Глава 25. Песня про котов


Я перестал атаковать.

Маша вонзила когти мне в грудь по самые пальцы, и от боли перед глазами вспыхнуло. Но так было надо. Я не планировал уклоняться. Маша с наслаждением вскрывала мне грудную клетку, и будь мои органы расположены так же как у обычного человека — я бы захлебнулся кровью. Хорошо, что в облике Мортуса болевой порог возрастал. Я был на грани потери сознания, но все же мог контролировать тело, и не вырубался от болевого шока.

Кровь хлестала Маше на руки и лицо, Маша с удовлетворением улыбнулась, и облизнула окровавленные губы.

Она точно намеревалась вырвать мне сердце, иначе бы сразу в него ударила, чтобы меня не мучить.

Пока когти прорубались через ребра, рассекая кости, я рассеял небольшой участок брони на поясе, и выхватил из сумки «Айпод», который после подробного изучения и зарядки оказался моим. В плейлисте осталась единственная песня, которую я когда-то записал на диктофон.

Когда мы с Машей расстались, я удалил все треки, чтобы очистить плеер от прошлого, но на эту песню не поднялась рука.

Маша не была певицей, но иногда, когда мне становилось грустно, я просил ее спеть мне песню про котов, которая ей очень нравилась. Она не умела петь профессионально. Никакого пения с придыханием, или другими приемами, которыми звезды эстрады могли растрогать толпу, но Маше этого не требовалось, чтобы я считал ее вокал прекрасным.

Получалось у нее безумно красиво. В ее мягком и мелодичном голосе теплилось столько любви и нежности, что меня могло вытащить из любой апатии. Она тихонько пела, а я клал голову ей на плечо, и с наслаждением слушал. В груди теплело от радости и умиротворения, и я был готов слушать ее песни бесконечно.

Сейчас Маше могла помочь капелька этого тепла, которая когда-то помогала мне. К тому же, в мире антерры эта песня могла сработать как заклинание с неожиданным эффектом, что склонило меня к риску опробовать ее. Я не боялся умереть. Если Маша и вырвет мне сердце — ничего страшного со мной не случится. У божеств тела устроены иначе, и я вполне мог существовать без любых важных органов. Более того, я мог с самого начала прикончить Машу одним ударом, но не позволил себе этого, потому что до последнего цеплялся за ее жизнь.

Ей надо вспомнить, какой она была, надо показать, что ее предназначение — нести свет, а не гасить его. Я метко воткнул наушники ей в уши, и так крепко зажал их ладонями, что ей ни за что не удалось бы отстранить меня.

— Что ты…. — Маша изобразила лицом недовольство, как вдруг проглотила слова, и оцепенела. Взгляд ее стал мутным и удивленным.

Я тоже слышал песню, слышал слова, музыку, интонации, но только не в наушниках, а воображении:

Будем гладить всех мурчащих,

Теплых, сонных, настоящих,

Запуская руки в меховые животы.

Переменчивы все вещи

В странном мире человечьем,

Постоянны мягкие мурчащие коты.


Для меня эта песня значила многое. Она погружала меня в теплые воспоминания, когда мы с Машей были счастливы, и вместе могли преодолеть любые трудности. У меня не было ни малейшей надежды, что это сработает, но я был обязан попытаться. Попытка вразумить Машу песней была скорее порывом отчаяния перед нанесением фатального удара по человеку, которого я снова полюбил всем сердцем. Мне даже представить было трудно, как я отгонял ее от себя и пытался сбежать, когда она нашла меня в лесу.

Темная муть в глазах Маши рассеялась, взгляд обрел привычно мягкое, но удивленное выражение. Ее лицо сделалось как у человека, который очнулся от страшного сна в непонятном месте.

— Андрей?! — она перекрикивала свист ветра, игравшего ее волосами. Она опешила, когда увидела, что вспорола мне треть грудной клетки. — Господи, Андрей! Что делать?!

— Выдергивай, — уверенно крикнул я. И она выдернула когти. В груди возникло облегчение, и рана зачесалась, затягиваясь.

— Господи, — по бледной щеке Маши скользнула слеза, смешавшаяся с кровью. — Что я натворила? Что же я наделала?!

— Успокойся! — я избавился от шлема, чтобы убрать барьер, разделявший меня с Машей.

— Нет, — Маша вдруг изобразила лицом уверенность, а во взгляде ее чувствовалась гадкая горечь от собственных поступков. Она поняла, что все ее деяния были не сном, а реальностью. — Андрюша, — она положила окровавленные ладони мне на щеки. — Эта тварь еще во мне. У нас нет времени. Черную дыру нужно закрыть! Иначе сюда вырвутся…. Всему будет конец!

— Кто вырвется? — не понял я.

Она повернула ладонь тыльной стороной к своему подбородку, поднесла ее к груди. Над ладонью засветилось лучистое пятнышко рубинового света, и из него появились песочные часы, будто по мановению волшебной палочки.

— Бери! Без тебя я не справлюсь! — Маша протянула мне часы. — Это даст тебе силы, чтобы насытить черную дыру айцуром и схлопнуть ее! Не волнуйся, я выживу, и все выживут! Только тебе придется погибнуть.

Я нахмурился. Мне предстояло пожертвовать собой, но я был доволен этим. Деваться было некуда.

«Кого выберешь, меня или Лизку?» — этот вопрос снова возник в голове, и теперь я знал, как на него ответить.

Я сам брошусь в пропасть, чтобы они выжили.

Пространственные аномалии разрушили щит ангелов и частично повредили Энграду. Наши войска могли без проблем взять гору, а значит, я был не нужен. Но прежде, чем закрывать дыру, я должен был убить Алландела, и 100 % силы дадут мне это сделать.

Я взял часы, и они распались у меня в ладони на мельчайшие частички света. Частички света будто снежинки легли на кожу, и впитались в нее, растворившись.

— Обещай, что ты поможешь Милене, — обратился я к Маше, крепко взяв ее за руку.

— Ты сам поможешь, — улыбнулась Маша. Глаза ее заблестели от слез, а у меня похолодела спина.

— Ты о чем?

— Прости, но я не дам тебе умереть.

— Что ты несешь?! — разозлился я, не понимая, что происходит.

— Прости, — улыбнулась Маша, и всхлипнула. — Я не дам миру рухнуть, а ты его поддержишь. У нас нет другого выбора.

Только не это. У меня сердце стиснуло до боли, и оно заколотилось, как копыто скаковой лошади. Я был готов убить Машу в облике Зверя, хоть и с болью в душе, но без колебаний, а теперь мою разум разрывало в клочья. Когда я снова увидел ее человеческую сторону, когда увидел доброту в глазах и слезы, понял, что у меня ничего не получится. Не теперь. Я не мог позволить ей умереть, когда она снова стала человеком.

Это я должен был умереть, а не она.

— Я не позволю тебе! Силенок не хватит мне сопротивляться! — воскликнул я, и схватил ее за запястье, тут же опешив. Я будто бы в стальной трос вцепился, а не в руку. Сознание кольнуло пониманием, что мне не хватит дури сдвинуть Машу хотя бы на сантиметр.

С чего она стала сильнее?

Еще я не сразу заметил, что превратился в человека. На мне была лишь черная броня с плащом. Вся моя сила растворилась, и я даже Мортуса больше не чувствовал. Он исчез. Не успел я толком это осознать, как за спиной послышался его голос:

— Уже соскучился?

Я обернулся. Мортус висел в воздухе, мерно размахивая крыльями, и выглядел в точности как статуя в Храме Трех Творений. Я больше не летал. От падения в море меня удерживала только Маша, и отпусти она руку, то я камнем полетел бы вниз.

— Что это все значит?! — сорвался я.

— Значит, что тебя поимели, — усмехнулся Мортус, и улыбнулся, оскалив острые зубы. — Это все ради твоего блага, и блага мира. Последний элемент силы не делает тебя всесильным, как ты ожидал. Именно потому Алландел не отдал тебе часы. Правда он не рассчитывал, что ты образумишь Машу, и что она отдаст тебе их. В ней все время содержался последний элемент. Боюсь, 100 % силы позволяют мне покинуть твое тело, и существовать самому. Прости, — Мортус картинно пожал плечами. — Так уж вышло.

— Вы охренели?! — я вышел из себя.

— Так и есть, — согласился Мортус. — Все это — моя вина. Зверь внутри Маши — моя возлюбленная, которая стала такой по моей вине, и от Маши, к сожалению, ее уже не оторвать. Времени не хватит. И не смотри на меня так, — сморщился Мортус. — Я не монстр, и понимаю тебя. Мне хотелось сохранить то, что обрел. Сохранить навсегда. Но, боюсь, любовь не вечна. Или чувства пройдут, или смерть вас разлучит. Я пошел против естественного хода вещей, и не смог избежать судьбы, хотя и пытался изо всех сил. Я, как и ты, пытался сохранить возлюбленную, дал ей Яблоко раздора, чтобы сделать ее бессмертной, а потом сбежал с ней в ваш мир, чтобы в бесконечной цепочке перерождений никогда с ней не расставаться. Но это было против плана Создателя. И нас выдернуло в антерру. Выдернуло, чтобы равновесие восстановилось. Теперь, — Мортус щелкнул пальцами, — ты и Алландел — простые люди. Я могу не только убивать, но и отнимать силу у Высших существ. Осталось лишь закрыть черную дыру. Потому извиняй, дружище. Нам пора.

— Не вздумайте! — уперся я. — Ты же мне втирал, что нужно уметь принимать разумные решения! И я принял решение умереть за всех! Я! Не ты! Толку от твоей смерти?!

— Изначально я так и хотел сделать. Передать тебе свою силу, и принести в жертву во имя мира, — улыбнулся Мортус. — Но пока мы странствовали, твое нелепое человеческое поведение повлияло на меня, и я понял, что ты не должен платить за мои грехи. Я привел мир к точке разлома, а значит, мне этот разлом устранять. Ты научился принимать взрослые решения, пора научиться и мне. Боюсь, без Зверя черную дыру не закрыть, потому Маша нужна мне. Нас уже не спасти, а тебя вполне можно. И поверь, если бы она выбирала, кого из нас убить, то выбрала бы меня. Живи. Помни нас. Сделай мир лучше.

— Прости. Я люблю тебя, — Маша взглянула на меня тоскливо, и разжала ладонь, с легкостью бросив меня вниз.

Я жестко рассекал воздух, и впал в оцепенение, даже не в силах выкрикнуть. Только спустя пару секунд я закричал, срывая голосовые связки, но не от страха разбиться об бетонное на такое скорости море, а от чувства горькой утраты. Я утратил женщину, которую полюбил с невероятной силой. И утратил друга и учителя.

Мортус пожертвовал собой ради меня и мира, и Маша тоже. Мне не удалось спасти никого из тех, кто висел над лавовой пропастью. Они добровольно и безвозвратно канули в нее.

— Черт бы вас побрал! Ненавижу! — кричал я, будто капризный ребенок, который очень не хотел расставаться с родителями, и пытался удержать их руганью. — Ненавижу!

Плащ обтянул меня, и стал чем-то вроде летного костюма, растянув перепонки между ног, и между руками и туловищем.

Маша и Мортус на невообразимой скорости рванули к черной дыре, превратившись в маленькие черные точки на фоне неба, и затем исчезнув. Спустя миг черная дыра схлопнулась до крохотного объема, втягивая в себя желтые щупальца раскаленного газа, и тоже исчезла, оставив после себя лишь пустоту.

Солнце ослепило мне глаза, и я потерял устойчивое положение в воздухе, кое-как сумев расправить руки и ноги, чтобы потоки воздуха подхватили плащ за перепонки.

Я увидел море. Оно успокоилось. Валастары дрейфовали рядом с горой, покачиваясь на волнах, и я решил, что наши взяли крепость штурмом. Но звуки боя до ушей не доносились.

И меня это не волновало. Ни капли. Маша исчезла, навсегда, и я давил в себе желание разнести этот дрянной мирок только потому, что она попросила поддержать его. Меня одолела злоба, клокотавшая в груди, и мне хотелось немедленно разрезать Алландела на части. Это же он воспользовался отсутствием Мортуса, и нарушил Равновесие. Из-за него нас с Машей выдернуло в эту чертову антерру, в эту проклятую Ангельскую Землю.

Раз уж Алландел теперь человек, как Мортус сказал, проблем с ним не будет. Меня не интересовало, какими боевыми навыками он владел, не интересовало, как силен был. Все, что я видел перед мысленным взором — изрубленное тело Алландела и окровавленную маску на его лице.

Мне по-настоящему захотелось убить. Не из чувства защитить, не из чувства справедливости, а из чувства кровожадности. Я вспомнил себя после битвы с Таламриэлем, где я орал о милосердии и переговорах, и мне стало тошно от самого себя.

Я черной тернью скользил над морем, и нацелился в дыру в крепости, которая вела в тронный зал. Плащ раздул мембраны и помог мне сбавить скорость.

Я влетел в дыру и приземлился на красный ковер, рядом с мечом Галахада. Меч никто не трогал с момента смерти владельца. Я сразу же схватил ножны левой рукой, а правой вцепился в рукоятку с такой силой, что кожа на фалангах пальцев побелела. На мой свирепый взгляд Алландел не обратил внимания.

Он беззаботно расселся на троне, закинув ногу на один подлокотник, а спиной упираясь в другой. В руке он держал костяное копье. Его маска валялась на ковре, а сам он отстраненно глядел в стену. Я чуть челюсть от удивления не обронил, когда увидел, что это Саша Гревцев.

— Саша? — я даже расслабился немного, ослабив хватку.

Я чувствовал тоже, что и в прошлый раз, когда мы с ним поссорились, а потом встретились снова. Как бы сильно Саша мне не напакостил, через полгода я его прощал, и с улыбкой жал ему руку. Как никак друг детства, да и характер у меня был отходчивый.

Был.

— У тебя пять минут, чтобы объяснить, что ты тут делаешь. Башку я тебе снесу в любом случае, что бы ты мне не рассказал, — я снова ощутил злобу, и стиснул рукоятку меча. — Я даю тебе право на исповедь.

— Все еще считаешь себя Мортусом? — Саша иронично на меня покосился. — Нам больше нет нужды драться. Я обычный человек теперь, и ты тоже. Ангелы сложили оружие. Люди антерры свободны. Я бессилен. Не этого ли ты добивался?

— Зато я не бессилен, — я вынул меч из ножен на пару сантиметров, и лезвие эхом звякнуло в стенах тронного зала.

— Ты так и не понял, что происходит? — Саша отпустил копье, и оно грохнулось на пол. — Это ведь не параллельный мир.

— Что?

— Нас с тобой затянуло в место, которое создано с твоей подачи.

— Ты как всегда, — я ухмыльнулся. — Сам нагадил, а потом пытаешься винить во всем других. Что на этот раз, а? Когда ты трахнул мою жену, то сказал, что я плохой муж. Когда ты спас меня от травли в младших классах, сказал, что дело во мне и я слишком слабый, и потому мне надо с тобой дружить. Но времена изменились, я окреп, и понял, что ты паразит.

— Такова моя природа, — вздохнул Саша. — Не знаю, с чем это связано, но паразитировать на чужих слабостях и чужом горе — моя сущность. Для меня этот так же нормально, как для тебя спасать людей. Слушай, Андрюх, ты можешь попасть домой сейчас. Без лишнего кровопролития. Теперь тебя можно разбудить. Понимаешь ли, это все — предсмертный сон маленькой девочки Милены, которой ты внушал идею о существовании волшебного мира. Эта фантазия смешалась с природным предсмертным страхом, и мир получился жестоким. Я не знаю, как это работает, как устроено, но все мы почему-то оказались здесь. Дело в том, что и ты, и я — всего лишь проекции подсознания маленькой девочки, которые каким-то образом зацепили рассудки нас, умирающих. Андрей и Саша сейчас на Земле, в коме, если тебе интересно.

— Это бред, — усмехнулся я. — Ты просто хочешь свалить вину на Милену, а не на себя. Ты так всегда делаешь.

— Да что ты? — уверенно спросил Саша. — И ты хочешь сказать, что не видел ничего странного? Что-нибудь из того, что может произойти только во сне?

Захотелось возразить, но тут я вспомнил, что в желтом самоучителе по сольфеджио исчезли буквы, а такое бывает во сне. В мире сновидений нереально читать, но другие книги я читал же. Либо Саша говорил правду, и речь шла об очень стабильном сне сверхглубокой степени, которая иногда сбоит, либо буквы из книги тогда просто убрали магией невиданной силы, которую невозможно почувствовать. Но зачем Саше было врать? Зачем ему убеждать меня, что я во сне?

— Вижу, тебе что-то вспомнилось, — улыбнулся Саша. — Ты можешь проснуться. Твое тело еще живо. Ты можешь вернуться в него, но я, пожалуй, останусь здесь.

— Зачем? — хмуро спросил я.

— Потому что мне лучше всего удалось удовлетворить свои алчные абмиции тут. Здесь я венец творения, повелитель ангелов, а там кто? Всего лишь средний бизнесмен, потому….

— Заткнись! — рявкнул я так, что уцелевшие стекла в окнах зазвенели. — Ты отнял у меня всё, — я медленно оголил меч, пафосно вытянув руку с ножнами в сторону, и бросив их на пол. Мне было неважно, сон это, или нет. Я просто хотел прервать существование человека, который разрушил сначала десятки, а потом и миллионы жизней. — Ты мешал Мортусу без потерь вернуть все на круги своя, без жертв, потому что боялся утратить власть. Ты разрушил мое прошлое, — я стиснул зубы, вообразив, как Машу растягивало гравитационным полем черной дыры, как Машу разрывало на части, и как она кричала от боли. — Ты отнял у меня Машу, забрал Мортуса, и я не собираюсь просыпаться, пока не увижу, как ты, ублюдок, сдохнешь!

— Стой! У меня уже ничего нет! — Саша испугался, и лицо его исказило выражение ужаса. Мне этот страх понравился. Приятно видеть, как зазнавшееся злобное божество встречает кого-то посильнее, и боится расплаты за свои грехи. — Ты же добрый человек! Ты пощадил Таламриэля, и хотел вести переговоры!

— Больше нет, — я взглянул на Сашу исподлобья.

У Саши не было шансов. Будучи Алланделом он травил всех магией, а я, когда пользовался силой Мортуса, не пренебрегал рукопашными схватками. Нагрузки там были такие, что мое подростковое тело было вынуждено окрепнуть.

Гнев словно цунами поднялся у меня в груди, и в теле почувствовалась невероятная легкость хищника, готового разорвать беззащитную жертву в клочья. Я c криком пронесся по красному ковру, и с размаха резанул Сашу мечом по шее. Солнце блеснуло в лезвии, лезвие просвистело в воздухе, и оставило кровавый след. Кровь фонтаном ударила из обрубленной шеи, а голова Саши упала к моим стопам. Меня орошало кровью, и я опустил меч к ноге, испытывая настоящее наслаждение от кровавого металлического привкуса на губах.

Я отпустил рукоятку, и меч звякнул на полу.

— Поделом тебе, падла, — я сплюнул. Саша так и сидел на троне, обезглавленный и дохлый.

Вдруг в зале похолодало, потемнело, и я выдохнул облачко пара в сгустившийся мрак.

Снаружи послышался жуткий вой, какой издают киты в мрачных океанских глубинах, и когда я взглянул в окно, то оцепенел.

Кругом был космос. Энграда дрейфовала неподалеку от огромного облака звездой пыли, и тут в окне появился громадный глаз с янтарной радужкой, просвеченной солнцем. Глаз несколько раз повращался, а затем хищно сфокусировался на мне до крохотной точки, от чего мое сердце пропустило пару ударов. Тварь утопала в облаке огромных черных пузырей, будто бы не в космосе находилась, а под водой.

Я отчетливо услышал звон огромных цепей, но не мог разглядеть, что за существо могло иметь такие исполинские глаза. Кусочек ее коричневой головы занимал все обозримое пространство. Я невольно засмотрелся на морщинистую коричневую кожу, толстую будто горная порода, испещренную длинными извилистыми порезами белого цвета. Взгляда от зрачка оторвать не удавалось. Возникло ощущение, что меня затягивает в него, будто в водоворот, а там, на дне глазного яблока чудовища, не было ничего кроме смерти.




КОНЕЦ


Загрузка...