Братья по крови.
Книга седьмая.
Время бросать камни.
Глава первая.
Bienvenido al inferno! (исп. Добро пожаловать в ад!)
В последнем вагоне последнего поезда, уходящего в ад,
Есть одно место. Место свободно. Но я почему-то не рад.
Я жадно глотаю безумно отравленный дым сигарет.
В последний вагон, последнего поезда, мне достался билет.
Куда мы несёмся? По рельсам железным колёса стучат.
Вокруг меня люди, вот только они почему-то молчат.
И способа нет, что поезд последний обратно вернуть.
Последний вагон давно уж пустился в последний свой путь.
18 октября. 1974 год.
Республика Куба. Варадеро.
Александр Тихий.
Когда в комнате внезапно погас свет, я ещё надеялся на что-то, хотя подсознательно понимал, что если что-то уже случилось, то обратно отыграть уже не получится. Ну а потом… Потом за окнами потемнело так, как будто моментально наступила ночь. Куба находится довольно-таки близко к экватору, и смена дня и ночи происходит очень быстро. Но не настолько же… И тем более не в полдень.
Ну а когда темнота сменилась ярким светом. Таким ярким, что невозможно было не зажмуриться. И даже отвернуться от света было некуда, поскольку ярчайший свет был буквально со всех сторон. Да… Такого яркого света я ещё никогда не видел ни в той, ни в этой жизни…
Анечка вцепилась в мою руку так сильно, что даже от её ещё слабых пальцев у меня потом на руке наверняка останутся синяки. Но в тот момент я практически этого не почувствовал, хотя и осознавал, что она рядом со мной…
И хотя, наверняка, всё это длилось считанные мгновения, но казалось, что пытка ослепительным, просто ослепляющим светом, продолжается целую вечность… Ну а потом всепоглощающее пламя заполнило всё вокруг. И снова я ничего не почувствовал, ни боли, ни чего бы то ни было ещё. Я вообще не успел ничего почувствовать, потому что практически сразу же всё и окончилось. Абсолютно всё…
Вот только где-то на краю сознания я вдруг понял, что нечто подобное я уже испытывал. Это было словно бы падение в какое-то тёмное-тёмное пространство. Падение в ничто… В пустоту, которая не имеет ни начала, ни конца. Туда, где нет никаких ощущений, нет времени, нет пространства. Там вообще ничего и никого нет…
Впрочем, вру. Что-то всё-таки было. И это что-то — мои мысли, которые как пчелиный рой крутились и жужжали в моей голове…
Когда меня убили в прошлой моей жизни, было нечто похожее. Но там, в тот раз, я даже не успел ни о чём подумать, поскольку сразу же ощутил себя в воде. То есть, под водой… И какой-то парнишка, вцепившись в меня, тянул меня куда-то в глубину. На дно, на дно…
Потом-то я во всём разобрался. И парня того тоже спас. И это оказался мой старый друг Лёха, с которым мы по жизни уже прошли и огонь, и воду… Вот только медных труб из той поговорки у нас почему-то не было…
С тех пор мы с Лёшкой тоже много через чего прошли. Тем более, что мы с ним, погибнув в одном мире, попали в другой, став родными братьями. Да что там родными. Мы с ним и вовсе стали близнецами.
И хотя по иронии судьбы, мы оказались круглыми сиротами, живущими в детском доме, но нам удалось и себя показать, и другим тоже показать, что мы тут не просто так погулять вышли. Правда, меня там чуть не посадили за убийство. И это меня подполковника полиции с моим-то опытом и стажем работы в правоохранительных органах… Чтоб её эту службу, туды её в качель!
Полиция… Мне никогда не нравилось это переименование. Я начал службу ещё в советской милиции, оперуполномоченным в московском уголовном розыске. Защищал людей от всяких гадов. Но, в основном, пытался защищать… Так как почти сразу же Советский союз развалился, как карточный домик.
Я же всегда считал нашу державу достаточно сильной, чтобы устоять перед внешним врагом. И я верил в то, что нас никто не сможет победить. Так-то в общем-то и произошло. Советский союз, как тот самый пресловутый крейсер «Варяг», ушёл на дно непобеждённым. Мы сами себя развалили.
Нет, конечно, без участия западных денег и всяких провокаторов не обошлось, но это всегда так и было. Кто там сказал в древности: «Англичанка гадит»? Кажется, это был наш самый известный генералиссимус. И не тот, который с усами, а тот, который мой тёзка. Александр Васильевич Суворов. И да. Он был прав. Прав на все сто, и даже на все двести процентов. Гадила «англичанка» нам веками. А потом, когда часть наглосаксов переселилась на территорию Америки, устроив там свои Соединённые штаты, то гадить нам, или на нас, стали с двух сторон.
Ладно, блин. Хватит про политику. Надоела она уже. Что в советские временя, что в более поздние постперестроечные, что при доморощенном капитализме, из каждого утюга нам в уши лилась нескончаемая политическая пропаганда. Вот раньше мы жили хорошо, а теперь нам говорят, что будем жить ещё лучше. Но как по мне, так лучше бы мы просто продолжали и дальше жить хорошо…
Да… Без этой политики ничего в этом мире не происходит. И не только в этом мире. Это я к тому, что, погибнув в своём мире, мы с Лёшкой попали чуть-чуть в другую реальность. Мы с ним попали из две тысячи десятого года в тысяча девятьсот семьдесят четвёртый. И здесь было почти всё так же, как и у нас. Но ключевое слово тут — «почти». Поскольку именно политика СССР и США в этом, новом для нас мире, слегка изменилась. Джона Кеннеди не грохнули в ноябре шестьдесят третьего года, а Хрущёва с его поста сместили раньше, чем у нас. А его место занял не «наш дорогой Леонид Ильич», а «железный Шурик» Шелепин.
Но мы со Штатами враги были по-прежнему, а англичанка, как всегда, гадит. Вернее «гадила»…
Потому что, после того, как я посоветовал вождям индейских племён Соединённых Штатов захватить ракетные шахты с ядерными боеголовками, всё пошло наперекосяк.
Уж не знаю, что и как у них там пошло не так, но уже тогда, когда мы с Лёшкой добрались до Кубы, весь мир уже стоял на пороге окончательного апокалипсиса.
Кто там первым нажал на свою красную кнопку — история уже и не вспомнит. Но похоже, что за несколько очень долгих минут, все стали стрелять друг в друга. Так сказать, война всех против всех… Но мы этого уже не увидели.
Последнее, что я смог увидеть — это ослепительно белый и всепоглощающий свет от близкого ядерного взрыва.
Ну а потом… Потом — всё пропало.
Хрен знает когда…
Хрен знает где…
Александр Тихий.
Сколько прошло времени с момента той яркой вспышки и последующей за ней всепоглощающей темноты, я так и не понял… Может пара секунд, а может и час… Хотя вполне возможно, что прошла неделя, месяц или год. Но не исключаю, что и много-много лет. Только вот как понять, в какую сторону прошли эти много-много лет. В прошлый раз для нас с Лёхой «много лет» равнялось примерно тридцать шесть годов в минус, да ещё куда-то в сторону, в ненашенскую альтернативную реальность. А где мы сейчас? Да хрен его маму знает. Поживём — увидим, а время покажет…
Лёгкий морской бриз обдувал моё лицо. Я поднял руку и ощупал своё лицо. Чего я хотел там обнаружить? Следы ожогов после ядерного взрыва? Или я пытался понять, чьё лицо сейчас под моей ладонью? Да, нет. Вроде всё тот же Сашка Тихий. И никаких ожогов или других каких повреждения я не обнаружил, пальпируя свою мордочку.
А вот рядом со мною кто-то зашевелился. И это была маленькая девочка Аня. Та которая решила, что обязательно будет моей женой… Когда вырастет, конечно. Ну а я ей тоже пообещал. Да много чего я ей пообещал. В том числе, пообещал всегда быть с нею рядом в трудную минуту… И вот, когда настала, эта самая, трудная минута, я вроде бы рядом с ней. Так что, можно сказать, что одно из своих обещаний я уже исполнил.
Анечка хлопала ресницами, осматриваясь по сторонам. Приподнявшись, я тоже решил оглядеть окрестности…
Да… Прям сразу и не понять, что случилось и где мы оказались.
Мы лежали на каком-то белоснежном песке. И это был какой-то абсолютно безлюдный пляж… Только он не был похож на пляж какого-нибудь пятизвёздочного отеля. Потому что, кроме белоснежного песка, на берегу было полно всякого мусора, нанесённого морскими волнами. И эти волны лазурного моря то накатывали, то откатывали обратно, облизывая пологий песчаный берег.
Совсем безлюдным пляж конечно же не был. Поскольку метрах в трёх от нас, в живописной позе, обняв друг друга, лежали Маринка с Лёшкой. Они тоже пришли в себя и таращились по сторонам.
Но похоже, что только меня и Лёшку не особо удивило такое фантастическое появление нас на этом берегу. Всё-таки не первый раз нам выпадает такое приключение. Правда, в прошлый раз всё было совсем не так, но всё-таки…
— Что это было? — хрипло спросил Лёха.
И похоже было, что он ни у кого ничего не спрашивал, а просто произнёс вслух тот самый вопрос, что сейчас волновал всех нас.
— Скорее всего, брателло, янки всё же шандарахнули по нам ядрён батоном. — ответил ему я, вставая на ноги.
— И что? — вклинилась любопытная Маринка
Она уже отпустила Лёшку, и тоже пыталась подняться на ноги.
— И всё… — многозначительно ответил ей мой брат.
— Что, всё? — не поняла она.
— Мы умерли… — спокойным голосом ответил ей Лёха.
— Как, умерли? — спросила его подруга.
— Ну, не знаю… — глубокомысленно произнёс я, встревая в разговор. — Сгорели в пламени ядерного взрыва, наверное.
— Ерунда какая-то… — не согласилась Маринка.
— Придумай какую-нибудь другую версию! — посоветовал ей я.
— А где мы? — пискнула Анечка откуда-то у меня из подмышки.
— Не знаю. — а что я ещё мог ей ответить? — Море тёплое. Песок мягкий. Похоже, что где-то там же, на каком-то из Карибских островов.
— Но вокруг нас никого нет…
— Ага. — добавила более старшая подруга. — Вокруг вообще ничего нет. Вон вдали какие-то деревья низковатые растут. Ну, или, может, кусты. Отсюда и не видать толком… Ну и всё, что можно разглядеть в зоне видимости. А остальное — только море и песок.
— Ты меня не бросишь? — вдруг спросила меня маленькая девочка, прижавшись ко мне сильно-сильно.
— Ну, что ты, Анечка. Мы теперь всегда будем вместе.
Что удивительно, это то, что в отличие от прошлого нашего перемещения, мы с Лёшкой остались прежними. А ещё с нами вместе переместились и наши девушки. При этом все мы были одеты в то же самое одеяние, в котором слушали вместе с Судоплатовым сообщение о ядерной тревоге в Соединённых Штатах Америки. Правда Лёшка и Маринка щеголяли в выданной им кубинскими друзьями военной форме без знаков различия. В той самой форме, которую почти не снимая носил команданте Фидель Кастро Рус. Удобная такая, с кармашками… А вот мы с Анечкой одеты были, как легкомысленные туристы. На мне джинсы и рубашка с короткими рукавами, а на Анюте, так и вовсе, лёгкое платьице, не прикрывающее колен. С обувью дело обстояло примерно так же. У Лёхи с Маринкой на ногах — военные ботинки, у меня кроссовки, а у Ани — босоножки на босу ногу.
Знать бы заранее, что так произойдёт, то я бы не только оделся по-походному, но и рюкзачок кое-какой собрал бы с собой. Ведь в отличие от прошлого нашего перемещения, мы прихватили с собой не только сознание с опытом всей прошлой жизни, но и свои тела, одежду… А что ещё?
Я сунул руку в карман, и нащупал складной перочинный ножик, по типу швейцарского с разными лезвиями. Таскал его с собой, так, на всякий случай.
Да… Ситуация.
Где мы?
Когда нас застал взрыв атомной бомбы неизвестного по мощности заряда, мы находились в одной из шикарных комнат довольно-таки шикарного отеля. Кто-то мне сказал, что это была бывшая вилла какого-то Дю Пона. Но мне-то по фигу. Где сейчас эта вилла? Куда ни глянь, никакого жилья на горизонте не наблюдается. Может если подняться чуть повыше, что-то и можно будет разглядеть? Но с этим чуть позже разберёмся. Первым делом надо уточнить всё ли в порядке со всеми, и попробовать всё-таки выяснить как мы сюда попали… А ещё лучше, постараться понять куда мы попали. Потому что, как мне кажется, это уже не Куба.
Лёха с Маринкой о чём-то разговаривали. К ним присоединилась и Анюта. Марина приобняла её, а та прижималась к ней, как к старшей сестрёнке, словно бы в поисках защиты… Защиты от чего? Да от всего. А особенно от той неизвестности, которая нас сейчас окружает со всех сторон.
Ну а я, не знаю даже почему, решил пройтись по кромке берега и изучить мусор, что приносили волны… Вот такая у меня вдруг дурацкая идея появилась.
Мусор, как мусор… Обычное дело. Кусочки побуревших водорослей, какие-то обтёсанные и обкатанные прибоев палочки и веточки… Ракушки умерших моллюсков, рыбья скелетики, камушки разные… И много-много всяких белёсых осколочков разного калибра… Сперва я их тоже приравнял к деревяшкам, но… Половинка челюсти с сохранившимися зубами, навела меня на мысль, что и другие белые «как бы деревяшки», это остатки костей…
Челюсть явно принадлежала ранее какому-то хищнику средних размеров. Волк или собака. А может и ещё кто другой. Я не патологоанатом и даже не палеонтолог, чтобы по кусочку кости определить, внешний вид того, от кого эта косточка осталась.
Ну а то, что куда ни глянь, на весь берег простирается это полоска из белых осколочков, наводит только на одну мысль… Это ж-ж-ж — неспроста. Похоже, что «песок» на нашем белоснежном пляже, тоже может быть остатками чьих-о костей. Я взял в ладонь горсть песка. Да, нет, вроде бы… Песок, как песок…
— Ты чего там, в песочек играешь? — послышался голос Маринки.
Ехидная, как всегда и в любой ситуации. Ну, ладно. Я сейчас ей настроение подправлю…
Прихватив часть чьей-то челюсти и ещё пару останков покрупнее, подошёл к ребятам.
— Мариночка! Если захочешь поиграться тут на пляже и закопать своего Лёшеньку в песочек, то имей в виду, что это не совсем обычный песок. По большей части он состоит из этого.
Я протянул ей свои находки.
— Что это? — отдёрнула она руку.
— Вот это — часть челюсти какого-то хищного зверя, размером с большую собаку, а это… Хрен его знает. Толи кусок от большой берцовой кости человека, то ли часть ноги коровы…
— Это что? — вписался в разговор Лёшка. — Берег слоновой кости?
— Ага. — сыронизировал я. — Берег хреновой кости. Похоже, что тут вообще, только одни кости и есть. Ты в небо смотрел?
— А чё там? Небо, как небо… Облака…
— А птицы? Хоть во все стороны гляди, ни единой тёмной точки на горизонте. Да и не слышно ничего, кроме того, как волны накатывают и откатывают…
— Думаешь, что все сдохли?
— Не исключаю и такого варианта.
— От радиации?
— Лёша! Не задавай вопросов, ответов на которые нет не только у меня, но и не у кого из здесь присутствующих! Ты помнишь хоть что-то про последствия ядерного взрыва?
— Ну-у… Блин. Не более того, что в армии давали. Вас там что, не учили этому? «Вспышка справа!», «вспышка слева!»…
— Ага. Только не было команды «Вспышка со всех сторон!» и «Ты в эпицентре ядерного взрыва!»
— А ещё я помню… — продолжал Лёха. — Типа: Ударная волна, световое излучение, проникающая радиация…
— Ага. Радиоактивное заражение местности и прочее, прочее, прочее… Лёша! Ожоги, контузии и прочие механические повреждения нас миновали, как ты видишь. Насчёт лучевой болезни, потом узнаем. Но я пока ничего не ощущаю.
— Я тоже… Только пить хочется.
— Это не симптом радиоактивного заражения.
— Но пить всё равно хочется. — вклинилась в наш разговор Маринка.
— И мне тоже.
— Вон сколько воды. — кивнул я на море.
— Дурак! — ответила мне Маринка.
— Ладно. Проехали. Пора выбираться с этого райского берега.
— Куда? — наивно спросила Аня.
— Туда! — указал я направления в сторону от моря.
— О! Я ещё вспомнил…. — Лёшка поднял палец вверх. — Психологические травмы, вызванные стрессом и страхом.
— Анечка! Ты чего-нибудь боишься? — спросил я нашу самую младшенькую.
— С тобой я ничего не боюсь. — с улыбкой ответила она.
— Ну, вот видишь, Лёха. Никаких психологических травм в нашей группе не выявлено.
— А у меня ты даже не спросил? — язвительно спросила Маринка.
— Ты — сама по себе и есть психологическая травма. И горе тому, кто попробует тебя напугать или обидеть. Валькирии не подвержены страху, их не напугаешь каким-то стрессом. Они живут в этос состоянии и несут разрушение и смерть врагам и завистникам. — пафосно проговорил я.
— Лёша! Я не поняла. Он чего… Обидел меня или как? — спросила Маринка у своего бойфренда.
— Глупенькая! Он же тебя похвалил. Сказал, что тебе не страшны враги и недруги. И что это они тебя должны бояться.
— А-а… Понятно. А то я ему уже хотела врезать.
— Не смей трогать Сашеньку! Он мой! — заслонила меня своим щуплым тельцем Анечка.
Глупая ситуация… Стоим хрен знает где, на хрен знает каком пустынном берегу, в хрен знает каком времени и ржём все вместе в полный голос, как стадо диких лошадей… И плевать на то, что вся эта местность, включая песок под нашими ногами, заражена радиацией. И плевать на то, что весь мир в труху… Мы потом с этим разберёмся. А сейчас нам весело и смешно. А пока мы смеёмся, весь остальной мир подождёт немного. Мы ещё к нему вернёмся.
Я стоял и улыбался. Да пошло оно всё к чертям собачьим! Мы живы. Мы вместе. И плевать на то, в каком мы месте. Почему-то мне кажется, что всё будет хорошо…