Глава 10. Боевое крещение


Ангелы сосредоточили внимание на урне. Контрабасисты на вышках чуть через ограждения не переваливались, пытаясь лучше разглядеть ситуацию. Не думал, что выйдет так сильно распалить их любопытство.

— Ну, — второй берсерк чуть ли не подпрыгивал на месте, завелся весь, как волчок. Взгляды контрабасистов источали скрытое напряжение, и непреодолимое желание знаний.

Что же там в этой чертовой урне?

Первый берсерк поднес лицо максимально близко к горлышку, и вгляделся внутрь, пытаясь отыскать там неведомое нечто. Ему стало до ужаса интересно, что скрывалось на дне злополучной урны, напугавшей меня до потери способности внятно излагать мысли.

Самоуверенность губит. А ангелы самоуверенны. Ни берсерки, ни контрабасисты не ожидали от меня опасности, считая себя всемогущими и страшными. У них и мысли не возникало о подлости со стороны немощного человека, потому берсерк воспринял мои слова за чистую монету.

Воинственно крикнув, я обрушил на затылок берсерка ладони, сцепленные в замок, и руки так прострелило болью, что у меня чуть глаза из орбит не вылезли. Будто по листу железа или камню ударил. Берсерк медленно поднял голову, показав бледное от ярости лицо. Свет луны отразился в его расширенных глазах, он гневно засопел ноздрями, обдувая мне щеки потоками горячего воздуха.

Контрабасисты рассыпались непомерным хохотом, аки степные кони, и чуть с вышек не попадали, держась за животы и утирая слезы. Второй берсерк тоже засмеялся, хлопая себя по колену, и смех у него был как у гиены — звонкий.

Но мне стало что-то не до веселья.

— Он его, — сквозь слезный смех кричал контрабасист с вышки, — пха-ха…. Он его хотел головой в урну сунуть. Ох, небо! Жалко, что не получилось! Я бы посмотрел!

— Жалкий червяк! — взревел берсерк, выдернул меч из ножен, но неловко поскользнулся, и плюхнулся спиной в грязь, что породило новую волну безудержного смеха.

Пятнадцать минут славы, что называется.

В этом и заключался план — насмешить накурившихся и пьяных надзирателей до состояния, в котором предельно рассеивалось внимание. Сначала мне хотелось вбить голову берсерка в урну, чтобы он ходил с ней как индийская дева, но и альтернативный сценарий вышел неплохим.

— Эй, мужеложец, а любовнику почему не помогаешь?! — крикнул я второму берсерку, и он перестал смеяться. Забавное лицемерие. Ангелы не гнушались забав с пленными мужчинами, но если, не приведи Боже, преподнести это как оскорбление достоинства — они бесились.

— Что ты сказал, урод?! — крикнул берсерк, и бросился за мной с мечом наголо. Контрабасисты наблюдали за этим, как за немым кино с Чарли Чаплином, и ржали до слез.

Бежать. Бежать, и не оглядываться. Так быстро я еще никогда не драпал, даже жжения в мышцах и усталости не чувствовал. Я шлепал по грязи босыми ногами, в висках стучала кровь полная адреналина, а тело покрылось холодным потом. Вперед, до перекрестка, освещенного сапфиром. Там скрыться будет несложно. Свернуть на другую улицу, юркнуть в переулок, дел-то на пару секунд, но когда из-за угла показался патруль из двух берсерков — у меня в животе похолодело.

«Черт!» — пронеслось в голове, когда я попытался остановиться, не удержал равновесие, и грохнулся в лужу. Приподнялся на руках, увидел двух широченных берсерков на фоне звездного неба, и понял, что пора прощаться с жизнью.

— Убить его! — кричал берсерк, преследовавший меня. — Убить!

Черт! Черт! Черт!

Берсерки замахнулись мечами. Я чуть дух не испустил от ужаса, но противников поглотило ослепительными желтыми вспышками, а взрыв громыхнул так, что зазвенело в ушах. Меня швырнуло прочь ударной волной, грязь забрызгала лицо, и кожу на руках обожгло, а потом стало так холодно, что зубы свело.

Удалось сесть, но с трудом удалось удерживать тело в вертикальном положении. Меня тянуло к земле, перекресток двоился, будто я выпил два литра дешевого самогона. Жив остался и хорошо, но выжили ли берсерки?

Взор прояснился — берсерки, трое, валялись в грязи. Мой преследователь превратился в ледяную глыбу, а остальных прожгло огненными или плазменными струями. На нагрудниках зияли дыры с красными от жара расплавленными краями. Разило подгоревшей плотью.

Кое-как поднявшись, я попытался прислушаться, но в ушах по-прежнему звенело. Оставалось надеяться лишь на зрение. Взглянул в сторону склада.

Контрабасисты водили смычками по струнам, и, играя страшные мелодии, обстреливали крематорий «Огненным дождем». Заднюю часть крематория сжигало осадками из пламени, что ливнем лили из огненного облака. Огненные капли прожигали крышу, стекали по деревянным элементам здания, и элементы вспыхивали за считанные секунды, будто спички.

Страх парализовал меня. Маша и Уильям не справились?

Я присмотрелся.

Уильям подскочил к телу мертвого берсерка, из груди которого торчало ледяное копье, и схватил меч, бросившись на обледеневшую дверь. Серией мощных ударов Уильям разбил полотна, и они рассыпались ледяными осколками. Узники тут же рванули на склад, пока Маша прикрывала их. Ловкими движениями боевого танца она осыпала контрабасистов заклятиями льда и огня. Черт, неужели она спасла меня? Но как? Недавно она ей и одного берсерка уложить не удавалось. Так она еще и магией огня владела, и могла вызывать питомца…. Невероятно.

Она что, Проклятая?

Маша бросила в висок контрабасисту ледяную глыбу, и глыба врезавшись в шлем на сверхзвуковой скорости, взорвалась ледяными осколками. Шея контрабасиста звучно хрустнула, и он повалился с вышки вместе с контрабасом. Маша одолела контрабасиста? Удивительно. Похоже, мое прикосновение к циферблату повлияло и на ее силу, расширив вены айцура в Машином теле.

Я слышал о ситуациях, когда под влиянием ужаса маги становились сильнее, а если вены айцура расширялись, то на их сужение требовались десятилетия и полное отсутствие тренировок.

Второй контрабасист заметил Машу, но не успел атаковать. Из склада на улицу выскочил узник с лютней, жестко ударил по струнам, и пронзительно засвистел ветер. Голова контрабасиста упала рядом с опустошенной бутылкой хунса. Он крикнуть не успел. Из обрубленной шеи фонтаном била ярко-красная кровь, и враг завалился на контрабас, выронив смычок.

Спустя мгновение извилистая «Воздушная лента» блеснула в свете огня, и растворилась за спиной бездыханного тела контрабасиста. Следом за магом, издавая воинственные крики, под открытое небо высыпали остальные узники с музыкальными инструментами. С флейтами, с лютнями, с трубами.

Получилось! Первая победа воодушевила меня.

Я рванул к Маше, и она завелась настолько, что не сразу меня признала. Разглядев мое лицо, она растворила ледяное копье, которое чуть не швырнула мне в лоб. «Фух» — подумал я, обливаясь холодным потом. Еще секунда — и гасите свет.

— Ангелы! — крикнул Уильям, указав мечом в конец улицы, где показалось трое берсерков и два флейтиста. Флейтисты взмахнули крыльями и взлетели, а берсерки бросились в лобовую атаку, изрыгая проклятия и страшные крики.

Я рванул на склад, схватил черный барабан, и выскочил на улицу, бегло оценив обстановку. Флейтисты сыпали с неба «Огненными шарами», а узники прикрылись защитной магией, самостоятельно организовав оборону. Среди них оказалось немало умелых музыкантов, что снимало с меня ряд стратегических обязанностей, да и расслабленные спокойной службой ангелы забыли об обороне. Огненные шары взрывались на прозрачной оболочке защитного поля, а я занял на дороге место с хорошим обзором, и атаковал. Выбил из мембраны мелодию «Черного тумана».

В этот раз туман получился густой, плотный, будто туча, и поглотил ангелов целиком, полностью скрыв их из вида. Спустя пару секунд из облака «Черного тумана» вывалилось два скелета, облаченные в остатки ржавой брони. Заклинание настолько их состарило, что при столкновении с землей кости с хрустом разломались, а броня рассыпалась на кусочки.

Зазвенели тревожные колокола по всему лагерю. Со стороны ангельских казарм доносились отзвуки взрывов, и рев грешников, проломивших стену сразу же после начала боя.

Пару берсерков удалось прихлопнуть на подходе. Узник-флейтист проткнул берсерка каменной пикой, которую вырастил у врага под ногами. Пика врезалась в берсерка подобно снаряду, и берсерк повис на ней, свесив руки. Второго берсерка сожгли «Огненными струями», ударив ими одновременно из двух горнов, что не оставило врагу шанса, а вот третий берсерк подобрался слишком близко.

Любое заклинание могло навредить своим, и только берсерк собрался зарубить узника, как Уильям прыгнул между ними и скрестил с берсеком меч. Зазвенела сталь, из клинков ударил веер искр, и Уильям, оскалив зубы, толкал берсерка прочь, будто бульдозер.

Берсерк тратил все силы на то, чтобы удержаться на ногах, и буксовал по грязи. Естественно он мог выполнить оборонительный маневр, чтобы защититься от Уильяма, но берсерка обезоружила сила, которой обладал обычный человек.

Впеврые мне доводилось видеть, как простой смертный превосходил ангела по физической мощи.

Уильям ударил ангела ногой в живот, и ангел едва успевал отбиваться от серии режущих атак. Ульям рассекал клинком воздух, свирепо кричал и скалил зубы, а берсерк безнадежно ставил блоки, едва ли не падая от каждого выпада. С такой силой Уильям бил, что от лезвия откалывались куски, и вскоре оно покрылось сколами, став напоминать зубчатую пилу.

Берсерк выдыхался, не успевал ставить блоки, и Уильям сшиб противника с ног, с размаху впечатав меч ангелу в наплечник. Остроты поврежденного лезвия не хватило, чтобы рассечь броню, на наплечнике осталась вмятина, но и этого оказалось достаточно, чтобы берсерк выронил оружие и повалился в грязь.

Берсерку надо было отдать должное. Уильям вонзил меч в шею врага, попав в зазор между шлемом и нагрудником. Брызнула кровь, но берсерк не молил о пощаде и даже не пискнул. Ангелов воспитывали слишком «отмороженными», чтобы они могли позволить себе страх перед смертью, и пусть они те еще твари — я их немного зауважал.

Взгляд у Уильяма стал звериный, жестокий, и до такой степени страшный, что мне стало не по себе. От былой простоты в нем и следа не осталось, что не мудрено — всех изменила битва.

— Андарий, что дальше? — спросили из толпы.

Пришлось выбирать себе имя местного покроя, и пришлось представиться. Ни разу я никому не представлялся за пять лет, понимая, что имя «Андрей» могло вызвать ненужные вопросы, да и зарегистрирован как житель Антерры я не был. Когда вел дела в самом начале — предпочитал оставаться анонимным, что сыграло со мной злую шутку. С теми же валунами изобилия я не подписывал важных бумаг, и это помогло «партнерам» обогатиться на моей идее. Никогда не любил возню с бумажками, и лень вышла мне боком.

— Прорываемся к площади, — скомандовал я.

Маша и Уильям держались рядом, когда мы рванули к площади что есть мочи. У меня не было представления, как быстро ангелы могли разделаться с грешниками, и как только они стянут силы к центру лагеря — нам конец. Иллюзий о нашем превосходстве я не питал. Мы разделались с пятью ангелами только потому, что нас было сорок человек и Уильям. Боевое упрямство ангелов нам помогло. Ангела не волновало, сколько врагов выходило против него. Пять, десять, сто — он всегда бросался в бой и стоял насмерть.

Лагерь превратился в поле битвы. Мы мчались к центру площади, и проносились мимо горевших зданий. Пожарами улицы вырывало из темноты, а от запаха гари кружилась голова. Из закоулков доносился звон стали, взрывы огненных шаров, вой ветра, и холод магии льда.

Восстание вспыхнуло молниеносно. Узники подтянулись к складу, и в считанные минуты численность вооруженных музыкантов выросла до нескольких тысяч. Тут и там завязывались локальные боестолкновения. Ангелы бросались на людей, рассекая их мечами, а люди обрушивали на ангелов разрушительные заклятия.

Облака освещало вспышками взрывов, а стены дрожали от магии земли. За зданиями на соседних улицах с грохотом выросли высокие каменные пики, на кончиках которых умирали и люди, и ангелы. Лужи в грязи покраснели от крови, на глаза часто попадались отрубленные конечности или изувеченные тела.

Около харчевни безоружный берсерк оторвал узнику голову голыми руками, но берсерка быстро настигла расплата. Узники бросились на берсерка, человек шесть, повалили его, и силой сорвали с головы шлем. Они были вооружены кто чем: осколками деревянного ведра, и кухонными ножами. Осколками ведер они искололи врагу лицо, пальцами выдавили глаза, а потом перерезали горло мясницким тесаком. Берсерк захлебнулся собственной кровью, пока бился в конвульсиях, на его губах вздулись кровавые пузыри, и он умер в муках.

Я остановился, встретившись взглядом с лидером группы, убившей ангела. Лицо лидера было как у маргинала. По щекам, покрытым тюремными татуировками, стекали капельки пота, и взгляд лидера был бесчеловечен. Почему они так дрались? Почему не убили ангела быстро, а умышленно заставили его страдать? Разве не против этого люди должны бороться? Не против жестокости, с которой воевали ангелы? Зачем им уподобляться? Это показалось мне ужасным. Мой план сделал ангелов значительно слабее, дав людям серьезное численное преимущество, но я не догадывался, что человек ответит ангелу жестокостью, от которой страдал. Война коснулась меня впервые, и, честно сказать, она мне не понравилась.

Война — это страшно, но зачем уподобляться врагу, против гнета которого борешься?

До самой центральной площади я старался не смотреть по сторонам. Нельзя было задумываться над каждой расправой, что постоянно разворачивались вокруг. Мысли мешали действовать.

Забавно. Смерть, которая не любит смерть. Как бы мне хотелось, чтобы никто не умирал больше. Не так, по крайней мере, не с такой жестокостью.

Авалон бесновался в клетке, пытаясь вырваться и добраться хоть до кого-нибудь — настолько его заморили голодом. Здания перед площадью пылали. Люди, охваченные пламенем, бросались в окна, и резали руки об стекла, которыми скалились оконные рамы. По земле ползли умиравшие ангелы, волоча на спине обгоревшие крылья, а от болезненных криков, заполнивших воздух, мне леденило душу. Гадко. Бой выглядел гадко, но я не хотел об этом думать. «Надо поскорее убраться» — подумал я.

Я, все же, музыкант, а не кровожадный наемник. Война не доставляла мне удовольствия. Я привык радовать людей, а не отсекать головы и отнимать жизни.

У главных ворот завязался бой. Контрабасисты смертоносными мелодиями швыряли в узников «Огненные шары», и узники вспыхивали, как тополиный пух от огня зажигалки. Узники бросали инструменты и падали в лужи, пытаясь себя затушить, а те, кому повезло, сразу умирали от взрыва огненного шара. Прямым попаданием огненный шар убивал, а вот те, кто оказывался в зоне поражения языков пламени — загорались. Большую часть узников, попавших под обстрел, ударными волнами бросало на землю в изувеченном и обожжённом виде.

Узника отбросило взрывом мне под ноги, и я рефлекторно отпрыгнул назад. Черная от огня одежда на его теле прилипла к коже, а где-то и вовсе переплавилась с нею, превратившись в страшную смесь обугленной плоти и ткани. Хорошо, что он успел умереть от взрыва. Иначе ему пришлось бы корчиться от боли в сырой земле до смерти из-за болевого шока.

Красивый мир меча и магии — об этом я читал в книгах про попаданцев, в которых сейчас мечстал оказаться. Больно кровавой оказалась разница. Где грудастые эльфийки, что обещают раздвинуть ноги за помощь? Где благородные рыцари? Где волшебство, что сеет добро, и магия, что убивает быстро и безболезненно? Не в Антерре. Антерра — это война в полный рост, и заклинания, от которых больно.

Не менее страшно контрабасисты разили врагов магией льда. Группа узников в панике бросилась к воротам, опасаясь попасть под заклинания, но прозвучала мелодия контрабасиста, и узников изрешетило шквалом из ледяных шипов, будто выстрелом дробовика в упор. Спины узников взорвались кровавыми брызгами. Шипы разорвали одежду, плоть, вздернули фонтанчики грязи, и впились в стылую землю, промерзшую чуть ли не до земного ядра. Узники лежали, ворочались, пытаясь не выронить вываливавшиеся кишки, и стонали от боли. Лица узников изображали мучение, ужас, а по щекам градом текли слезы.

Казалось, с каждой минутой путешествия я глубже погружался в преисподнюю.

Люди из моей группы разбежались по укрытиям, понимая, что лобовая атака — самоубийство. Пока контрабасисты крыли центральную площадь плотным огнем — к воротам не прорваться.

Контрабасисты заметили меня и Машу, и сразу же мазнули смычками по струнам. Благо, холод появлялся прежде, чем заклинание льда проявляло себя в материальной форме. В последний момент мне удалось схватить Машу за руку, и утащить ее за угол горевшего барака. Плотное скопление ледяных шипов пушечным ядром просвистело в том месте, где мы с Машей стояли пару секунд назад. Морозный ветер пронесся по грязи следом за шипами, и грязь покрылась инеем, замерзнув вместе с кровавыми лужами.

Я выдохнул облачко пара, и увидел, что Уильям прижался к стене соседнего барака, у самого угла. Стоило Уильяму попытаться высунуть голову, как угол тут же обстреливали ледяными шипами, и шипы со свистом и грохотом выбивали из дерева щепки, оставляя крупные сколы.

— Андрюша…. — громким шепотом сказала Маша, тревожно дернув меня за робу. — Андрюша, у меня кровь….

— Что? — я испугался, растерянно уставившись на Машу, и не сразу заметил, что на ее предплечье кровоточила глубокая рана размером с большой палец, окаймленная инеем. Ледяной шип прошел по касательной траектории. — Черт!

Смелой Маша была до первой крови. Своей. Одно дело бросаться в бой, когда никогда не получал сдачи — другое дело продолжать драться, когда врагу удавалось тебя достать. Ресницы Маши намокли от слез, она прерывисто дышала и всхлипывала. Даже раны на руке было достаточно, чтобы умереть от кровопотери, и Маша это понимала.




Загрузка...