на прощание водителю рукой. Нам повезло, что встретили порядочного человека. Света медленно шла к станции метро, вздрагивая от холода. После дождя чувствовалось похолодание и приближение зимы. Оказавшись в метро, Света, уселась на скамейку.

— Максим, почему ты не пойдёшь к правительству, и не расскажешь, всё, что знаешь?

— Как ты себе это представляешь?

— Очень просто. Пришёл, увидел, победил.

— Здесь будет наоборот. Пришёл, увидел, сел в тюрьму. И в Колымский край, пилить ёлки, лобзиком. Ты в своём уме? Никто меня всерьёз не воспримет. Замордуют. И не отпустят. Я ведь почему согласился на встречу с Дятловым.

— Почему?

— Потому, что непосредственно он, будет руководить испытаниями. Правительству, такие как я не нужны.

— Это ещё как? Не согласна.

— Соглашаться нечего. Сама подумай, как сейчас воспримут мои сведения об аварии? О том, что грядёт перестройка, с Горбачёвым. Развал Союза. Войны, беды, трагедии.

— Должны выслушать.

— Ничего они не должны. Им хорошо живётся, при власти, когда партия в стране рулевой и кормчий. Заветы Ленина, пленумы ЦК, пятилетки. Всё это не скоро выветрится из сознания людей. Поехали, первый поезд.

— Мне нужно переодеться. Мама на даче, и мы сможем отдохнуть, у меня дома.

— Глупенькая. Там наверняка уже дежурит милиция. И ждёт нас. Отпадает.

— Максим. Я хочу, есть и в туалет. Куда мы едем?

— К Дворцу спорта. Там выйдем, и дальше увидишь. Если всё пройдёт гладко, часов в девять утра будем у меня дома.

И тут я подумал о том, что если у меня не получиться провести Свету. И она останется здесь. Взяв её за руку, крепко сжал.

— Мне больно, отпусти.

— Ты должна меня выслушать, любимая.

В вагон набивались люди, и мы пошли в самый конец, и встали у двери.

— Если я не смогу тебя провести, уезжай из Киева. Беги, как можно дальше.

— Куда бежать? Я не хочу. Как я брошу маму, работу?

— Когда разговор идёт о свободе, жизни, и будущем, лучше не думать про маму. Правильно будет то, чтобы она никогда не узнала обо мне. И о том, что должно случиться.

— Я так не смогу. Всё равно проболтаюсь.

— Света, ситуация серьёзная. Неужели ты не понимаешь?

— Не понимаю, и понимать не хочу, Максим. Ты странно себя ведёшь. Мы убегаем, как трусливые зайцы. Прячемся. Зачем? Я верю, в здравый смысл, в то, что найдётся человек, который поверит тебе.

— Наивная. Открою я правду, органам, про параллельные миры, будущее. И что начнётся, знаешь? Найдутся авантюристы, готовые найти проход, и проникнуть в моё время. Вся система, может рухнуть, начнётся бардак. Люди будут подстраивать под себя ситуации, грядущие, и не только положительные, для мира, и строительства светлого будущего, но и отрицательные. Найдутся подонки, нечистые на руку, ненавидящие своих же потомков, за лучшую жизнь, медицину, образование, финансы, перспективы.

Я замолчал и вопросительно посмотрел в глаза Свете.

— Ты ведёшь себя достойно, Максим, мне нравится. Прости, просто я не могу вот так взять, и перестроить себя. Это сложно. И у меня плохие предчувствия. Нам выходить. Пошли.

Поднявшись по эскалатору в город, мы снова попали под дождь. Столовая на первом этаже пятиэтажки, между площадью и бульваром, уже работала, и мы побежали туда, чтобы перекусить, и обсохнуть. Взяв два подноса, я шёл вдоль прилавка, и выбирал еду. Света побежала в туалет, и предоставила мне право выбора. Как раз, полная буфетчица, только принесла из кухни, большую, алюминиевую кастрюлю с пельменями, и я взял две большие порции. Винегрет, стакан со сметаной, и морскую капусту, для Светы. Запить взял два стакана чая, и сочники, с творогом. Заплатив три пятьдесят, и усевшись за стол, я поперчил пельмени, и попробовал. Вкус был отменным, пельмени оказались сочными, и как ни странно с мясом. Света появилась, когда я уже рубал винегрет, и пил сладкий чай.

— У вас лучше готовят? — спросила она и усмехнулась.

— Ешь, давай, потом сама скажешь, где лучше, здесь или там.

— Скажи, почему всего одна неделя у тебя? Не больше и не меньше?

— Не знаю, такими были условия Часовщика.

— Мне можно будет его увидеть?

— Наверное. Хотя считай, что ты уже с ним познакомилась.

— И когда это? Не припомню.

— Мне придётся заменить Часовщика, если сложится. Доедай, и пошли. Дождь уже перестал, нам полчаса топать до места. Не терпится домой вернуться. Такое чувство, что я там лет двести не был.

Часовщик меня не встретил. Хотя я уже привыкал к его странностям. Обогнув кинотеатр, мы вышли на тропинку, и стали спускаться вниз, обходя деревья и камни. Я придерживал Свету, за руку, чтобы она не поскользнулась и не упала. Когда появилось знакомое, нежилое здание, заброшенное, с разбитыми окнами на втором этаже, в первую секунду, я испугался, не заметив нужную дверь и замер. Подойдя ближе, увидел, что дверь на месте, только почему-то расположена чуть левее, и кто-то соорудил над ней не большой навес, от дождя.

— Вот она, дверь. Побежали.

Я схватил Свету за руку и побежал по неровной, песчаной дорожке, среди деревьев и кустов. Распахивая дверь, я вошёл первым, и дверь тут же захлопнулась. Оказавшись в темноте, и поворачивая голову, увидел, обычную стену, из красного кирпича. Реальность обрушилась как ледяной душ, оставляя в груди горькое разочарование. Света осталась там, в Киеве, совершенно одна, и больше прохода в её мир не существовало.