Цесаревич Вася 2

Глава 12

Те, кто ругает лондонскую погоду, подразумевают зимние или осенние дожди, туман и сырость. А летом над старой доброй Англией бывает безоблачное небо с ярким и тёплым солнцем. Вот как сегодня. Но погода не радует премьер-министра Стенли Болдуина, возвращающего со встречи с королём. Уже полчаса как бывшего премьер-министра.

Он угрюмо смотрит сквозь стекло автомобиля на мелькающие по сторонам дома, и не видит их. Он опять прокручивает в голове неприятный разговор с Эдуардом Восьмым, закончившимся крахом политической карьеры. По-другому это и не назовёшь.

Король, короновавшийся всего месяц назад, встретил лорда Стенли вопросом:

— Скажите мне, господин Болдуин, только мне одному кажется, что ваша деятельность слишком дорого обходится Соединённому Королевству? С недавних пор к репутационным убыткам прибавились ещё и финансовые.

— Наша экономика растёт на три процента в год, Ваше Величество.

— За счёт чего растёт, господин премьер-министр? Уж не за счёт ли того, что после неудачного покушения на русского императора резко увеличилось количество утонувших по неизвестным причинам судов. Не меньше пяти-шести в месяц пропадает вообще бесследно, и ещё десяток успевает подать сигнал бедствия. Но, как обычно, слишком поздно.

— Неизбежные на море случайности, Ваше Величество.

— Столкновение с айсбергом у Кипра вы называете случайностью? Страховки взлетели до небес, а инфляция составила… Кстати, почему об инфляции и падении курса фунта стерлингов заговорил ваш король, а не его премьер-министр?

— Доклад планировался на следующей неделе, Ваше Величество.

Сказать, что лорд Стенли был недоволен выговором Эдуарда Восьмого, это вообще ничего не сказать. Не королевское дело — вмешиваться в политику. Он должен сидеть на троне, принимать участие в церемониях, соглашаться с назначениями в кабинете министров, но никак не править. В старой доброй Англии, слава богу, просвещённая монархия, а не варварский абсолютизм.

— Люблю доклады, — кивнул король. — Это лучше, чем узнавать новости из газет. Как, например, о потере Мальты.

— Расследование ещё не закончено, Ваше Величество.

— А оно вообще ведётся? Неужели русские допустили вас на остров?

— Нет, не допустили, но по итогам данной наследником русского престола пресс-конференции, стало известно, что гарнизон острова и экипажи кораблей стали жертвами некро-технической катастрофы. Генерал Моэм слегка заигрался, Ваше Величество, и утянул всех за собой на тот свет.

Как приятно иметь козла отпущения, не способного оправдаться и что-нибудь возразить. И вообще премьер-министр недолюбливал некромантов, лично режущих глотки на алтарях, и сам до такого не опускался. Лучше доплатить немного и купить кристалл горного хрусталя с посмертными энергиями, не так уж дорого это получается.

— То есть, расследование не ведётся, и вы выдаёте за результат газетные статьи? А газеты рассказали вам, что в устроенной вами испанской революции Королевский Воздушный Флот потерял за неделю семьдесят четыре дирижабля?

Чёрт побери, да у короля есть собственная разведка! Но, в принципе, один из самых богатых людей планеты, владеющий солидной долей в торговле опиумом и кокаином, может себе это позволить.

— Эти поделки почти ничего не стоили, Ваше Величество, и комплектовались экипажами из польских добровольцев.

— Моего младшего брата Альберта, сбитого над Мадридом сегодня утром, вы тоже считаете поляком?

Господи, а этот дурак зачем полез в Испанию? Не хватало острых ощущений? Так отправился бы в Африку поохотиться на негров.

— Примите мои соболезнования, Ваше Величество.

— Оставьте их при себе, сэр. Я не желаю видеть вас во главе кабинета министров, и принимаю вашу отставку. Вы свободны, господин Болдуин.

И вот теперь бывший премьер-министр мрачно смотрел в окно автомобиля, и размышлял о том, что ещё легко отделался. Не такая уж и хорошая у Эдуарда Восьмого разведка, если до сих пор не доложили о суммах, потраченных впустую на попытку устроить войну между Российской Империей и Китаем. О провале почти всей агентуры в России тоже не доложили. Сколько денег было вложено в Тухачевского, Бронштейна и иже с ними? Вспомнить страшно! А на выходе грандиозный пшик!

Пусть теперь кто-то другой попробует сделать лучше! Если сможет. Правда, и хуже не получится, потому что некуда.

Испания. Где-то между Барселоной и Мадридом.

Экспедиционный Корпус пятые сутки вёл наступление на Мадрид, но прошёл всего семьдесят километров из пятисот. Нет, сопротивления почти не было — лёгкой пехоте франкистов с двумя трёхдюймовками на полк и одним пулемётом на батальон нечего противопоставить штурмовым дивизиям, защищённым пуленепробиваемыми кирасами, и при каждом удобном случае звавшим на помощь дальнобойную крупнокалиберную артиллерию. Да, дело не в сопротивлении мятежников.

Дело в другом, в так называемом Роялистском Ополчении, внезапно начавшем собираться вокруг корпуса. После начала правительственного и парламентского кризиса в Англии, лайми увели во Францию остатки дирижаблей, отозвали охраняющий переправляющихся из Африки мятежников флот, и это обстоятельство сразу возбудило в испанцах патриотизм и любовь к монархии. Англичан они боялись до дрожи в коленках ещё со времён Великой Армады, и вот вдруг…

Приходили крестьяне, вооружённые пиками и алебардами непобедимых испанских терций, приходили рабочие и ремесленники вообще без всякого вооружения, приходили дворяне с фамильными шпагами. Дворян было больше всего, и они же доставляли больше всего проблем.

Дисциплина даже не нулевая, а составляет отрицательную величину, из военных умений только фехтование, зато древность рода придаёт уверенности в праве и способности претендовать на командные должности. И отношение к нижним чинам на уровне средневековья.

Они же не знали, что рядовой морской пехотинец или штурмовик Экспедиционного Корпуса уже личный дворянин, а рефлексы заставляют отвечать на оскорбление словами или действием ударом в благородное испанское рыло. Потом, соответственно, дуэль. Наши, как вызванная сторона, выбирали пистолеты с расстояния пятьдесят метров, и поединок почти сразу же заканчивался. В первый же день образовалось двести с лишним испанских трупов.

На второй их было всего шестьдесят два, а на третий ни одного, и вызовы на дуэль волшебным образом прекратились.

Впрочем, прекращение дуэлей не повлияло в лучшую сторону на боеспособность ополчения. И разогнать нельзя, потому что вопрос политический, и они в своём праве погибнуть за короля и страну. В следующие два дня два десятка так и сделали, погибли на виселице за короля и Испанию по решению военно-полевого суда за дезертирство и мародёрство.

Их даже гарнизонами в отбитых у мятежников деревнях не оставишь — тут же борзеют в край, и начинают мнить себя полубогами и вершителями судеб местного населения. С конфискацией вина и продуктов, с обысками в более-менее богатых домах, и организацией чуть ли не инквизиции.

Добровольное воинство уже насчитывало свыше двадцати тысяч человек, что составляло почти треть от численности Экспедиционного Корпуса. А их ещё и кормить нужно. Если крестьянам перловка из полевой кухни казалась верхом изысканности и удивляла наличием большого количества мяса, то благородные доны в заштопанных штанах на тощих задницах, воротили носы и намекали на необходимость особого меню, более приличествующего аристократам. И вина сладкого и креплёного побольше! Пусть французы из врождённой скаредностью пьют свою кислятину, а настоящий испанец должен употреблять хересы, малагу и портвейны. Какая же война без хереса и малаги?

С винным довольствием вопрос решили быстро и оригинально — пропарили опустевшие цистерны на нескольких бензовозах, и завели бражку, закрепив её спиртом. Пока никто не отказался и не выразил неудовольствия! Вино из полярного винограда, как же… Экзотика! А насчёт пожрать… кому не нравится, тот может питаться за собственный счёт, с условием обязательного повешения за мародёрства.

Окончательный порядок в ополчении навели только после организации двенадцати штрафных батальонов, предназначенных для прорыва обороны франкистов. Всё как положено, с амнистией после ранения или проявленного на поле боя геройства. Ну, личной храбрости испанцам не занимать, сами с кем хочешь поделятся, и первый же штурм деревни, обороняемой отделением мятежников при одном ручном пулемёте Мадсена, прекратился в кровавое побоище. Штрафники накатывали на вражеский окоп штурмовыми колоннами, да там же и ложились, не успев даже выстрелить из фамильного ружья, затрофеенного предками ещё в наполеоновских войнах. Почти тысячу человек потеряли, пока кто-то не догадался обойти деревню и ударить гарнизону из дюжины солдат в тыл.

По результатам боя амнистировано восемьдесят восемь раненых, в том числе и круглыми старинными пулями от дружественного огня, и двенадцать героев. Претендентов в герои было гораздо больше, около двух тысяч человек, но количество найденных защитников деревни взывало к скромности и требовало соблюдать меру.

С этим согласились, зато устроили праздничный ужин, плавно перетёкший в праздничный завтрак, а потом и в сиесту. Какое, к чертям, наступление на Мадрид?

У истребителей получились своеобразные каникулы. Английские дирижабли исчезли с безоблачного испанского неба, а два вылета в день по физической нагрузке сравнимы с пляжным отдыхом где-нибудь в Крыму. Вылеты чаще всего безрезультатные, редко когда удавалось подловить колонну франкистов на переходе и причесать её из пушек и пулемётов. Мятежники вообще приспособились передвигаться по ночам. Поначалу прокатывало, но потом в работу вступили бомбардировщики, для которых привезли целый пароход новейших кассетных бомб. Ими, кстати, обрабатывали вражеские окопы, сберегая напалм и ОДАБы для более серьёзных задач.

Ночные бомбардировки благотворно подействовали на характер Веры, Кати и Лизы, и они перестали донимать Красного намёками. Они днём отсыпались и почти не пересекались с Василием. Или это подействовало объявление о помолвке?

А сегодня с утра Василия вызвал генерал-лейтенант Фрунзе и попросил слетать к Сарагосе, где по данным разведки франкисты укрепились настолько, что могли преподнести неприятный сюрприз даже Экспедиционному Корпусу. Не хотелось бы допустить этого.

— Сам понимаешь, Василий Иосифович, там наша разведка сплошь из испанцев, и что они со страху напридумывают.

— Доверяй, но проверяй?

— Вот именно, — кивнул Фрунзе. — Слетаешь, пофотографируешь, посмотришь сам свежим взглядом.

— Сделаю, Михаил Васильевич. Сразу после завтрака и полечу. Чем нас сегодня повара порадуют, не знаете?

— Представления не имею. У вас, у лётчиков, своя лётная столовая, а я питаюсь в обычной генеральской.

За завтраком Василия ждал сюрприз. Под тентом открытой столовой за любимым столиком Красного сидела полусонная Лизавета Бонч-Бруевич, лениво ковыряющаяся ложкой в тарелке с овсянкой. С вкусной и сваренной на молоке овсянкой.

— Доброе утро, дорогая, — правила приличия требовали чмокнуть невесту в щёчку, что Вася и сделал. — Ты же два часа как вернулась, почему не спишь? Как вылет прошёл, кстати? Слышал, проблемы были?

— Мелочи, — отмахнулась Лиза. — Залили горючей смесью артиллерийский склад, а там бабахнуло так, что чуть крылья не сложились.

— Погоди, — нахмурился Красный. — У Франко крупных калибров нет, а трёхдюймовые снаряды с такой силой не взорвутся.

— Но что-то грохнуло? Значит, появились крупные калибры.

— А где это было?

— Километров тридцать перед Сарагосой.

— Понял, как раз туда сейчас на разведку и полечу.

— Вот поэтому мне и не спится, — Лиза отложила ложку и с отвращением отодвинула тарелку. — Тревожно мне, Вася. Предчувствия нехорошие.

— У тебя развит дар предвидения?

— Нет.

— Тогда твои предчувствия из-за усталости. Выпей стакан хорошего вина и ложись спать.

— Вина? — удивилась Лиза.

— Не ром, не коньяк и не водка. Только вино, лучше красное. Я отменяю для тебя сухой закон ровно на один стакан.

— Пожалуй, я воздержусь.

— Как знаешь. Но спать ложись обязательно.

Официантка, так в этой реальности называли привычных капитану Родионову подавальщиц, расставила перед Красным тарелки, пожелала приятного аппетита, и исчезла так незаметно, что наводило на мысли о её принадлежности к ведомству Феликса Эдмундовича Дзержинского. Научный подход к питанию лётчиков пока не применялся — не те скорости, при которых при перегрузках могут взорваться кишки, и потому Василий старался питаться вкусно, калорийно и разнообразно. Сейчас, например, завтрак состоял из овсянки на молоке, яичницы из шести яиц с копчёной грудинкой, какого-то салатика из морепродуктов, блюда с изюмом и вялеными апельсинами, белого калача со сливочным маслом, и огромной кружки кофе с большой плиткой горького шоколада.

— Ну ты и мастер пожрать, — Лиза покачала головой то ли с осуждением, то ли с восхищением.

— Не завидуй. Тем более мне не нужно беречь фигуру. Кстати, ты знаешь, почему раньше было очень много толстых генералов?

— Нет, и почему же?

— Чем крупнее человек, тем больше орденов поместится на мундир.

— А сейчас?

— Сейчас есть ограничения по весу для получения генеральского звания.

— Болтун.

— Ага, и это не единственное моё достоинство, — согласился Василий, убирая шоколад в полевую сумку. — В полёте съем.

— Лучше сухофрукты возьми.

— Да, их тоже, — Красный оторвал край белоснежной скатерти и высыпал содержимое блюда. Получившийся узелок тоже отправился в сумку. — На большой высоте всегда просыпается аппетит.

Пока Василий завтракал, заранее предупреждённые техники и оружейники подготовили самолёт к вылету. Всё проверили, сменили масло на всякий случай, залили бензин под горловины баков, и установили на нижних крыльях кино-фотокамеры, настроенные на автоматическую съёмку трёх кадров в минуту каждая. Вполне достаточно, чтобы ничего не пропустить.

— Ты возвращайся поскорее, — Лизавета помогла застегнуть ремни парашютной подвески. — Обязательно возвращайся, а то мне что-то тревожно.

— Вернусь, — пообещал Красный. — Да что переживать, обычный скучный разведывательный полёт. Самая большая опасность — вывих нижней челюсти от зевания.

— Болтун.

— Ты повторяешься, дорогая, — Вася чмокнул невесту в щёчку и сделал шаг к самолёту. Обернулся. — Будешь должна мне комплимент.

Лететь и в самом деле скучно. Особенно если для экономии топлива держать скорость двести пятьдесят километров в час. В принципе, можно и быстрее, но что там изменится, если прилетишь на десять минут раньше? Разве пропадут четыре ломаные линии окопов полного профиля, куда при желании можно запихнуть целую дивизию? Или исчезнут бетонные колпаки ДОТов на флангах, где сейчас как раз занимаются обваловкой? Или куда-нибудь денутся артиллерийские капониры с гаубицами калибром не меньше ста двадцати пяти миллиметров, если судить по размерам? Кстати, откуда такой калибр взялся? Французы подарить не могли, они ещё с прошлой войны с упорством сумасшедших держатся за трёхдюймовки со шрапнельными снарядами, у англичан гаубиц сроду не было, так как против папуасов они являются излишеством. Немцы подогнали изделия своего сумрачного тевтонского гения?

А что, вполне возможно и немцы. Они до сих пор не могут простить сгоревшие в огне Большого Круга Восточную Пруссию, Померанию со всякими там Мекленбургами, и Берлин вместе с кайзером Вильгельмом Вторым и всеми его наследниками. Распад Германской Империи на мелкие королевства и княжества тоже не могут простить. Вот и гадят по мере сил, козлы швайнехундовские. И больше всех Россию не любят почему-то в Баварском королевстве, хотя они от раздела империи вроде как выиграли. Может быть из-за украденного бароном Микояном рецепта баварского пива и переименовании его в «Жигулёвское»?

Василий минут сорок кружил над позициями франкистов, давая фото-кинокамере запечатлеть всё в подробностях, пару раз пролетал над самой Сарагосой, серьёзно готовящейся к обороне, и ещё три раза его пытались сбить залповой стрельбой из винтовок с земли. Только попасть в движущуюся с большой скоростью на высоте двух километров мишень практически невозможно, а если не знаешь как правильно брать упреждение, то невозможно и теоретически. Посмеялся над бесполезными потугами мятежников, и отправился в обратный путь.

Но что-то беспокоило Красного. Было такое чувство, будто пропустил нечто важное. Даже не пропустил, а не обратил должного внимания. И это чувство не отпускало даже после посадки на полевом аэродроме Экспедиционного Корпуса, и держало всё время, пока проявлялись фотографии.

Но вот, наконец, снимки были готовы, и генерал Фрунзе пригласил Красного на совещание. Собрались в тесном кругу — сам командующий, плюс начальник штаба, плюс начальник разведки, ну и сам Василий.

И одного взгляда на разложенные на столе фотографии хватило, чтобы Вася вспомнил:

— Вот здесь что-то непонятное, Михаил Васильевич. Снимки чёрно-белые, но вживую я хорошо видел красные штаны. А кто у нас ходит в дурацких красных штанах?

— Французы?

— А больше некому. И вот эта фигня огромная на земле очень похожа на походно-полевой алтарь для одновременного проведения некромагического ритуала с несколькими жертвами.

— Почему вы так думаете, Василий Иосифович? И где вам приходилось видеть походно-полевые алтари?

— Да уж приходилось, — Красный поёжился от неприятных воспоминаний некоторых доставшихся ему душ. — А вот тут за колючей проволокой с вышками и пулемётчиками — будущие жертвы.

— Да уж, на противодействие одарённых мы не рассчитывали, — Фрунзе поскрёб чисто выбритый подбородок и пояснил. — После появления первых же способных работать с эфирной энергией, в Испании возродили инквизицию и принялись с увлечением уничтожать одарённых. Пятьдесят лет этим занимались, пока очередная гражданская война не возвела на трон Петра Николаевича Ольденбургского. Сами пригласили, когда устали резать друг друга. Ну а сопровождающие нового монарха российские егеря зачистили инквизицию до белых костей. В учебниках, понятное дело, про такое не напишут.

— А Франко, значит, подтянул французов?

— Нанял, скорее всего, — хмыкнул начальник разведки. — Мятежники захватили золотой запас в Мадриде.

— Ага, — согласился Фрунзе. — Поэтому не удивлюсь, если там и немцы присутствуют.

— А я удивлюсь, — помотал головой Красный. — После недавнего скандала с английскими некромантами и жертвоприношениями на Мальте, лимонников осудили как французы, так и многочисленные немецкие княжества. Королевство Бавария вообще выкатило Лондону гневную ноту.

— Дипломатический протокол, — пожал плечами Михаил Васильевич. — Сами лягушатники говорят, что бог отпускает им любые грехи, кроме тех, на которых попались. Видимо, они попадаться не собираются.

— А мы вроде как свидетели. Или не считается?

— Принесут в жертву тысяч пятнадцать местных крестьян, да вдарят так, что от нас рожки да ножки останутся. А кого интересует мнение проигравших?

— Тогда мне снова нужно лететь на разведку, — решил Красный. — А ночью пробомбим всё там хорошенько. Ещё посмотрим, от кого рожки да ножки останутся.

— А смысл лететь?

— Информация лишней не бывает.

— Спорное утверждение.

— И всё таки, Михаил Васильевич…

— Да летите, кто же вам запрещает. Обратно вернуться не забудьте, Василий Иосифович.

— Да куда же я денусь? Меня здесь невесты ждут.