Взгляд шерифа так меня взволновал, что я даже прослушала начало их разговора. Включилась, только когда Горбун тряхнул меня за плечо, прервав игру в гляделки.
Наваждение отпустило, и я наконец-то смогла хоть сколько-то понять, о чём идёт речь.
В общем, эта Донна, которая была последней помощницей-рабыней Горбуна, не так давно исчезла при не особо загадочных обстоятельствах. Она бегала на свидания сразу с двумя богатенькими сыночками – один купеческий, из нуворишей, а второй настоящий всамделишный аристократ. Баронет. Вот только замуж она не могла выйти, потому что была рабыней барахольщика. И однажды пропала.
И баронет пропал тоже.
Сплошная ваниль и милота, любовь победила социальные предрассудки, теперь парочка должно быть скачет верхом через прерии, рука в руке, впереди – одна сплошная любовь и свобода.
Вот только купеческий сын тоже пропал.
“Они что, все вместе сбежали? – подумала я. – Втроём?”
Воображение тут же накидала мне не очень приличных картинок их возможной совместной жизни, но я шикнула на разгулявшуюся фантазию.
“Что за мысли, але? – ехидно прокомментировал внутренний голос. – Может они все трое просто дружили, а сбежали с бродячим цирком. Может такое быть, а?”
– Почему ты не сказал, что девчонку тебе родители продали? – прорычал шериф. Я усилием воли не стала на него смотреть. У меня и от голоса его мозги отключались, а уж если я на него посмотрю, то следить за ходом беседы вообще не получится.
– Не родители, а отец, – поправил его Горбун. – Не сказал, потому что уговор у нас такой.
– Горбун, ты испытываешь мое терпение, – массивный кулак шерифа опечатался в дощатую стену. От этого, кажется, весь дом задрожал.
Ох, как он был хорош!
В первый раз в жизни видела подобный жест, исполненный с таким яростным артистизмом! Обычно стены лупят как истерички, нервно и жалко.
А здесь…
Да что со мной такое?!
Это волнующее безволие с одной стороны приводило меня в бешенство. Я же взрослая женщина! Неужели я не смогу совладать с какими-то нелепыми подростковыми позывами?!
С другой…
С другой стороны, ощущения были настолько волнующими и приятными. Настолько сладко все внутри сжималось и трепетало. Настолько яркими красками играли давно уже, казалось бы, подзабытые чувства, что мне яростно не хотелось, чтобы это вдруг прекращалось.
И эти два противоречивых течения мыслей превращали мой мозг в натуральный такой водоворот, в который безвозвратно затягивало мою логику, мой здравый смысл и мой жизненный опыт.
– Ты понимаешь, Горбун, что вместо того, чтобы заниматься действительно важными делами, я трачу время на твои капризы? – прохладно спросил шериф. – Ты хочешь, чтобы в следующий раз, когда ты будешь обивать пороги участка, умоляя найти очередную сбежавшую девицу, я просто вышвырнул тебя вон?
– Да что ты заладил “вышвырнул, вышвырнул”! – недовольно пробурчал Горбун. – Ну да, я не сказал тебе про отца, потому что подписал с ним договор. Что он мне продает девчонку, а я забываю про его существование. Ясно тебе?
– А ты не находишь, что раз твоя Донна пропала, то этот твой договор как раз-таки очень подозрительно выглядит? – спросил шериф. – У кого ты ее купил?
– Не-не-не, твое благородие, так просто тебе меня не расколоть! – Горбун умер руки в бока.
– Да почему мне вообще приходится тебя раскалывать? – возмутился шериф. – Это же ты заявил, что девчонка пропала. И надо ее найти. А тепер запираешься, будто сам ее куда-то и дел. Хм, подожди-ка…
– Ты на что это намекаешь, твое благородие? – прошипел Горбун. – Что я эту девчонку сам у себя украл?
– А что, все сходится, – шериф пожал плечами и как бы невзначай переместился так, что Горбун оказался как бы заперт в углу. – Ты заявляешь о пропаже, умоляешь найти. А потом спокойненько едешь на торг, покупаешь вот её, – шериф качнул в мою сторону головой и снял с нее шляпу.
“Как будто галантно поклонился…” – мысленно прокомментировала я, но тут же усилием воли посмотрела на деревянную стену, сосредоточившись на выщербинах и щелях. Нельзя сейчас мне смотреть на шерифа! А то у них в разговоре самое интересное начинается, а я все пропущу!
– Так мне помощница по кодексу полагается! – возмущённо возразил Горбун. Но выглядел он довольно нервно. Взгляд его разных глаз метался по комнате, будто в поисках пути к отступлению. А узловатые пальцы нервно перебирали полу его хламиды. В какой-то момент он, кажется, поймал себя на этом. Сжал руки в кулаки, усилием воли опустил вниз и посмотрел прямо в глаза шерифу.
– Ты может найдешь Донну, а может и нет, – дерзко заявил он. – А у меня работа! Тоже понимать надо!
– А если я тебе завтра твою пропажу верну? – прищурился шериф.
И тут я поняла, что до сих пор не знаю, как его зовут.
“Шериф”, “мое благородие” – это же не имена! Горбун мне представился. Его зовут Дикон Вирби. Значит и у шерифа должно быть настоящее имя. Вряд ли его зовут Кхан Дрого…
– Горбун, ты заговаривает мне зубы! – шериф сделал ещё шаг вперёд. Запирая Горбуна в ещё более тесном пространстве.
– Ничего я тебе не заговариваю! – голос Горбуна вдруг зазвучал жалобно, почти слезливо. – Слушай, твое благородие, ну что ты ко мне прицепился? Мало того, что я потратился, когда вон ее, – Горбун тоже кивнул в мою сторону, – покупал. – Так ты ещё и намекаешь, что Донну я сам у себя похитил. Что за день сегодня такой!?
– А кто говорит о похищении? – шериф пожал широкими плечами и снова посмотрел на меня. Взгляд я отвести не успело, так что меня обожгло так, что показалось, что я расплавилась, как свечка на печке.
Нить разговора я моментально потеряла. Сердце снова заколотилось, как бешеное, щеки полыхнули пожаром, а рой бабочек в животе слаженно, как стая вентиляторов, затрепетал крыльями.
Фантазия немедленно представила мне, как я прямо сейчас подхожу к шерифу, кладу руку ему на плечо, чувствую, как под тканью рубахи переливаются могучие мускулы. Как я смотрю ему в глаза и говорю что-то вроде:
– Ваше благородие, ваш голос просто сводит меня с ума…
И другая рука шаловливо скользит по его торсу…
“Интересно, у него есть татуировки?” – вдруг подумала я. Почему-то представилось, что когда я расстегну его рубаху… Нет, не расстегну, а страстно разорву! Чтобы пуговицы прыснули во все стороны!
“Ты что-то перепутала, – ехидно прокомментировал внутренний голос. – Это мужик должен рвать на себе одежду!”
Неожиданно это сработало.
Страстное наваждение отпустило, и я снова вернулась в реальность.
– …наверняка сбежала со своим мальчишкой! – ныл Горбун. – Я ведь не слепой, видео, к чему все идёт! А заявил, потому что должен был заявить, мне без этого не позволялось новую помощницу купить…
– Купить… – эхом повторил шериф и снова посмотрел на меня. Сознание снова попыталось ухнуть в яму влажных фантазий и упустить нить разговора. Но мой ехидный внутренний голос уже стоял на страже и тут же прикрикнул: “А ну-ка не разбредаемся!”
И сверхчеловеческим усилием я продолжила слушать их разговор.
– Горбун, предъяви-ка мне купчую! – сказал шериф.
– Так мы же договорились вроде, что я тебе через пару дней в участок принесу… – начал отмазываться Горбун.
– Хочу посмотреть прямо сейчас, – настаивал на своем шериф.
– Ладно, сейчас поищу, – буркнул Горбун и двинул обратно к двери в склад. Шериф шагнул следом, не обращая внимания на протестующее движение Горбуна.
– Я вот не понимаю, твое благородие, почему ты мне не доверяешь? – недовольно бурчал Горбун, семеня между стеллажами. Изредка он бросал на меня странные взгляды, будто хотел о чем-то попросить.
Вот только о чем?
Я сразу поняла, куда он идёт. Там в одном месте склада была дверь. Ну, точнее, там была как будто обычная стена, но было понятно, что с ней что-то не так. Я когда осматривалась, это отметила, но исследовать не стала, отложив до лучших времён.
И у самой стены Горбун бросил на меня такой выразительный взгляд, что я поняла, что надо сделать хоть что-то.
Я громко ойкнула и со всего маху налетела на шерифа.
Будто споткнулась и упала. Я ожидала, что ухвачусь руками за его плечи, потом извинюсь за неловкость.
Но рефлексы шерифа оказались быстрее. Ещё когда я только начала падать, он развернулся и подхватил меня на руки. Глаза его оказались близко-близко.
Как зачарованная, я обвила его шею руками. Губы мои сами собой приоткрылись и издали тихое: “Ах!”
– Вот твоя дурацкая купчая! –
вклинился в нашу сладкую идиллию сварливый голос Горбуна.