Глава четырнадцатая.
Все тоже самое, но кое-что не так.
Чтобы добраться к началу начал,
Плыть надо против течения.
Трудно в тумане найти свой причал.
Компас имеет значение.
Стрелка укажет, где север, где юг.
Парус поймает ветер.
Главное, чтобы с тобою был друг,
Лучший на этом свете.
04 июня. 1974 год.
СССР. Москва. Где-то в Измайлово.
— Ну, что ты за человек такой, Саня? Почему там где ты, вечно какая-то хрень происходит. — голос Авдеева не предвещал ничего хорошего.
— Не могу знать, товарищ полковник. Всё как-то само собой получается. Ведь ничего плохого не делал. Познакомился с местными ребятами, сидел в соседнем дворе, играл на гитаре…
— Говорят, что песни пел тюремного содержания.
— Нормальные такие песни, дворовые… Ну, да. Немного блатной романтики. Но у нас же у каждого второго либо кто-то из родственников сидел, либо знакомые…
— Ты мне это брось! Стоило на полдня оставить вас одних, как опять трупы приходится подсчитывать…
— Товарищ полковник! Я и убивать-то его не хотел. Просто пытался нейтрализовать… Может силы не рассчитал или попал неудачно…
— Удачно ты попал, Саня. Очень даже удачно. Мне потом мои сказали, что он конкретно в меня целился, когда ты его ногой…
— Так получилось. Еле-еле успел. А как там наш Гарик?
— Да всё с ним нормально.
— Можно нам его навестить в больнице?
— Зачем? Его сегодня уже выпишут. Так что…
— Не хотите приглядеться к парню с точки зрения кандидата на службу? Погранец. И понятия у него правильные, вроде бы. Вот только фамилия…
— Не учи меня чай пить, Санёк! Его уже проверяют. А фамилия… Он своего отца и не видел никогда. Мать его одна воспитывала. Биография чистая. Иначе бы его и не взяли бы на границе служить.
— А что там с тем милицейским сержантом? С какого перепою он за волыну схватился-то?
— А вот с ним всё гораздо сложнее. И биография у него мутная оказалась.
— Как это? Их же проверяют при приёме на работу? Хотя… Мне показалось, что говорок у него «гэкающий». Не западэнец, случайно?
— Угадал.
— Неужто бандеровец какой-нибудь? По возрасту вроде бы не похоже…
— И опять пальцем в небо попал. Сам-то он не светился раньше нигде. А вот его семейка… Дядька по лесам прятался до последнего. Много там всякой нечести по лесам ховалось, пока Никитка их не реабилитировал…
— Так как же его в милицию взяли?
— Так дядька по мамкиной линии. И фамилия другая, да и вообще… Начальник отделения его земляк.
— Да… Авгиевы конюшни. Чистить и чистить.
— Думаешь только здесь такое. В парткомах и обкомах на Украине этого дерьма ещё больше.
Авдеев задумался, поглаживая небритый подбородок.
Я оглянулся, убедившись, что в кабинете нет никого кроме нас с Лёхой, и спросил:
— А ты что, и не спал сегодня вовсе?
— Да поспишь тут, раз такие дела закрутились. А ты, Саня. выходит, что жизнь мне спас вчера…
— Да, ладно тебе. Сегодня я тебе, завтра ты мне. В одной лодке плывём. И ещё неизвестно кто кому больше нужен, мы тебе или ты нам.
— Ладно. Об этом позже. А вам с Лёшкой придётся переехать из Новогиреева.
— Куда?
— Ну, адрес ты знаешь. В той квартире вы в прошлый раз позже жили?
— На Чкалова?
— Да.
— А что Аня?
— Я же тебе говорил. Нет нигде ни Ани, ни Елены…
— Так как же квартира?
— А ты думаешь я тут целый день дурака валял? Самсонов уже арестован и его супруга тоже. Факты отравления соседей подтверждены.
— А бандиты у «Берёзки», валютчики, таксисты?
— Саня! Не лезь не в своё дело. Там вам нечего делать. Сегодня группа уже поедет по известным адресам.
— И на дачу ту тоже? — спросил Лёшка.
— И туда тоже. Но это вас уже не касается.
— А что нам тогда делать-то? — спросил я.
— А тоже самое, что и в прошлый раз. Сидите дома. Наслаждайтесь жизнью.
— Это уже не жизнь получится, а домашний арест. — возмутился Лёшка.
— И не спорь! Так надо. — сказал, как отрезал Авдеев.
— А можно, хотя бы с пацанами попрощаться? — поинтересовался я. — А то только познакомились и сразу исчезли. Нехорошо получается. Как будто мы сбежали.
— А это точно тебе надо? — спросил полковник.
— Хотелось бы.
— Ладно. Тогда сегодня вы собираетесь, прощаетесь, но завтра с утра…
— Ясно, товарищ полковник! — повеселел Лёшка.
— И ещё один вопрос можно? — настойчиво спросил я.
— Давай!
— В прошлый раз нас Васин возил в одно интересное место…
— Ты про тот цех что-ли?
— Так точно…
— Что? Опять будешь шить-пошивать да добра нашивать?
— А почему бы и нет? В этом ходить как-то стрёмно.
— Ясно. Я всё забываю, что вы из того времени, когда джинсы это просто обычная повседневная одежда.
— И даже просто рабочая одежда. — добавил Лёха.
— Ладно. Как переедете на Чкалова, дам распоряжение Карпину. Он вас отвезёт туда.
— А что Васин? Как он там?
— Собирает чемоданы. Переезжает в Ленинград. На повышение пошёл. Майора уже обмывает. — с иронией ответил Авдеев.
— А как там Кеша? — тут же влез Лёшка.
— Какой Кеша? — не сразу сообразил Авдеев.
— Иннокентий Кривошеев…
— Ах этот… Да. Помню. За ним будет установлено негласное наружное наблюдение. Думаю, что его проще будет уволить за какой-нибудь неблаговидный поступок. Всё ясно?
— Ясно-понятно.
— А Маринка? — тут же спросил Лёшка.
— Будет тебе твоя Маринка. Уже едет в сторону Москвы. Только вы это… Не балуйте там… Рановато вам в открытую этим заниматься.
— Они постараются. — пообещал я сразу за всех. — Не извольте беспокоиться.
— Ох, и намучаюсь я с вами…
— Мы больше не будем… — притворно проговорил Лёшка, улыбаясь во всю ширь своей души.
04 июня. 1974 год.
СССР. Москва. Новогиреево.
В общем, поехали мы пока обратно в Новогиреево. Отвёз нас опять же Серёга Карпин. Отношения с ним всё лучше и лучше. Так что скоро можно уже и не шифроваться, что мы только что познакомились. А то первое время приходилось держать дистанцию. Ну нельзя же ему вот так просто-запросто сказать. Что его шутки мы уже слышали, и про него уже давно много чего знаем.
Сложная штука это дежавю. Не день сурка, конечно, но всё так странно. Общаемся с теми, кого уже видели мёртвыми… И это не только тётя Наташа. Ведь Серёга тоже должен был погибнуть там, на Кубе. Вместе с нами со всеми.
Ну и ладно. Я подумаю об этом завтра. Как говорила героиня известного голливудского фильма. А сегодня… Война-войной — обед по распорядку. Интересно… Что там нам на обед тётя Наташа приготовила?
Щавелевые щи, со сметанкой и «корабликом» из половинки яичка, были чудо как хороши. На этот раз не только Лёшка, но и я сразу же. Съев целую тарелку ароматных щей, тут же попросил добавки. Так что макароны с сосисками уже заходили в меня с трудом. Но я справился, оставив после себя чистую тарелку.
А потом, сытые и довольные, мы с Лёхой завалились спать. Так и провалялись до вечера, как два ленивых тюленя.
На а вечером… Всё как в старом детском стихотворении: «дело было вечером. Делать было нечего…»
Разбудил нас приятный ванильный аромат чего-то сладенького и вкусненького. Так оно и было. Тётя Наташа расстаралась и напекла обалденных оладушек. Пышные, горячие, с пылу с жару… Мы наелись до отвала…
Интересно, полковник уже сказал своей племяннице, что мы завтра съедем от неё? Жаль, конечно, расставаться. Но ему виднее. Уж не знаю по каким причинам мы переезжаем? То ли потому, что мы тут шухер навели в местном отделении милиции, то ли ещё по каким другим, неизвестным мне пока причинам… Там видно будет.
А в знакомом дворе нас с Лёхой встретили, как героев, хотя в принципе-то, ничего героического мы с Лёшкой и не делали. Вот Гарик, тот да… Встал рядом со мной, плечо к плечу, ещё не зная заранее, что кавалерия, спешащая к нам на помощь, уже в пути…
Гарик, кстати, тоже уже был там. С рукой на перевязи, он тоже числился в победителях. Победителях чего только было непонятно. Наверное, системы… Кто из молодых парней не был бунтарём? Вот только не все имели смелость выразить свой бунт не в причёске или в одежде, а вот так вот… Хотя. Порой и длинные волосы, и вызывающая одежда, через некоторое время становятся модными, чтобы ещё через несколько лет, смениться на причёски и одежду нового модного течения. Правда лет через мрнадцать-двадцать, или больше, моде снова вернётся. И под видом ретро, снова будут брюки-клёш носить.
Компания была уже немного «тёпленькая». Но вот что мне больше всего понравилось… Бутылочка дешёвого портвейна уже присутствовала на столе, но сам раненый герой пить отказался. Да и мы, сославшись на строгий запрет нашего «дяди» тоже не стали причащаться дешёвой бормотухой. Так что все остальные помаленьку употребляли за нас, и, особенно, за здоровье Гарика.
Мы с ним уже слегка пошептались в стороне от остальных, и он мне сообщил, что про огнестрельное ранение никому не рассказывал. А перевязанную руку объяснил сильным вывихом.
— А ты чего шифруешься-то? — спросил я у него.
— Ну а чего зазря да попусту языком-то трепать? Меня твой полковник предупредил, чтобы я про это умолчал. Причём, не приказал, а именно… попросил. Сказал, что это для того, чтобы вам не навредить. А ты того сержанта и на самом деле убил?
— Угу. — кивнул я.
— И как?
— Что именно?
— Ну… — Гарик задумался. — Есть какое-нибудь ощущение?
— Какое ощущение?
— Ну… Ты же человека убил.
— Да, понимаешь…
Я задумался, подбирая слова. Ну не скажешь же этому молодому парню, что за несколько моих жизней на мне этих жмуриков уже, как блох на барбоске. Хотя, с одной стороны, в маньяка, убивающего направо и налево для удовольствия, я не превратился, но… Даже не знаю, как всё это выразить… Убил? Значит, было за что. Вот этого мента мне совсем-совсем не жаль. А вот если бы под горячую руку попался бы какой случайный человек, то я бы переживал. Вот только, случайных людей там не было. Если вооружённые люди, обличённые властью, пытаются избить двух безоружных граждан, один из которых, к тому же ещё подросток, не достигший четырнадцати лет, то… Туда им и дорога.
Но Гарику сейчас надо обязательно что-то ответить.
— Понимаешь… Сперва я и не понял, что после моего удара он умер. А потом, когда я это осознал, уже как-то поздно было думать об этом. Тем долее, если даже по закону судить, то я убил его, защищая других людей. Ведь он мог запросто застрелить того полковника, тебя, меня, да кого угодно… Ну а если даже это и не посчитают самообороной, то мне всё равно нет ещё даже четырнадцати лет. Так что меня уж точно не посадят.
— А что, тебе и правда нет четырнадцати?
— Только через два месяца у нас с братом днюха. Второго августа.
— Ах, да. Ты же говорил уже. Но выглядите вы с братом постарше. А когда говоришь с тобой, так и вообще…
Что «вообще», Гарик не уточнил. Ну а я и не переспрашивал.
— Но факт — есть факт. Мы малолетки и уголовка нам не светит.
— Ну, не знаю, не знаю. Ежели не этот полковник, то могли и в спецшколу какую-нибудь запихнуть. Для малолеток…
Гарик задумался, а потом спросил?
— А кто тебе этот полковник?
— Очень дальний родственник. Но можно сказать, что четвероюродный дядя.
— Понятно. А он вроде бы не их милиции?
— Почему ты так решил? — я по-хитрому посмотрел на собеседника. — Ведь форма на нём была милицейская…
— Я на границе служил, и офицеров всяких видел. А он вёл себя, не так, как выглядел. Он мог и вовсе быть в костюме с галстуком или в форме рядового Советской армии…
— Ты хочешь, сказать, что он не полковник?
— Нет. Просто он не простой человек. Либо из чекистов, либо…
— Не заморачивайся, Гарик! Придёт время и всё узнаешь. А если не придёт такое время, то значит и знать тебе об этом не надо.
Гарик посмотрел на меня и промолчал. Было видно, что вопросы у него остались, и всех ответов он не получил. Но задавать мне вопросы он не стал. Возникла даже некая заминка в разговоре. Но, слава богу, появился Толик с гитарой, и народ, желая приобщиться к искусству, начал требовать от меня музыки.
Отказываться я не стал. Но помня, чем закончился вчерашний концерт, решил, что репертуар надо бы подкорректировать, чтобы потом не возникло никаких вопросов. Когда я заиграл вступление, стало тихо. Ну а я с первых строк постарался передать именно то настроение и идею, которую вложил в свою песню Владимир Высоцкий…
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Песня не самая короткая, но до самого конца я пел в полной тишине. Так что все слова, что написал один из талантливейших поэтов двадцатого века, дошли до ушей слушателей. И главное, как я понял, посыл нашёл своего адресата, так как до последних строк я видел горящие глаза слушателей.
Если в жарком бою испытал что почём, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Я спел последние строчки и ещё с минуту слушал вечернюю тишину…
— Браво! — тихо высказался кто-то из-за спин слушателей.
Уже стемнело, и я не видел того, кто это сказал. Но голос был взрослый. Как оказалось, на звуки гитары снова подошли какие-то люди со стороны. Соседи, наверное.
— Что это за песня? — спросил меня Гарик.
— Высоцкий. — ответил я.
Хотя я не был уверен на все сто процентов, что он уже написал и спел эту песню. Но приписывать себе авторство я и не планировал изначально.
— А ты можешь ещё что-нибудь… Такое… Эдакое. — бывший десантник Коля, похоже, не мог подобрать нужные слова.
Мне кажется, что блатной шансон и обычный набор дворовых песен уже порядком надоел всем. И тут я вспомнил, что есть ещё одна песня, которая вполне может подойти мне сегодня, как бывшему воспитаннику детского дома. А тем более, что фильм «Генералы песчаных карьеров» уже прошёлся по экранам советских кинотеатров именно в этом году… Я снова тронул струны и запел.
Я начал жизнь в трущобах городских,
И добрых слов я не слыхал…
Что могу сказать? И эта песня тоже зашла «на ура». Народу прибавилось. И люди были разного возраста… Ну что же.
— А сейчас, к сожалению, я спою последнюю песню на сегодня.
— Ну-уу…
Послышались недовольные возгласы из толпы.
— Вы не сердитесь! — ответил я на невысказанные вопросы. — Нам с братом завтра рано уезжать…
— Как? Куда? — снова град вопросов.
— В спортивный лагерь.
И ведь почти и не соврал. В лагерь-то мы обязательно поедем. Но вот только чуть попозже. Есть ещё некоторые дела в златоглавой столице…
— Так что последняя песня на сегодня. — объявил я.
Не знаю, почему я выбрал именно эту песню. Просто в голове моей просто жужжал от напряжения внутренний компьютер. Я много песен знаю из будущего. И многие из них могли бы стать хитом сегодняшнего вечера. Но я включил такую строгую цензуру, что большинство песен сразу же были безжалостно отброшены. В одних из них тексты не слишком подходили парню моих лет. В других и вовсе было про «хруст французской булки». Не те нынче времена… Пока ещё не принято петь про благородных белых офицеров. И даже про поручика Голицына и корнета Оболенского, кажется, ещё не спели…
А вот эта песня, мне показалась и вполне себе лирической и нейтральной.
Я принёс тебе в подарок,
Не тюльпаны, не жасмин,
Не пионы и не розы,
Не подснежники с вершин.
Я перо Жар-птицы… Подарю тебе.
Слова из песни группы «Браво» были простыми, и, как мне показалось, вполне себе лояльными даже по нынешним временам. Про жар-птицу в русских сказках завсегда рассказывали. Так что никакой бесовщины и религиозной агитации приписать не получится…
В день ненастный, в час, когда постучится в дом беда,
И не справиться тебе одной,
Две монеты брось в огонь и перо три раза тронь,
И Жар-птица прилетит за мной.
Пропев дважды второй припев, я протянул гитару Толику и сказал:
— А на сегодня — это всё.
Ответом мне были дружные аплодисменты.
Приятно, чёрт возьми. И хотя песни не мои, но пел-то их я. А голос уже ломается. Скоро не могу брать высокие ноты… Старею… Тьфу ты ну ты. Взрослею, конечно же.
С нами прощались все присутствующие. Я даже немного устал пожимать чужие ладони.
— Запиши мне слова песен! — попросил Толик.
— А аккорды запомнил? — спросил его я.
— Не особо. Но если можешь, то и аккорды тоже.
— Давай так сделаем. Я дома всё что вспомню запишу, а потом Гарику передам. Мы с ним точно ещё увидимся.
После моих слов, Гарик хитро улыбнулся. Кажется, он понял мои слова по-своему. Хотя… Правильно он всё понял. Судя по его сегодняшнему поведению, он вполне годится кандидатом в Особый отдел. Но там уж пусть Авдеев решает. Или тот, кто будет принимать решение. Наверняка парня и его биографию просветят насквозь. Но так уж заведено. И я считаю, что это правильно. Случайным людям нечего делать в спецслужбах. Сколько предателей пригрела на своей груди Родина? Хотя, по большей части. Это были просто скрытые враги. У таких и в биографии, наверняка, было чище чистого. Да ну их на фиг. Не на ночь глядя бесов поминать.
Гарик протянул мне записку с номером своего телефона, и мы расстались.
Ну а дома мы не долго бодрствовали… День был насыщенный. А прогулка на свежем воздухе на ночь глядя — хорошее такое натуральное снотворное средство.
Завтра… Это будет завтра. И совсем не хотелось перед сном заморачиваться на тему: «Что день грядущий нам готовит?»