— Я вспомнил, — заговорил Рон медленно. — Мы были в горах. Молодые.
— И что? — смутилась я.
— Мы что-то искали.
— Искали, да, — закивала я.
— Ты помнишь?
— Не уверена.
— Это ущелье, оно играет с нами в игры разума, играет с нашими воспоминаниями.
Я выдохнула и сосредоточилась на пледе. Стала разглаживать мелкие складочки. Плед здесь, и он реален. Мне нужно было что-то реальное, чтобы не сойти с ума.
— Что, если это все ненастоящее? — сказал Рон негромко.
Я молчала, не отрывая напуганного взгляда от пледа.
— Зоя, мы настоящие где-то там, — сказал мой муж. — Там мы молодые.
Молодые? Я подняла на Рона глаза. Как мой седой старик с добрым лицом может быть молодым?
— Ты совсем из ума выжил, старый, — прошептала я, — это невозможно.
— Зоя послушай! Все сходится. У меня в голове каша из воспоминаний. И у тебя каша.
— И в печи у нас каша, — я поспешно встала и прошла к печке.
Горшочек с пшенной кашей уже приготовился. Я прихватила его двумя шерстяными варежками, как прихватками, и вытащила. Ну вот. Каша подгорела.
— Старушка, послушай, — сказал Рон у меня за спиной. — Мы должны выбраться отсюда.
— Откуда выбраться? Это наш мир, наш дом!
— Зак.
— Что Зак?
— Он пропал. Ты сама сказала, что он пропал, когда ему было десять.
— Сказала, — и поспешно добавила. — Но я могла напутать чего…
— Проклятье, Зоя!
— Рон!
Мы одновременно выдохнули и виновато отвели взгляд.
— Я счастлива, — прошептала я. — И у меня нет сил на поиски другой жизни, на поиски молодости.
Рон шагнул ближе и обнял.
— Понимаю, — ответил он. — У меня тоже уже не так много сил.
— Я не хочу ничего менять.
— Понимаю.
— Рон, мне так спокойно, а та другая жизнь она…
— Далекая? Страшная? Непонятная?
Я закивала и заплакала.
— Все уже не будет, как раньше, — выдохнул Рон, — ты не сможешь забыть о сегодняшнем сне. И я не смогу.
В дверь застучали, и мы поспешили открыть. Прибыли наши внуки. Трое забавных ребят. Два мальчика и бойкая девчонка. Они уже совсем выросли. Совсем… Но мы с Роном смотрели дальше. На горы. На те самые Проклятые Горы, в которых скрывалось зачарованное ущелье. Мы оба точно знали, как вернуться назад.
Шли долго и выдохлись. Сил не оставалось. Я чувствовала, если мы ошиблись и никакого другого мира нет, то обратной дороги мы старики уже не переживем. В глазах темнело. У Рона тоже, но он не переставал приговаривать:
— Еще немного, старушка.
Я смотрела на него влажными глазами и шла. Сумасшедший мир! Если он умрет, то я не смогу без него жить. Рон! Как же я любила его!
Наконец мы дошли до расщелины. Оставалось лишь ступить.
— Давай, старушка, — сказал Рон. — Пора вернуться домой.
Я затрясла головой. Моя жизнь изменится. Изменится бесповоротно и снова превратится в борьбу, а я ведь так устала… так устала…
— Зоя, я буду рядом, — заверил Рон. — Мы будем друг у друга.
— Все станет иным. Мы станем иными.
— Я все также буду любить тебя.
Я закрыла глаза. Слезы текли по щекам, и Рон их вытер. Я тронула его ладонь. Горячая, родная. Самая родная на свете. И мы шагнули. Мир потемнел.