Цесаревич Вася 2

Глава 11

Неожиданно для самого себя барон Анастас Иванович Микоян, миллионер, промышленник и известный меценат, именным указом императора Иосифа Первого стал председателем совета раввинов Российской Империи. Вот прямо сегодня утром два вооружённых фельдъегеря и принесли украшенную печатями и подписями бумагу. Заодно приглашение прибыть на Большой Семейный Совет в течение часа.

Первым делом Анастас Иванович попытался оспорить указ императора:

— Ваше Величество, ну какой из меня раввин? Увольте от такой милости.

— Замечательный из вас раввин, господин барон, — усмехнулся в усы Иосиф Первый.

— Но я армянин!

— А я в детстве думал, что Ереван и еврей это одно и то же слово, только произнесённое на разных языках. И подумайте сами, барон, неужели я могу доверить такой важный государственный пост еврею? Они же не поймут и станут смеяться.

— Думаете, в моём случае смеяться не станут?

— Наоборот, будут уважать как человека, занявшего высокий пост благодаря нужным связям и личному капиталу. Евреи таких любят, хотя и завидуют. Зато понесут взятки.

— В мои обязанности входит борьба с коррупцией среди раввинов? — удивился Микоян, почти смирившийся с назначением.

— Да зачем? Взятки берите, и после уплаты пятидесяти процентов в казну оставшимися деньгами распоряжайтесь по своему усмотрению. Хоть на весёлых девок потратьте, хоть на строительства синагоги на Южном полюсе. Вы в своём праве, барон.

Вот эта часть служебных обязанностей понравилась Анастасу Ивановичу больше всего, и он настолько осмелел, что спросил:

— А финансирование совета раввинов как пойдёт?

— Со стороны бюджета Империи никак не пойдёт, — ответил Иосиф Первый. — Даже наоборот, лицензия на деятельность этого совета будет стоить пятьдесят миллионов в год.

— Однако…

— И это ещё недорого за право быть услышанным императором. Соглашайтесь, барон, отказа я всё равно не приму.

После разговора с действующим императором к барону Микояну подошёл император бывший, он же Николай Александрович Романов. Подмигнул с видом заговорщика:

— Анастас Иванович, это я вас посоветовал.

— Вот спасибо! — попытался съязвить Микоян.

— Всегда пожалуйста! И я рассчитываю на долю в доходах от взяток.

— Сколько?

— Я не государство, мне и пяти процентов хватит.

Это не так уж и много, решил барон, и кивнул:

— Договорились. Вам наличными, как обычно?

— Знаете, Анастас Иванович, в этом случае предпочту переводы на мой банковский счёт.

— Хорошо, так и сделаем.

В императорском кабинете на семейный совет собрались самые близкие родственники. То есть, император с императрицей, тесть и тёща императора, и шурин императора генерал-майор Алексей Николаевич Романов. Почему-то ещё Столыпины, Орджоникидзе и Бонч-Бруевичи.

Так же были главы всех религиозных конфессий, где численность верующих превышала полтора миллиона. Исключение сделали только для Верховного Шамана народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, чью паству было невозможно подсчитать из-за технических трудностей и фактического двоеверия. Там в порядке вещей после воскресной заутрени пойти к шаману и попросить у духов предков удачи в завтрашней охоте. Мало того, тамошние православные священники отказывались признавать традиционный кольпахен скоромной пищей и дозволяли вкушать его во время поста. Некоторые вообще отказывались признавать его пищей.

Однако на совете не оказалось представителей протестантов. Наверное англиканская церковь им подгадила. Или баптисты. Или мормоны. Или лютеране. Или кальвинисты. Или кто-то ещё из множества протестантских сект. Не любит их государь-император, получивший образование в духовной семинарии. Его право.

Мусульман представлял Верховный Муфтий Российской Империи генерал-полковник Гуссейн-Хан Нахичеванский. Он ушёл в отставку с поста товарища министра внутренних дел в восемнадцатом году, после того, как полностью провалил порученное ему дело. Тогда в России внезапно появились бомбисты. Так-то про них слышали и читали в газетах о гибели австрийского крон-принца Франца Фердинанда, но вот внезапно они образовались и у нас. И сразу же бросили саквояж с нитроглицерином в автомобиль министра только что образованного министерства здравоохранения Николая Александровича Семашко. А через неделю погибли ближайшие родственники участников теракта — двести семьдесят два человека были посажены на кол, включая женщин и детей. Правда, детям перед посажением на кол милосердно перерезали горло. Генерала Нахичеванского назначили ответственным за расследование и поиск преступников, но он никого не нашёл и был вынужден уйти в отставку.

У российских католиков за главного молодой генерал-майор и почётный кардинал римско-католической церкви Константин Ксаверьевич Рокоссовский. Ради него недавно Папа Римский издал именную буллу, разрешающую почётному кардиналу не соблюдать целибат и не посещать мессы. В отношении бывших соотечественников охотно пользуется правом отлучения от церкви.

Буддистами руководит казачий войсковой старшина Ока Городовиков. Маленький, кривоногий, узкоглазый, с огромными усами, он выглядел натуральным татаро-монголом. А что ещё нужно для управления буддистами?

Шаманов Крайнего Севера и Сибири представляет тоже казак генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский. Как донец попал на эту должность? Да кто же его знает.

Кого ещё забыл? Ах, ну да… обер-прокурор Святейшего Синода граф Бенкендорф, занявший должность на прошлой неделе сразу после возвращения из Крыма, где проходил полный курс омоложения. Интересно, Александр Христофорович принял православие, или до сих пор остался лютеранином? Вслух, конечно, такие вопросы лучше не задавать.

И вообще складывается впечатление, что для религиозной карьеры необходима служба в армии. Барон Микоян единственный штатский, что вызывает насмешливые и неприязненные взгляды. Сплошные антисемиты, ой вей…

Иосиф Первый долго молчал, но потом раскурил свою знаменитую трубку и коротко объяснил ситуацию, сложившуюся из-за неосторожного обещания наследника престола. Его, это обещание, нужно непременно выполнить, вот только оно невыполнимо по этическим и религиозным соображениям. И что делать?

Стало понятно присутствие Столыпиных, Бонч-Бруевичей и Орджоникидзе. Самые заинтересованные лица выглядели насторожённо, справедливо опасаясь, что император объяснит всё невинной мальчишечьей шуткой.

— Не вижу проблемы, государь, — перебирающий чётки Гуссейн-Хан Нахичеванский пожал плечами. — Аллах допускает многожёнство.

— Да что вы такое говорите? — воскликнула бабушка наследника престола Александра Фёдоровна. — Это он для мусульман допускает, а наш Вася православного вероисповедания.

— Это легко исправить.

— Нет!

— Нет, так нет, — покладисто согласился Верховный Муфтий. — Пусть другие хоть чего-нибудь предложат.

— Библейский царь Соломон имел тысячу жён, — набрался смелости барон Микоян. — И нигде в Библии нет запрета на многожёнство.

— Но наши традиции! — с пафосом воскликнула Александра Фёдоровна.

— Я не специалист по традициям Англии и Гессена, сударыня, — едва заметно улыбнулся барон. — Но до своего крещения у князя Владимира Святого было сто жён и наложниц. Сомневаюсь, что они куда-то пропали после свадьбы с гречанкой.

— В летописях такой информации нет, — заметил Бенкендорф.

— Разумеется, нет, — кивнул Микоян. — Ведь и вы, Александр Христофорович, не выставляете свою личную жизнь на всеобщее обозрение.

— А я говорил, что Микоян у нас голова! — бывший император Николай Александрович хлопнул себя по голенищу сапога, нащупывая фляжку с коньяком. — Ему палец в рот не клади!

— Моя личная жизнь вообще не должна никого интересовать, — нахмурился Бенкендорф, и над его головой вспыхнули крошечные молнии. Сильнейший в мире одарённый с предрасположенностью к электричеству, способный на трое суток заменить все работающие на Петербург электростанции. — А кто заинтересуется, тот сам себе враг.

Обстановку разрядил вроде бы дремлющий войсковой старшина Городовиков:

— Господа, я постоянно поддерживаю связь с Буддой через колесо Сансары, и Будда утверждает, что к одарённым нельзя подходить с обычными мерками. Будда советует жениться на всех троих.

— Духи согласны с этим, — откликнулся генерал Богаевский. — Пусть женится на троих.

— После Тридцатилетней войны Папа Римский официально разрешил многожёнство, — внёс свою лепту кардинал Рокоссовский.

— Вот уж кто нам не пример, так это Римский Папа, — недовольно проворчал Николай Александрович Романов, которому всё никак не удавалось приложиться к заветной фляжке.

— А если воспользоваться опытом как трофеем, а не как примером для подражания?

Всё же Константин Ксаверьевич в первую очередь русский генерал, а уже потом поляк и предполагаемый католик. То есть, теоретически он католик по происхождению, а как там оно на самом деле… Хорошее же предложение!

Генерал-майор Алексей Николаевич Романов, кровно заинтересованный в появлении прецедента с официальным православным многожёнством, долго молчал, но вот наконец-то не выдержал и он:

— Дамы, господа, ребе Анастас… Мы вообще зачем цепляемся за замшелые традиции? В угоду кому и чему? Боимся насмешить Европу? Союзников у нас всё равно нет, так как половина мира нас боится, а другая половина боится и ненавидит, так что пусть смеются. Самым смешливым можно организовать самоубийство путём посажения на кол, и вот тогда нас опять станут уважать. Уважать сильного, наплевавшего на мнение всяких там англий и франций, и их комнатных собачек.

— Журналистов на кол без проблем, — Верховный Муфтий достал из кармана блокнот и что-то там пометил. — Даже дополнительное финансирование не понадобится, хотя и не откажусь. Есть у меня специалисты… впрочем, это не интересно.

Император Иосиф положил трубку в пепельницу и прошёлся по кабинету, неслышно ступая мягкими сапогами по толстому текинскому ковру:

— Мнение, как я вижу, почти единогласное. Только Александра Фёдоровна возражает.

Бывшая императрица, боявшаяся зятя до дрожи в коленках, подняла руки:

— Я тоже за! Вот прямо двумя руками голосую!

— И это хорошо, — кивнул император. — А как мы объясним многожёнство собственному народу?

— Даруйте привилегию георгиевским кавалерам, — предложил Бенкендорф. — Но при условии, что появление второй и третьей жены будет согласовано с уже имеющейся.

— В таком случае, Александр Христофорович, случаи многожёнства будут чрезвычайно редки, — засмеялся Иосиф Первый. — Или вы не знаете женщин, что маловероятно, или специально предложили такое условие.

— Оно само предложилось, государь, — едва заметно улыбнулся обер-прокурор Священного Синода.

— Тогда считаем вопрос решённым и объявляем о помолвке?

— После возвращения Экспедиционного Корпуса из Испании. Героям-победителям позволено много, а уж такая мелочь, как три жены…

— Предлагаю не ждать возвращения, а объявить в газетах и по радио прямо сегодня, — возразил Алексей Романов. — Они на войне, а там случается всякое. Пусть лучше… Да, пусть будет лучше.

— Поправка принимается, — согласился император. — Шампанского всем! А мне кахетинского.

— А мне шустовского, и сразу бутылку! — подхватил Николай Александрович, и вздрогнул от удара под рёбра. — Аликс, дорогая, сегодня мы обязаны напиться! У нас с тобой скоро старший внук женится!

— У нас ещё сын неженатый, — Александра Фёдоровна кивнула в сторону генерал-майора Романова.

Тот усмехнулся:

— Не беспокойтесь, маман, через месяц у вас будет десять снох, шесть внуков и четыре внучки.

— Так быстро? И ты молчал?

— Я ждал сегодняшнего дня, маман. И вот оно свершилось.

— Ники, — вздохнула Александра Фёдоровна, — извини, ты был прав насчёт шустовского. Но пусть принесут сразу три бутылки. Мы сегодня обязаны напиться!

Испания. Барселона

Собирались высаживаться в Картахене, но подводники пробили безопасный коридор к Барселоне, потопив попутно четыре английских крейсера и кучу испанской мятежной мелочи. К моменту высадки верные королю Петру Николаевичу Ольденбургскому войска удерживали узкую полоску побережья Средиземного моря с крупными городами Барселона, Валенсия, Аликанте и Картахена, не считая мелких прибрежных городков. Удерживали благодаря тому, что состояли из солдат и офицеров немецкого происхождения, перешедших на службу к испанскому королю из Российской Императорской Армии. Местные испанцы воевать если и хотели, то тщательно скрывали это.

Вообще-то монархистов в Испании много, особенно в сельской местности, но что смогут противопоставить нищие крестьяне регулярной армии, получившей боевой опят в постоянных стычках с арабами и берберами? У франкистов дисциплина, там даже сиеста длится всего два часа, а крестьяне спят после обеда с обязательным литром вина почти до захода солнца, а попытки сократить отдых воспринимают как покушение на естественные привилегии, данные ещё Фердинандом Католиком за участие в Реконкисте.

Но в любом случае, слава богу, монархисты удержали плацдарм для высадки Экспедиционного корпуса. А ещё у них в штабах сплошные предатели и франкистские шпионы, так как почти четыре десятка английских дирижаблей с бомбами появились на Барселоной ровно через час после швартовки транспортов с войсками. И что сделают с такой толпой три истребителя? Оказалось, что многое могут сделать.

Новая «Чайка» с мотором от инженера Найдёнова оказалась чудо как хороша. Скорость увеличилась на шестьдесят километров в час, повысилась скороподъёмность, самолёт чувствовал себя на вертикали не беременной коровой, а вполне себе хищной птицей, и при всём этом расход топлива уменьшился на сорок процентов. И что раньше не догадался поставить этот двигатель вместо Ярославского?

Благодаря улучшившимся ТТХ в первом же вылете на прикрытие десанта капитан Красный завалил сразу три вражеских дирижабля, во втором один, а в третьем сразу четыре. Но там повезло, так как английские воздушные пузыри уже были изрядно потрёпаны зенитной артиллерией. А победа засчитывается тому, кто сбил, а не тому, кто потрепал. Опять готовить грудь под ордена!

Налёт нанёс минимальный ущерб, гораздо меньший, чем ожидалось, но гораздо больший, чем хотелось. Ни одна бомба не упала на корабли и выгружающиеся в порту войска, но случайное попадание разнесло в клочья полевую кухню 8-й штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота. Вторая бомба попала в таможенный склад, где хранилось выделенное испанцами винное довольствие. Свыше двенадцати тысяч литров выдержанного хереса, портвейна и малаги впиталось в сухую землю, вызвав лютую ненависть к мятежникам и стихийные митинги с обещаниями не брать в плен франкистов, поляков и англичан.

После пятого вылета садились почти в темноте, зато не на плавучую взлётно-посадочную полосу, а нормальный и привычный аэродром. Техники помогли уставшему Василию выбраться из самолёта, а старший из них доложил:

— Палатка для вас приготовлена, ваше высокоблагородие, но там вас дожидается какой-то генерал. Прикажете послать на хер и переночуете на линкоре?

— Посылать генералов на хер я ещё чином не вышел, господин фельдфебель, так что показывайте палатку.

Палатка как палатка. Обычная палатка для старшего комсостава на гагачьем пуху, одинаково защищающая от холода и жары. Рядом с ней уже вырыта щель для укрытия от возможных бомбёжек. На вкопанном в каменистую землю столбике закреплён жестяной умывальник и зеркало в металлической рамке. А около палатки на скамеечке действительно дожидается генерал в чёрном мундире и тельняшке в расстёгнутом воротнике.

— Разрешите представиться, Ваше Императорское Высочество, командир восьмой штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота Сергей Александрович Есенин.

— Есенин? Тот самый? — почти ахнул Красный, и процитировал по памяти. — Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым…

— Надо же, Ваше Императорское Высочество, кто-то ещё помнит мои юношеские вирши.

— Это классика, ваше превосходительство. И давайте без титулований, если не возражаете.

— Не возражаю, Василий Иосифович, — кивнул Есенин. — А я ведь к вам с вопросом и претензией шёл.

— Готов выслушать и то, и другое, Сергей Александрович.

Генерал покрутил головой, будто расстёгнутый воротник сдавливал горло, и как бы нехотя произнёс:

— Мне недавно штабс-капитан Гумилёв жаловался, что вы не любите поэтов и отзываетесь о них не совсем лицеприятно. Я, в некотором роде, как бы тоже поэт, и хотел бы внести ясность…

— Вы больше чем поэт, Сергей Александрович. Вы живой классик русской поэзии.

— Вы мне льстите, Василий Иосифович, — слегка смутился Есенин. — Классики, это Пушкин и Толстой, хотя последний и не писал стихов.

— Зато он писал замечательные повести и рассказы, пока… хм… пока не прошёл задор от военной службы. А вот без службы государю и отечеству граф быстро сошёл с ума и начал писать бред. Ещё в политику и богоискательство полез.

— Пушкин тоже не служил, — заметил Есенин.

— И что из этого получилось? Разменял талант на пьянство, блядство и игру в карты. А потом вообще под пулю французского педераста подставился.

— Глупо погиб, да, с этим не поспоришь. Хотя при его характере он мог ещё вернее погибнуть на военной службе.

— Но сделал бы это к пользе Отечества. Даже умереть нужно уметь правильно.

Есенин помолчал, обдумывая слова наследника престола, и спросил:

— Но почему тогда вам Гумилёв не нравится, Василий Иосифович? Он-то как раз боевой офицер.

— У меня нет претензий к штабс-капитану Гумилёву, Сергей Александрович. Мне просто не нравятся стихи поэта Гумилёва.

— А вы читали его последний сборник?

— Я вообще не читал ни одно его стихотворение, ни из нового, ни из старого, — признался Василий. — Не читал, но осуждаю. Это же творчество того самого салонного, вылощенного сброда, который когда-то вы тоже осуждали, Сергей Александрович. Неужели что-то изменилось?

Есенин опять замолчал, продумывая ответ, а Красный задал уже новый вопрос:

— Скажите, Сергей Александрович, а как так получилось, что вы пошли на военную службу? Если судить по вашим стихам, то до семнадцатого года вы были убеждённым и принципиальным дезертиром.

— Сам не знаю, Василий Иосифович. Наверное, совесть проснулась. Есть у людей такая страшная штука, как совесть. А Гумилёву я посоветую не попадаться вам на глаза.

— Да уж, сделайте такое одолжение, Сергей Александрович. И ещё передайте ему, что насчёт эпиграмм и сломанных рук я не шутил.

— Каких эпиграмм? — не понял Есенин.

— Так вы не знаете, с чего началось наше литературное противостояние? Экий он у вас скромняга.

— Я передам и выясню подробности, — пообещал генерал, после чего достал из полевой сумки на боку бутылку из тёмного стекла с залитой белым воском пробкой. — А это вам лично от меня. Рязанский ржаной самогон тройной перегонки и тройной очистки, выдержанный в липовых бочках из-под вишнёвой наливки двенадцать лет.

— Сергей Александрович, у меня завтра минимум пять вылетов! Какой там самогон…

— Я не предлагаю прямо сейчас, Василий Иосифович. Выпьете на своих свадьбах.

— Каких ещё свадьбах?

— Вы разве не читали свежие французские газеты? Тут до границы всего ничего, так что доставляют в тот же день.

— И что в этих газетах?

— Там про вашу помолвку и тройную свадьбу после возвращения в Петербург.

— Бля…

— Так вы не в курсе?

— Уже в курсе, — тяжело вздохнул Красный и забрал у Есенина бутылку. — Извините, Сергей Александрович, мне необходимо побыть одному.