Цена светлой крови

Глава 11

Небесные Горы, хоган «Снежный лепесток».

Снега было выше головы. Потоки воздуха от винтов подняли целую бурю, но справились лишь с недавними снегами; те, что легли двадцать, тридцать, сорок лет назад, чуть просели под тяжестью машины, но не одна снежника не взлетела вверх. Убедившись, что винтокрыл стоит надежно и не провалится, Дженнак выключил двигатель и полез из кабины. Вслед за ним Кадиани тоже спрыгнул на плотную поверхность наста. Они очутились в снежной ямине, высокие края которой сужали обзор: небо и горы видны, а дом не разглядишь, только крышу, башенку и покосившуюся антенну. Их тоже засыпал снег.

Кадиани наклонился, пощупал снежный покров под ногами и сказал;

- Лопатой тут не обойтись, тар Джумин. Если копать до скального основания, нужен лом. И потяжелее!

- Такие раскопки ни к чему, - ответил Дженнак. - Мы пробьем траншею до края площадки, расчистим снег у дома и сбросим тот, что лежит на крыше. Главное - освободить двери.

Помнится мне, что порог примерно на уровне наших коленей... Будем копать на эту глубину, а там посмотрим.

- Где лопата? - с деловитым видом осведомился Логр.

- Ты ведь просил наказания, а не смерти с лопатой в руках, - с улыбкой промолвил Дженнак. - Это очень древний инетрумент, и пока ты будешь им орудовать, кончится осень и начнется зима. Я прихватил кое-что посерьезнее.

Распахнулся люк грузового отсека, и на снег, погромыхивая и лязгая гусеницами, выполз приземистый агрегат. То была машина Ута, примитивный механизм, какие применяли при горных и земляных работах, когда приходилось бить шурфы и копать ямы.

Дженнак вручил Кадиани контрольный пульт.

- Трудись, прокладывай траншею! И следи, чтобы наш помощник не свалился с обрыва. Мозгов у него немного.

Затем, достав тепловой излучатель, ои принялся резать твердый наст. Машина сгребала снег и лед и, под присмотром Кадиани, сбрасывала в пропасть. Так они трудились до самых сумерек, добравшись сначала до дверей хогана, а потом - до края карниза, за которым склон почти отвесно падал вниз. Работа была нелегкой, дышалось в разреженном воздухе тяжело, и им пришлось натянуть кислородные маски.

С наступлением темноты они, наконец, очутились в доме, под защитой прочных стен. Дженнак запустил генератор, Кадиани принес из подвала дров и растопил камин; вспыхнули эммелитовые лампы, заплясало оранжевое пламя, и хоган ожил, наполнившись светом и теплом. Уставшие, по довольные, они посидели у огня, прикончили флягу красного аталийского и отправились спать.

Сон Дженнака в эту ночь оказался беспокойным; привиделось ему, будто, запустив в Сплетение программу, он покинул хоган и стал спускаться по тропе в ущелье, зиявшее внизу. Он был в теплой одежде, а в мешке за спиной лежали Святые Книги, нож, лучемет и небольшой запас еды. Но куда он шел? И зачем? Ответа не было. Тьма затопила разум Дженнака, и это едва ли ни радовало его; под натиском тьмы исчезло отчаяние, и он уже не помнил ни горя своего, ни прожитых им лет, пи облика Айчени, пн даже собственного имени. Он шел и шел, пробирался ущельями, брел среди скалистых вершин, пил воду горных речек, спал на камнях и не ведал, сколько раз солнце всходило над ним и опускалось за безмолвными горами. То была одна из дорог в Чак Мооль - без раскаленных углей, без трясин с ядовитыми гадами, без клыкастых кайманов, но столь же долгая и мучительная, как те, что предназначены грешникам. Сорок лет назад Дженнак преодолел ее, прошагал от хогана, затерянного в горах, до знойных долин Джайны, и теперь, во сне, эта дорога страданий снова явилась ему. Путь казался бесконечным, н не было в нем места надежде; знал Дженнак, что в конце его ждут годы забвения, поглотившие намять, что забудет он о Чени и других своих любимых, об отце и братьях, о сыновьях и о людях, что были ему верными друзьями.

Но сон завершился счастливо; когда увидел он темно-зеленый ковер хинганских лесов и ощутил на коже солнечное тепло, вышла ему навстречу женщина в одеждах из паутинного шелка, с лицом, подобным луне. Черты ее будто текли и менялись - то была она Вианной, то Заренкой, то Айчени, но в каждом своем воплощении глядела она па Дженнака с любовью. И он вздохнул во сне, улыбнулся и понял, что путь его действительно закончен.

Утром он был бодр и свеж. Убрав снег около дома, они с Кадиани полезли на крышу, очистили ее и занялись антенной. Возились долго, но все же шток удалось укрепить с помощью новых растяжек, а чашу повернуть к небесам. После вечерней трапезы Дженнак поднялся в башенку, в свой кабинет, где стояли мелгп, то устройство, па котором он работал сорок лет назад, и запасной прибор. За прошедшее время число спутников связи утроилось, и над Небесными Горами сейчас висели две обитаемые станции и не меньше десятка ретранеляторов, принадлежавших Бихаре, ОТА. Арсолане и Очагу Великой Пустоты. Выбрав арсрланекий спутник, он связался с Ханаем, где в доме брата Никлеса гостила Айчени. Изображение было крохотным, не цветным, но голос ее слышался ясно.

- Мы трудились два дня и откопали наш хоган. Теперь в нем тепло и светло, - сказал Дженнак. - А рассветы и вечерние зори здесь по-прежнему великолепны.

- Хочешь, чтобы я прилетела?

- Нет, чакчан. Я тоже тут не задержусь. Последнее дело, завещанное Кайном Джакаррой... Сегодня с ним будет покончено.

- Нет причин торопиться, - сказала Айчени и, подумав, добавила: - Однако медлить тоже нет причин.

- Ты мне снилась, - признался Дженнак. - Будто я перебрался через горы и спускаюсь к Джайне, а ты стоишь и ждешь меня. Стоишь у дороги, закутавшись в прозрачный шелк, и лицо у тебя сияет, как полная луна ясной иочыо.

Чени рассмеялась.

- Мое лицо не такое круглое и бледное, и я не брожу по дорогам в прозрачных шелках. Постарайся, чтобы в эту ночь я была в благопристойном виде.

- В эту ночь я буду трудиться, а потом полечу к тебе, - ответил Дженнак и распрощался.

Убедившись, что мелг работает и антенна в порядке, он позвал Кадиани. Тот поднялся в башенку и с удивлением уставился на два громоздких эммелога, похожих на металлические тумбы; их экраны были величиной с ладонь, на панелях мигало множество лампочек, а микрофон и клавиатурный блок, тоже в металлической раме, располагались на отдельном столике.

- Во имя богов, тар Джумин! Это что такое?

- Мелг - такой, каким он был лет за пять до твоего рождения. С тех пор конструкторы неплохо потрудились. Жизнь не стоит на месте, Логр. Садись!

Кадиани осторожно опустился на табурет.

- Доволен ли ты наказанием? - поинтересовался Дженнак.

- Все тело у меня болит, и даже с закрытыми глазами я вижу снег, снег и только снег, мой милостивый тар. В Ледяных Землях тоже много снега, но там мы не раскапывали его, а ездили в санях. Это не столь утомительно.

- У кентиога, - сказал Дженнак, - а это одно из племен, что стало потом частью одиссарского народа, был обычай. Старший, поучая младшего, хлестал его по щекам, чтобы поучения крепче запомнились. Чтобы младший в жизни своей не наделал ошибок. Чтобы шел прямыми путями и не рядился в перья попугая. Чтобы дорожил своим достоинством и не посягал на честь и свободу других людей.

Логр Кадиани склонил голову и тихо произнес:

- Я понял, тар Джумин, мой великодушный друг... Боги говорят с неразумным устами вождя, отца и старшего брата... Пренебрегающий их поучением умрет молодым.

- Ты доживешь до глубокой старости, и вскоре найдется женщина, что скажет тебе слова любви, будет беречь твой сон и подарит тебе двух сыновей, - вымолвил Дженнак, погрузившись на долю вздоха в мир видений. - Ты прощен, Логр. А теперь...

Он прикоснулся к клавишам, но на крохотном экране не возникло занимательных картинок, ни марширующих воинов, ни боевых кораблей, ни пещер, ни сундуков, только слова на одис- сарском, требование ввести пароль.

- Можно мне? - возбужденно шепнул Кадиани. - Ты позволишь?

- Разумеется. Если нужные слова тебе запомнились.

- Я не забуду их даже на погребальном костре.

Пальцы Логра заплясали по клавиатуре.

КТО ШЕПНЕТ ТЕБЕ СЛОВА ЛЮБВИ... - Первая строка появилась на экране, и микрофон отозвался гулкой барабанной дробью.

- Код одиссарского владыки, - сказал Дженнак.

- Код? Какой код? - Кадиани поглядел на него с недоумением.

- Эти звуки. В старину важные вести в Эйпонне передавались барабанами. В каждой стране было несколько систем, сочетаний коротких и протяжных ударов. То, что мы слышали - код сагамора.

- И что он значит, тар Джумин?

- Принято. Стандартный знак того, что сообщение дошло до адресата. Помнишь, что дальше?

- Да, конечно.

КТО БУДЕТ СТЕРЕЧЬ ТВОЙ СОН... - Вторая строка пристроилась к первой, и снова зарокотал барабан.

КТО ИСЦЕЛИТ ТВОИ РАНЫ...

КТО УБЕРЕЖЕТ ОТ ПРЕДАТЕЛЬСТВА...

Барабанная дробь смолкла, исчезли слова, зов любви, что долетел из глубины столетий, экран подернулся серым пеплом. Но огоньки на контрольной продолжали мерцать.

- Что он делает? - прошептал Кадпани, глядя на мелг с таким благоговением, словно тот вдруг превратился в золотую статую светлого Арсолана.

- Устанавливает связь через Сплетение и спутники-ретрансляторы, - пояснил Дженнак.

- С кем? Или с чем?

- Ну, например, с алмазными приисками Лизира. Еще с бихарским комплексом «Горячие пески», где добывают никель, медь и сайбернит, и с другими такими же шахтами в Сайберне, на Айрале и Дальнем материке, С заводами по выплавке чугуна и стали в Северной Федерации и с их оружейными мастерскими. С заводами Норелга, Асатла и ОТА, где тоже делают сталь и другие сплавы. Со многими энергостанциями на всех материках, с химическими комбинатами и всемирной транепортной сетью... - Помолчав, Дженнак добавил: - С темн производствами, где трудятся машины Ута. Я могу их остановить, Логр. Не все, конечно, так как мне не нужны аварии на транспорте и города без света и тепла.

- Значит, нет алмазов и рубинов, жемчугов и изумрудов, серебра и золота, - сказал Кадиани без особого сожаления. - Нет сказочных сокровищ, а есть нечто реальное - прииски, шахты, фабрики, заводы... И ты, тар Джумин...

- Я ими владею. Тот, кто считается хозяином - на самом деле арендатор или младший компаньон, есть и совладельцы из числа работников. Их многие тысячи, и не всем известно, что кому принадлежит. Хотя иные подозревают... к примеру, Кирид О’Таха... Я отыскал алмазные россыпи в Лизире, начал разрабатывать их, а затем передал его предку - само собой, на определенных условиях. Так же было и с сайбернитовыми копями в Бихаре, которые род Илеми считает своим достоянием. Первая шахта была заложена сто сорок лет назад, когда о сайберните бихара знали столько же, сколько о разведении роз...

Кадиани сделал жест почтения.

- Воистину ты повелитель мира, тар Джумин! Ибо миром нынче правит не сила оружия и даже не золото, а то, что принесла нам человеческая мысль за два последних века. Не драгоценные камни, но камень знания... На нем стоят заводы и шахты, которыми ты владеешь.

- Верно, - согласился Дженнак. - Но именно поэтому мир не нуждается в повелителе. Больше того, в эпоху знания такой человек очень опасен. Он может натравить один народ на другой и развязать кровопролитную войну. У него могут родиться жестокие и глупые идеи, которые он станет навязывать подданным. Он способен убить миллионы и обездолить десятки миллионов. Он в силах изобрести страшную религию, объявить себя непогрешимым вождем, пойти наперекор прогрессу... Как знать, что взбредет ему в голову!

- И тебе...

- Мне взбрело остановить машины Ута. Ненадолго и в безопасных местах, но по всему миру, в каждой стране, от Тайонела до Дальнего материка. Затем я кое-что скажу и очень надеюсь, мои слова выслушают со вниманием.

- Мир, получив оплеуху, лучше запомнит урок... - задумчиво пробормотал Логр. - Вот в чем смысл притчи о кентиога, рассказанной тобой! А я-то думал, что эта история относится лишь ко мне!

- К тебе тоже, - произнес Дженнак, - к тебе тоже.

Резко и коротко прогрохотали барабаны. В небольшой комнате звук казался особенно мощным.

- Тоже какой-то старинный сигнал? - спросил Кадиани.

- Да. Его подавали при передаче сообщений, и он означает «готов принимать». В нашем случае это знак, что связь установлена и мелг ожидает дальнейшей команды. Чтобы отдать ее, мне надо свериться со списком. В нем те производства, где стоят машины Ута.

По экрану поползла темная вязь символов и цифр. Нажимая клавишу, Дженнак вычеркивал энергостанции, морские и воздушные порты, спутники навигации и связи, все, где отключение могло обернуться катастрофой. Но список оставшегося был длинным. Почти бесконечным, как мнилось Кадиани.

- Объясни мне одну вещь, - сказал он наконец. - Сейчас ведь повсюду используют другие машины Ута, не те, что в прошлом, а более мощные и совершенные. Старая техника давно списана в утиль... В чем же твоя власть над этими новыми устройствами? Подчинятся ли они твоим приказам? Возможно, проигнорируют их?

- Нет. Всякая машина Ута, старая или новая, имеет блок аварийного отключения. Это сделано в целях безопасности - например, чтобы остановить неисправный механизм, - пояснил Дженнак, не отрываясь от клавиш. - Обычно машину выключают рубильником с контрольного щита или командой, переданной через Сплетение с ближайшего мелга. Тем же путем ее можно снова запустить, но я заблокирую эту операцию. Моя программа это умеет.

Он закончил работу со списком. Мелг был старый, а потому медленный; пришлось подождать десятую долю кольца, пока он переварит исходные данные. Когда этот процесс завершился, зарокотал барабан и на экране возникло:

ОТКЛЮЧИТЬ УКАЗАННЫЕ ОБЪЕКТЫ?

ДА, - напечатал Дженнак.

ПОСТОЯННО ИЛИ ВРЕМЕННО?

ВРЕМЕННО.

ВРЕМЯ?

ТРИ КОЛЬЦА.

ВЫПОЛНЯЮ, - сообщила машина.

- Пощечина миру... очень основательная оплеуха... - прошептал Кадиани, пощипывая бородку. - Что будем делать, тар?

Дженнак пожал плечами.

- Ждать. Я, наверное, вздремну... Не буди меня, Логр, в нужное время я проснусь.

Он закрыл глаза и погрузился в гране, самый глубокий, какого мог достигнуть, вызывая свои видения. Безымянные Звезды откликнулись сразу, будто стосковались но общению; теперь у Дженнака были сотни всевидящих глаз, проникающих сквозь ночную тьму и тучи, сквозь стены заводских корпусов и земную поверхность, сквозь бетон и броню, защищавшие реакторы обогащения сайбернита. Он видел, как прекратили вращаться буры в глубоких шахтах, замерли ковши и стрелы экскаваторов, остановились вагонетки с рудой, иссякли реки земляного масла в трубопроводах, погасли лучи режущих породу агрегатов. В Л из пре алмазы добывались открытым способом, и в гигантских карьерах, не видевших живого человека месяцами, царила суета: вниз, но лестницам и на лифтах, спускались техники и люди в богатых одеждах - вероятно, советники и управляющие О’Тахи. В Сайберне, в горах Айрала и в Бихаре была ночь, и там важные лица только проснулись и слушали сейчас доклады подчиненных, кто с недовернем, кто с нарастающей тревогой. Остывали печи сталелитейных заводов, не вращались валки прокатных станов, транепортеры не подавали руду, не изливался в чаны расплавленный металл, погасли огни на контрольных панелях... В Норелге наступило утро, и там сотни работников искали неисправности, копаясь в щитах управления и программных блоках замерших машин. В Атали, Эллине, Ибере и Британе, где доля тяжелой промышленности была невелика, встали серебряные рудники, угольные копи, химические комбинаты, конеервные и ткацкие фабрики, а на островах, где занимались виноделием - давильные прессы. Только в Нефати царило спокойствие - там тоже делали вино, вялили финики, инжир и виноград, но в мелких мастерских почти не применялись сложные машины.

В Верхней и Нижней Эйнонне день был и разгаре, а потому отреагировали в тех краях с похвальной быстротой: через половину кольца воинетвенный Асатл объявил о готовности отразить агрессию, откуда бы она ни исходила; горные разработки Арсоланы, во избежание несчастья, были обесточены, затем из шахт эвакуировали персонал; в Юкате народ ринулся в святилища, к статуям богов, а в городах Геннама, Одиссара и Перешейка - на улицы и площади. У огромных экранов толпились встревоженные люди, слушали сообщения мелг-новостсй, смотрели кадры хроники: заводские линии, замершие в неподвижности, покинутые рудники и шахты, попытки умельцев оживить уснувшие машины, длинный ряд вагонов под погрузкой - пустых, как дом без хозяина.

В Тайонеле началась тихая паника. Народ мог недоумевать и удивляться, верить или не верить слухам о бунте машин либо инопланетном нашествии, но в верхах точно знали, что случилось и по какой причине. Совет Федерации собрался с такой поспешностью, словно войска Асатла или Одиссара перешли границу, взяли порубежные форты и двигались теперь победным маршем прямо к озеру Тайон. У ворот предприятий встали патрули, здание Совета было оцеплено войсками, оружейные заводы и энергостанции огородились шеренгами бронемашин, порты не принимали ни морских, но воздушных судов, и над ними повисли боевые винтокрылы. В течение одного кольца Тайонел превратился в крепость, осажденную мстительным врагом, и замершую в ожидании удара - во всяком случае, так полагали власти и армия. Но удар был уже нанесен.

Знает волк, какого оленя за ноги хватал, подумалось Дженнаку, следившему за тайонельской суетой. Думали славно поохотиться, а олень вдруг обернулся ягуаром! И боятся теперь, как бы не сжались на глотке клыки...

Покинув Тайонел, он перепрыгнул в Южный Куат. Там было спокойно - за дынями и бычками присматривали люди, и ни одной машины Ута в Куате не водилось. Город казался столь далеким от треволнений мира, будто стоял на Внешнем Одиссе; там наступило время дневной трапезы, в кабачках стучали кружки п поднимались над жаровнями дымки, бегали с подносами служители, а хозяева встречали гостей у порога, касаясь, по сеннамитскому обычаю, плеча или груди. В «Пестром керравао» все столики были заняты, и, поглядев на них и на старого Грзу, Дженнак ощутил вкус жаркого, что подавалось непременно с пивом мастера Чези Хе из Больших Башен.

Вздохнув, он нацелил глаза Безымянных Звезд на стартовый комплекс Нево Ах-Хишари, покинутый несколько дней назад в большой спешке - брат Никлес беспокоился и просил скорее улететь в Ханай. Так Дженнак и сделал, не успев осмотреть город под семью куполами, подземные ракетные ангары и сами ракеты - те, что готовили для экспедиции на Одисс. Теперь он видел их - два больших орбитальных корабля и три малых, предназначенных для высадки на планету. Их извлекли из подземных убежищ, и сейчас стальные цилиндры, окруженные лесом решетчатых ферм, целились острыми носами в небо. Вокруг кораблей деловито сновал народ, люди тянули шланги и кабели, тащили приборы; вращались стрелы кранов, загружая в трюмы бесконечную череду ящиков, тюков, баллонов, а над одним из больших кораблей парил винтокрыл - должно быть, проверяли состояние обшивки.

Ни суеты, ни паники, отметил Дженнак. Возможно, в Очаге Великой Пустоты догадывались о грядущих событиях и понимали их смысл лучше, чем в Тайонеле и Лизире, а потому не испытывали беспокойства. Изведавшим бесконечность небес чужды земные тревоги.

Большая ракета приблизилась, повинуясь воле Дженнака, и он увидел название корабля - золотые буквы на универсальном арсоланском были выбиты в металле над пилотской кабиной. «Од’тофал кон’та го»... «Тофал»! Сердце Дженнака гулко стукнуло. «Од’тофал кон’та го», что означает: «Алая рыба, летящая над волнами»... Так назывался сто корабль, его и гидама О’Спады, судно, на котором они отправились в Риканну и Лизир... Почти пять веков прошло с той норы, и теперь «Тофал», новый «Тофал», готовился преодолеть бескрайние пространетва, что отделяли мир людей от Внешнего Одисса.

Уже догадываясь, что увидит, Дженнак осмотрел другие корабли. Конечно, больший из них назывался «Сиримом», а остальные шли под именами «Арсолана», «Кейтаб» и «Одиссар». Он смотрел па них, на сверкающие корпуса ракет, на раструбы дюз, в которых скоро вспыхнет яростное пламя, на острые лезвия крыльев, на распахнутые люки - смотрел на них, но под сомкнутыми веками плыли видения прошлого.

Пять кораблей, как пять птиц, прилетевших из-за моря... «Тофал» и «Сирим» под синими парусами, златопарусная «Арсолана», осененный пурпуром «Одпссар» и «Кейтаб»-, чьи паруса оттенка майясского камня сливались с небом... Могли он забыть о них! Это было так же невозможно, как вычеркнуть из памяти Вианну, наставника Грхаба, отца, брата Джиллора... Он заберет их с собой - в тот мир, куда унесут его ветры времен и пространетв, дующие из Великой Пустоты. В мир, который станет для него и Чени новой родиной.

Дженнак очнулся и открыл глаза. Кадиани дремал, навалившись на край столика, на экране светился счетчик времени, и негромко тикал микрофон, отсчитывая вздохи. Истекало третье кольцо из назначенного срока, и мир, конечно, был уже оповещен, что машины встали не в одной стране, а значит, нет в том злого умысла какой-либо державы. Понятно было и другое: если покорствуют машины Ута чьим-то повелениям, то господин их не мстит ни Тайонелу, ни Лизиру, а только хочет показать, куда и как дотянется его рука. Возможно, намекает, что богатства Кайна Джакарры стали теперь его достоянием; возможно, собрался явить свою власть, напомнить, кто в мире хозяин, и устрашить непокорных; возможно, желает привлечь внимание, чтобы поведать людям некую весть. Любой из этих вариантов устраивал Дженнака, и радовался он, что не случилось самого страшного и опасного, не началась общепланетная война, в которой нет ни правых, ни виновных. Пройдя испытание, мир устоял. Грохнули барабаны, и Кадиани проснулся.

- С этим все, - сказал Дженнак, кивая на экран. - Машины работают снова - хвала нефатцу Уту, который их изобрел! И знаешь, Логр, что самое приятное? Самое вдохновляющее в этой истории?

- Что, тар Джумин?

- Никто не стал стрелять в соседей. Ни тайонельцы, ни бихара, ни аситы. Даже они проявили сдержанность, хотя наверняка перепугались. - Придвинув к себе микрофон, Дженнак набрал новую команду и пояснил Кадиани: - Теперь подключимся к мелг-новостям. Пришла пора пообщаться с миром и развеять его тревоги.

Он сидел в задумчивости, пока отправленный сигнал мчался вокруг земного сфероида, летел от одного спутника связи к другому, заставляя вибрировать антенны, спускаясь с заатмосферных высот к плывущим в море кораблям, к воздушным лайнерам, к тысячам тысяч больших и малых городов, к портам и военным базам, к людям власти и к тем, кто, не обладая ею, населял планету, жил и трудился во множестве мест, от Южных Льдов до Северных, от Арсоланы и Асатла до Дальнего материка и островов в Океане Заката. Что хотел он им поведать? Простую, в сущности, истину: делай другому то, чего желал бы для себя. Дженнак не сомневался, что об этом говорили до него во множестве миров, плывущих в океане Вселенной, и повторят еще не раз - пророки и мудрые вожди, учителя и наставники, гении п обычные люди. То же было сказано в книгах Чилам Баль, так как боги лучше других понимали, что за добро платят добром, а зло вызывает ответную злобу. И все же Дженнак хотел напомнить об этом - ведь люди гак легковерны, так забывчивы! И есть такие среди них, что путают простое с примитивным, выбирая сложное, но бесплодное.

Склонившись к микрофону, он произнес:

- Я, Дженнак, сын Джеданны, Великий Сахем, увенчанный белыми перьями, говорю: пусть боги не оставят вас своими милостями! Они обещали людям целый мир, и каждый может прочитать об этом в пятой из Священных Книг. Обещание их исполнилось. Разве мы не владеем своей планетой и ее богатствами? Разве не открыли множество тайн, неведомых в дни пришествия богов? Разве не стремимся в Великую Пустоту, пожелав, чтобы мир наш стал шире и больше, а знание - полнее? Но сказано в пророчестве Пятой Скрижали: мир будет принадлежать людям, если они не погубят его. Я, светлорожденный Дженнак, проживший почти половину тысячелетия, говорю: будьте разумны и милосердны! Не поля войны место ваших подвигов, не в победе над ближним гордость, не в сокровищах и власти честь! Другие ныне времена, другая мера человеку: лишь творящий доброе может заслужить почет, лишь тот благороден, кто жил, не проливая крови и не отталкивая рук, протянутых к нему. Помните об этом!

Дженнак перевел дыхание. В этот миг подумалось ему, что Пятая Скрижать с пророчествами Мейтассы невелика, всего- то два листа, и мог бы бог-провидец сказать подробнее о тех опасностях, что угрожают людям, предупредить о возможных ошибках, оградить от бед и катастроф. Мог бы, но не сделал этого; должно быть, понимал: люди, познавшие тайну материи, достигшие луны, способные облететь планету за день и ночь, в лишних подробностях не нуждаются. Понятно им главное в сказанном: не погубите мир! Мог бы добавить Мейтасса только одно, сделавшись из бога человеком: не погубите мир, ибо свой мы уже погубили...

Но об этом знал - или догадывался - только Дженнак, сын Одисса и наследник Мейтассы. Мысль о погибшем мире, о беглецах, ставших богами в его Мироздании, была печальной и несвоевременной. Об этом он уже сказал; достаточное поучение для умных, и надо надеяться, что умные поймут его слова и обуздают глупцов.

Он повернулся к микрофону.

- Машины Ута снова работают. Теперь вы знаете, что может произойти, если в одних руках власти окажется слишком много - длинными, очень длинными будут те руки и дотянутся до всех! Хорошо еще, если без клинка и лучемета... Я, Дженнак, известный также под именами Джумина Поло, Кайна и Джена Джакарры, говорю: все, чем я владею, принадлежит отныне людям. Не отниму я ни чейни, ни куны, ни пяди земли, ни щепотки руды у тех, кто считал себя хозяином моих полей и шахт, моих мастерских и заводов, моих энергостанций, кораблей, торговых предприятий и прочего добра. Не отниму! Если позаботятся они, чтобы не стало в мире голодных и обездоленных, людей без крова и одежд, не ведающих начертанного слова и не способных прочесть Святые Книги. Вот дело для великих и богатых! И пусть знают они, что лишатся величия и богатства, не исполнив сказанного мной. Длинны их руки, но моя рука - самая длинная!

Дженнак замолчал и лишь теперь заметил, что Кадпани стоит на коленях, не смея на него взглянуть. Щеки его горели лихорадочным румянцем.

- Сахем... - пробормотал он, - Великий Сахсм...

- Для тебя - Джумин. Джумин Поло из Южного Куата. Поднимайся, Логр, и забудь о знаках почтения. Я сказал, что хотелось, но работа еще не закончена. Надо уничтожить оба мелга. Помоги мне!

Они вытащили тяжелые тумбы из дома и сбросили их с обрыва. Солнце уже взошло, и льдистые вершины гор сияли всеми цветами радуги, будто одетые в панцири из алмазов. Сполохи от солнечного диска окрашивали небосвод алым и розовым.

- Все, - сказал Дженнак, когда оба мелга, кувыркаясь и разваливаясь на части, полетели в пропасть. - Все, друг мой. Можем возвращаться.

- Не все, милостивый тар, - возразил Кадиаии. - Ты собирался дать мне поручение. Какое?

- Малоприятное, - молвил Дженнак, глядя, как гаснут краски утренней зари. - Я прошу тебя стать посредником между мной и одним человеком - не слишком почтенным и добрым, но очень старым. Не хочу, чтобы страх отравил его последние годы.

- Я готов. Кто этот человек?

- Суа Холодный Дождь, советник Тропы Мудрейших Тайонела. Он меня пленил, и по его приказу мне угрожали пытками и смертью. Но я не держу на него зла и не лелею мысль о мести. Скажи ему это. И еще скажи, что Арсолан его простил.

Воля твоя будет исполнена. Хочешь что-то передать Кириду О'Тахе, моему бывшему нанимателю?

Дженнак усмехнулся.

Этому напомни, что его предок мореход О’Таха был большим хитрецом, но достойным человеком. Иначе не видать бы ему алмазных россыпей как своих ушей.

Они повернулись и зашагали к винтокрылу.

Секретные переговоры обычно велись в подземном помещении тайонельского Совета, оборудованном средствами связи и надежной защитой от любопытных. Одну из стен здесь занимали экраны с изображением столь высокого качества, что лоджия в доме Кирида О’Тахи казалась естественным продолжением подземелья. В Лизире был день, в Тайонеле - ночь, но яркие светильники над головой Суа не позволяли уловить разницу. Тут и там - покойные кресла, обтянутые бычьей кожей, полы из драгоценного дерева и столики с напитками, какие должно вкушать знатным и богатым людям: одиссарское розовое в хрустальных флягах и медовые настойки Россайнела. Пожалуй, единетвенным диссонанеом являлась лишь зелень, увивавшая лоджию; лианы с глянцевитыми листьями и нежно-лиловыми цветами напоминали, что от сосновых лесов Тайоиела до тропиков Лизира путь не близкий. Кроме того, О’Таха был в легкой хламиде из китайского шелка, а Суа Холодный Дождь и Шишибойн Сухая Ветвь - в шерстяных одеждах, отороченных мехом полярной лисы.

Беседа длилась около кольца, и сейчас в ней произошла заминка. Уже были принесены взаимные сожаления из-за инцидентов, случившихся по ошибке или по недомыслию подчиненных лиц; выслушаны извинения, обещаны компенеации пострадавшим и семьям погибших, сделаны и приняты заверения в вечной дружбе, которую не поколеблют интриги третьих стран - например, Асатла и Бихары. Собеседники еще успели выпить по бокалу меда, пожелать друг другу здравия и вознести молитву богам; на том, пожалуй, завершилась вступительная часть, н настал черед перейти к главному. Пауза здесь была уместна - как знак между пустыми разговорами и делом.

Наконец Шишнбойн, покосившись на Суа. нарушил молчание и произнес:

- Видят боги, мы поторопились. Выбранный нами способ едва ни привел к самым печальным последствиям. Я бы даже сказал, необратимым.

- Мы тоже повели себя не лучшим образом, - заметил О’Таха. - Что вполне объяснимо - ни вы, ни мы не знали, кто он такой. Хотя у моих людей имелись подозрения... Совершенно невероятные, как мне казалось.

- Ты, почтенный, в самом деле веришь, что он... - начал Сухая Ветвь, но лизирец прервал его движением руки.

- Теперь это не важно, тар Шишнбойн. Дженнак, сын Джеданны, Джумин Поло, Кайн и Джен Джакарра - одна личность или все они вместе продемонетрировали нам свое могущество. Мы - всего лишь их... его управители. Или, если хочешь, компаньоны с правом совещательного голоса. И только.

- Однако все остались при своем, - молвил Шишнбойн после недолгого молчания. - Ты, почтенный, при своих россыпях, мы - при наших рудниках и сталепрокатных заводах. Он ничего не отнял.

- Но оставил за собой право отнять, - напомнил Суа. - Пожелает, и отнимет! Не у нас, так у наших потомков!

- Разумеется, - согласился О’Таха. - Ибо его рука - самая длинная, а наши руки он может обрубить в любой момент.

- Рука длинная, жизнь бесконечная... - мрачно произнес Холодный! Дождь. - Что мы можем противопоставить этому? Как ответить?

О’Таха коснулся виска, поправил расшитую алмазами повязку.

- Полагаю, никак, достойный Суа. Я, во всяком случае, рисковать не собираюсь, и того же мнения придерживаются Ах-Хишари и другие росковиты, а с ними - и Протекторы Риканны. В старину миром правили светлорожденные, потом они вроде бы исчезли, а теперь оказалось, что это не так. Значит, когда-то правили явно, а затем - тайно. И совсем неплохо, должен заметить! Не мешали жить и богатеть... дозволялись даже мелкие конфликты.

- В соответствии с заветами богов, - подтвердил Шишибойн Сухая Ветвь. - Ибо сказано: спорьте, не хватаясь за оружие; спорьте, не проливая крови; спорьте, но приходите к согласию.

- Чем мы сейчас занимаемся, - усмехнулся Кирпд О’Таха. - И я бы не советовал вам принимать воинственную позу. Поверьте, никто вас не поддержит, даже Амда Илеми, хоть и любит он помахать клинком. Сейчас, однако, не тот случай - как махнешь, так и отмахнется. Можно потерять все - не только имущество, но и жизнь.

- И не только свою, - с тем же мрачным видом добавил Суа. - Что же нам остается?

- Играть по его правилам, почтенный, играть в его игру, - сказал О’Таха. - Мои кейтабские предки учили: если сражаться бесполезно, торгуйся; если торговля не удалась, отступи; если не можешь отступить, собирай черные перья. Последний вариант мне не слишком правится. Значит, надо отступить и покориться.

Губы Холодного Дождя дрогнули, и он едва слышно прошептал;

- Нас призвали к милосердию... Но будет ли он милосерден с нами?

- Почему бы и нет? - Лизирец поднялся, шагнул к столику и налил вина. - Он повелел, чтобы не стало голодных и обездоленных, людей без крова и одежд и тех, что не ведают начертанного слова и не способны прочитать Святые Книги... Не так уж много в мире этих несчастных! Пусть будет их меньше, пусть совсем исчезнут, если он того желает... Я пью за это! И за милосердие!

О’Таха осушил чашу одиссарского. Сухая Ветвь тоже выпил, но Суа не прикоснулся к вину и буркнул:

- Вам нечего бояться. Тебя, Шишибойн, не было в Ледяных Землях, и ты ничем его не оскорбил. А твои люди, достойный Кирид, охраняли его над Западным Океаном и сражались с нашими пилотами. Правда, потом лизирцы разнесли Тайранту... Но это можно истолковать по-всякому - предположим, ты решил, что он погиб, и собрался отомстить убийцам... А меня он видел! - Лицо Холодного Дождя омрачилось. - Меня он видел, со мною говорил, слушал непочтительные речи, сидел в моей темнице без воды, на соленой пище... Я рискую больше вас! Я допытывался об этом завещании! И старался не для личных выгод - каждому из нас грозили неприятности!

- Чего же ты хочешь? - с жесткой усмешкой спросил О’Таха. - Если он тебя убьет, я поставлю тебе памятник из серебра... или, если желаешь, из золота. Сделать что-то еще не в моих силах.

- Почему же, - отозвался Суа. - Мы могли бы договориться о некой компенеации. Я не посягаю на алмазные кони, по хотел бы иметь долю в лизирском мясном производстве. Э то бы меня утешило. А если не меня, так моих наследников.

О’Таха на миг онемел, потом расхохотался.

- Недаром ты - Холодный Дождь! В другое время я знал бы, как тебе ответить, но нас призвали к милосердию... А потому клянусь перед ликом богов: если настигнет тебя месть светло- рожденного, ты получишь то, о чем просил. Ты или твои потомки! Почтенный Шишибойн станет нашим свидетелем. Однако...

- Однако? - повторил Суа.

- Если будешь ты прощен и не потерпишь ущерба, мой Банкирский Дом «Шо-Кам» откроет филиалы в Орехоне и Накаме, и не окажут мне препятствий в этом начинании.

- Быть по сему, - сказал Холодный Дождь. - Откроешь. Но с тем, что я пложу половину капитала.

- Треть. Не более трети.

- Хмм... Ладно, согласен. Это все?

- Нет, почтенный. Слышал я, что на границе Ледяных Земель, в реках у западного побережья, нашлись золотоносные пески. Так почему бы нам, мне, тебе и достойному Шишибойну, не начать...

Спорьте, сказали боги, спорьте, не проливая крови, спорьте, но приходите к согласию.