Брутфорс 5

Глава 14

Плевать на соплячку! Вернуть на место старого министра! Что может быть проще, наверняка он скучает у себя на даче. Так думал Корин и, разумеется, ошибался.

Поводов спешить у члена Координационного Совета было предостаточно. Соседи и партнеры настаивали на назначении хоть какого-нибудь министра, чтобы требовать решения уже от него. А не от Корина, на которого где сядешь, там и слезешь.

Но Корин не желал больше экспериментировать. Он и так пошел на поводу у Министерства связности, одобрив отстранение Астахова и теперь страшно жалел об этом.

И что делать? Во главе Минобраза у него девчонка с нулевыми амбициями, а бывший министр куда-то пропал. Сразу после встречи с Надеждой Корин отправил письмо Астахову. Где в самых изысканных выражениях пригласил его на встречу сегодня в пять. И что? И что, я вас спрашиваю? Письмо осталось непрочитанным. На статусе сообщения так и висела одинарная галочка вместо обнадеживающей двойной.

Что Астахов там делает? Что вообще можно делать на даче в апреле? Медитировать? Печь печенье? Пугать весенних гадюк? Корину отказывала фантазия. Или Астахов подумал, что письмо — первоапрельская шутка? С числом нехорошо получилось, но Корин был уверен, что дело не в дате.

Корин подумал, не отправить ли с новым письмом курьера-андроида, но подумал, что здесь понадобится живая логика и послал человека. И велел без ответа не возвращаться.

Новую встречу с мятежным министром он назначил на вечер среды, предполагая, что на утро они договориться уже не успеют.

Астахов, между тем, письмо проигнорировал не из вредности. Он увлекся чтением старинных документов, разыскивая лазейку, которая позволила бы Северу продержаться на плаву как можно дольше и помочь заклятым друзьям. Ко взаимной выгоде.

Бывший и возможно будущий министр вспомнил студенческую молодость и погрузился в чтение документов, не снабженных удобными тегами, что начисто исключало подключение каких-либо тонких технологий.

«Вот и хорошо, — думал Астахов, — вот и славно, что я сам этим занимаюсь. Остался бы при должности, ни за что бы времени не нашлось».

Ни один из его секретарей не стал бы заниматься ручным просеиванием. Не говоря уже об аналитиках, которые не упакованную в таблицы информацию попросту не воспринимали.

Механизмы точного поиска давно вытеснили человеческий анализ заголовков, а о комбинации техники традиционного поиска с собственными воспоминаниями никто уже десять лет не вспоминал. По причине отсутствия воспоминаний.

Лазейку Астахов, разумеется, нашел. Правда, через сутки безуспешного поиска он уже подумывал, не инициировать ли новую процедуру самому. Но мысль о том, что решение существует, не отпускала, и к вечеру понедельника совместилась с реальностью.

За пять лет до утверждения протокола о коллапсе был выпущен другой совместный документ: о технологическом кризисе. И меры в нем предлагались несколько иные, более подходящие к случаю. Более того, протокол о коллапсе вовсе не отменял договоренности о кризисе, о них просто забыли.

Однако выкладывать козыри на стол надо было постепенно. Клиент должен был дозреть и прийти в нужную степень отчаяния.

Заодно Астахов вспомнил, как в декабре Корин предлагал ему решить проблему с осыпающейся органикой к марту. А то летом юбилей, готовиться пора. Флажки там развешивать, иллюминацию. Ну что, кто-нибудь еще помнит о юбилее единой мировой системы? Кажется, нет. Ничего, он еще напомнит старому знакомому о флажках.

Настроение у Астахова поднялось, и чтобы его не портить, он не стал читать свежую почту, а пошел на кухню заварить себе чаю. Поэтому страшно удивился, когда в калитку к нему начала ломиться неизвестная личность.

Наши усилия по просеиванию конспектов Василия не прошли даром. Хмарь сдала тест аж на 85%, обогнав меня на 10%, а Олич — на 80%, что было весьма неплохо. Мавр, которому удалось вовремя сесть на хвост девчонкам, тоже сдал, но не сказал на сколько.

Повторно провалившиеся двоечники выпросили у Хмарь с Олич драгоценные конспекты и теперь готовились ко второй пересдаче. Наши акции как добытчиков знаний подросли, и это надо было отметить. Но праздник пришлось отложить до лучших времен. В среду нас снова вызвали в инженерный корпус.

К моменту вызова мы успели опробовать новую модель хранилища, которая сама упаковывала сырой материал в строительные спирали. Штука оказалась суперудобная, и мы с понедельника гоняли ее в хвост и в гриву.

В результате системщики собрали новую версию внутреннего фильтра и снова позвали нас на испытания.

— Что-то у них пошло не так, — предположил Оба.

— Почему так думаешь? — удивился я.

— А иначе бы не звали. Написали бы, что всё круто, и погнали бы дальше.

— А торжественное открытие? Ковровая дорожка?

— Для нас что ли? Это вряд ли.

— Ну посмотрим.

Испытания были назначены на после обеда, как в прошлый раз. Мавр порадовался, что системщики ничего не назначают на утро. Это и впрямь было мило, потому что я каждый день ни свет, ни заря выходил на замену аккумуляторов. И в таком состоянии мне предстояло пробыть еще неделю.

Последние два дня прошли мирно: не было ни Центуриона, ни Форка, и некому было отравлять мне жизнь. С понедельника мы снова трудились вместе с Захаром и Турлиу. Загадочный третьекурсник больше не появлялся, зато мне удалось поболтать с Турлиу насчет Менделеевского бара.

Турлиу как специалист считал Менделеевские коктейли жестокой попсой и всячески осуждал.

— Понимаешь, — пытался доказать он мне. — Это тупой компромисс между модой и вкусом. Ничего уж такого нового они не делают, там весь креатив в словах, а стоит это как самолет. Порицаю. Должно быть или простое пиво, или безбашенный креатив, чтоб все вздрогнули. Так вижу. Так сам делаю.

Мы договорились, что он позовет нас на весенний экзамен в качестве тестеров, там как раз нужны были добровольцы. На мое предложение позвать нас пораньше и испытать рецепт заранее, Турлиу только фыркнул. Он был уверен в успехе.

Надо будет и впрямь попробовать хоть какой-нибудь Менделеевский коктейль, чтоб было с чем сравнивать.

Я подумал, что когда наша аккумуляторная миссия закончится, я буду скучать. С другой стороны, Турлиу с его экспериментальными напитками никуда не денется, ему, как и мне, еще два года учиться. И хвостик до летней сессии.

Зал инженерного корпуса снова встретил нас желудочной темнотой. Я проморгался и направился к рабочему креслу в углу. Наши, потоптавшись, последовали за мной.

Аспиранты Слон и Лодкин уже сидели в очках, мы надели свои, расселись, пристегнулись и были готовы приступить, но Слон решил сначала сказать речь.

Оба оказался прав. Не было бы проблем, нас бы не позвали. Внутренний фильтр, который системщики собрали из новых элементов, теперь без проблем ездил туда и сюда, не теряя деталей. Но в этот раз его поразила другая болезнь: он нормально проезжал только один раз.

Нормально — это маркируя все негодные элементы. А потом на него нападал склероз, и он не знал, какой из элементов в хранилище нормальный, а какой — нет. Отмечать степень востребованности он тоже забывал.

— Подожди, — вспомнил я. — А тот, прошлый, тоже ведь этого не делал? И ты сказал, что это в порядке вещей.

— Так и было в порядке вещей. Потому что мы его в тот раз никак не программировали, тогда мы сражались с прочностью конструкции. Теперь, спасибо вам, прочность побеждена. То есть побеждена хрупкость. И технически он здоров. Но он ничего не помнит. Его надо или после каждого прохода перепрограммировать, что снижает его полезность в разы. Или вообще отказываться от внутреннего фильтра, и держать внешние. Но глядя на восточников, мы такого не хотим.

— А теперь он себя так ведет уже после того, как вы его запрограммировали?

— Ага. Он сбрасывает настройки после первого прохода. И, подозреваю, это не предел, он может и на половине пути все забыть, чисто случайно этого еще не случилось.

— Гениально… — выдохнул Мавр. — А что не так?

— А вот это мы хотим повыяснять вместе с вами.

— Логично, — согласился Оба. — Давайте прогоним тогда. Я хочу из середины смотреть.

Смотреть из середины захотели все, только Хмарь с Софьей пришлось остаться сбоку как ценным наблюдателям, Слон занял позицию в начале цикла, а Лодкин — в конце. Потом договорились поменяться.

Поменялись мы в результате раз десять. Через час запротестовала Хмарь, потому что ей надоело сидеть сбоку, и ее подменил Оба. Потом я сменил его, потом мы пустили внутрь Слона с Лодкиным, а сами заняли крайние позиции. Ничего. Совсем ничего. Вернее, всё то же самое: фильтр заряжается знанием, ползет, забывает.

— Может, что-то со структурой не так? — осторожно предположил Лодкин. — Может, это мы виноваты со своим хранилищем?

— Непохоже. Спирали из вашего хранилища точно такие же, как наши. Ну давайте еще раз попробуем с ручными раз такое дело, — предложил я.

С ручными пришлось подождать до вечера, пока у спиралей установится вращение в нужную сторону.

К семи часам мы произвели четыре фильтрующих ячейки, по одной от каждого члена нашей банды. Стабилизировали их, отдали аспирантам на программирование. И получили замечательные элементы ручной работы. По всем замерам ровно такие же, что участвовали в эксперименте до этого. Но ручные.

Мы вдохнули, выдохнули и запустили процесс. Фильтр медленно пополз по хранилищу. Ничего не отвалилось, ничего разрушилось, спасибо и на этом. Фильтр дополз до конца хранилища, отметив все пять проблемных элементов.

— Так. Работает. Повторяем прогон, — торжественно объявил Слон.

Мы затаили дыхание. Фильтр пополз в другую сторону. И полностью проигнорировал проблемные элементы.

— Дело было не в бобине, — заметил Оба.

— Мда, — согласился я. — Друзья, может, мы пойдем подумаем? У меня что-то нет идей.

— А у меня есть! — заорал Мавр. — Твои спирали — говно! Они дают неправильную структуру! Она не поддерживает память, вот в чем дело! Ща мы быстро всё переделаем.

Путано и смутно он изложил свою идею. Я ничего не понял, и никто не понял, чего он предлагает, но Мавр заявил, что мы все дураки, и он сам разберется, ему надо только часок посидеть. А мы можем валить, если нам там есть, пить, спать и всё остальное…

Про всё остальное звучало соблазнительно, но мы остались. Никто из нас не был готов бросить здесь Мавра. И не положено, и трудно поверить, что его посетила такая уж хорошая идея.

Пока Мавр ваял что-то щеткообразное, я грустил по поводу отсутствия идей в голове. Давно со мной такого не было. Тупею что ли? Что люди делают, когда у них нет идей? Внутри головы у меня бродило эхо, приговаривая «ты идиот, ты идиот, смотри, как люди делают». Слушать это было обидно.

Последний раз такая пустота настигала меня в третьем классе на сочинении «Как я провел лето», когда я никак не мог придумать, как собрать свои ежедневные походы на озеро во что-то осмысленное. А что я тогда сделал? Уже не помню.

Мозг свербило какое-то неприятное ощущение, что мы делаем что-то глобально неправильное, но ни во что путное оно не оформлялось.

— Мавр, горишь, — заявила Хмарь.

— Секундочку, — потребовал Мавр.

— Софья, гаси его, — скомандовала Хмарь.

— Только посмей! Я тебя на металлолом сдам, андроид! — заорал Мавр.

Софья внезапно остановилась.

— Софья, не слушай его! — крикнула Хмарь. — Он не в себе!

— Мавр не в себе, Софья в себе, — проговорила Софья и прыгнула.

Мавр орал и чуть ли не кусался, но она стащила его с кресла и унесла в угол.

Мы с Обой, Слоном и Лодкиным осмотрели плетение Мавра.

Концепция была, конечно, интересная. Я даже понимаю, чего он хотел. Такая щеткообразная конструкция была стандартным методом для удержания информации, течь ей было некуда, и она четко фиксировалась на месте.

Оба свернул из Мавровой заготовки ячейку, мы стабилизировали ее и доверили Слону вложить в нее ума. Мне показалось, что тут возникнут проблемы, но элемент послушно сожрал всё, что должен был знать.

Ячейку закрепили на раме фильтра. Смотрелась она там одиноко, но… нормально.

— Ну чего, посмотрим? — предложил Лодкин.

— Даааа! — проорал из угла Мавр.

— Посмотрим, — согласился Слон.

Фильтр запустили. Он двигался гораздо медленнее, чем предыдущая реинкарнация, спотыкаясь на каждом препятствии, однако проблемный элемент хранилища нашел.

— Вот! — торжествовал Мавр. — Работает!

— Подожди со своим «работает», — нахмурился Слон. — Еще надо обратно.

— Да пожалуйста! Самая эффективная конструкция на Земле! Я — Мавр-изобретатель, лучший из людей!

Оба тихо зашипел, но ничего не сказал. Я тоже промолчал. Лучший из людей, ага.

Фильтр пополз обратно. И на обратном пути пропустил дефектный элемент. Ничего по сути не изменилось, мы были в той же точке, что и в начале испытаний.

Я даже расстроился. Хотя мне и было неприятно, что Мавр нашел решение вперед меня, оно бы нам здорово сэкономило время. А так придется решать проблему заново.

— Это случайно! — завопил Мавр. — Пробуем еще раз!

Погнали в третий раз. Но и в этот прогон фильтр проигнорировал дефекты, а достигнув финальной точки вспыхнул и разлетелся в стороны, погасив все освещение в зале. Наступила полная темнота.

— Вы, вы не дали мне доделать! Плохо стабилизировали! — возмущался Мавр из своего угла.

Это был самый громкий звук, потому что наша команда просто ждала, пока хозяева помещения что-то предпримут. Кроме Мавра было слышно только Слона — как он, ругаясь сквозь зубы, что-то жмет на настенном пульте.

Хмарь о чем-то попросила Софью и через мгновение у нашего андроида на голове зажглась подсветка с двух сторон. Теперь у нас был собственный фонарь и можно было поразглядывать окрестности.

Но разглядывать было нечего. Вся конструкция, с которой мы работали погасла. Видимо, решение, которое сваял Мавр, проявило повышенную агрессивность. Надеюсь, мы не оставили весь корпус без света и тепла.

Наконец, Слон добился восстановления подсветки зала, но саму конструкцию вызывать к жизни не стал.

— Слушай, ты меня прости, мне надо было сразу сообразить, — обратился он к Мавру. — Такие штуки не запускаются в безоболочном режиме, это не спирали ваши, ровненькие, кругленькие. А, самое главное, у твоей идеи все равно те же проблемы, что и у предыдущей. Плюс новые.

— Мы тут всё сломали? — осторожно спросила Хмарь.

— Да нет, всё в порядке, штатная ситуация. Для того и зал с испытаниями придуман. Мы потеряли только вашу разработку, но записи сохранены, и у вас они тоже должны быть. В прошлый раз вы всё писали.

— Да, всё есть, — сообщила Софья.

— Расходимся? — уточнил я.

— Пока да. Давайте следующую встречу послезавтра. И нам надо подумать, и вам, наверное, тоже.

Мавр еще повозмущался для виду, но и у него не было прежнего задора.

Печальные, мы выкатились из инженерного корпуса. В голове у меня было по-прежнему пусто. И на ужин опоздали.

— Ну что будем делать? — нервно спросил Мавр.

— Пойдем надыбаем еду, — решительно предложил я. — Лапшу не предлагать.

— Как насчет риса? — спросил Оба. — Риц, я знаю, у вас есть, Баклан утром хвастался целым мешком. Ваш рис, моя рисоварка.

— И всё? — возмутился Мавр.

— Еще можем банку с мясом открыть. Или с рыбой. Если найдем, — пожал плечами Оба. — Но ее придется выменять на что-нибудь у Питона, свои я сожрал.

С ужином все сложилось гораздо лучше, чем с испытаниями. Наш рис нашелся на кухне — с грозной надписью «Собственность комнаты 104». Мы заложили его в рисоварку, и она принялась сердито дышать рисовым паром.

Мясо нашлось не у Питона, а у Килика, и у нас собрался вполне приличный ужин.

— А круто, что у тебя такая большая рисоварка, — заметила Хмарь. — Нам всем хватило.

— Ха! — усмехнулся Оба. — Единственный полезный совет моих родственников. Купи, сказали, рисоварку на шесть порций, будешь местных кормить. Может, друзей заведешь.

— На шесть? — удивился Мавр. — А как будто на четыре!

Посмеялись. И уговорили все шесть порций.

Народ уже пил чай и просто болтал, а я все копался в тарелке, пытаясь понять, где мы сделали ошибку.