Цесаревич Вася 2

Глава 5

Во Франции очень трепетно и даже с пиететом относятся к аристократическим титулам, будь то Франция времён королей, Империи первой или второй, или вот республики, как сейчас. Особенно сейчас, когда настоящая титулованная аристократия, восходящая корнями к Крестовым походам и Людовику Святому стала огромной редкостью. Наполеоновские графы и маркизы, как бы они не пыжились, не слишком высоко котируются среди настоящего дворянства — и труба пониже, и дым пожиже, как говорят в своих варварских поговорках русские северные дикари. А что стоят новоиспечённые бароны Луи-Филиппа, купившие титулы за деньги или иные услуги? Лавочники всё равно останутся лавочниками, хоть обряди их во фрак с крахмальной манишкой. Тьфу, даже думать о них не хочется…

Потому и вызывают раздражение проклятые русские, сохранившие титулованную старую аристократию, да ещё умудрившиеся органично дополнить её новой, не вызвав раздражения или неприятия у тех и других. Ведь они, негодяи, охотно роднятся между собой и не считают это мезальянсом! Вот как жить после такого потомку французских, прованских и бургундских графов?

Полковник граф Рене де Лузиньяк криво улыбнулся своим мыслям и сглотнул внезапно загорчившую слюну в серебряную плевательницу. Было с чего — Лузиньяки стали беднее церковных крыс ещё во времена короля-солнце Людовика Четырнадцатого, ещё на заре его царствования, ещё интригами великого Мазарини, и с тех пор могли рассчитывать на доходы от военной службы. Или, в крайнем случае, на доходы с небольшого церковного прихода где-нибудь в сельской глуши, так как наличие предков гугенотов не позволяет достичь карьерных высот на ниве служения Господу. А на войне всегда можно подзаработать, вот как сейчас, даже если она не объявлена официально. Ведь как сказал один умный английский премьер-министр: — «Как трудно жить, когда Россия ни с кем не воюет».

Граф Рене де Лузиньяк не ручался за точность цитаты, но в данный момент выполнял просьбу именно британцев с Мальты, подкреплённую солидной суммой в благородных полновесных гинеях. Всего-то и нужно, это проследить за действиями русской экспедиционной эскадры, и в случае угрозы английским владениям в Средиземном море своевременно сообщить о том шифротелеграммой. Ну и попутно информировать союзников о любых любопытных или подозрительных действиях русского флота. Задача вроде бы не сложная на первый взгляд. На второй тоже. Права на третий взгляд графу не дали — презрев все законы свободного воздухоплавания и сбросив тонкую шкуру цивилизованности, агрессивные варвары тут же открыли огонь из зенитных орудий, заставив французский дирижабль отойти на безопасное расстояние. Без всякого повода! Вот где русские и где цивилизация? Кажется, они существуют в параллельных плоскостях и никогда не пересекаются.

— Они сбавляют ход, месье колонель! — крикнул ворвавшийся в рубку вахтенный офицер, заставив графа опять страдальчески поморщиться и поставить на привинченный к палубе столик бокал с превосходным арманьяком. В хрустальную пепельницу легла едва раскуренная настоящая «Корона» из Гаваны, противно зашипев в многочисленных горьких плевках. Всё, пропала драгоценная сигара, чёрт бы побрал этих русских вместе с вахтенных офицером.

— Зачем ы так кричите, Мишель?

— Это моя обязанность, граф, — слегка смутился молоденький лейтенант, ценимый Лузиньяком за происхождение от побочной ветви знаменитых де Гизов. Пусть даже ветви по линии бастардов, но благородная кровь всегда остаётся благородной кровью.

— Уж поверьте своему командиру, Мишель, крики точно не входят в число ваших служебных обязанностей. И уж тем более нисколько не красят вас.

Мишель Д’Арно, именно так звали юного лейтенанта, смутился ещё больше и покраснел, отчего слал похожим на прекрасных незнакомок с портретов Давида, что составляют предмет гордости Французского музея. На графа накатили волны нежности и умиления, весьма далёкие от отцовских чувств. Интересно, каков этот потомок де Гизов в… хм… но это потом, будет ещё время проверить.

— Успокойтесь, Мишель, и налейте себе арманьяка. Бокалы в шкафчике за вашей спиной, лейтенант. Так что там делают русские?

— Они сбавили ход до самого малого и совершают странные перестроения, граф! — несмотря на смущение истинный француз д’Арно не смог отказать себе в удовольствии угоститься великолепнейшим напитком за чужой счёт, набулькав себе полный бокал, попутно пожалев о его малых размерах. — Сигнальщики из верхней рубки доложили, и я осмелился побеспокоить вас.

— Могли не торопиться, я сам это прекрасно видел, — де Лузиньяк дотронулся до бинокля производства проклятых бошей из фирмы «Карл Цейсс» и неопределённо махнул рукой. — Здесь, если вы забыли, тоже рубка и тоже великолепный обзор.

— Да, но я…

Граф ещё раз оглядел окончательно смутившегося лейтенанта с головы до ног, задержав взгляд на самых интересных с его точки зрения местах, и кивнул:

— Мне нравится, как вы несёте службу, Мишель. Не обращайте внимания на стариковское брюзжание.

— Какой же вы старик, возразил лейтенант. — На вид вам не больше тридцати лет.

— Мне уже сорок два, Мишель.

— Самый расцвет сил, месье.

— Ах, оставьте комплименты для дам в светских салонах, лейтенант, — граф сделал едва заметный жест, служащий своеобразным паролем у определённой части великосветского общества, и с удовольствием увидел ответный, обозначающий принадлежность к одному и тому же культурному слою, не чурающемуся древних эллинских и римских традиций. — Но дам мы обсудим позже, не так ли?

— Почту за честь, месье колонель, — в глазах лейтенанта блеснул огонёк надежды на удачную и быструю карьеру. — Разрешите идти, граф?

— Идите, лейтенант, — кивнул де Лузиньяк. — Но впредь попрошу при докладах обходиться без крика. Впрочем, служба службой, не не желаете ли сигару? Подайте мне хьюмидор со столика, будьте так добры.

— Из ваших рук даже чашу с цикутой приму охотно, — блудливо улыбнулся лейтенант, окончательно растопив холодное и суровое сердце своего командира.

— Мы не Сократы и обойдёмся арманьяком. Дополните бокалы, Мишель.

Никто из экипаже не удивился, когда у командирской рубки встал вооружённый винтовкой с примкнутым штыком часовой — командир дирижабля часто проводил индивидуальные занятия по повышению профессионального мастерства из молоденьких офицеров или красивых нижних чинов, и не терпел, когда его отвлекали от этих занятий. А что рубка… во-первых, управление дублировано на верхний пост, где постоянно присутствует старший офицер или штурман. А во-вторых, именно отсюда открываются самые лучшие виды на море, на бесчисленную россыпь островов греческого архипелага, покрытую изумрудной, ещё не выцветшей на жарком солнце зеленью, да и просто командиру тут удобнее. Все наглядные пособия под рукой, особенно огромный обтянутый белоснежной мягкой кожей диван. Разве аристократ древнего рода не может себе позволить иметь хорошую мебель на вверенном ему дирижабле?

Но человек лишь предполагает, а высшие силы, будь то сам Господь, судьба, рок, фатум, или какое-нибудь провидение всегда могут иметь на этот счёт иное мнение. И да, аристократ древнего рода многое может себе позволить, но если он военный в чине полковника, то беспечность и расслабленность с его стороны не позволительны. Колонель граф Рене де Лузиньяк понял это слишком поздно, когда двадцати трёхмиллиметровый осколочно-фугасный снаряд авиационной пушки пробил остекление рубки, вошёл склонившемуся над диваном командиру дирижабля в крестец почти параллельно позвоночнику, и взорвался в грудной клетке.

Лейтенанту Мишелю повезло больше, и следующий снаряд просто и гуманно попал в затылок и оторвал ему голову, позволив умереть без боли. А что голым… да кто и что потом разберёт среди горящих обломков падающего в море дирижабля?

Роль карающего посланца небес выполнил Чкалов, подошедший над морем в бреющем полёте и набравший высоту только перед атакой. Валерий Павлович практически в упор расстрелял гондолу дирижабля со всех стволов, с восторгом отметив высокую точность, кучность и разрушительную силу бортового вооружения, и поспешил отвернуть в сторону, потому что услышал в эфире предупреждающий возглас Красного, а сверху уже посыпались горящие обломки. Какие там энергетические щиты, о чём вы, господа? Если они и были, то это никак не проявилось и никому не помешало.

— Горишь, бубновый! — опять раздался голос Красного.

— Почему бубновый? — вслух удивился Чкалов, но вспомнил, что бубновым тузом на одежде когда-то выделялись каторжники. — И правда варнаки.

Потом Валерий Павлович заложил вираж, с откровенным злорадством провожая взглядом падение летучего шпиона, и с сожалением в голосе сказал:

— Эх, такая картинка для кинематографа пропадает.

— Думаю, у господ со студии Хаджонкова ещё будет возможность снять нечто подобное, а то и более грандиозное, — откликнулся Вася. — Во всяком случае, мы такую возможность постараемся предоставить. Реклама — двигатель торговли!

Чкалов молча согласился с такой постановкой вопроса. Чем больше побед и шумихи вокруг них, тем больше заказов у КБ Поликарпова и его совместного с Красным завода. Следовательно, Николай Николаевич при должном финансировании выдаст всё более совершенные самолёты. Выше, дальше, быстрее! И калибр пушек можно чуть увеличить. Миллиметров до тридцати семи.

За коротким боем, если стремительное убийство можно назвать боем, с эскадры следили в сотни биноклей, и тут же в сторону падения дирижабля тридцатиузловым ходом рванули два эсминца. Вдруг в обломках найдётся что-нибудь интересное и удастся определить национальную принадлежность наглого шпиона? Ведь кто-то должен ответить за хамство? Такое нельзя оставлять безнаказанным.

А вернувшиеся истребители встретили приветственными криками и сияющей медью духового оркестра на палубе транспорта «Саратов». С высоты не слышно ни криков, ни музыки, зато хорошо заметны взлетающие вверх бескозырки и солнечные блики на надраенных до зеркального блеска инструментах. Почётная и торжественная встреча.

Однако ни Красный, ни Чкалов не торопились садиться на узкую полоску плавающего понтонного аэродрома — стремительные и, как оказалось, грозные бипланы минут десять крутили фигуры пилотажа в небе над кораблями эскадры, заставляя моряков охать от удивления, ахать от восхищения, и вообще проникаться уважением к новорождённой российской авиации. И заставили!

Между моряками и воздухоплавателями всегда существовало негласное соперничество за любовь народа и значимость в глазах общества, ревность к чужим успехам и преувеличенная оценка успехов собственных, но здесь и сейчас… А здесь и сейчас в суровые просоленные души приходило понимание и осознание того факта, что пилоты аппаратов тяжелее воздуха являются существами высшего порядка, к которым просто неприлично ревновать. Как нельзя завидовать ангелам, как нельзя соревноваться в мощи и разрушительной силе с извергающимся вулканом, как нельзя пытаться затмить солнечный свет.

Но вот наконец-то в чью-то светлую голову пришла мысль о том, что Чкалов и Красный крутят фигуры высшего пилотажа не только из желания порадовать моряков эскадры и любви к искусству. Самолёт Нестерова, так и оставшийся стоять в самом начале взлётно-посадочной полосы, подняли на борт транспортника, освободив место для Василия и Валерия Павловича. В принципе, Красный был уверен, что длины понтонов с лихвой хватил для всех трёх «Чаек», но обычно лихой и слегка бесшабашный Чкалов решил не рисковать, дабы не смазать впечатление от первого боевого вылета в истории аппаратов тяжелее воздуха. Как-то не хотелось ему прославиться в качестве участника первой во всём мире красивой и глупой аварии.

С мостика линкора «Александр Ульянов» за посадкой истребителей наблюдало высокое начальство. Генерал Фрунзе, отхлебнув крепчайшего и свежайшего адмиральского чаю с лимоном, отсалютовал Эссену стаканом в серебряном подстаканнике с эмалевым двуглавым орлом:

— Согласитесь, Николай Оттович, есть определённая прелесть в личном присутствии при исторических событиях.

— Думаете, этот день войдёт в историю?

— Несомненно. Даже в учебниках напишут, — кивнул командующий Экспедиционным Корпусом. — У изобретения цесаревича Василия Иосифовича огромный потенциал и великолепные перспективы развития. Да, пока его самолёты… ладно, его и Николая Николаевича Поликарпова самолёты… Так вот, пока они тихоходны и недостаточно совершенны, но я предвижу, что через какое-то время они станут настоящими повелителями неба, сбросив с пьедестала медленные и неуклюжие дирижабли.

— Знаете, Михаил Васильевич, — покачал головой Эссен, — рано хоронить традиционное воздухоплавание.

— Да кто вам сказал, что его кто-то собирается хоронить? — Фрунзе едва не поперхнулся очередным глотком адмиральского чаю. — Наоборот, два вида летательных аппаратов органично дополнят друг друга.

— Каким образом?

Михаил Васильевич хитро прищурился и сам спросил с улыбкой:

— А вы не хотели бы иметь воздушные части в составе своего флота, Николай Оттович?

Эссен покачал головой и перекрестился:

— Упаси господи от такого счастья. Ещё в двадцать пятом году ставились опыты по размещению дирижаблей на специальных кораблях-матках, но они потерпели сокрушительную неудачу. Это, знаете ли, как кошку стричь — визгу много, а шерсти мало.

— Но мы с вами только что видели яркий пример… — командующий Экспедиционным Корпусом многозначительно замолчал, давая командующему флотом сделать вывод самостоятельно.

Однако, Николай Оттович уже отдался во власть воспоминаний:

— А ещё планировали использовать что-то по типу трансокеанских зерновозов со сдвижными палубами. Предполагали набивать трюмы одноместными дирижаблями-истребителями конструкции печально известного господина Гроховского, и выпускать их одновременно по несколько десятков штук при приближении к неприятельскому флоту, или атаковать ими береговые батареи.

— Возвращение пилотов предусматривалось?

Эссен тяжело вздохнул:

— Автор идеи предлагал набирать добровольцев среди осуждённых на длительные сроки с последующим полным помилованием выживших.

Командующий Экспедиционным Корпусом разрядился небольшой матерной речью, сделавшей бы честь боцману парусного флота, и уточнил:

— Это тот, про кого я только что подумал?

— А кто кроме него мог предложить такой дичайший бред?

Фамилия покойного Тухачевского вслух не прозвучала, так как с недавних пор это стало неприличным.

— Но мы отвлеклись, Николай Оттович, — Фрунзе благосклонно согласился с предложением вестового дополнить стакан адмиральским чаем и сделал большой глоток. — Вы вспомнили дирижабли, а я имел в виду вот эти истребители, то есть аппараты тяжелее воздуха.

— Возить с собой понтонную взлётную полосу? Это не всегда удобно, Михаил Васильевич.

— А что вам мешает построить специальный корабль со взлётной полосой на специальной же палубе? Запуск с помощью паровой или пороховой катапульты, а посадка с зацепом за какой-нибудь трос.

Эссен хотел что-то ответить, но внезапно замолчал и подёргал себя за бороду. Было видно, что заслуженный флотоводец целиком погрузился в размышления, и уже не видит перед собой никого и ничего, включая собеседника и эскадру под собственным командованием. Некоторые фразы Николай Оттович произносил вслух, и Фрунзе разобрал в шёпоте:

— Если катапульты… нет, бред полный… А вот на полном ходу против ветра… и крюк, да… крюки обязательно… Лифты из трюмов не проблема… Дирижабельщикам хрен по всей морде… И минимум три лётных училища, и пусть попробуют не выделить финансирование, зубами выгрызу. Личный завод цесаревича Василия, так что за сегодняшний бой его и Чкалова к орденам…

Впрочем, командующий Экспедиционным Корпусом не был до конца уверен, что правильно расслышал последнюю фразу насчёт награждений. Хотя почему бы и нет? За богом молитва, а за царём служба не должны пропадать. Заслужил награду — получи заслуженное. Российская Империя может себе позволить быть справедливой и объективной.

Пока поднимали на «Саратов» самолёты и разбирали понтонную взлётно-посадочную полосу, успели вернуться посланные на место падения дирижабля-шпиона эсминцы. И не пустые — неожиданно среди обломков нашлось немало интересного, но самое главное, что удалось выловить из воды каким-то чудом уцелевших механиков в количестве двух штук. Они-то и сообщили о национальной принадлежности жертвы военно-воздушного любопытства. А ещё рассказали, что дирижабль хоть и базировался на Яффу в подмандатной Палестине, но у англичан на Мальте бывал гораздо чаще, работая на британцев за небольшую доплату в пользу полковника графа Рене де Лузиньяка.

— Опять англичанка гадит, — выслушавший доклад адмирал Эссен переглянулся с генералом Фрунзе. — Как думаете, Михаил Васильевич, не стоит ли нам нанести визит вежливости на Мальту, дабы там дождаться неизбежных на море случайностей? Полномочий и у меня и у вас на это хватит. Небось тоже инструкции получили на аудиенции у императора?

— Визит вполне вписывается в рамки поставленной государем задачи, — кивнул командующий Экспедиционным Корпусом. — Мы точно знаем, что за мятежом в Испании торчат длинные ослиные уши лимонников.

— И лягушатников с макаронниками.

— Да, Николай Оттович, там чуть ли не вся Европа отметилась. Так вот, если вы гарантируете наступление неизбежных на море случайностей, то можно прокладывать курс на Мальту.

— Гарантирую. Но и вы, Михаил Васильевич, будьте любезны приготовить десантные партии и выделить людей для нового гарнизона острова. Ну и для охраны будущих пленных, само собой.

— Пленных? С преувеличенно фальшивым удивлением переспросил Фрунзе. — Помилуйте, Николай Оттович, какие могут быть пленные на Мальте, если мы не воюем с Великобританией? Нет уж, давайте не будем делать из себя варваров перед лицом цивилизованной Европы и обойдёмся без сантиментов с вооружёнными бандитами, временно захватившими российскую территорию. Так и передайте морской пехоте — разбойников в плен не брать, пусть действует ускоренное военно-полевое судопроизводство.

Николай Оттович прекрасно знал, что генерал имел длительную беседу с императором Иосифом Первым, во время которой, судя по всему, получил подробнейшие инструкции и карт-бланш на их исполнение. А сам Эссен был даже не против в очередной раз подёргать лаймов за волосатое вымя — слишком многое накопилось. Тут и давнее и почти забытое науськивание на Россию ныне не существующих японцев, бой крейсеров в устье Ла-Платы в двадцать третьем году, минирование Кольского залива и ответный прорыв миноносцев в Скапа-Флоу, Египетский конфликт и взрыв линкора «Рипалс» на рейде Лиссабона, якобы случайный расстрел русских китобоев в районе Шпицбергена и лихой рейд российской морской пехоты по золотым рудникам и алмазным приискам Южной Африки… И это только случаи, в которых Николаю Оттовичу довелось принять личное участие. А сколько всего произошло таких стычек, неизвестных широкой публике? И не сосчитать.

А Мальту за спиной оставлять и в самом деле не стоит. Бесхозяйственно это будет и безнравственно по отношению в памяти императора Павла Первого.

— Валентин Степанович, — обратился Эссен к присутствующему здесь же старшему штурману. — Вы слышали наш разговор? Будьте так любезны рассчитать курс.