Неприятности ходят парами.

– Что значит, забираете?! – возмущённо орал Горбун. – Да вы права такого не имеете!

– Имеем-имеем, – отозвался незнакомый мужской голос. Весёлый такой, будто он шутки шутить пришел. – Ну что встали? Выкатывайте!

Знакомо заскрипели колеса.

– Только через мой труп! – запальчиво выкрикнул Горбун.

– Ты, дяденька, лучше мне не мешай, – строго отозвался незнакомый голос. – Читать умеешь?

Зашелестели какие-то бумаги. Раздалось бормотание Горбуна.

– Да это же бред! – раздался звук, который я интерпретировала как топанье ногой.

– Но подпись твоя? – уточнил голос.

– Да это же стандартная писулька… – начал отмазываться Горбун.

– То есть, ты подписал, не читая? – спросил другой голос. По всей видимости, из “ребят”.

– Так это же… – Горбун замялся.

– В общем, разговор окончен, – весело сказал первый голос. – Оплату не внёс, подпись поставленна, значит телега наша.

– Ребятушки, да подождите вы! – в голосе Горбуна послышались нотки отчаяния. – Ежели вы телегу заберёте, как же я отработаю-то?

– На горбу своем барахло будешь таскать! – сказал один из “ребят”, и все трое обидно заржали.

– Я буду жаловаться! – обречённо сказал Горбун.

– Кому? Марону? – насмешливо спросил первый голос. – Думаешь, он будет из-за тебя с князем собачиться?

Все, кроме Горбуна, снова заржали.

Потом знакомо заскрипели колеса. Потом все стихло.

Так тихо, что мне даже показалось, что Горбун тоже ушел.

Но потом раздались его шаркающие тяжёлые шаги.

Шарк-топ, шарк-топ…

Он что-то пробормотал, и что-то грохнуло.

Блин, это же он упал!

Я перестала тормозить и бросилась в прихожую.

Горбун, как куль с тряпками, лежал нелепой кучей прямо посреди пустой прихожей.

– Хозяин! Хозяин! – воскликнула я и бросилась к нему. Пальцами быстро проверила пульс на шее.

Фух, отлегло!

Сердце ещё стучит.

Вот уж воистину, беда одна не приходит! И склад сгорел, а теперь вот это ещё.

Тут даже к молодого и сильного сердечко может не выдержать. А Горбун смотрится каким угодно, только не молодым и сильным!

Я огляделась.

Потащила бесчувственное тело Горбуна поближе к стене.

Шут его знает, нужно ли это было. Просто мне показалось как-то не по-людски – оставить его валяться посреди комнаты, как мешок с… хламом.

Я вернулась с ведром воды.

Набрала в колодце во внутреннем дворике.

Как назло никого из соседей не было. И вообще стояла такая тишина, будто весь наш Тряпичный конец одним махом взял и откочевал куда-то в Собачий конец. Или вообще Чертонакуличкинский конец.

На секунду на меня нахлынула паника.

А что, если он сейчас умрет?

Что тогда мне делать?

Куда бежать?

Как показал недавний опыт общения с защитниками правопорядка, меня же в первую очередь и обвинят в… этом всем.

Произносить даже мысленно слово “убийство” не хотелось.

– Хозяин! – я похлопал Горбуна по щекам. Осторожно так. Понимаю, что надо бить со всей дури, но решиться не получилось.

Реакции, ясен пень, никакой не последовало.

Ладно, зря что ли я принесла воду…

“Если у него сердечный приступ или инсульт, чем твоя вода поможет?” – ехидно прокомментировал внутренний голос.

Но я только зубы сжала. И пальцы на ручке ведра. Так, что в костяшках больно стало.

– Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… – едва слышно зашептали мои губы.

Что-то произошло.

Побелевшие костяшки пальцев засветились, вокруг запястий замерцали бледные искорки.

И когда я плеснула водой, искры как будто отразились в брызгах воды, и…

– Что ты творишь, полоумная!? – заорал Горбун, отфыркиваясь.

– Ой, простите, хозяин… – я низко опустила голову, чтобы Горбун не увидел моей довольной улыбки. – Мне показалось, что…

– Что там тебе показалось, я даже знать не хочу! – отре

зал Горбун и заковылял вглубь склада. – За мной иди!

Он шел впереди, а я следом за ним. И такая жалость вдруг меня пронзила к этому поломанному со всех сторон человеку. А ведь я даже представить себе не могу, каково это – быть настолько немощным. Ну да, совсем недавно мне уже исполнялось пятьдесят. Колени поскрипывали, веса я таскала на себе больше, чем хотелось бы, с поясницей приходилось осторожничать, потому что – сделаешь неосторожное движение, и вот тебя уже пронзило жгучей болью от пятки до лопатки. И две недели носишь собачий пояс и мажешь спину противовоспалительным. Но это все было совсем не то, конечно же. Это всегда были какие-то мелкие и временные трудности. А Горбуну ВСЕГДА плохо. Скрюченная горбом спина, с ногами что-то не то, плюс, скорее всего, с внутренностями в такой ситуации тоже не все ладно. То есть, ему всегда больно. И неудобно.

Ха. Неудивительно тогда, что у него змеи из глаз выпрыгивают! Хорошо хоть не кусаются, и то хлеб…

– Что ты там телепаешься? – сварливо бросил он через плечо.

– Ой-ой, уже бегу, хозяин! – воскликнула я, осознав, что и правда с этими своими размышлениями остановилась на месте.

Горбун начал вытаскивать оставшиеся целыми вещи и складывать их кучей в центре отмытого до деревянных узоров пола. Куча росла, но все еще была чертовски маленькой. Где-то половина барахла были детские вещи. И горбун складывал их отдельной кучей от всего остального.

А всего остального было… Эх, что же так мало-то? Клубок кожаных ремней, причем, кажется, там были как человеческие ремни и портупеи, так и конские уздечки и прочие элементы упряжи. Было несколько металлических подсвечников разной степени поломанности. И с ними в комплекте еще несколько металлических же предметов, которые раньше явно были частью чего-то. Шишечки от кровати, фигурные грузики от часов, рожки от люстры, еще что-то, что вообще сложно понять, откуда оно. Было несколько предметов домашней утвари. Назначения некоторых предметов я не знаю, но выглядели они как отличная декорация для ресторана в сельском стиле. Где на стенах развешивают вот это самое – ухваты, прялки… И прочие вот эти штуки, которые сейчас лежали передо мной отдельной кучкой.

Ну и несколько жемчужин было тоже. Совершенно какое-то крышесносной лоскутное одеяло. Оно было настолько удивительным, что мне моментально захотелось заполучить его себе. Ах, как оно шикарно вписывалось в мою комнату-фонарь! Прямо, как там и росло!

Я чуть было вслух не сказала, что хочу его. Но вовремя прикусила язык. Горбун сейчас в таком настроении, что может чисто из вредности это прекрасное одеяло спалить. Чтобы хоть кому-то рядом было так же плохо, как и ему.

Еще был совершенно чудный, прямо-таки пинтерестовский медный чайник. С чеканным узором бегущих собак вдоль донышка. Чуть закопченый, частично сияющий, будто его чистили-чистили, но в какой-то момент забили. Даже не представляю, кем надо быть, чтобы от такой штуки избавиться! Может он протекает?

Ну и третья “звезда” хлама – зеркало. Вроде ничего особенного. Небольшое квадратное зеркало в деревянной раме. И по краю неровно приклеены ракушки и куски каната. Будто это подросший ребенок, бредящий морской романтикой, для мамы украшал. Но внимание это зеркало цепляло. Прямо притягивало. Исходило от него что-то такое…

Я резко отпрянула, почувствовав, как помимо моей воли во мне пробуждается магическое зрение. Мне хотелось потрогать все эти вещи, изучить их, “поговорить” с ними. Но я не хотела делать это при Горбуне. Меньше знает – крепче спит.

– Ну что, Клепа, как тебе такое богачество? – я нескрываемым ядом в голосе спросил Горбун. – Магазин, говоришь, открыть… И что мы там продавать будем? Вот этот мусор?

– А кто такой Марон? – с трудом отрывая взгляд от кучи детских вещей, спросила я.

– Что? – нахмурился Горбун.

– Ну, тот человек сказал, что ты пойдешь жаловаться к Марону, – напомнила я. – Кто это? К нему правда можно пойти жаловаться?

– Вот простая ты душа, Клепа! – захохотал Горбун. Но хватило его ненадолго. Он снова как-то скис, сник и потух. – Конрад Марон – это шериф нашего города.

– Шериф? – теперь была моя очередь недоуменно переспрашивать.

– Ну да, шериф, – голос Горбуна снова стал сварливым. – Это же он тебя в ковер завернутую приволок, могла бы хоть имя спросить из вежливости.

“Конрад Марон... – мысленно повторила я. И внутри снова начали порхать бабочки. – У него даже имя мужественное…”

Горбун вдруг отвернулся и зашаркал из центра комнаты к стене. И как будто стал еще ниже, словно на его скрюченную спину разом опустилась вся тяжесть этого мира. Он дошаркал до стены, облокотился на нее и тяжело опустился на пол.

Меня снова пронзила жалость.

Я выкинула из головы образ “моего благородия” и бросилась к Горбуну. Присела рядом.

– Мы справимся, хозяин! – уверенно заявила я, положив свою руку на его скрюченные пальцы.

– Справимся, говоришь? – Горбун поднял на меня взгляд своих выцветших глаз. – Ну да, с такими-то богачествами…

– Ну, знаешь… – я почувствовала, что начинаю злиться. На… Да на все! Какого черта? У меня, понимаешь, только новая жизнь началась. В сильном, молодом и офигенно красивом теле. Да еще и с магией какой-то невероятной! В практически идеальном мире. И какие-то дурацкие обстоятельства собираются мне помешать?

Ррррр!

Я резко поднялась и вскинула подбородок.

– Если ты не хочешь идти жаловаться шерифу, то я пойду! – офигевая от собственной смелости, заявила я. Мысли о шерифе снова взволновали мой юный и не в меру темпераментный организм, щеки вспыхнули, внутри все сладко заныло от предвкушения, что я вот-вот снова увижу свою интеллигентную копию Кхала Дрого. Мммм…

Но я решительным усилием воли отодвинул эти все мысли в сторону. Нет, отбросить полностью не получилось, но просто немного взять себя в руки – да.

– Ну что ты так на меня смотришь, хозяин? – решительно спросила я. – Я же твоя помощница. Ты меня купил, чтобы я служила тебе поддержкой и опорой. И именно это я и собираюсь сделать!

Внутренний голос тут же очнулся и заголосил: “Ты о чем собралась разговаривать с шерифом-то, дурища необразованная?! Ни в документах ничего не понимаешь, ни дороги не знаешь…”

Дослушивать панические речи внутри своей головы я не стала. Сжала руки в кулаки, чтобы Горбун не увидел, как затряслись мои пальцы. Зажмурилась, чтобы не разрыдаться внезапно. И спросила:

– Как найти дорогу до шерифа?

Загрузка...