— Где это мы?
— В раю, — усмехнулся я. — Можешь разоблачаться. Здесь холодно не бывает. Снимай свою хламиду. У нас найдется что-нибудь и посвежее.
Но тот лишь зло сверкнул глазами:
— Ты мне это… Зубы не заговаривай! Куда затащил?
— Какая тебе разница? Здесь тепло и комфортно. Чувствуй себя, как дома. Сейчас нам хозяйка чего-нибудь на стол сообразит. Правда, милая?
— Еще чего! — фыркнула «милая».
— Кстати, познакомься! — запоздало спохватился я. — Жена моя. Настей зовут.
Он молча уставился на неё, не находя, что сказать.
— Да мы уж знакомы давно! — со вздохом отвернулась Настя и пошла по дорожке к белеющей среди пальм ажурной вилле. — Заочно! — пояснила она через плечо.
— Вроде как… не имел чести… — попытался Игорь соответствовать вдогонку, но у него это вышло как-то коряво и он вконец стушевался, отчего стал еще злее.
— Да ты расслабься! — рассмеялся я. — Не обращай внимания. Пофыркает и перестанет. Она девка классная. Просто до сих пор простить не может, как ты миллион профукал.
Он остолбенел:
— А откуда… — Потом, сообразив что-то, осторожно спросил: — А она тоже?… Знает?…
— Знает-знает! — заверил я, садясь на песок. — Да снимай ты свою драгоценную амуницию! Вон, уже пот градом! — И стал сам скидывать с себя облачение северных широт.
Он вдруг растерянно посмотрел в ту сторону, куда ушла Настя, и проворчал:
— Может, снизойдешь до объяснений?
— Обязательно, — с готовностью кивнул я и блаженно растянулся на песке. — Только сначала ты мне о себе расскажешь. Как сумел докатиться до жизни такой?
— А эта… — Он повел горбатым носом вокруг. — Декорация… Как? Надолго?
Я с удовольствием рассмеялся:
— Это не декорация! И, можешь поверить, она надолго! На экваторе мы.
— Ну… Что брехать ты мастер, я ещё помню, — пробормотал он и стал распаковываться. — Про тарелки вон как складно врал. Я тогда чуть было не поверил. — И он медленно стал распаковываться.
Наряд его, как снаружи, так и изнутри, не дышал благообразием. Проживание «где придется» оставило на нем своеобразный отпечаток.
— Ты это… — Я с трудом подбирал слова, чтобы ненароком не ранить его больное самолюбие. — Хламиду-то свою брось подальше. Да иди в море окунись. А то, небось, с прошлого года ещё…
— Тебе-то что? — огрызнулся он и поинтересовался уже более миролюбиво: — А море здесь тоже… того?…
— Что «того»?
— Ну, настоящее? Мокрое?
— Вот дурень! — рассмеялся я. — Иди, купайся!
— Ну-ну… — буркнул он для порядка и поплелся к воде, прикрывая рукой дыру на трусах.
Сдерживая смех, я наблюдал из-под прикрытых век, как он, преодолевая сомнение, погружался в прозрачную океаническую волну.
Пока он там плескался и фыркал, я все старался представить, какие-такие пути-дороги могли привести его, всегдашнего выдумщика, делягу с авантюрной жилкой, в такое плачевное состояние. Никакого объяснения, кроме пьянки, я не находил.
«Я тоже так считаю», — услышал я громкую мысль в своей голове и даже не сразу сообразил, что это Настя.
«Ах, ну да! — с усмешкой подумал я в ответ так же громко. — Контрол! Тотал контрол!»
«А ты как думал? — прозвучало в ответ обиженное. — Ты что же, теперь к нам сюда всех бомжей соберёшь? Всех алкашей и наркоманов? Я-то, по наивности своей, полагала, что мы здесь будем только вдвоем. А ты, как я вижу, решил из нашего островка богадельню устроить?»
— Да ничего такого я не надумал! — вслух ответил я. — Ты и сама прекрасно знаешь, что он мне не чужой. Если ещё помнишь, мы и друг друга нашли не без его участия. И потом, при моих-то возможностях, я просто обязан ему помочь.
«Ну конечно! — жужжало в моей голове. — Только ему мы и обязаны! Если мне не изменяет память, он твою помощь уже однажды получал. Напомнить, что из этого вышло?»
— Не надо. Я всё прекрасно помню. Ты, кстати, где?
«Ну ведь ты же распорядился что нибудь на стол поставить! Я и воплощаю в жизнь решения партии и правительства».
— Вот и умница! — Я сел и упёрся взглядом в стоящего передо мной Игоря. С него струями стекала вода.
— Ты с кем это?
Увлечённый переговорами с Настей, я и не услышал, как он подошёл.
— А… Это я так… Репетирую!
— Угу. «Тихо шифером шурша…»
— Можешь думать и так.
— Ну, если б я тебя не знал… — Он бухнулся рядом на песок и закрыл глаза, подставив солнцу белый живот. — Хотя, с той поры много воды утекло… Я смотрю, ты хорошо устроился. И это всё картины? — В его голосе звучала неприкрытая издёвка.
Я промолчал. Говорить правду было еще рано. Врать — себе дороже. Одно враньё потянет за собой другое. Да и стоит ли вообще что-либо рассказывать? Ещё неизвестно, чем обернётся эта встреча. Настя права: я, как всегда, действовал по наитию.
— Ну давай, давай, колись. Сказал «А», говори теперь «Б».
— Ты это о чём?
— Как «о чём»? В один миг перенёс за тысячи километров и тебе нечего сказать?
— Значит, всё-таки, осознал?
— А куды ж дяватьси-то? — по-стариковски проскрипел он. — Факты — вещь упрямая: бьют прям по лицу!
— Так ты ж всё равно не поверишь.
— А ты ври поскладнее, — хмыкнул он самодовольно. — Может, и поверю.
— Я, вообще-то, про тебя хотел бы узнать, как ты докатился до жизни такой?
— А что тут сложного? Жизнь как жизнь… Да щас все так живут!
— Ты мне-то уж не врал бы! «Жизнь»! Про уши осла ещё не забыл?
— Хм… Злопамятный…
— Я не злопамятный. Только понять не могу: тот рай, куда ты меня всё тащил, именно так и выглядит?
— Топчи-топчи! — злобно буркнул он. — Думаешь, если судьба улыбнулась раз, то оно так и будет всё время? Щас! Будет и на моей улице праздник!
— Это хорошо, что ещё веру не потерял.
— Надежда, сам знаешь, подыхает последней… — И вдруг он взвился: — Да если б не тарелки эти грёбаные, я, может, ещё и выше тебя взлетел бы!
Я заинтересованно приподнялся на локте:
— При чём здесь «тарелки»?
Он посмотрел на меня, как на идиота:
— Ты телевизор давно смотрел? Не знаешь, что в мире сейчас творится?
Признаться, телевизор с его жвачкой меня мало занимал. Хватало и новостных сайтов.
— Тебя-то это каким боком? Люди ездить перестали?
Он с тоской посмотрел на меня и отвернулся.
Я не отставал:
— Ну а всё-таки?
Он помолчал и буркнул, не поворачиваясь:
— В армию я подался… Опять в танкисты…
Теперь мне стало всё ясно! Я вспомнил неорганизованные толпы уныло бредущих «обезлошадевших» вояк, после устроенного мною тотального разоружения. Игорь оказался одним из них, так и не нашедших потом своего места в жизни. Я, занятый глобальными проблемами, всё откладывал решение вопроса по их трудоустройству, наивно полагая, что государство должно само об этом позаботиться. Но государство до сих пор не оправилось от полученного шока, а люди-то кушать каждый день хотят!
Я густо покраснел. Вот она, ответственность! Когда думаешь обо всём этом отвлечённо, в планетарных масштабах, получается вроде как во благо всем, но стоит «снизойти» лично до каждого из этих «всех», получается, что я и есть причина всех проблем в их судьбах. А насчёт «блага»… Когда это оно ещё проявится!
А проблема вот она, лежит рядом, растянувшись на песке. Ну, ему, допустим повезло, наши пути-дорожки случайно пересеклись. А остальные?
— Одного я не понял, при чём здесь тарелки?
— Да все так говорят! — вновь уставился он на меня, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Кто ещё может устроить такое?
— А почему обязательно «тарелки»? Может, кто другой?
Он насмешливо посмотрел на меня:
— А кто? Уж не ты ли?
Я промолчал, скрывая хитрую улыбку.
— Всё-таки не пойму, — сказал я, видя, что он не собирается продолжать, — чего тебя-то, шабашника заядлого, в армию понесло?
— Да бес попутал! — цыкнул он с досадой. — Хмырь один приезжал, служили с ним вместе когда-то. Ну и стал расписывать прелести жизни контрабасов.
— Кого?
Игорь выразительно глянул на меня:
— С луны свалился? Контрактников так зовут.
— Первый раз слышу…
— Где уж тебе! — снисходительно усмехнулся он и резко сменил тему: — Я там в зарослях хижину заприметил. Такая вся белая. Часом не твоя?
Я улыбнулся:
— Допустим…
— Хорошенькое допущение! Миленький такой Тадж-Махальчик!.. Если б там ещё чего и пожевать было… — с тоской добавил он. — А ещё лучше — выпить!
— Пиво устроит?
— Спрашиваешь! — мгновенно оживился он, подскакивая.
— Ну тогда пошарь в песке. Может, чего и надыбаешь.
— Где? — вытаращил он глаза.
— Ну там, — равнодушно закрыл я глаза и лёг на спину, подставив своё белое пузо тропическому солнцу. — Где сидишь.
Он суетливо зашарил по песку и тут же наткнулся на банку пива. С удивлением замер:
— Фигня какая-то…
— Что-то не так?
— Чё лыбишься? Песок-то горячий, а банка — глянь! — ледяная! Аж запотела!
— Ну, не нравится, не пей…
— Щас! — он рванул за колечко и жадно припал к отверстию. В два глотка опорожнив сосуд, он отшвырнул его и с сожалением причмокнул: — Хорошо, но мало!
— Бери ещё…
— А что, там ещё есть? — Он радостно гоготнул и зарылся в песок. Взметая буруны, выудил оттуда ещё две банки и спросил обиженно: — Чего ж молчал-то?
— Ты не спрашивал.
— Угу, — плотоядно булькнул он, — а слон не догадывался.
С изрядной долей брезгливости я вслушивался в звуки, доносившиеся из его утробы.
— Лечиться тебе надо.
— Не родился ещё тот врач! — сыто рыгнул он и довольно откинулся на спину.
— А ты пробовал?
— Смеёшься? Была охота… под хвостом мочить! Мне и так неплохо!
— Узнаю Одессу… — вздохнул я и поднялся. — Ну-ка, глянь сюда!
— Чего ещё?… — недовольно повернулся он и осёкся, встретив мой взгляд…