Цесаревич Вася 2

Глава 9

Церемония награждения закончилась, и начался банкет с грандиознейшей по европейским меркам пьянкой. Но именно по европейским, потому что два-три стакана в пересчёте на крепкие напитки, это тот минимум, после которого русский офицер решает, продолжать ли веселье дальше, или ложиться спать трезвым. Итальянцы оказались слабоваты, и их начали потихоньку выносить и грузить в катера уже на третьем стакане, хотя король Виктор Эммануил Третий мужественно продержался до шестого. Но последняя рюмка коньяку сгубила и его.

С отбытием венценосной особы веселье продолжилось с новой силой. Как раз и сменившиеся с вахты офицеры подтянулись.

Красный за весь вечер выпил граммов семьдесят голицинского муската, и ходил с полупустым бокалом в руке в поисках подопечных герцогинь-подпоручиков. Почему-то их отсутствие на банкете начало очень тревожить. Но безуспешные поиски результата не дали, и Василий махнул на них рукой. Пьяные вусмерть итальянцы никого с собой увезти не могли, а больше с линкора деваться некуда. Наверняка обиделись за объявленный Верочке Столыпиной домашний арест и решили устроить бойкот непосредственному начальнику. Что же, чем бы дитя не тешилось…

Примерно в четыре часа утра, поздравив всех знакомых офицеров с заслуженными наградами и выслушав ответные поздравления с тем же и с повышением в звании, Василий бахнул отвальную рюмку с Чкаловым и Нестеровым, и решил пойти спать. Молодость молодостью, но организм уже требует отдыха.

— Ванну и кофию, ваше высокоблагородие? — встретил Василия вахтенный вестовой, с удовольствием проговаривающий новое титулование.

— Спасибо, Иван Мефодьевич, обойдусь душем. А кофе к девяти часам свари.

— Будет исполнено, ваше высокоблагородие, — кивнул вестовой, довольный поименованием по имени и отчеству.

Вообще-то вахта при особе наследника престола считается поощрением, и к ней допускаются исключительно матросы сверхсрочной службы, беспорочно отдавшие флоту не менее десяти лет. А что бы не провести вахту в приятности, если из всех обязанностей лишь правильно сварить кофе, вовремя подать чай, разбудить в положенное время, да содержать в порядке четыре парадных мундира, шесть повседневных, да три лётных комбинезона? Не самому стирать, а снести в корабельную прачечную да проследить, чтобы правильно отгладили. И обувь ещё. Но Его Императорское Высочество не из тех благородий, что блюёт себе на ботинки.

Василий Иосифович в общении прост и доброжелателен, чем выгодно отличается от многих уже упомянутых благородий, особенно от тех, кто начинал службу при прошлом царствовании. Тогда император Николай Второй в мягкости своей потакал офицерским невинным шалостям, и полирование морды для простого матроса не было делом непривычным или из ряда вон выходящим. Это сейчас за зуботычину офицер может отправиться в Камчатскую флотилию, где холодные ветра часто сдувают с палубы в студёную воду таких вот дантистов. По пяти-шести человек в год сдувает, и ни разу никого не успели спасти. А может и не старались, то только господу богу известно.

Такого бы старшего офицера на родной линкор, и можно выходить в одиночку против всего британского флота! Но увы, это только помечтать, потому что море Василия Иосифовича не интересует, и он видит себя покорителей и повелителем воздушного океана. И господь ему в помощь.

Красного не интересовало не только море, но и мнение вахтенного вестового, тем более не высказанное вслух. Он принял прохладный душ, смывая усталость и негативные эмоции от знакомства с итальянцами, накинул трофейный шёлковый халат с золотыми драконами, и совсем было лёг спать. Но не успел — в дверь*** адмиральских апартаментов кто-то постучался с назойливой решительностью.

***Мы знаем, что моряки отказываются разговаривать с посторонними на нормальном человеческом языке, и называют пол палубой, потолок подволокой, стены переборками и так далее. Но мы, как люди цивилизованные, будем пользоваться привычными нам терминами.***

Пришлось вставать и идти в переднюю залу открывать. Открыл. Удивился. Даже поразился.

— Лизавета?

За дверью действительно стояла Лиза Бонч-Бруевич. Она очень нетвёрдо стояла на ногах, поэтому вцепилась в открытую дверь двумя руками и не решалась сделать хоть один шаг вперёд. Или в глазах троилась, и не могла выбрать единственную из трёх видимых дверей.

— Вася, я твоя!

— В какой смысле? — на всякий случай уточнил Красный.

— Сразу во всех! — Лизавета наконец-то определилась с правильным направлением движения, и чудом удерживая равновесие, пошла в сторону спальни, по пути разбрасывая детали форменной одежды и некоторые предметы сугубо женской экипировки. — Где здесь кровать, Васенька?

Вот у самой кровати Лизоньку и предала узкая форменная юбка — она коварно заплела ноги, и девушка рухнула плашмя на одеяло. Вася бросился на помощь, но было уже поздно. В том смысле поздно, что девушка уже спала. Вероятно, уснула ещё в падении.

Ну, весу в ней совсем немного, и Красный переложил Лизавету поудобнее, поправил подушку под её головой, и укрыл одеялом. Сам вышел в залу и нажал кнопку электрического звонка.

— Вызывали, ваше высокоблагородие? — тут же появился вахтенный вестовой.

— Чаю мне сделай с лимоном, Иван Мефодьевич.

Короткий взгляд на криво повисший на спинке кресла бюстгальтер, и уточняющий вопрос:

— Два стакана чаю, ваше высокоблагородие?

— Я не лошадь, мне и ведра хватит. Один стакан сделай. Сахару не клади.

У правильного вестового, а Иван Мефодьевич как раз из правильных, в крохотном камбузе при адмиральском салоне всегда горячий самовар и заварочный чайник со свежим чаем наготове. Вкусы цесаревича давно известны — вечером зелёный китайский чай, непременно привезённый сухим путём через Кяхту, а по утрам чёрный грузинский, что давно уже выращивается стараниями торгового дома Лаврентия Павловича Берии. Это пусть англичане везут к себе чай в душных трюмах, где лист пропитывается посторонними запахами, где его могут обоссать корабельные крысы и нерадивые докеры. Да что там могут… именно так они и делают! Поневоле приходится чёртовым британцам разбавлять чай молоком или сливками, чтобы замаскировать неприятные запахи и привкус плесени.

Уже через пару минут Василий вдыхал тонкий аромат настоящего грузинского чая. Всё же Лаврентий Павлович большой молодец, и нужно как-нибудь упросить отца дать ушлому купчине баронский титул. А что, Хрущёву-Кольскому дали, а чем Берия хуже?

Тук-тук-тук…

Надежды получить удовольствие от чая не оправдались, ещё кого-то черти принесли. В пять часов утра могут принести только черти, тут без всякого сомнения.

И точно, Катерина Орджоникидзе была в таком состоянии, что ангелы не стали бы её приносить. Вася посторонился, пропуская девушку, и спросил, заранее зная ответ:

— Ты тоже моя навеки?

— Угу.

— Чай будешь?

— Угу.

Красный решил пожертвовать своим стаканом чая, потому что тот начал остывать. Но когда вернулся, Катя уже спала. Она сползла по двери и положила голову на согнутые в коленях ноги. Слышалось только негромкое сопение. Так и пришлось взваливать на плечо и нести к Лизавете Бонч-Бруевич. Раздевать не стал, пусть как проспится, в мятом мундире щеголяет. Впредь наука.

— Для полного комплекта ещё одной не хватает, — вслух подумал Василий, и решил пока не ложиться. Смысл засыпать, если минут через пять придётся подниматься?

Вася угадал, хотя вместо пяти минут ожидание растянулось на полчаса. Вера Столыпина держалась лучше всех, при этом напевала песенку, дирижируя себе полупустой бутылкой чёрного рома.

Песенка была весёлая и задорная, но именно она переполнила чашу терпения Красного:

— Сон разума рождает чудовищ, — пробормотал он сквозь зубы, а вслух рявкнул командирским голосом. — Подпоручик Столыпина, марш в койку!

— Будет исполнено, господин капитан, — Верочка попыталась принять подобие строевой стойки, но покачнулась. Удержала равновесие только за счёт бутылки с ромом. — Я буду там ждать, Васенька.

Не дождалась, уснула поверх одеяла на краешке кровати, нежно обняв початую бутылку. Вася не стал отнимать драгоценный сосуд, очень надеясь, что его наличие при пробуждении многократно увеличит чувство раскаяния и вины, почти обязательные у каждого просыпающегося с похмелья человека.

Ещё через полчаса Василий сидел в плетёном кресле на палубе и курил сигару, что делал очень и очень редко. Дело не во вреде от курения — при наличии энергетиков целителей тот вред проходит по разряду бабушкиных сказок. Просто для настоящей кубинской Короны нужно настроение, даже пусть самое поганое, вот как сейчас.

— Кофию, ваше высокоблагородие? — послышался из-за спины голос вахтенного вестового. Причём интонации скорее утвердительные, чем вопросительные.

— С кардамоном?

— Как вы и любите, — подтвердил Иван Мефодьевич, водружая на столик рядом с креслом серебряный поднос с огромной кружкой. — Я тут взял на себя смелость заказать Ивану Христофоровичу хаш[6]. Как раз к пробуждению герцогинюшек готов будет. Новейшие скороварки чудеса творят.

Иван Христофорович, это шеф-кок флагманского линкора поручик по адмиралтейству Баграмян, известный способностью сотворить кулинарный шедевр даже из обыкновенной овсянки или гречки. А уж в средствах от похмелья природному армянину не было равных во всём мире. А ещё он на паях с Лаврентием Берией был совладельцем сети ресторанов «Арагви», открытых в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Царьграде и Владивостоке.

— Хорошо, пусть к двенадцати принесут.

— Не рано, ваше высокоблагородие? — усомнился Иван Мефодьевич.

— В самый раз. Холодной водой отолью и пинками растолкаю. Алкоголички военно-воздушные…

К половине первого флотилия Экспедиционного Корпуса покинула гостеприимные итальянские воды и набрала ход, следуя к менее гостеприимным, но более трезвым испанским берегам. Наверняка в Картахене и Севилье пьют меньше.

В адмиральских апартаментах флагманского линкора, занимаемых наследником российского престола, за столом сидели умытые, причёсанные, бледные с зеленоватым отливом девушки-подпоручики в помятых мундирах, и насильно вливали в себя обжигающее варево.

Красный заранее выпил чай из мяты, пустырника и донника, потому был удивительно спокоен. Во всяком случае, внешне.

— Очень сожалею, сударыни, что ваша пьянка произошла в праздничный день, в личное время, и не нанесла ущерба службе. Поэтому я не могу подать рапорт о разжаловании обратно в прапорщики. Но не радуйтесь, лечение ранних стадий алкоголизма у подчинённых входит в мои служебные обязанности. Неправы те, кто утверждает, что женский алкоголизм неизлечим! С ним прекрасно справляется строгая дисциплина. И с сегодняшнего дня вы в полной мере почувствуете на себе всю её строгость. Вопросы?

— А вот… — начала говорить Вера Столыпина.

— Вопросов нет, — перебил её Красный. — И это хорошо. Так же спешу вас обрадовать — с этого момента домашний арест распространяется на всех троих, и продлится до начала боевых действий в Испании.

— Но это же… — едва не поперхнулась Верочка.

— Нужно месяц — будете сидеть взаперти целый месяц, — Василий хлопнул ладонью по столу. — Хау, я всё сказал, бледнолицые сёстры!

— Ты тоже здесь будешь? — обрадовалась Лизавета Бонч-Бруевич, на которую целебная кавказская похлёбка подействовала в первую очередь.

— Меня временно Чкалов приютит. Он хоть и храпит по ночам, зато не спит пьяный в обнимку с бутылкой рома. Всё, наш разговор окончен, увидимся в Испании.

Никто ещё не знал, что домашний арест закончится уже завтра.

Средиземное море. Где-то недалеко от Гибралтара.

Очередной трёхдюймовый снаряд взорвался в надстройке многострадального трампа «Джулио Чезаре», и осколки хлестнули по забронированной ходовой рубке. Вообще-то проектом броня не предполагалась, но владелец судна был человеком предусмотрительным, и закрыл броневыми листами наиболее уязвимые места. Работа контрабандиста подразумевает осторожность и предусмотрительность.

— Мадонна свинья! — крикнул мордатый моряк в надвинутой на глаза капитанской фуражке в переговорную трубу. — Джузеппе, добавь ещё хотя бы два узла!

Трубка в ответ захрипела:

— Полтора узла дам, но не больше чем на двадцать минут.

— Через десять миль эти корыта отвернут по расходу топлива. Дай два узла, Джузеппе!

— Как скажешь, Бенито!

Да, хвала мадонне, которую только что обругал, их преследуют только три полудеревянных испанских сторожевика постройки конца прошлого века с малой автономностью и всего одной трёхдюймовкой в каждом корыте. От эсминцев бы не ушли, а так можно оторваться, тем более испанцы осторожничают и боятся стрелять по корпусу судна, где в трюмах заперт целый батальон отборной пехоты мятежного генерала Франко. Как они туда попали? Известное дело — их перевозили из Марокко в Испанию. И перевезли бы, но радист принёс радиограмму от самого короля Виктора Эммануила Третьего с приказом всем итальянским судовладельцам прекратить всякое сотрудничество с испанскими бунтовщиками. Можно и прекратить, тем более двенадцать рейсов оплачены авансом, а сделан всего один. А всего в контрабандистском флоте Бенито Муссолини по прозвищу Дуче тридцать шесть бортов. Экономия очевидна. Так что сменили курс сразу после получения приказа, не утруждая себя высадкой пассажиров. Да и какая им разница?

Бенито стал моряком случайно — безработица после Великой войны заставляла хвататься за любую возможность заработать, и Муссолини завербовался на строительство автомобильного завода ФИАТ в далёкую и холодную Россию. Было это в уже далёком двадцатом году. Правда, до России он так и не добрался, как раз удачно заменил заболевшего палубного матроса на отплывающем в Одессу корабле, да так и прижился в море. До того прижился, что к тридцатому году организовал собственное предприятие по беспошлинному перемещению товаров по Средиземному морю и его окрестностям. И осталось чувство благодарности Российской Империи, одним только фактом свое существования вырвавшей будущего Дуче из нищеты и отчаяния.

Собственно Средиземным морем поле деятельности не ограничивалось — возили табак и ром с Карибских островов, возили опиум из Карачи в Ливерпуль, возили винтовки из САСШ в Ирландию, возили их же из Одессы и Царьграда в Индию и на Цейлон, возили алмазы из Южной Африки в Амстердам… да много чего возили. В некоторых странах Бенито Муссолини по прозвищу Дуче до сих пор заочно приговорён к повешению. Врут, сволочи, о свободе предпринимательства!

В этом деле главное не зарываться и не жадничать, вовремя делиться с нужными людьми, и удача не оставит тебя. Бенито оказался удачлив — подаренная лично итальянскому королю коллекция редких монет, незадолго до того пропавшая из запасников Британского музея, обеспечила флоту Дуче отсутствие внимания со стороны пограничной стражи и таможни. Подарки на праздники и памятные даты они принимали охотно, но никогда и ничего не требовали сами. Чего бы так не работать?

— Сигнал о нападении передаешь? — рявкнул Муссолини на радиста.

— Так точно! — совсем как военный ответил тот. — На всех частотах сообщаю о пиратском нападении испанских мятежников на мирные итальянские суда. Французы откликнулись.

— Да? И почему ты мне об этом сразу не сказал?

— Лягушатники предлагают укрыться в Тулоне и дают гарантии безопасности в обмен на безвозмездную передачу судов в их собственность. Оно нам надо?

— Ощипанные галльские петушки, родившиеся от противоестественной связи больного проказой осла с дохлой жабой! Хотя испанский батальон я бы им недорого продал. Продолжай подавать сигнал о помощи.

— Я так и делаю, Дуче.

После получасовой гонки на бешеной двенадцатиузловой скорости испанские сторожевики и в самом деле начали сбавлять ход и отворачивать. Правда, смогли положить два снаряда в корму, чудом не повредив руль и винты. Но долго радоваться не пришлось — на западе над морем, над самым горизонтом, появилась едва заметная точка дирижабля, постепенно увеличивающаяся в размерах. Ясное дело, что дирижабли здесь могут быть только английские или французские. И те и другие охотно помогают взбунтовавшемуся генералу, причём если галльские петушки делают это почти тайно и осторожно, то лимонники нисколько не стесняются действовать открыто.

Сейчас, гады, повиснут на небольшой высоте и забросают бомбами. Уж лимонники не станут осторожничать и жалеть запертых в трюме испанских солдат. И как назло, нет на «Джулио Чезаре» противодирижабельной артиллерии. Есть два ручных пулемёта, но ими только африканских дикарей пугать.

Ещё владелец контрабандисткого флота пожалел, что вместо древних сторожевиков их не догоняли чуть более современные франкистские миноносцы. Тем бы не позволили разбомбить целый батальон соотечественников. Всё же не туземные войска, а самые настоящие испанцы.

— Джузеппе, — крикнул Муссолини в переговорную трубу, — можешь не держать скорость, к нам пришла большая и вонючая задница!

— А что там с помощью, Дуче? — откликнулся невидимый Джузеппе из машинного отделения.

— Помощь тоже в заднице, дружище, — Бенито снял фуражку и вытер ей пот с лица. — Мы никому не нужны, мадонна свинья!

Волшебное ругательство снова сработало — радист поднял голову и с радостной улыбкой на лице воскликнул:

— Мы спасены! Нас услышали русские, Дуче!

— И что с того? — сварливо спросил Муссолини. — Где Российская Империя и где мы?

— Нас услышала их эскадра, что везёт в Картахену Экспедиционный Корпус.

— Как же, знаю про такую… Но до дирижабля миль двадцать-двадцать-пять, а до эскадры…

— Русские просят продержаться ещё пятнадцать минут.

Дуче прикинул расстояния и горько усмехнулся:

— На чём придёт эта помощь через пятнадцать минут? Ты хотя бы представляешь, какие скорости нужны, чтобы успеть раньше английского дирижабля? Новейшие эсминцы и то столько не выдадут. Пятнадцать минут, говоришь…

— А зачем русские будут нам врать? Если говорят, значит есть у них способ.

— Очень надеюсь, — Бенито опять вытер пот с лица смятой фуражкой и крикнул в переговорную трубу. — Джузеппе, раскочегаривай на полную, может быть на пару минут дольше поживём.