Я сидел напротив пленницы, наблюдая за тем, как медленно затягивается рана на её лице. От недавней дыры размером с добрый кулак сейчас осталось крохотное отверстие. На вид девчонке было лет семнадцать, а может, и все девятнадцать, сложно сказать наверняка. Небольшого роста, хрупкого телосложения, смазливая, курносая, со светло-русыми волосами. Будь я помоложе, мог бы в неё даже втрескаться. Но сейчас мне предстояла совсем другая работа, и я даже близко не знал, с чего начать.
Может, всё это время я неправильно жил? Не знаю. Необходимых навыков для той жизни, что настала в данный момент, я не приобрёл. Как пытать человека? Хотя ладно, с этим более-менее ясно: делаешь больно, ждёшь, чтобы он не окочурился, и снова что-нибудь ломаешь или отрезаешь. А что с выродками? Они вообще чувствуют боль? Наверное да, ведь визжала она знатно, даже в тот момент, когда я волочил её по полу, вонзив в спину багор. Да и жариться на солнышке ей тоже не особо понравилось.
И тем не менее…
Да она мне в дочери годится. У моих одноклассников дети уже в армию пошли, когда началось всё это дерьмо. Может, мне с семьёй не повезло, но как перешагнуть через себя и начать воспринимать её не как ребёнка? Как преодолеть жалость к этой крохе и отрезать ей палец? Наверное, стоит дождаться, когда она очнётся, а там уже по ходу дела разберусь.
— Жрать будешь или где⁈ — окликнул меня Стэп.
— Иду, не ори, — отозвался я.
Но прежде чем выйти из комнаты, как следует проверил путы, что должны были сдержать эту тварь. Ни я, ни Стэп не имели ни малейшего понятия, на что способны изменённые. Каковы пределы их физических возможностей? А потому перестраховались со всех возможных сторон: связали девчонку по рукам и ногам, примотали к стулу и на всякий случай накинули на шею удавку, чтобы не трепыхалась. Я бы её и в клетку посадил, но где же её взять в такой глуши?
Из Нижнего мы свалили сразу, как только загрузили пленницу в багажник УАЗа. Место, где мы находимся сейчас, по праву можно считать глухим: конечная точка на карте, откуда попросту некуда ехать дальше. Деревушка всего в двадцать пять домов, из которых десять были заброшены ещё при нормальной жизни. Здесь Стэп провёл лучшие годы своей жизни. Опять же, по его утверждению. Родители каждое лето ссылали его сюда, к бабушке, как и других детей его возраста. Вот где присутствовал истинный дух свободы.
В своё время я завидовал таким пацанам, которые по приезде рассказывали миллион разных историй о деревенских приключениях. Рыбалка, купание в озёрах, гулянки до поздней ночи. А когда дело дошло до первого секса на сеновале, так и вообще гаси свет. Но увы, моя бабушка жила в соседнем районе, в классической пятиэтажке, и мне оставалось лишь слушать подобные байки и тихо завидовать.
К слову, Стэп даже место показал, где по его словам, он впервые стал настоящим мужчиной. Странно, но почему-то сейчас мне было совершенно насрать на счастливое детство приятеля. Все мои мысли были заняты девчонкой, привязанной к стулу в соседней комнате.
— Я вот всё думаю, — прожевав солёный огурец, произнёс Стэп, — вернёмся мы в крепость — и что?
— Лично я ни хрена не понял, что именно тебя беспокоит, — усмехнулся я.
— Да я к тому, что мы ушли с двумя охотниками, а вернёмся с сомнительной информацией, полученной от малолетки под пытками. Нам же никто не поверит.
— Ты вначале ещё выуди эту информацию.
— В смысле — ты⁈ Я не умею! — возмутился Стэп. — И вообще, это твоя идея, тебе её и реализовывать.
— Молодец ты, конечно. Опять я всю работу сделаю, а бабки пополам.
— Какие бабки? Нам за это не платят.
— А сердце?
— Не факт ещё, что оно пригодным останется. Вдруг придётся серебро применить? Ну и ладно, я готов отдать тебе всё вырученное с него серебро, я и в самом деле ничего особо не сделал.
— Лихо ты заднюю врубил. Не, дружище, так не пойдёт. Мы либо напарники, либо иди-ка ты в жопу с такой политикой.
— Да чё ты завёлся-то сразу? — тут же сменил позицию Стэп. — Я же помогать не отказываюсь. Могу отрезанные пальцы выносить или кровь замывать.
— Ладно, без тебя разберусь, — отмахнулся я. — Это шутка была.
— Знаешь что?
— Что?
— Ты бы поработал над чувством юмора, тебе даже до Петросяна ещё далеко.
— А по-моему, смешно получилось, — ухмыльнулся я. — Ты бы свою рожу видел. Что у нас с едой вообще? Все дома осмотрел?
— Да, в деревне пусто, — кивнул напарник. — Ни следов, ни каких-либо ещё признаков присутствия разумной жизни. В крайнем доме крольчатник был, но там сейчас только истлевшие тушки остались. Курятники тоже пустые, там лисы поорудовали. В подвалах есть соленья и кое-где тушняк домашний в стекле, но это я уже к нам всё перенёс. Крупы разной несколько пакетов нашлось, на ужин что-нибудь из неё сварганю. В общем — пока живём. Запасов дней на десять хватит, а то и больше.
— Отлично, пойду эту проведаю, может, очнулась уже.
— Капец нам, — невпопад добавил Стэп.
— Сейчас не понял? — покосился на него я. — Это с какого перепоя?
— Да я не про сейчас, а в принципе, — пояснил он. — Ты же сам видел, какая там дыра в башке была, да там полрожи на полу осталось! А она вон, сидит себе, уже почти целёхонькая. Как с такими тварями бороться⁈
— Ну как-то ведь получается? — пожал плечами я. — Ты сам посмотри, как сильно мы их ряды сократили.
— А они наши — нет? Сколько всего людей осталось на планете? Миллиард или и того меньше?
— Тебя чего вдруг накрыло-то?
— Не знаю, — хмыкнул Стэп. — Просто раньше никогда такого не видел. Ну понятно там, дырка от пули, но ведь у неё мозги на полу остались. Как можно после такого выжить вообще?
— Понятия не имею, я же не доктор. Ладно, если хочешь — сиди здесь, я пошёл. Раньше сядем — раньше выйдем.
Инструмент я уже приготовил заранее. Ничего особенного, только то, что смог отыскать в доме и сарае. Негусто, конечно, но для того, чтобы развязать язык, должно хватить с запасом. Ржавый топор, молоток, пассатижи и садовый секатор. Ну и самое смертоносное оружие человечества: кухонный нож.
Да, как бы странно это ни звучало, но за историю своего существования этот инструмент забрал больше жизней, чем атомная бомба.
Девчонка всё ещё пребывала в отключке. На всякий случай я похлопал её по щекам и растёр уши. Пока мы лопали огурцы, её рана полностью затянулась. Сейчас о её существовании можно было узнать, лишь внимательно присмотревшись к лицу. На её месте остался след из свежей, ещё розовой кожи. В остальном, будто ничего и не было.
Я снова уселся на стул, который установил напротив, и принялся ждать. Стэп чем-то гремел на кухне, наверное, подбирал посуду для готовки, а может, освобождал пространство. И, наверное, хорошо, что я буду проводить допрос в гордом одиночестве. Всё равно толку от него не будет, только пол заблюёт.
Девчонка заворочалась, и я тут же направил в её сторону «сайгу». Патроны в магазине я не менял, но как показала практика, свинцовая картечь прекрасно останавливает выродков.
Некоторое время пленница осматривала себя, а затем уставилась на меня. В её глазах читался нескрываемый вопрос: что происходит? Но я не спешил давать хоть какие-нибудь ответы и так же молча её рассматривал.
— Ты кто? — всё же первой начала она.
— Тот, кто тебя поймал.
— И что тебе нужно? — слегка склонив голову набок, поинтересовалась она.
— Ответы. Ты знаешь некого Лебедева Сергея?
— Кто это?
— Тот, кто мне нужен.
— И почему я должна его знать?
— У тебя не так много вариантов, — развёл руками я. — Либо расскажешь всё по хорошему…
— Будешь меня пытать? — Она изобразила испуг. — Не надо, пожалуйста, я всё скажу… — Девчонка выдержала паузу, а затем залилась громким смехом: — Ха-ха-ха! Ты что о себе возомнил, мясо? Я тебе сердце вырву и сожру, пока ты будешь ещё жить. А ну развяжи меня!
Девчонка рванулась с такой силой, что стол, к которому она была привязана, предательски затрещал, готовый рассыпаться на составляющие. Я испугался. Нет, не того, что она может на меня кинуться. Мне не хотелось гоняться за ней по всему дому или снова ждать несколько часов, пока в её голове зарастёт очередная рана.
Подскочив со стула, я подхватил с журнального столика молоток и со всей силы ударил им девчонку по лицу. Брызнула кровь, щека порвалась и повисла лоскутом, обнажая окровавленные, поколотые зубы. Тварь попыталась сплюнуть крошево, но вышло плохо. Вязкая, красного цвета слюна вывалилась изо рта и плюхнулась ей на колени.
Кровь остановилась почти сразу. Девчонка плечом прижала оторванный кусок щеки на место и посмотрела меня с хищным оскалом. Вырванный клок при этом не отваливался и уже начал зарастать. В глазах пленницы заплясали бесята, и она вновь расхохоталась.
— Что, мясо, не ожидал такое увидеть⁈ — отсмеявшись, произнесла она. — Ну, и что будешь делать дальше? Я слышала: если запихать иголки под ногти, пленник расскажет всё. Хочешь попробовать?
— Может, позже, — пожал плечами я и снова со всего размаха зарядил ей молотком, но на этот раз по колену.
Что-то хрустнуло, но девчонка даже не дёрнулась, продолжая сверлить меня наглым взглядом. И я добавил ещё раз, а затем ещё, и ещё, пока её джинсы в этом месте не напитались кровью.
— Уже лучше, — хмыкнула она. — Но всё равно слабовато. Да ты не спеши, дорогой, растяни удовольствие. — Её голос вдруг сделался томным, тягучим, словно она пыталась меня соблазнить.
— Тварь! — взревел я и нанёс удар молотком в висок.
Это самая тонкая кость в черепе человека, и я бы непременно её проломил, но подвёл инструмент. Старая ручка рассохлась от старости и боёк, слетев с неё, с грохотом ударился о стену. Пленница разразилась таким хохотом, будто я только что, при ней, в штаны наложил.
— Ха-ха-ха, — прямо в голос залилась она, а затем выкрикнула: — Скажите, а у вас там нормальный палач нигде не завалялся⁈
— Посмотрим, сможешь ли ты отрастить себе палец, — хмыкнул я и взялся за секатор.
Я ожидал, что резать им кость будет довольно сложно, но едва сдавил рукояти, как мне под ноги шлёпнулся отрезанный мизинец. Девчонка вмиг сделала серьёзное лицо и нахмурилась. Пару секунд он пялилась на меня, сведя брови, а затем не выдержала и улыбнулась.
— Ну вот, уже лучше, — произнесла она. — Было даже чуточку больно. Давай следующий. Или если хочешь, можешь вернуть на место этот, а то они так быстро закончатся.
Нервы сдали. Бросив инструмент на журнальный столик, я вышел за дверь, чтобы перевести дыхание. От прежней жалости не осталось и следа, а вот гнев кипел такой, что приходилось с трудом себя сдерживать, чтобы не убить эту дуру. Хотя, возможно, именно этого она и добивалась. И как мне заставить её говорить, если ей неведома боль⁈ Или она её каким-то образом контролирует?
— Эй, ну куда же ты⁈ — донёсся её приглушенный дверью голос. — Я только начала заводиться. Неужели ты меня больше не хочешь?
— Что там? — выглянул из кухни Стэп.
— Ни хрена хорошего, — поморщился я. — Она, по ходу, умеет контролировать боль.
— Попробуй иголки под ногти, — посоветовал он.
— Слышь, а ты там часом не охренел⁈ — взревел я. — Иди и сам попробуй! Умник хе́ров!
Грохнув дверью, я вернулся к пленнице. Она так и сидела, привязанная к стулу, глядя на меня с кривой ухмылкой.
— Да ты попробуй, не стесняйся. Наверняка в доме где-то завалялся швейный набор.
— Набор, говоришь? — в тон пленнице ухмыльнулся я. — У меня есть предложение получше.
С этими словами я выудил из кармана тонкую перевязь серебряных пруточков. Те самые пятьдесят грамм, что остались у меня после торгов с Мичманом.
Вся спесь тут же слетела с изменённой. Она вновь затрепыхалась в попытке вырваться. Но стул оказался довольно крепким, как и верёвки, что стягивали её тело.
Я вытянул один пруток и, схватив её за волосы, чтобы не промахнуться, вонзил его ей прямо в глаз. И наконец-то услышал знакомый визг, полный боли и страха. Она рванулась так сильно, что в моей руке остался клок вырванных волос. Пришлось схватить ещё раз, чтобы извлечь пруток. Всё-таки я хотел получить от неё информацию, а не просто убить или запытать до смерти.
Проволочка явно похудела, пока находилась в её теле. А когда я прикоснулся к изъеденному кончику, он хрустнул и отвалился, будто был изъеден кислотой. То же самое происходило с кастетом брата, когда он вбивал его в окровавленную рожу выродка на той злосчастной квартире. Странная реакция, учитывая, что серебро относится к благородным металлам, и его не всякая кислота берёт. А ведь её кровь меня даже не обжигает.
И ещё один интересный факт: рана, которую оставил пруток, не зарастала. Глаз продолжал сочиться какой-то слизью и кровью, но регенерировать не успевал. И это навеяло мне одну интересную мысль, которая вполне могла сработать.
Я снова взялся за секатор и поднёс его к мизинцу на другой руке. Видимо, моё предыдущее действие сняло контроль над болью, потому что девчонка вновь завопила, когда её фаланга упала на пол. Но и я на этом не остановился. Взяв остаток пруточка, я принялся водить им по открытой ране и едва не оглох от крика.
Наконец стул не выдержал и с треском разложился на запчасти. Пленница рухнула на пола и принялась извиваться, как уж, брошенный на сковородку. Я попытался её поднять или хоть как-то удержать, но сил было недостаточно. Пришлось подождать, пока она хоть немного успокоится. Вот теперь от наглой ухмылки на её бледной роже не осталось и следа.
— Не готова ещё поговорить?
— А ты не хочешь полизать мне между ног? — хриплым голосом ответила она. — Я как раз завелась. Не стесняйся, мы никому не расскажем. Ты когда-нибудь трахал такую, как я? Думаю, нет… А-а-а!
Я прервал словесный понос, отрезав ещё один палец, и, пока она не отключила боль, прижал к ране остаток серебра, чувствуя, как оно шипит и растворяется в её крови под моими пальцами. Девчонка снова забилась, словно в эпилептическом припадке. А я навис над ней в ожидании, когда схлынет боль.
— Начинай говорить, тварь, или я с тебя кожи сдеру и серебряной пудрой присыплю! Кто такой это Лебедев и где мне его искать⁈
— Я не знаю! — завопила она.
— Врёшь, мразь! — Я поднёс секатор к следующему пальцу. — Где он⁈ Где мне его найти⁈
— Я не знаю! Этого никто не знает, дебил! Думаешь, он нам докладывает?
— Ага, то есть с ним ты всё-таки знакома? — уточнил я и для верности всё же отсёк фалангу указательного.
Десять грамм серебра уже бесследно растворились в крови пленницы, но я не собирался его жалеть. Если потребуется, спущу все полкило, но вытащу из этой твари всю информацию.
Комнату снова заполнил её визг.
— Где он? В каких местах чаще всего бывает?
— Понятия не имею. К нам он всегда приходит в разное время.
— Зачем?
— Раздаёт задания.
— Какие?
— Всякие.
— Ты чё, мразь, новой порции захотела⁈
— Да я не знаю! — завопила она и попыталась отстраниться. — Мы жратву собираем, наблюдаем за кремлём, считаем людей на постах. Всегда по-разному.
— Кто он?
— Какой-то СБшник бывший, или что-то типа того.
— Где мне его найти?
— Нигде. Он сам находит таких, как ты. Твой предшественник тоже его искал… Ах-гр-х-х…
Из её лёгких резко вылетел воздух от удара тяжёлым военным ботинком.
— Как он его завербовал?
— Ты серьёзно? Думаешь, я в курсе каждого его шага⁈
— Пальцев у тебя ещё до хрена, а у меня времени.
— Да я правда не знаю!
— А я тебе не верю.
Я успел только склониться, как она тут же забилась на полу, не давая мне возможности отхватить очередной палец секатором. И я сменил тактику, взявшись за кухонный нож. Клинок с хрустом вошёл ей в бедро, и штанина тут же напиталась кровью. А чтобы рана так и оставалась открытой, я откусил от пруточка грамм серебра и сунул его в рану. Несколько секунд пришлось подождать, пока она закончит корчиться. Я даже слегка отстранился, чтобы не оказаться сбитым на пол. Так сильно изменённая извивалась от боли.
На глаза попались старые ранения, и выглядели они очень скверно. Места, которых касалось серебро, потемнели. От них отходили почерневшие вены, которые отчётливо просматривались сквозь бледную кожу. Было очень похоже на заражение или какую-то гангрену. Хотя не уверен, никогда не видел ничего подобного вживую. На всякий случай я ткнул кончиком ножа в воспалённый обрубок, и реакция превзошла все ожидания. Девчонка взвыла так, что мне снова стало её жалко, а ожидание немного затянулось.
— Вопрос повторить? Каким образом он завербовал Глаза?
— Я всё расскажу, не надо больше, пожалуйста, — взмолилась она, и на этот раз искренне. От былого самодовольного кривляния не осталось и следа.
— Говори, — пожал плечами я, — я же не мешаю.
— Он какую-то бабу под него подложил. Это она его вербовала.
— Какую бабу? — Я удивлённо уставился на пленницу. — Еву?
— Я точно не знаю. Лебедев отыскал её где-то на ферме, отмыл, причесал и помог вашему охотнику её спасти. Он заразил её вирусом, или не её, а какого-то щенка, которого велел ей называть братом. Я сама всего не видела, только по слухам знаю.
— Где мне его искать⁈
— Да где угодно. Никто не знает, где его гнездо, он никому его не показывает.
— А в других гнёздах он бывает? Как часто? Раз в неделю, два, может, раз в месяц?
— Всегда по-разному. Одно время он к нам ходил чуть ли не через день, потом стал появляться реже. А в последние две недели его вообще никто не видел. Я слышала, что он в Москву собирался.
— Зачем вы все туда стягиваетесь?
— Голос.
— Какой ещё, на хрен, голос⁈
— Он зовёт нас, когда мы нужны. Я его пока не слышала. Он зовёт не всех, только достойных. Я обычная баба, у меня ничего нет.
— Сколько ферм рядом Нижним?
— Семь или восемь.
— Где они расположены?
— Две в метро, ещё одна в старых катакомбах под городом. Остальные в бункерах гражданской обороны или госрезерва. Вам туда не войти.
— Где конкретно Лебедев нашёл ту бабу?
— В метро. Там самая большая ферма.
— Сколько там человек?
— Никто точно не знает, — замотала головой она. — Больше тысячи.
Её раненый глаз почернел и почти полностью вытек. Кожа вокруг него тоже сделалась тёмной, на лице проступили вены. Я даже начал опасаться, что она сдохнет прежде, чем я успею всё разузнать. Нужно было спешить и задавать конкретные вопросы, связанные только с делом. Но мысли путались. Мне никак не удавалось сосредоточиться. Видимо, поэтому в полиции их записывают заранее, чтобы в случае особо разговорчивого свидетеля не позабыть разузнать что-то важное.
— Как он выглядит?
— Да как обычное метро. На станции живут наши, а мясо — в тоннеле… Ах-гр-х-х… — снова резко выдохнула она, получив ботинком в живот.
— Это вы мясо, мрази, собаками обоссанные. Я вас всех вырежу, выжгу ваши гнёзда… Лебедев, как он выглядит?
— Мужик, высокий, метра под два ростом. Чернявый такой, даже лицо смуглое, но вроде русский, говорит без акцента. Волосы коротко стрижены, как у тебя, просто под машинку. Шрам от операции на правой руке, прямо на предплечье. Наверное, от перелома.
— Ещё раз, где он бывает?
— Да не знаю я!
— Кто сейчас за него? Кто у вас старший или главный?
— Кирилл.
— Какой Кирилл? Где его искать⁈ Как выглядит?
— Молодой парень, не знаю, обычный он. Ничего выдающегося. Глаза такие, некрасивые, мутные. Волосы любит назад зализывать. Он у нас старший, это он с Лебедевым всегда общался.
— Где его найти?
— Там же, где и меня. Но, скорее всего, их там уже не будет, это гнездо уже засвечено, его точно оставят. И я не знаю, куда они уйдут, честное слово, не знаю.
— Во что он одет?
— Да как и все сейчас, в камуфляж или что-то типа того. Вот как у тебя куртка, а штаны в пятнышко.
Я замолчал, пытаясь откопать в памяти ещё что-нибудь важное, о чём стоило спросить. Но больше ничего подходящего на ум так и не пришло. Я поднял топор, примерился к нему и с размаха опустил его на шею девчонке. Несмотря на то, что он был ржавым, шейные позвонки перерубил с первого удара. Однако голова всё ещё оставалась скреплена с телом куском плоти. Я сменил инструмент и окончательно отделил её от тела. На всякий случай даже запинал в угол, так как больше не был уверен в том, что это сработает.
Перевернув девчонку на спину, я разорвал одежду и на мгновение завис, глядя на красивую, молодую, упругую грудь. Но раздевал я её вовсе не за этим, а потому быстро отвёл глаза и помотал головой, отгоняя образ обезглавленного, обнажённого тела. А затем поспешил прорубить окно к сердцу. Вид разрубленной грудной клетки ну никак не вызывает желания полюбоваться внутренностями.
Однако мы остались ни с чем. Похоже, серебро, часть которого всё же проникла в кровь, коснулась и сердца. Видимо, по этой причине, раны у пленницы больше не заживали, и она утратила способность контролировать боль.
Чёрное сердце выглядело так, будто сделано из желе. Точно такое же было у выродка, которого я завалил в торговом центре. Похоже, для охоты на сердца серебро вообще нельзя использовать, даже в таких малых количествах. И да, я оказался прав: жить этой девчонке оставалось недолго. Весь её организм уже был отравлен, и счёт шёл буквально на минуты.