Цепи грешника

Глава 19. Ангел-человек

Солнечное затмение нисколько не смутило ангелов, как и черная дыра над горизонтом. Они не придали феномену значения, продолжая прежнюю жизнь, а значит, все шло по их плану.

Интересно, куда делся Авалон? Его на Западный берег я взял с собой, но когда мы сошли на сушу, он стал вести себя странно, обеспокоенно. Мы запрягли его в каркас осадного барабана, и на полпути Авалон будто с ума сошел, вырвавшись из упряжки и умчавшись куда-то на запад.

Я надеялся, что с ним все в порядке.

Под статуей билось множество крепких берсерков, но один, с длинной бородой, выделялся силой и подвижностью. С кем бы он не столкнулся в бою — стычка затягивалась секунд на десять. Он выбрал очередного противника, и они осторожно вышагивали друг напротив друга в боевых стойках, а стойки у них были разные.

Бородатый дерзко опустил руки, и иногда провокационно дергался в сторону врага, а враг плотно занял оборону, прочно прижав локти к ребрам, и прикрывая кулаками лицо. Спровоцировать его было сложно.

Хотелось послушать, что они говорят, и в голову пришла идея. Вспомнилась птичка, соскочившая с зубца крепостной стены, и стоило подумать о ней, она села на веточку кустарника неподалеку от нас. Полосатая такая, с пятнышком вокруг глаза.

— Ты же маг воды? — я обратился к Таламриэлю. Он присоединился к нам минуту назад.

— Да, — сказал Таламриэль, а потом неохотно признался: — Разряд третий. Я не могу серьезно помочь.

— Можешь, — улыбнулся я. — Видишь птичку? — я указал на нее. Она смотрела на нас с любопытством, двигая головой. — Сможешь управлять ей? Уильям, — я обратился к Уильяму громким шепотом. — Давай корытце.

Уильям любил крепко поесть. А с учетом того, сколько еды ему в дорогу наготовила любящая супруга, ему пришлось взять с собой большое корытце, чтобы накладывать крупные порции.

— Ну, на, — Уильям открыл сумку, и протянул мне корытце.

Я снял с пояса мешочек с водой, вытащил пробку, и наполнил корытце.

— Отлично, — я удовлетворенно кивнул.

— А как мне управлять птицей? Я привык к магии разрушения, — Таламриэль с непониманием приподнял брови.

Прекрасно. Маг воды, не понимающий свойства воды.

— Ты не знал, что живые существа более чем наполовину из воды состоят? Вода, — я вспоминал передачу канала «Дискавери», — нужна мозгу для формирования нервных импульсов…. — Таламриэля будто током шарахнуло, а я прикрыл глаза. Нет, так будет непонятно. — Голове нужна вода, чтобы ты мог рукой шевелить.

— Да? — изумился Таламриэль, с любопытством взглянув на ладонь и пошевелив пальцами. — А! — он просиял. — Хотите, чтобы я «Водную марионетку» использовал? Она же только на свежих трупах работает.

— Это потому что мозг после смерти отключается, и ты управляешь водой в пока еще не высохших молекулах, — пояснил я, и Таламриэля снова будто шарахнуло током. Как же раздражала разница в лексиконах. Он знал, чего я хотел, но не понимал даже простейших терминов. — Ты попробуй повлиять на воду в живом существе. На воду в голове. Чтобы с ее помощью обрести контроль над разумом.

— Ого. Я над этой гранью водной магии не задумывался, — естественно, он не понял и четверти из сказанного, но основную мысль вроде уловил. — Попробую.

Таламриэль достал флейту, и сыграл тихую мелодию, напомнившую пение жаворонка. Птичка застыла на месте после звука последней ноты, сделалась как каменная.

— Получилось, — улыбнулся Таламриэль. — А то, что она слышит, будет звучать здесь, в воде.

Вот так простейшие знания Земного научпопа помогли мне совершить новое открытие в водной магии. Обычно разум под контроль могли брать лишь маги иллюзии или маги сознания, но легкое понимание физических свойств молекул и атомов могло открыть в любом волшебстве новые грани.

— Направляй ее к храму, — раз уж птичка могла сидеть на краю стены, значит, могла попасть внутрь. Защитным куполом обычно накрывали периметр целиком, оставляя метр-два запаса, и реагируй щит на птицу — она бы там не сидела.

Таламриэль закрыл глаза, и птичка соскочила с ветки, полетев над полем в сторону храма. Айцура в столь компактном животном незаметно мало, потому щиту храма не хватало чувствительности, чтобы ее поймать.

Птица взмахнула крыльями у основания статуи Алландела, и уселась на угол фундамента. Вода в корытце помутнела, в ней послышались грубые ангельские голоса.

— Давай! — крикнул бородатый, и мы услышали его так, будто бы он был рядом. Каждый звук вызывал круги на воде.

Бородатый прытко кинулся на врага, прощупал зазоры в защите серией точных ударов кулаками, и затем, когда враг попытался контратаковать, впечатал ему колено в солнечное сплетение. Хрустнули ребра, и, задыхаясь, противник рухнул на четвереньки.

Бородатый свирепо закричал, победоносно подняв руки, и шагал вокруг поверженного оппонента. Толпа одобрительно заулюлюкала, пронзительно засвистела, и зрители возбужденно кричали: «Добей его! Прикончи слабака!»

Упрашивать не пришлось. Бородатый прижал противника к земле, обрушив ему стопу между лопаток, схватился за крыло двумя руками, и резко вырвал его вместе с костью. На лицо бородатого брызнули капельки крови.

— А-а-а! — вскрикнул противник, сморщившись от боли, а бородатый небрежно выбросил крыло в сторону. — Ты сдохнешь, ублюдок!

Поверженный попытался встать, но бородатый не растерялся, и с размаха пнул противника в висок. Череп треснул, ангел крякнул, и рухнул лицом в землю, подняв маленькое облачко пыли.

Толпа заликовала, и бородатый повернулся к ней, наслаждаясь овациями. Но звучали овации недолго.

Их перекрыло раскатистым воем извилистого горна. Выражения лиц ангелов сделались покорными, и они чуть опустили головы в знак смирения. Бородатый сделал так же.

Из главного входа большого храма, выполненного в ангельском стиле, вышло четыре однокрылых ангела, тащивших на плечах парадные носилки с зеленоватым криманитовым троном. На троне восседала сама Изабэль, вальяжно скрестив ноги, на которых я невольно остановил взгляд.

Трехметровая ангельская дева с потрясающими формами и большими крыльями, облаченная в вызывающее церемониальное платье белого цвета.

Лямки платья были тонкие, и закрывали лишь откровенные зоны на пышной и упругой груди. Выражение лица Изабэль было стервозным, а взгляд колким и самодовольным. На Земле таких дам называли «роковая красотка». Думай я не верхней головой, то с удовольствием согласился бы умереть от секса с ней.

Казалось, на ней какое-то родовое проклятие, влюблявшее в нее всех без исключения. Дыхание от вида женских прелестей Изабэль сбилось, а сердце застучало с удвоенным усилием. Именно так я себя чувствовал, когда видел Машу обнаженной.

— Чудесный бой, брат, — восторженно произнесла Изабэль властным голосом, и нарочито медленно хлопнула в ладоши. — Ты заслужил чувственного возлияния с этими прекрасными девами, — она указала на ангельских дев, а те потупили взгляды, и не осмеливались показывать лиц.

Никто не осмеливался.

— Спасибо, ваше великолепие, — спокойно ответил бородатый.

— Поставьте меня, — приказала Изабэль, и тонко взмахнула ладонью, взяв с подлокотника позолоченный кубок, с орнаментом в виде гроздьев из драгоценных камней.

Ангелы покорно опустили носилки, и сделали шаг в сторону. Изабэль поднялась, изящно держа бокал между пальцами, улыбнулась, и приблизилась к бородатому, понюхав его волосы, и погладив по щеке.

— Как прекрасен запах мужского пота и крови, — блаженствовала Изабэль, и казалось, она сексуально возбудилась. — Выпей, — она протянула бородатому бокал. — Насладись победой.

— Слушаюсь, госпожа, — он послушно принял бокал.

Никто не смотрел ей глаза. Ангелы выглядели покорными марионетками. Стало понятно, что они жили в не меньшем ужасе перед собственными правителями, но этот факт, судя по радостному блеску в глазах, доставлял им удовольствие.

Бородатый скромно глотнул хунса, и мы замерли в ожидании. Я нетерпеливо заерзал на месте.

— Когда подействует яд? — шепнул я.

— Потерпи.

— Прекрасно, — улыбнулась Изабэль. — Выбирай любую деву, и дай ей имя. Возьми ее прямо здесь, на столе. Я хочу это видеть. Бородатый покорно кивнул, и оглядел гарем из тихих ангельских дев. Они никак не отреагировали на слова Изабэль.

В культуре ангелов обычная ангельская дева — всего лишь функция. Им даже имен не давали, пока властный самец не побеждал за право обладания и не решал, как ее назвать. Девы безвольны, послушны, необходимы исключительно для размножения. В их глазах давно померкла жизнь. Они смирились с судьбой, без сопротивления приняв роль инкубаторов, и боялись выражать собственное мнение.

Инакомыслящих убивали. Так сложилось, что женщин среди ангелов рождалось втрое больше, чем мужчин, потому дам особо не берегли.

В голове не укладывался подобный общественный строй. В нашем мире суровый патриархат подвергся бы страшному осуждению, да и сам я не испытывал удовольствие, когда к женщинам относились будто к мусору.

— Ты, Бруна, — бородатый указал на стройную деву с отпущенными до бедер светлыми волосами. Бруна с ангельского — грязная лужа, в которую плюнул Создатель. Девушкам выбирали лишь недостойные имена, которые кончались на «а», а не на «эль». Бруна, Ханта, Тара — у всех имен ужаснейшее толкование. Только ангелы из высших сословий могли позволить себе имена, кончавшиеся на «эль». У Алландела, к слову, единственное имя в Антерре, которое кончается на «ел», а Ел с ангельского — Бог. Алланде — воплощение, Ел — Бог. Его имя переводилось как Воплощение Бога.

Бородатый грубо схватил Бруну за волосы и стянул ее со стула, как тряпку. Меня злоба взяла, и я стиснул кулаки. Ангельских дев стало жалко, и желание помочь им овладело сознанием. Ну так же нельзя. Она ведь хрупкая и нежная девушка.

— Раздевайся, грязь, — приказал бородатый.

Бруна даже не пискнула. Она молча поднялась, развязала плечико платья, и платье соскользнуло ей под ноги, обнажив юное тело. Грудь была маленькой, а бедра только-только обретали женские формы. Дева послушно села на стол, и раздвинула ноги, а бородатый пристроился к ней, растянув губы в довольной ухмылке.

Он ворвался в узость ее лона бесцеремонно, мощным рывком бедер, а Бруна простонала от боли и удовольствия, обхватив шею бородатого в бессознательном женском порыве.

— Животное!

— Ей это нравится, — флегматично сказал Барвэлл.

— Что?! — я чуть не крикнул.

Бородатый вдруг замер и выпучил глаза. Вены на висках его распухли, почернели, и его стошнило кровью на грудь Бруны. Когда бородатый падал, Бруна глядела на него взволнованным взглядом, обронив слезинку с ресницы. Она будто хотела, чтобы над ней надругались.

Бородатый повалился на спину, изогнулся дугой, хрипло закричал, захлебываясь, и затем забившись в предсмертных конвульсиях. Его не стало за считанные секунды. Яд оказался действительно страшный.

Что-то было не так. На лице Изабэль застыло блаженное выражение, и она за малым делом не пустила руки себе под платье для самоудовлетворения, созерцая столь жестокое зрелище. Она прикусила губу, и вылила хунс из бокала. Темная струя ударила в землю, и растекалась небольшой лужицей.

— Бедное дитя, — Изабэль пожала плечами, и легким движением бросила бокал себе за спину. — Наш добрый торговец из Вигнетта одарил нас отравленным хунсом. Мы знаем, кто это сделал, и знаем, где они, — Изабэль направила недобрый взгляд на нашу птицу, а у меня в животе похолодело.

Выследила.

Два ангелы выкатили из храма каменную плиту на деревянном каркасе, а к плите, мощными гвоздями, был приколочен обнаженный извозчик. Его распяли. Ступни и ладони кровоточили, он свесил голову на бок, и вывалил ополовиненный язык. Мне вспомнилось, как он изобразил такую смерть часом ранее, и стало дурно. Пальцы его были обрезаны по фаланги. Прежде чем убить, ангелы над ним вдоволь поиздевались.

— Надо валить!

Позади хрустнула ветка, и я резко обернулся, увидев однокрылого берсерка на фоне веток акцина. Берсерк врезал мне бронированным сапогом в нос. Перед взором мелькнула подошва, искры на черном фоне, звон в ушах, металлический запах крови, тьма.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулся в просторных и богатых покоях с плотно зашторенными окнами. Сквозь шторы сочилось слабое солнце. Запястья, зажатые оковами, натерло до крови, а спина замерзала на поверхности каменной плиты, такой же, на которой распяли извозчика.

Я был обнажен.

Плита магическая — это я понял сразу. Она наглухо забила мне вены айцура, потому я не мог перевоплотиться. Настолько сильно мне забило магию, что даже внутренний голос не появлялся, и теперь мне как-никогда хотелось услышать его дурацкие остроты.

Ноги мне зажали оковами. Я попытался вырваться, звякнули магические звенья цепи, но ничего не получилось. Только лишний раз ковырнул кровавые потертости оковами и прошипел от боли. Уильям был справа от меня, а Барвэлл с Таламриэлем слева, и находились они в столь же плачевном положении.

Изабэль расселась на краю просторной кровати, и с удовлетворением глядела на меня.

— Неплохое мужество для мальчика, — произнесла она, глядя мне между ног. — Прежде чем отрезать его, я с тобой как следует позабавлюсь.

— У меня на тебя даже под пушечный выстрел не встанет, тварь, — дерзко ответил я, и сплюнул кровью на красивый красный ковер.

— Встанет, — игриво произнесла Изабэль. Когда я испытал сексуальное возбуждение, то глаза от удивления расширил. — Ты просто не понимаешь, с кем говоришь. Оглянись, — она развела руками. На стенах я увидел круглые трофейные доски, и к ним были приколочены…. Пожалуй не буду говорить что, но теперь причины смерти ее жертв стали очевидными. Точно не пыл удовольствия.

— Вы, мужчины, глупы и безрассудны, — она встала. — Вами так легко управлять. Вас так легко соблазнить и так легко заставить делать что нужно.

— Ну ты и тварь…. Вы не только нас ненавидите…. Вы ненавидите собственных подданных.

— Ты думаешь, им плохо? — Изабэль изогнула бровь. — Думаешь, малолетнее недоразумение, за которое ты так беспокоился, недовольно? Да, оно очень недовольно. Бруна, войди.

И Бруна вошла в покои, скрипнув увесистой дверью. Кровь на ее груди уже высохла, а взгляд был полон потаенной злобы. Увидев меня, она катнула желваками.

— Это он? — злобно спросила Бруна.

— Он. Из-за него твой возлюбленный умер, — с улыбкой ответила Изабэль. — Хочешь наказать его? Давай. Я разрешаю. Только не уродовать.

С воплем бруна кинулась ко мне и от града размашистых пощечин у меня перед глазами пронеслась серия вспышек. Щеку резануло ногтями, и кровь потекла по подбородку.

— Мразь! — кричала Бруна. — Как ты посмел! Из-за тебя! — еще одна звонкая пощечина. — Из-за тебя я больше никогда не влюблюсь!

— Хватит! — велела Изабэль, и Бруна тут же поникла, смиренно отшагнув в сторону. — Ох. Ты же знал, что ангельская дева лишь единожды влюбляется в победителя церемонии продолжения рода? Влюбляется в того, кто успел поместить в нее плоть.

Я был настолько шокирован поведением Бруны, что глазом моргнуть не мог, и бессмысленно смотрел перед собой, стараясь умять в голове произошедшее. Как так можно? Мужчина издевался над ней, унижал, а она готова защищать его ценой собственной жизни.

— Ты плохо знаешь женщин, — с ухмылкой произнесла Изабэль, потешаясь над моим замешательством. — Тебе показалось, что ангельские девы подвергаются гонениям? Да? Да эти черви, — Изабэль смерила Бруну презрительным взглядом, — так и ждут, когда мужчина унизит их, изобьет, и возьмет силой. Да, Бруна? Ты же любишь, когда с тобой жестоко обращаются?

— Да, госпожа, — ответила Бруна. И щеки ее покраснели. Она говорила чистую правду. — А этот недомерок…. Из-за него умер мой любимый!

— Какой любимый, дура?! — сорвался я, и рванул к Бруне всем телом, но звякнувшие цепи сдержали меня. — Ты его первый раз в жизни видела! Он мешал тебя с грязью! Унизил при всех!

— Сразу видно нелепое существо из другого мира, в котором установлены нелепые порядки, и в котором живут нелепые твари. Ангельские девы рождаются с желанием быть рабынями мужчин, и иногда ждут полжизни, чтобы попасть в гарем. Мы просто торгуем этим ожиданием. Редко бывают девы не от мира сего, вроде меня, — с гордостью заявила Изабэль, повергнув меня в еще более глубокое потрясение. — Они становятся архангелами, добиваются больших высот, а остальные, как правило, копошатся в грязи, и ждут, когда их растопчут. Да, ничтожество?

— Да, госпожа, — покорно ответила Бруна. — Я счастлива слышать от вас такие слова. Добрые слова.

Добрые? Меня стало трусить от негодования. Что за безумный и изломленный мир построили ангелы? Как можно получать удовольствие от того, что тебя считают за червяка? Девы выглядели как самые несчастные создания на свете, но кто знал, что этот факт доставляет им непомерное наслаждение.

— Понимаешь, на Небесах между мужчинами и женщинами нет разницы. Когда Алландел наслал на людей проклятие греха, нам тоже пришлось заплатить цену, — Изабэль выдержала паузу, и глядела на меня. — Воплотить худшие качества смертных в себе, — она ткнула себя пальцем в грудь. — Архангелы воплощают семь смертных грехов, а простые ангелы охотно им поддаются. Зависть, — Изабэль взглянула на Таламриэля. — Похоть, — она ласково провела ладонью себе по лицу. — Гнев, Уныние, Чревоугодие…. И нам это нравится, — она торжественно раскинула руки и обратила лик к потолку. — Ты не представляешь, как прекрасно освободиться от оков бесполезной морали Создателя! И ты глуп, если не понимаешь одну простую вещь…. От чего бы люди не пытались спастись, они сами являются источником этой опасности. Именно тогда, когда ангелы переняли людскую натуру после проклятия греха — родилась великая Энграда, и могущественное королевство ангелов.

Это не ангелы изломили мир, а люди изломили ангелов. У нас с Машей была соседка в доме, приличная женщина, в меру мрачная, и с регулярно подбитым глазом. Как-то случилось мне за нее заступиться, но ее муж, крепко пьющий мужик, ничего не сделал, а вот соседка чуть не бросилась на меня. И Бруна вела себя точно так же.

— Вижу, до тебя дошло, — хмыкнула Изабэль. — Перед смертью я хотела показать тебе, насколько ты наивен. Это не мы заставляем женщин так себя вести. Это женщины вожделеют такого обращения, хоть и отрицают подобные желания.

Изабэль сорвала со стены небольшую занавеску, и мне открылся деревянный стенд с набором жутких пыточных инструментов. Пилы с зазубренными лезвиями, ножи, ножницы, и молотки.

— Грешники! — послышалось на улице, и гулко зазвенел тревожный колокол. — Грешники идут!

— Да что там еще! — скривилась Изабэль, с раздражением взглянув в окно. — Бруна, оставляю тебя наедине с ним. Развлекайся. Но не убивай. И не трогай мужество.

— Да, госпожа, — кивнула Бруна, и Изабэль удалилась из покоев, хлопнув за собой дверью.

Бруна нерасторопно сняла со стенда небольшой нож, мочкой пальца проверила остроту кончика, а затем злобно взглянула на меня.

Я шумно сглотнул слюну.