Цена светлой крови

Глава 2

Южный Куат, дом «Ветер с Пролива». Ханай, столица Атали.

С последней встречи санры прошла половина месяца. В День Керравао Джумин сидел в саду, разбитом позади его хогана, вдыхал робкие ароматы наступавшей весны и любовался кустами шиповника - на них уже зеленели первые листья. Сидел он у стола, где лежали книги, тетрадь для записей и мощная лупа. Книг было две, обе - Священные: современный том Пятикнижия, который можно было приобрести в любой лавке при любом святилище, и старинный свод Чилам Баль в переплете из прочной кожи тапира. Древнему манускрипту было больше трех столетий, и он включал лишь четыре Святые Книги, ибо пятая в те времена еще не открылась людям. Полянекие писцы изготовили его вручную по всем правилам: Книга Минувшего написана серебристыми знаками по черному фону, Книга Повседневного - изумрудными по светло-зеленому, Книга Мер - пурпурными по алому, а Книга Тайн, включавшая Листы Арсолана и Сеннама - золотым по желтому н синим по голубому. Драгоценный раритет! И цена ему была такая, что лучше не вспоминать! Но о цене Джумин не думал - рукопись прислал брат Никлес, глава Банкирского Дома «Великий Арсолан», и он же оплачивал счета Джумина.

День Керравао был для него маленьким праздником. Во- первых потому, что предшествовал Дню Пчелы и встрече с друзьями, а во-вторых, приходили к Джумину в этот день две девушки-сеннамитки, прибиравшиеся в доме, и садовник Дартам, который сейчас копался в цветнике. Еще неизменно заглядывал старый Грза, чтобы уточнить список блюд и напитков на завтра, и эти визиты сопровождались возлияниями и беседами. Жилище Джумина будто оживало: шуршали метлы, плескала вода, слышался девичий смех, а Дартам, сажавший цветы, бормотал под нос тайные заклятья, полезные для растений. Одиночество отступало, пряталось, и чудилось Джумину, что был у него когда-то другой дом, огромный, полный народа, и было в этом доме нечто драгоценное, о чем он не мог забыть, и вспомнить тоже не мог.

Проклятая амнезия! Отец говорил, что случилась она внезапно, без видимой причины, и около года Джумин пролежал в Ханае - в полной прострации, под наблюдением целителей. А когда очнулся, то никого не узнавал и даже имени своего не помнил, зато свободно изъяснялся на шестнадцати языках и цитировал трактат Яремы Стерха «Великая Пустота и Учение о Неощутимом». Но зачем ему эти знания? Лучше бы вспомнить родичей, отца и мать, брага и его семью, вспомнить, что было с ним самим - ведь к моменту забвения он прожил на свете целых двадцать восемь лет! Во всяком случае, так утверждал брат Никлес... Что-то он ведь делал в эти годы! Может, путешествовал, может, изучал науки в Цолане или Роскве - иначе с чего бы ему знать майясский и россайнекий?.. Может, была у пего...

В доме защебетали, засмеялись девушки, и мысль Джумина прервалась. Он оглядел свой сад - несколько яблонь и вишен, кусты жасмина и шиповника, тонкие стебельки цветов, с которыми возился Дартам, и перевел взгляд на небо. Оно было голубым, безоблачным и уже по-весеннему теплым. Хорошее место этот Куат...

Сюда его послал отец, старый Катри Джума, сказав, что так советуют целители. Предполагалось, что смена обстановки, покой и чистый воздух будут способствовать лечению, но за шесть лет, проведенных в Куаге, Джумин не вспомнил ничего. Ровным счетом ничего! Даже собственного имени - ведь Джумином Поло он был назван тоже по настоянию отца, чтобы в Листы и мелг-новости ни слова не просочилось. Как все великие мира сего, владыки стран, народов и богатств, ханайские банкиры не любили, когда копаются в их семейных тайнах, к которым безусловно относился и поразивший Джумина недуг. «О болезни, сын мой, ты должен позабыть, а остальное - вспомнить, - молвил Катри Джума на прощание. - Вспомнишь, возвращайся. Но не раньше».

Не поступил ли отец слишком сурово?.. Возможно, в кругу семьи, среди привычной обстановки, воспоминания вернулись бы быстрее?.. Но Джумин не мог этого утверждать. Он даже в точности не знал, почему его спрятали здесь, на краю света - для его же блага или затем, чтобы не порочил деловую репутацию семейства Джума. Рано или поздно проныры из Листов Новостей дознались бы о поразившей его амнезии и, превратив ее в душевную болезнь, сообщили бы об этом всей Риканне и Азайе, от Лондаха до Шанхо и Сеулы... Так что, возможно, отец был прав.

Сейчас это уже не имело значения - старый Катри Джума умирал. Умирал, не дождавшись, что сын его вспомнит...

Под тяжелыми шагами заскрипел песок на дорожке. К столу приблизился старый Грза и с почтением вскинул руку в воинеком салюте, приветствуя Джумина так, словно тот был полководцем-лакомом. Накомы в мире еще не перевелись, по со времен Последней Войны их амбиции поблекли - кто писал мемуары, кто командовал охранными подразделениями, кто служил в Очаге Великой Пустоты, в котором царила военная дисциплина.

- Садись, - сказал Джумин. - Нет приятнее гостя, чем тот, кто явился вовремя.

Затем, позвав девушек-служанок, он велел нести вино, свежие фрукты из Одиссара и арсоланские лепешки с медом. Грза выпил, закусил сливами, съел лепешку и произнес:

- Для дневной трапезы, тар, я предлагаю бычьи ребрышки. Бычок откормленный, но не жирный. Из моего стада. - Тут Грза важно поднял брови. - Ребра запеку на углях. К ним - зелень и майясский соус. Пиво будет у нас из Больших Башен, от мастера Чензи Хе. Как обычно.

- Как обычно, - подтвердил Джумин.

- На вечер - ляжка того же бычка на вертеле. Скотинку забью сегодня и пересыплю мясо перцем. К мясу - земляные плоды. Какие тар пожелает, пресные или горькие?

- Пожалуй, горькие, - сказал Джумин. - Только вымочи их как следует.

- Тар может не беспокоиться. Еще дыня?

- Само собой. Посочнее.

- Выберу лучшую на своем поле. - Грза поковырял в ухе п заметил: - Благословили боги нас дынями. В Хинге гоже есть и в Бихаре, в их оазисах, но не то, не то. С два кулака это разве дыня! А у меня такие растут, что не обхватишь и с поля не донесешь - тачка нужна. Да и с тачкой семь потов сойдет!

Джумин сочувственно прищелкнул языком и налил Грзе вина. Вино тут же исчезло в глотке старого воина. Хмыкнув, он стукнул по колену кулаком и произнес:

- Бихара, песчаные блохи, ничего не смыслят в дынях. Ни в дынях, ни в быках, ни в пиве и приличной закуске. Однажды, когда мы взяли лагерь этих крыс и добрались до обоза...

Старик пустился в воспоминания. Джумин слушал внимательно, и мелькали перед ним какие-то смутные туманные картины - атака всадников на борзых скакунах, блеск подъятых клинков, шеренги воинов с карабинами, идущие в наступление, окоп с укрепленным на бруствере скорострельным метателем, воздушный корабль, парящим в небесах, и дождь осколочных бомб, что сыплются на землю... Эти видения сопровождались веж выми звуками, свистом снарядов и пуль, разрывами ракет, боевых вездеходов, перемалывавших гусеницами немы, боевым воинеким кличем, стонами раненых, хрипом умирающих. Что порождало эти миражи - рассказ старого сеннамита или собственная его память?.. И если верно последнее, то он, выходит, был свидетелем битв и сражений и, не исключается, сам воевал...

Но как такое могло произойти! Ему всего лишь тридцать пять, а с Последней Войны миновало семь десятилетий!

Скорее дело в том, размышлял Джумин, что ему доводилось читать о тех временах и смотреть живые картины, запечатленные камерами хроники. Началось тогда с пограничных конфликтов между Бихарой и Хпнгом, со спора из-за каких-то земель, и любому было ясно, что в этой тяжбе Хинг Бихаре не соперник. Не страна, а недоразумение: дикие джунгли, девять княжеств, ни власти единой, ни дорог, ни современной армии, зато голодных - толпы. Бихара же была богата и сильна месторождения земляного масла и санберпита сделали ее сюль же могучей державой, как Лизир, Асатл и Северная Федерация. К тому же все мужчины в Бихаре владели оружием, а война с аситами, длившаяся больше века, привела к централизации страны, и вслед за этим - к мысли округлить свои владения. Будь в Хинге князья поумнее, уступили бы часть западных земель вместе с трясинами, где обитают крокодилы, пиявки да ядовитые змеи. Гордость, однако, не позволила.

И ринулись полуголые хингские воины на боевые машины, на скорострельные метатели и первоклассную конницу, которой, если не считать россайнекнх изломщиков, равной в мире не было. Как ринулись, так и полегли: кто в песках, кто в болотах и джунглях, кто у подножий Небесных Гор. А бихара форсировали реку Индан, перебросили тридцать корпусов на ее восточный берег и вторглись в княжество Джайна, в самое сердце Хинга.

С этим мир не мог смириться - ни державы Эйпонны и Риканны, ни ОТА, величайшая из стран. Объединенные Территории контролировали север, запад и восток Азайи, и у них, разумеется, имелись свои интересы в Хинге и Небесных Горах. Но кроме деловых интересов была и другая причина вмешаться: освободившись от власти Асатла, объединив в своих границах Сайберн, Китану и Россайнел, ОТА стали гарантом стабильности. Государство, владевшее пятой частью суши, огромными природными ресурсами и гигантским человеческим потенциалом, могло диктовать свою волю любой другой стране, и делалось это не обязательно с помощью силы. Но о силе тоже было хорошо известно, о подводных дредноутах, реактивных крыланах, боевых вездеходах и армадах воздушных судов; и знавший об этом понимал: руки ОТА дотянутся до возмутителей спокойствия. Особенно до Бихары, имевшей плохую сетанну после Нефатской Резни.

Объединенные Территории отправили в зону конфликта десантный корпус и ракетоносную воздушную флотилию, Атали и Эллина - пехотные части,

Южный Лизир и Асатл - боевые машины. Скромный контингент, зато финанеовая поддержка операции была куда внушительней - для наемников денег не жалели. И хлынули они потоком, из Норелга и Бритайи, Одиссара и Сеннама, Иберы и Северной Федерации и, разумеется, из Сайберна - у изломщиков имелись с бихара давние счеты. Этих бойцов называли добровольцами, но добрая их воля подкреплялась кунами и чейни - Грзе, тогда еще не старому, а молодому и бедному, хватило на кабачок в Куате, на плантацию дынь и стадо быков.

Сражения были свирепыми. Войско бихара отбросили за реку, потом - в пески и, наконец, к побережью, где крейсировал союзный флот. Крепостей бихара не строили, крепостью их считались пустыни, но укрыться в них от ракет и воздушных кораблей было невозможно. Остатки их армии прижали к морю Меча, окружили и уничтожили, копи и шахты взяли под контроль, а у власти поставили людей торговых, предпочитающих воинекой славе спокойствие и прибыль. Бихаре это пошло на пользу - амбиций стало меньше, зато доходов больше.

Грза закончил свои истории, допил вино и удалился. Некотоpoe время Джумин сидел с закрытыми глазами, ощущая солнечное тепло на лице, прислушиваясь к воркотне садовника, и вдыхая наплывавшие с гор запахи ранней весны. Мир царил в по душе, и не хотелось ему думать о своих потерях, о детстве и юности, канувших в небытие, и о годах более зрелых, провалившихся туда же. Он хотел бы вернуть память о них, по что поделаешь! У каждого своя судьба... Как говорили в древности, изумруд зелен, рубин ал, и этого даже боги не изменят...

Джумин придвинул к себе Пятикнижие. Этот том отпечатали лет восемь назад, сделав это без затей - белая бумага, черные буквы, и только виньетки в начале разделов окрашены в божественные цвета. В таком виде святые скрижали предлагались верующим все последние десятилетия; текст считался каноническим и был одинаков в любой части света и на любом языке. Конечно, существовали погрешности перевода, но незначительные. Так, в Книге Повседневного, там, где говорится о посмертной каре, значилось: изменник и лгун, нарушивший слово, пойдет в Чак Мооль с хвостом скунеа в зубах. Но в Россайнеле и Китане, Риканне и Лизире не водились скунеы или другие животные с таким же мерзким запахом, и потому в одних переводах упоминался скуне, а в других - крыса, скорпион или гиена. Впрочем, экземпляр Джумина был на майясском, то есть на языке первоисточника, и в нем не имелось какой-либо подмены терминов.

Но он полагал, что не в этом дело, не в названиях животных или мер расстояния и времени, упомянутых в Книге Тайн на Листах Сеинама. Эти тайны, касавшиеся величины земного сфероида, размеров континентов и тому подобных вещей, давно уже тайнами не являлись; правда, если отринуть гипотезу о богах, было неясным, откуда проистекают столь точные сведения - ведь в древности эйпонцы не плавали на восток п запад от своих берегов. Джумин, однако, подозревал, что в Чилам Баль есть и другие загадки, и что старинный манускрипт, на его пути к Пятикнижию, подвергся сокращениям. Хоть говорится в Книге Тайн: не извращай сказанного здесь! - но аххали, служители пяти Великих Храмов, самых древних и почитаемых в Эйпонне, могли если не изменить, то изъять какие-то фразы с сомнительным смыслом. Все в мире развивается, думал Джумин, все движется вперед, и этот импульс также присущ вероучению кинара - оно становится яснее, доступнее для понимания. Неясное же смущает умы, и потому его лучше отбросить... Что, возможно, и сделали эйпонекие аххали столетие назад.

Раскрыв Пятикнижие и старинную рукопись, он принялся сличать тексты. По бытующим легендам, боги - или люди, их помощники?.. - высекли первые четыре Книги на стенах цоланекого Храма Вещих Камней, самого древнего из святилищ. В прошлом Чилам Баль переписывали с этих каменных скрижалей, и, очевидно, в эпоху Первого Средневековья существовали сотни экземпляров Священных Книг, аутентичных подлиннику. Но сохранилось их немного, хотя ни один человек, ни вождь, ни воин, ни земледелец, охотник или купец не уничтожил бы Чилам Баль сознательно, что было бы неизгладимым святотатством. Но книги, как и другие изделия рук человеческих, вечно не живут, и страшны для них вода и огонь, землетрясения и наводнения, войны, сырость, плесень и даже небрежение читающих. Поэтому лучшее место для таких раритетов - в сухих подземельях святилищ, где время течет гораздо медленнее, почти не разрушая кожу, краски и бумагу.

В святилищах и сохранились старинные своды Чилам Баль. Возможно, попав в Храм Записей в Хайане или в Храм Глас Грома, Джумин сумел бы добраться до них и даже, если вспомнить про Цолан, до самого первоисточника, до каменных скрижалей... Возможно! Но сейчас он пребывал и Куате, на краю земли.

Бережно перелистывая страницы, Джумин подумал: великое счастье, что ему прислали эту рукопись! Где Никлес отыскал ее?.. Конечно, Книга не похищена из храма и не подделана - он тщательно изучил с помощью лупы пергамент и краски, убедившись в солидном возрасте своего приобретения. Значит, древние своды Чилам Баль есть не только в святилищах... У кого же? Видимо, у людей богомольных и очень, очень богатых... А кто равен богатством Никлесу Джуме? Кирид О’Таха из Южного Лизира, бихарец Амда Илсми и росковиты Ах-Хншари... еще Суа Холодный Дождь и Шишибойн, оба из Северной Федерации... Перечтешь по пальцам одной руки!

Нет, решил Джумин, никто из них с таким сокровищем не расстанется, не те люди. Хотя в обмен на услугу могли бы отдать... или но настоятельной просьбе... если бы не Никлес попросил, а отец... отца уважают и опасаются обидеть...

- Опасались, - произнес он вслух, чувствуя, как ложится на сердце тяжесть. Опасались, но это в прошлом! Катри Джума, человек несгибаемой воли и огромной власти, магнат, к слову которого прислушивались не только рп канекие Протекторы, но п правители Объединенных Территорий, чья рука могла дотянуться до любой из стран Эйпонны - этот Катри Джума умирал. Его отец, которого он, Джумин, не помнил, с которым провел едва ли пару месяцев!

Ясный день словно померк. Обладание древней книгой уже не радовало Джумина, его уютный хоган казался склепом, и вместо весенней листвы виделись ему огненные языки и дым погребального костра...

Но чем он мог помочь отцу? Он хотел провести с ним последние дни, но и в этом ему было отказано...

Взгляд Джумина обратился к рукописи, к Книге Тайн, раскрытой сейчас на золотых Листах Ареола па. На чем зиждется мир? - прочитал он, потом его взгляд скользнул к строчке с

ответом солнечного божества: - На равновесии света и тьмы, тепла и холода, тверди и жидкости, добра и зла.

- А еще - радости и печали, - произнес он вслух. Затем убедился, что в Пятикнижии имеет место тот же текст, и перевернул страницу.

Листы Арсолана повествовали о философских материях, и бот - или, скорее, неведомый мудрец прошлых времен, - составил эту часть Священных Книг в виде вопросов и ответов. С их помощью объяснялось, что такое мир и разум, какова природа божества и человека, в чем смысл знания и веры, и почему знание можно продать и подарить, а веру - нельзя; и нельзя навязывать ее грубой силой или словесным убеждением, а только примером. Почти все в этом диалоге Арсолана с самим собой носило иносказательный характер, и потому считалось, что его Листы - самый сложный фрагмент Чилам Баль. Возможно, именно здесь были разночтения с Пятикнижием.

Но какие? - размышлял Джумин. Говорится ли в древней книге о том, что он ищет, о загадочных долгожителях, потомках богов? С одной стороны, это вовсе не обязательно; жизнь и смерть - пространные темы, и многое можно о них поведать, особенно светлому божеству! Гарантий, конечно, нет, но, с другой стороны, как умолчать о столь необычном предмете, о существах, живших полтора столетия? Шестеро богов, если судить по Чилам Баль, отличались редкой основательностью: ничего не запрещая людям и не запугивая их, боги делились с ними мудростью, и на каждый случай, на любую ситуацию было в Священных Книгах что-то полезное. Вот, например: долг сына и долг дочери - проводить давших им жизнь в последний путь...

Вздохнув, он снова обратился к рукописи. Что есть бог? - вопрошал Арсолан на ее страницах и давал ответ: существо, наделенное бессмертием, силой и мудростью. Текст точно повторялся в Пятикнижии.

В том, что боги мудры и бессмертны, у Джумина не было сомнений - другое дело, существуют ли они? Вселенная прекрасно обходилась без богов - галактикам, звездам и планетам, равно как живым созданиям, исключая человека, боги были не нужны Скорее всего, боги и религия являлись таким же изобретшем людей, как математика или письменность; математика объясняла, как вычислять то и это, а религия - как себя вести, чтобы не уподобиться животному.

Арсолан - или неведомый мудрец, потрудившийся над Книгой Тайн, - это знал. Определенно знал! Ибо сказано на золотых Титах: что есть человек? Существо, наделенное телом, свободой и разумом. И дальше: что есть разум? Свет минувшего в кристалле будущих свершений. Что есть плоть? Драгоценное вместилище разума. Что есть свобода? Право распоряжаться своим телом и разумом, жить или умереть по собственной воле.

Те же слова один в один повторялись в Пятикнижии. Ни пропусков, ни искажений... После них в современном издании шла речь о могуществе и власти. Задумчиво хмурясь, Джумин проча i ал эти вопросы и ответы:

Кто всемогущ? Тот, кто познал силу разума. Он знает: чтобы воздвиглось новое, должно рухнуть старое. На чем зиждется власть? На согласии между правителем и народом.

Он заглянул в старинную рукопись и вздрогнул: там, перед вопросом о могуществе, был текст, отсутствующий в Пятикнижии. На мгновение причудливые майясские буквы заплясали перед глазами Джумииа, будто пустившись в веселый танец чиа-каш, но он призвал их к порядку усилием воли. Его взгляд скользнул по строчкам; золотые знаки покорно сложились в слова, слова превратились в фразы, и смысл написанного запечатлелся в сознании Джумина.

Возглас удивления слетел с его губ. Боги и правда отличались основательностью: сказав о человеке, о его разуме и плоти, о свободе распоряжаться тем и другим, могли ли они умолчать о дарованных ему годах? Конечно, они не забыли об этом! Они сказали даже больше, чем мог надеяться Джумин.

Он прочитал это место вслух. Звуки древнего языка Юкаты, то резкие, щелкающие, то плавные, как медленное течение вод, таяли в теплом весеннем воздухе.

- Каков срок человеческой жизни? Тридцать лет, и еще тридцать, и, быть может, еще десять... Бы же, избранники богов, будете одарены годами вдвое и в трое против других людей, но появятся среди вас такие, чей срок будет вдвое и втрое дольше вашего. Не завидуйте им, ибо тяжела их участь: долгая жизнь на излете своем жжет огнем ненависти и горька, словно земляной плод. Горечь эту понесут они людям словно посев зла; немногим суждено, не очерствев сердцем, справиться с болыо утрат и сохранить в себе человека...

Темное место, решил Джумин. Ясно, почему этот текст изъяли - кто из храмовых служителей сможет растолковать его верующим? Кто объяснит, что были, как утверждает непогрешимая Книга, избранники богов, жившие по два столетия? В рациональный век науки это кажется нелепостью... Да и в нормальном сроке жизни есть ошибка - люди живут теперь дольше семидесяти лет. Конечно, в среднем, подумал он, вздыхая; отец умирает в шестьдесят восемь, а вот Грзе - за девяносто...

Печаль, охватившая Джумина, была искренней, по все же ее сменило чувство торжества. Долгожительство... За несколько лет он просмотрел массу источников, все, что нашлось в Сплетении, включая ряд старинныхе хроник, но повсюду были лишь намеки - мифы, легенды, сказания о сагаморах Первого и Второго Средневековья, о владыке Арсоланы Че Чантаре, о воителе Джиллоре Одиссарском и его брате Дженнаке Мореходе, о Джемине Великом Строителе, сыне Чоллы Арсоланки, который замирил Риканну и стал ее владыкой. В «Трактате о загадочных исчезновениях», принадлежащем Ангиру из Хайана, говорилось, что тар Дженпак будто бы умер в конце семнадцатого века, а первый морской поход в Лизйр и Иберу, тоже под его водительством, случился в 1532 году, в начале Второго Средневековья. Но значит ли это, что Дженнак прожил два столетия? Разумеется, нет; Дженнак, о котором писал Ангир, мог оказаться совсем другой личностью - например, внуком Морехода. Сведения о Джемине были более точными - в хрониках «Завоевание Риканны» утверждалось, что он прожил 132 года и почил в мире и славе в своей столице Сериди, где и стоит по саргофаг. Саргофаг там действительно был, но остальное казалось очень сомнительным - хронику составили двести лет назад арсоланские жрецы, почитавшие род сагамора не меньше, чем шестерых богов, а потому склонные к преувеличениям Как, впрочем, и другие люди, много, много более трезвые - например, считалось, что Банкирский Дом «Великий Арсолан» был основан потомками Строителя Джемина. Семейное предание?.. Или правда?.. Отец и Никлес брились, но борода у того и другого была редкой, а у Джумнма вообще не росла. Значит, была в их семье эйпонская кровь! Старый Катри Джума на сей счет помалкивал, а брат Никлес безмерно гордился их происхождением и, беседуя с Джумииом по видеосвязи, иногда напоминал, что имя ему дали в честь потомка арсоланских сагаморов.

Мифы, легенды, игры тщеславия! Но вот - подтверждение, по всяком случае в том, что касается владык: вы, избранники богов, будете одарены годами вдвое и втрое против других людей... Прочее же непонятно, подумал Джумин. Если верить Книге Тайн, были среди избранников такие, коим отпущено пять или шесть веков, а это явный перебор. Этого быть не может! Или может?.. А вдобавок еще эти странные фразы о горечи и ненависти, о боли утрат и посеве зла... Кому они адресованы? И что они значат?

Предупреждение, внезапно догадался он, предупреждение. Джумии не знал, откуда явилась эта мысль, по был уверен в ее справедливости. Откинувшись на спинку сиденья, он замер, не спуская глаз с древней рукописи. Бессчетные годы проходили перед ним, словно ему самому довелось их прожить - четыреста лет Первого Средневековья, триста - Второго, и даже, быть может, тысячелетнюю Древность... Человек, чья жизнь столь длинна, многое теряет, мелькнуло у него в голове. Родители это естественная утрата, но даже она причиняет горе. Что же говорить о друзьях и возлюбленных? О детях, внуках и младших родичах? Каково это - знать, что любой из дорогих и близких скончается раньше тебя, и ты, проводив его на погребальный костер, будешь искать новую привязанность? Будешь вынужден это сделать, чтобы не остаться в одиночестве, в холодном доме, не согретом любовью... Но, отыскав ее, вкусив ее тепло, ты все равно несчастен, ибо знаешь - недолог отпущенный срок... Поистине трудно не ожесточиться, не возненавидеть род людской! Ведь люди определенно виноваты - в том, что так мало живут, так быстро умирают!

«Завтра, в День Пчелы, я расскажу об этом, - подумал Джумин. - Расскажу о свидетельстве, найденном в древней книге, и о том, как я его понял. Расскажу, что в долгой жизни не только счастье, но и горе - кто знает, чего больше!»

Но рассказывать об этом ему не пришлось. Утром Никлес сообщил о смерти отца, и Джумин, сев на воздушный корабль, вылетел в Большие Башни, а оттуда - в Ханай.

Для Логра Кадиани эта ночь была наполнена трудами, но отнюдь не на пользу Банкирскому Дому «Шо-Кам». Будучи в банке вторым человеком, он мог располагать своим временем и появлялся на службе в те дни, когда ему хотелось. Не затем его прислали в Куат, чтобы росли доходы «Шо-Кама» - этим вполне успешно занимался управляющий О’Ткара. У Кадиани же была другая миссия, о которой его начальник имел смутное представление, но не сомневался в ее важности.

О’Ткара, мужчина не слишком любопытный и умудреный возрастом, в чужие дела не лез. Происходил он не из кейтабцев, как можно было бы решить, узнав его имя, а являлся потомком мореходов с Пайэрта, обосновавшихся в Южном Лизире еще в те времена, когда там распахивали целину и дрались с немирными чернокожими. С той поры много воды утекло и многое переменилось. Южный Лизир стал страной больших возможностей, чему способствовали алмазные копи, залежи медноникелевых руд, заводы с машинами Ута, неисчислимые стада Г ха ко», а главное - предприимчивость населения. Эта черта была кейтабекой, но к ней добавились упорство тайонельцев, сила сеннамитов, хитрость одиссарцев и другие качества, коими обладали переселенцы из Эйпонны. Что касается местных племен, то от них лизирцы унаследовали воинетвенность, а в некоторых случаях - курчавые волосы и темную кожу. Однако кейтабские привычки доминировали, и, не ограничиваясь собственной изрядной территорией, предприниматели из Южного Лизира расползлись по всем краям, где удавалось вложить капиталы с особой выгодой. Так что Банкирский Дом «Шо-Кам» не был исключением.

... Пальцы Кадиани проворно бегали по клавишам игровой приставки, на экранах перед ним шли в атаку одиссарские воины в старинных панцирях из черепашьих щитков, мчались, потрясая сопорами, тасситы на огромных косматых быках, маршировали мрачные атлийцы, а тайонельские Дети Волка натягивали тетину упругих луков. Он прошел первый, второй и третий уровни, разгромив со своим одиссарским воинством державы Первого Средневековья, то есть Тайонел, Коатль и Мейтассу; следующий этап, четвертый, был посвящен экспансии в Риканну, где Великий Сахем покорил диких бритунцев и иберов. Играя за него, Кадиани справился с этой задачей и основал два города, Сериди и Лойдах. Теперь настала очередь кровожадных пиратов мхази и грозных суровых норелгов, которых полагалось привести к покорности, чтобы добраться до таинетвенной пещеры на острове близ берегов Атали. Луна за окном еще не успела пройти зенит, как Кадиани победил и этих варваров, перебравшись па пятый уровень. Тут он очутился в уже знакомом месте, под темными нависшими сводами, перед внушительным, плотно закрытым сундуком из розового дуба; все это виднелось на левом экране, а на правом маячила крышка сундука в увеличенном изображении и требование ввести пароль.

В этот момент Кадиани остановился, чтобы поразмыслнеь. Он знал, что пароль не является комбинацией цифр - это проверяли многократно при помощи дешифраторов, перебиравших числа с огромной скоростью. Не был пароль и каким-то словом на одном из эйпонских или риканских языков; эту гипотезу точно не доказали, но за последние десятилетия, с тех пор, как в Сплетении появились словари и программы перевода, подобрать нужное слово не составляло труда. Несомненно, конструктор модуля, включенного в игры с поиском сокровищ, такой вариант предусмотрел и выбрал нечто более надежное - фразу или даже более обширный текст. Это тоже проверялось, как любителями игр, так и профессионалами; в основном, подставляли притчи из Пятикнижия и других старинных текстов, но безуспешно. Попытки взломать модуль-ядро, чтобы извлечь оттуда код, также ничего не дали - модуль при этом самоуничтожался. Видно, с умом его делали!

Подобные игры были известны как Завещание Кайна Джакарры. По не очень точным данным этот Кайн являлся потомком Джена Джакарры, исторической личности, сыгравшей важную роль в период россайнских войн за независимость. В те годы, полтора столетия назад, Джен, владевший огромным богатством, будто бы финансировал отряды наемников, что оказали помощь росковитам, и даже построил мощный флот, который, заняв Кейтаб и пролив Теель-Кусам близ Лимучати, смог преградить броненосцам аситов дорогу к одиссарским и арсоланским берегам. К великому сожалению историков, эти подвиги Джена Джакарры не имели документального подтверждения, так как был он человеком скрытным и никаких письменных свидетельств не оставил. Но хоть не виден мешок с серебром, а звон все равно слышен - просочились сведения, что его гигантским состоянием, перешедшим в урочный срок к сыну, а затем - к внуку, управляли Банкирские Дома в Бритайе, Одиссаре, Норелге и самый крупный из них ханайский «Великий Арсолан». Но была ли ситуация такой же во времена Кайна Джакарры, полвека назад? И верно ли, что Кайн - потомок Джена? Если кто и знал об этом, так только старый Катри Джума да его сыновья-наследники. Но старый Джума не человек, а кремень, и Никлес такой же - эти тайн своих не выдадут. Правда, есть еще младший сын, но нот с памятью у него плоховато...

Бродила среди знающих людей легенда, что на закате дней Кайн Джакарра что-то сотворил со своим богатством, то ли вывел его из-под Банкирских Домов, то ли продал свои рудники п верфи, заводы, земли и прочее имущество, а выручку припрятал, обратив ее в ценные камни и металлы. Проблем в таком случае не намечалось - пусть лежат себе сокровища тысячу лет, пока не наткнется на них какой-нибудь удачник. Но подругой версии Кайн ничего не прятал, а вложился в промыслы из числа самых доходных, оставив своим преемникам некий секретный документ, гарантию права владения. Ни сыновей, ни дочерей у него не имелось, зато причуд хватало, но он вполне мог сыграть в игру: кто первым найдет, тот и наследник. Так что месторождения сайбернита в Бихаре, или лизирские алмазные копи, или другие столь же важные источники сырья могли в одни из дней сменить хозяев. Нанимателей Логра Кадиани это весьма беспокоило - настолько, что к делу привлекли лучших экспертов. Проблему полагалось решить раз п навсегда.

Сейчас, привычно поглаживая бородку, Кадиани размышлял о том, что удастся выжать из Джумина Поло. За годы знакомств, можно сказать, даже дружбы, тот никогда не номинал о семейных секретах - может, его не посвятили в эти тайны, или он забыл все столь же основательно, как забывает прибрежный утес лизнувшую его волну. Но и с утесами бывают перемены - что уж говорить о людях! Наблюдение за ним не тяготило Кадиани, как и жизнь на краю земли. Джумин оказался приятным человеком, а Южный Куат - очаровательным городком, сулившим кое-какие радости, и не только в «Пестром керравао»; посещали Куат красивые женщины, к которым Логр Кадиани, как истый аталиец, был неравнодушен. И компания здесь сложилась подходящая, как раз такая, где он не выделялся, ибо каждый в сайре «Теокалли» имел свой пунктик, не очень понятный обычным людям, а уж сениамитам - тем более. Здесь Кадиани, большой любитель всяческих загадок, мог заниматься не только порученным делом, но и следить за трудами Джумина, Рикара Аранны и остальных. Это, да еще женщины, хороший стол и умные беседы делали жизнь исполненной смысла. За такие удовольствия ему еще и платили - причем очень неплохо.

Уставившись на крышку сундука, Кадиани взвешивал шансы разгадать секрет. С одной стороны, наниматели его не торопили, и это было хорошо; с другой, за четыре года Джумин не произнес ничего полезного. Он не казался угрюмым и замкнутым, совсем наоборот, и не скрывал своей беды и своего происхождения - видно считал, что Куат слишком далек от Ханая, чтобы делать из этого тайну. Он был терпелив и расположен к людям - Кадиани не помнил случая, чтобы Джумин кого-то унизил или сказал резкое слово. Он, несомненно, был человеком образованным - амнезия, лишив его памяти, не затронула ума и обширных познаний. Наконец, он был щедр - оплачивал застолья в «Керравао», морские прогулки, вылазки к Проливу и другие развлечения санры. Последнему, впрочем, не приходилось удивляться - Кадиани знал, какие суммы переводят Джумину из Ханая. При желании он мог бы построить в Куате дворец, завести десяток любовниц и жить как сагамор! Однако богатством семьи не чванился и вел себя достойно. Словом, Джумин внушал Кадиани симпатию.

Но не только ее, еще и любопытство. Не так уж важно, что он сказал и чего не говорил - птицу видно по полету! - вертелось в голове у Кадиани. И птица та - не из Ханая! Память может покинуть человека, и словами он не расскажет о прошлом, однако прошлое не умерло, оно живет. Пусть бессилен разум, но память тела сохранилась, и жесты, мимика, осанка красноречивее слов; их безмолвный язык понятен для опытного наблюдателя. Кадиани же умел не только смотреть, но видеть, а из увиденного - делать выводы. И казалось ему, что к ханайским банкирам Джумин относится не более, чем сокол к попугаям.

В нем ощущались благородство и внутренняя сила. Его движения выдавали склонность к жизни переменчивой и бурной, так не похожей на тихое куатское существование; то были движения воина, а не купца - было заметно, что ему привычнее держать оружие, чем пересчитывать деньги. Ему с охотой подчинялись, ждали его похвалы или заключительного слова; похоже, Джумину это казалось естественным, а значит, он обладал некогда властью. Временами он делал странные жесты, и Кадиани, приглядевшись, узнал полузабытый язык киншу, бытовавший в Эйпонне много столетий назад. Это получалось у пего непроизвольно, будто бы руки и тело Джумина помнили, как выразить радость, сожаление или печаль, какую позу принять, говоря о богах или умерших, каким движением утихомирить спорящих. Выходит, когда-то он в совершенстве владел киншу! Поразительное умение для человека столь молодого!

А его лицо... Не очень-то он походил на аталийца. да и на любого мужчину Риканны! В прошлом те, кто вел происхождение от эйпонских предков, были безусыми и безбородыми, но теперь этот признак встречался лишь в недавних браках. Сомнительно, чтобы Катри Джума прижил дитя от арсоланки или одиссарки... Он вдовел много лет и, разумеется, были у него любовницы, но не из Эйнонны. Сведения вполне достоверные, собранные Кадиани в Ханае, еще до того, он отправился в Куат... Собственно, даже проныры из ханайских Листов Новостей не знали, что у Катри есть сын помимо Никлеса... Так что о происхождении Джумина можно было строить любые, самые смелые догадки - даже такие, ап коих Логр Кадиани ощущал озноб и слабость в коленях.

Однажды он поделился своей гипотезой с нанимателем, но услышал в ответ те же слова, что были сказаны недавно: нам безразлично, кто он такой, мы хотим выяснить, что он знает. Видимо, лизирский лорд не сознавал, что происхождение Джумина Поло - тайна более глубокая, чем Завещание Джакарры, и ключ к ним обеим хранится в одном и том же ящике. И Безымянные Звезды ему не интересны - хотя, если разобраться, эго бесспорно открытие века... возможно, всех веков земной истории...

Эти богачи бывают такими ограниченными, со вздохом решил Кадиани и выключил мелг. Погасли огни на игровой приставке, исчезли пещера и сундук, экраны подернулись серебристой мглой.

- Быть первыми в миг его прозрения, в день, когда сосуд опорожнится... - тихо произнес Кадиани. - Так он сказал! И не ответил на вопрос: что будет с сосудом?

Похоже, ничего хорошего, подумалось ему. Кто нуждается в пустых сосудах?..

Его охватили усталость и ощущение вины.

Старик умирал. Опухоль в горле душила его, он едва мог говорить, но хриплая невнятная речь была понятна Никлесу - за последние месяцы он привык слушать слабый голос отца и домысливать несказанное. Даже смертельно больным Катри Джума не выпускал из рук кормила на своем корабле и правил Банкирским Домом с прежней твердостью. Его указания касались многих незавершенных дел, сомнительных вложений, тяжб и имущественных споров, но больше всего он говорил о будущем. Он верил в прогресс и полагал, что в самые ближайшие десятилетия люди достигнут Внешнего Одисса и других Внешних и Внутренних Миров, а на Луне, в уже разведанном районе, заложат город - а там недалеко до горных разработок. Тем более, что машины Ута делались все совершеннее и могли не только дробить с тупым усердием породу, но также определяли профиль рудных жил, выбирая без вмешательства человека самые перспективные участки. Несомненно, говорил Катри, в грядущем их применят на астероидах, на заводах по переработке сырья, а продукция будет доставляться в обитаемые миры на ракетах-грузовозах. Это означало, что в отдаленной перспективе не стоит вкладывать средства в земную промышленность, кроме определенных отраслей - ракетостроения, транспорта, производства мелгов и комплексов, поддерживающих жизнь

ми других планетах солнечной системы. И Катри Джума, ворочая непослушным языком, бормотал снова и снова: «Делай с I лику на Очаг Великой Пустоты! Будущее - там! Там, Никлес!» Он тянул руку к окну пропахшей лекарствами комнаты, за которым открывалось небо.

Сегодня Катри видел небо в последний раз - темные небеса Хапая с яркими летними звездами. Жить ему оставалось недолго. Дочь, сын и супруга Никлеса уже простились со стариком и сидели вместе с лекарями в кабинете, смежном с опочивальней. В коридорах и зале приемов толпились служащие Дома с печальными лицами - хозяином Катри был строгим, но справедливым и щедрым, и своих в обиду не давал. Вокруг дворца стояла охрана, сотня сеннамптов и бритунцев, не подпускавших к решеткам, ограждавшим парк, досужую публику. Л ее, несмотря на ночное время, было преизрядно - шустрые молодцы из Листов и мелг-новостей, хроникеры со своими камерами, ханайская знать и простые обыватели. Не каждый день умирает один из невенчанных владык, столп Атали и мира, родич Протектора!.. Люди глядели на мачту с пампой, подсвеченной прожекторами: пока она наверху, Катри Джума жив. Но, по слухам, висеть ей там недолго...

- Бальзам, - прохрипел старик, - дай мне бальзам... я должен сказать...

- Не тревожься, отец, ты уже все сказал, а я - запомнил, - произнес Никлес, приблизив к его губам чашку с экстрактом коки. Прежде лекарств было много, теперь осталось одно, утолявшее боль. Знак полной безнадежности... Катри глотал с трудом, хрипел: «Не все... не все...» - и показывал рукой: наклонись, сын... ближе... ближе...

- Ты должен... должен все ему объяснить, - с внезапной силой произнес старик. - Понимаешь, все! Что мы знаем, пусть будет и ему известно!

- Есть ли в том необходимость? - с сомнением молвил Никлес. - Он счастлив в своем далеке... Стоит ли смущать его покой?

- Ты ему скажешь... такова моя воля... я обещал... скажешь!

- Обещал кому?

- Твоему деду. Это... наш... долг... - Катри с трудом выталкивал слова - каждое словно неподъемный камень. - И еще... еще предупреди... пусть будет осторожен... Пусть ищет себя... пусть ищет, познает: им интересуются. Разные люди...

Это было новостью для Никлеса. Склонившись к отцу, он спросил:

- Интересуются? Кто?

- Приходила женщина... очень красивая... по виду арсоланка... Еще был мужчина... и другие, другие... Кому-то он нужен, Никлес... Пусть не думает, что мы отказали ему в... в гостеприимстве... что сослали на край света... Только ради его безопасности...

- Я понял, отец. Я его не брошу. Буду помогать.

- Это... все... Живи, сынок... А я... я уже вижу мост из радуги...

Старик замолчал, и теперь из его горла вырывалось только тяжелое дыхание. Никлес сидел у его ложа, вспоминая смерть матери. Это случилось давно, он был еще мальчишкой и мог предаваться горю без помех. Сейчас ситуация другая. Горе... да, конечно, горе... но теперь на нем ответственность. Долг! Три столетия строилось могущество рода Джума... такое нельзя растерять... он в ответе перед предками...

Дыхание отца становилось все реже и слабее. Катри лежал с закрытыми глазами и, должно быть, в самом деле видел мост из радуги и лунных лучей, ведущий в чертоги богов. При жизни он не был религиозен, но смерть - особый случай, смерть требует почтения к богам, даже если раньше ты отказывал им в существовании. Но вдруг они и в самом деле есть? Светлый Арсолан, грозный Коатль, потрясатель тверди Тайонел, хитроумный Одисс, великий странник Сеннам и провидец Мейтасса, владыка времени... Шестеро древних богов Эйпонны, которым нынче поклоняется весь мир... Если бы их не было, подумал Никлес, стоило бы их изобрести. Их заслуга огромна - они вытеснили жутких демонов, тех, кому поклонялись в Риканне, Азайе и Лизире. Конечно, не без помощи людей, но 'поди те помнили: жестокий отправится в Чак Мооль по горячим углям. Воевали, да... много воевали... за земли, власть, богатства, но не за идеи... Сказано в Пятикнижии: за идеи воюют юлько глупцы.

Так размышлял Никлес, провожая отца в Великую Пустоту, п хоть терзала его тоска, он знал, что должен покорствовать неизбежному. Лишь боги живут вечно! Но это, скорее всего, придумано людьми. Люди страшатся смерти и нуждаются в утешении.

Дыхание Катри Джумы пресеклось. Никлес познал целителей, и когда те, осмотрев старика, печально развели руками, приблизился к окну.

Увидев его лицо, два телохранителя-бритунца сделали жест сожаления. Потом направились к мачте. Вампа медленно поползла вниз.