#Бояръ-Аниме. Кодекс Агента. Том 3

Глава 5 Несвобода — сладкий плен

Боевой тактический модуль в высотке Трубецких ничем не отличается от приютского. Тот же дуэльный круг, стеклянные стенки и система имитации боя последнего поколения с автоматическим подсчетом очков.

Андрей отрабатывает удары холодно и спокойно, синие глаза потемнели, а лицо приобрело хищное выражение — от привычной насмешливости и легкомысленности не осталось и следа. Фиолетовый кинжал в его руках порхает как бабочка, и я едва успеваю уклоняться от точных и стремительных ударов.

Я дразню Андрея, ничего не рассказывая о ночи в заведении Темных, а он вымещает на мне детскую обиду. Парень чувствует себя обманутым: ведь без него поход в логово Темных состояться не мог. Апраксин удавился бы, но мне не помог.

Я отвлекаюсь на пустопорожние размышления, и серия выпадов Андрея достигает цели: он прижал меня к стеклу, навалился всем весом на грудь и приставил синий кинжал к горлу. Колючий взгляд Трубецкого источает ярость, и я решаю поделиться хотя бы чем-то.

— Семь! — произношу я, сдерживая улыбку.

— Я не буду отвлекаться на табло, ты меня не обманешь! — зло говорит Андрей и сильнее давит локтем на горло.

— Семь раз за ночь, — поясняю я. — Отвечаю на вопрос, который ты задал уже раз двадцать!

— Ты принес жертву всем семи воплощениям Разделенного⁈ — на лице Андрея появляется саркастическая усмешка, и он вонзает виртуальный клинок мне в шею.

Трубецкой дергается еще до того, как механический голос присуждает ему победу, отпрыгивает от меня и смотрит на свой пах, на котором расплывается синее светящееся пятно.

— Твой противник умер, но яйца тебе отрезать успел! — я не могу удержаться от смеха, глядя на разочарованное выражение лица друга.

— Три — три, ничья, — медленно произносит он. — Еще раз — решающий бой⁈

— Ты меня уже загонял, — устало говорю я и наигранно вздыхаю. — Давай остановимся на ничьей⁈ Или ты хочешь совершить седьмое виртуальное кровопускание во славу Разделенного Бога?

— Система, к бою! — приказывает Андрей, и я вновь захожу в пределы дуэльного круга.

У Трубецкого хорошая техника, недаром его считают лучшим бойцом среди наследников после Цесаревича. После победы в этом раунде обязательно поинтересуюсь именами его учителей. Сразу после того, как поделюсь подробностями восхитительной ночи с Алиной.

Андрей атакует стремительно и с азартом. В отличие от сестры, ему нравится сражаться. Он погружается в бой с головой, и чувство обиды делает его образцовым соперником.

Клинок Андрея мелькает у меня перед глазами, я и едва успеваю уклониться вправо, чтобы не проиграть в первые же секунды боя. Отскакиваю назад, уходя от сильного удара ногой и опершись рукой на пол, делаю подсечку. Трубецкой подпрыгивает и обрушивается на меня сверху с занесенным кинжалом.

Перекатываюсь вперед, оказываюсь у Андрея за спиной, вскакиваю на ноги и бью клинком в шею сбоку. Он пригибается, как будто чувствуя направление моего удара, падает на спину и бьет меня обеими ногами в живот. Врезаюсь в них правым боком, обхватываю левой рукой и по инерции падаю вперед.

Мы падаем на пол, и я вонзаю клинок в левое бедро Андрея. Место удара окрашивается синим, и костюм ограничивает подвижность соперника, имитируя последствия ранения. Трубецкой рычит, пробивает меня подошвой другой ноги в живот и освобождается от захвата.

Мы поднимаемся на ноги и смотрим друг на друга как злейшие враги. Без тренера в азарте боя можно убить соперника, и я в очередной раз радуюсь, что мы сражаемся в боевом модуле дополненной реальности, а не на настоящем ристалище.

Андрей прищуривает глаза, переносит тяжесть тела на правую ногу и меняет тактику. Он совершает серию быстрых обманных выпадов, которые должны рассеять мое внимание, чтобы я пропустил момент главного удара.

Синий клинок со свистом рассекает пространство и постепенно подчиняет меня асинхронному ритму. Я уклоняюсь, отбиваю удары и контратакую, входя в состояние, похожее на прострацию. Андрей похож на заклинателя змей, а я — на раздувшую капюшон кобру, выжидающую удобного момента, чтобы ринуться в атаку.

Я увлекаюсь и в какой-то момент забываю, что должен поддаться. Закрываюсь от удара кинжалом голой рукой, он вонзается в мою ладонь, а я бросаюсь вперед и наношу смертельный удар в сердце.

Звучит сирена, и система сообщает о моей победе. Андрей недовольно морщится и опускает кинжал. На левой стороне его груди расплывается ярко-синее пятно. Мне приходит в голову, что в боевых модулях Красных ранения окрашиваются в алый цвет, и тренировочные сражения, должно быть, очень похожи на реальные.

— Это было круто! — признается Андрей со все еще кислой миной на физиономии. — Я отыграюсь в следующий раз!

Оружие в наших руках исчезает, виртуальный режим отключается, и стеклянные двери разъезжаются в стороны. Андрей кивает мне, поворачивается спиной и выходит из модуля. У меня на языке вертится множество колкостей, но я молча следую за ним в раздевалку.

— Эй, ну не дуйся! — я кладу руку Андрею на плечо, разворачиваю его к себе и смотрю прямо в глаза. — Спасибо, что помог с логовом Темных — без тебя ничего не вышло бы! И за тренировку тоже благодарю — следующую предлагаю провести у меня!

— Ага, если понадобится срочный перепих — обращайся! — желчно отвечает Трубецкой, выныривает из-под моей руки, сбрасывает костюм и заходит в душевую кабину.

— Я же не за сексом туда шел! — кричу я вслед оправдываясь. — Да и секс был обычным -она даже Зов не включала! Просто дурная трата денег — ничего важного я так и не узнал!

Трубецкой не удостаивает меня ответом и в его капсуле начинает шуметь вода. Я пожимаю плечами и хочу посоветовать ему пару раз сдрочить, чтобы уменьшить граду агрессии, но снова сдерживаюсь. Зло шутить сейчас не время и не место.

Я занимаю соседнюю и с наслаждением встаю под обжигающие струи. Горячая вода смывает пот и запах черноокой красавицы, который, кажется, въелся в каждую пору кожи. Прошлой ночью я впервые занимался сексом, не приправленным эмоциями. Животная похоть и страсть в чистом виде и с ее, и с моей стороны.

Мы с Алиной обменялись номерами телефонов, но не прислали друг другу ни одного сообщения. Про Кристалл девчонка ничего мне не расскажет, это я понял в первые же минуты общения, со мной она просто экспериментировала и получала удовольствие. Равноценный обмен оргазмами, и не более того.

От приятных во всех отношениях мыслей меня отрывает стук в стекло. Трубецкой призывно машет рукой и показывает на выход. Киваю, с сожалением выключаю воду и отдаюсь во власть потоков теплого воздуха. Определенно, некоторые функции капсульных душевых кабин — не хуже, чем секс.

В апартаменты Андрея мы поднимаемся молча. В хитросплетениях коридоров высотки Трубецких я ориентируюсь прекрасно, она является точной копией нашей. Отличается лишь внутреннее убранство. Оно более современное, и потому нравится больше.

Перед охранниками, стерегущими подходы к апартаментам Андрея, я появляюсь в синем халате с атласными инициалами «АТ» на полах. На лицах парней не дергается ни один мускул, хотя они с удовольствием закопали бы меня в мрамор прямо здесь, перед дверью.

— Бить в этот раз не будешь⁈ — спрашиваю я у Андрея, намеренно останавливаясь в дверях.

— Два часа этим занимался, пора и честь знать! — парирует он.

Я захожу внутрь и оглядываю гостиную. Идеально ровные плоскости, грани и прямые углы. Встроенные в потолок светильники, однотонная покраска стен, мебель, будто собранная из параллелепипедов, и минимум аксессуаров.

Я вспоминаю вопрос, заданный Натальей Романовой у меня в гостях. Комната Андрея абсолютно стерильна, как и моя. Нет ни следа индивидуальности. Если мы с Трубецким поменяемся апартаментами, ничего не изменится ни для нас, ни для наших гостей.

— Ты ищешь что-то, иллюстрирующее мой характер или мои увлечения? — с иронией вопрошает Трубецкой. — Не трать время понапрасну, считай, что я здесь не живу!

Я оборачиваюсь и вопросительно вскидываю брови.

— Пойдем! — говорит он и жестом зовет меня за собой.

Мы направляемся в кабинет, он расположен в той же комнате, что и мой. Когда стеклянная матово-белая дверь открывается, у меня отвисает челюсть. Я вижу комнату-мечту тринадцатилетнего мальчишки. Свою овеществленную мечту.

Стены оклеены плакатами с изображением супер-аристо и рок-звезд, в углу стоит игровой комплекс последней модели, а вдоль длинной стены — огромные акустические колонки. Я с разбега запрыгиваю в компьютерное кресло, и оно послушно принимает форму моего тела.

— Здорово! — только и могу вымолвить я.

Именно о таком я мечтал в детстве, но строгие правила Приюта это категорически запрещали. Портрет же аристо из игровой вселенной мог стоить мне пары недель карцера.

— Одного не понимаю! — с усмешкой говорю я, еще раз оглядывая комнату. — Где фото порно-звезд⁈

— Здесь! — отвечает Андрей и стучит указательным пальцем по виску. — А у тебя в сиротском доме они висели на всеобщем обозрении⁈

Насмешливо спрашивает Андрей и сразу поправляется, сглаживая противопоставление. Завороженный обстановкой, я вскакиваю с кресла и подхожу к стеллажу с виниловыми пластинками.

— Расскажи мне о своем детстве в сиротском доме! — смущенно просит Трубецкой, и я застываю перед рядами виниловым изобилием.

Я знал, что рано или поздно услышу этот вопрос, но аристократическое воспитание моих новых друзей сдерживало их любопытство. Все они не хотели подчеркивать разницу в происхождении и делали вид, что я такой же, как и они. Все за исключением Олега Апраксина.

Набор фальшивых воспоминаний я заготовил давно и мог бы поделиться ими с фальшивой же искренностью, достойной актеров лучших имперских театров, но не хочу так поступать с Андреем.

— Ты сериалы смотришь? — спрашиваю я, ведя пальцами по глянцевым корешкам коллекционных изданий.

— Только «Кремлевские Курсанты» смотрел, — смущенно отвечает он, сразу поняв, на что я намекаю.

Я размышляю о том, как озвучить правду, не разоблачив себя.

— В раннем детстве я жил так же, как они, — тихо говорю я. — Меня били каждый день. Били из-за моих фиолетовых глаз. А я бил в ответ потому, что глаза мучителей были серыми. Ты же догадываешься, что вас, — я запинаюсь и исправляюсь, — то есть, нас, аристократов, ненавидят⁈

— Догадываюсь, — отвечает Андрей. — А ты? Ты тоже ненавидишь?

— Нет! — твердо отвечаю я, хотя на самом деле еще не определился. — В последние годы все изменилось. У меня были крутые преподаватели, прикольные друзья и любимая девушка. Я часто тоскую по той жизни…

Преподаватели врали и манипулировали, друзья и девушка пытались убить, и сам я ничем не лучше их. Можно вытравить мальчика из Приюта, но вытравить Приют из мальчика невозможно. Я хочу завершить этот разговор как можно скорее. Когда-нибудь я обязательно расскажу все, но не сейчас.

Я достаю с полки пластинку группы «Осколки Мечты» и поворачиваюсь к Андрею. Он улавливает мое настроение, подходит к проигрывателю, берет из моих рук пластинку и устанавливает ее на тяжелый вращающийся диск.

На винил опускается головка звукоснимателя и меня обволакивают тяжелые гитарные аккорды.

— Нет, так музыку не слушают! — говорит Андрей и недовольно кривит губы.

Он усаживает меня в одно из двух кресел, стоящих перед колонками у противоположной стены, открывает винный холодильник, встроенный в тумбу с аудиотехникой, и достает бутылку красного вина.

— Отказ не принимается — даже не думай! — говорит он, перекрикивая музыку. — Знаю, что ты не любишь, когда прислуживают, поэтому открою ее сам! Семейные виноградники в Крыму — ты просто обязан попробовать!

Трубецкой достает из шкафчика два тонкостенных стеклянных бокала, ставит их на тумбу и разливает кровавые слезы виноградной лозы.

— Угощайся! — предлагает он, садясь в соседнее кресло, и протягивает бокал.

Я подношу его к носу, закрываю глаза и вдыхаю легчайшую смесь божественных ароматов. Вино превосходное, это я понимаю уже по запаху. В Приюте нас учили не просто пить спиртное, но и разбираться в нем.

Делаю маленький глоток и перекатываю вкус на языке, прислушиваясь к ощущениям.

— Великолепно! — восклицаю я. — Виноградники Трубецких укладывают виноградники Шуваловых на обе лопатки!

— Ну, не скажи! — возражает Андрей улыбаясь. — Я слышал, что ты не против пропустить бокальчик другой семейного коньяка!

— Ольга сдала? — спрашиваю я и выпиваю остатки вина.

— Она самая! — Андрей кивает. — Надеюсь, сестра не выдала главную тайну Великого Рода Шуваловых?

— Я скучаю по ней, — признаюсь я, расслабившись в мягком кресле. — И к тебе пришел, в надежде ее увидеть…

— Когда ты был с Темной, тоже думал об Ольге?

В голосе Андрея слышна горькая насмешка, и он смотрит не в лицо, а в бокал, будто надеясь прочитать там ответ на свой вопрос.

— Думал! — подтверждаю я. — Хочешь — верь, хочешь — не верь…

Стереосистема великолепна, и звук обволакивает меня плотной колеблющейся пеленой. Парни из «Осколков Мечты» поют о рассыпающейся на фрагменты жизни, и настроение песни сейчас полностью созвучно моему.

В постели с Алиной я не просто думал об Ольге, а закрывал глаза и представлял ее на месте девчонки. Я мог бы оправдаться перед Андреем и рассказать о свободных отношениях, которые связывали меня с его сестрой, но не хочу. Это будут ничего не значащие слова. Слова ненужные и неуместные.

— Почему она не отвечает на мои звонки и сообщения? — спрашиваю я вместо ненужных объяснений.

Андрей берет из моих рук бокал, наливает вино и протягивает обратно. Затем поворачивает голову к окну и задумчиво смотрит на сквер во дворе высотки. Смотрит долго, явно о чем-то размышляя и принимая решение. Я ему не мешаю. За окном, как раз на высоте расположения его апартаментов находится бронзовое лицо основателя Рода Трубецких. Бронзовое лицо, которое так похоже на мое.

— Я отвечу тебе, если ты пообещаешь остаться здесь и не рваться к ней, что бы я ни сказал! — Андрей поворачивается ко мне и пристально глядит в глаза.

— Обещаю! — я киваю и чувствую поднимающийся по спине холодок.

Я уже догадался, что услышу сейчас от Андрея, и прилагаю все силы, чтобы сохранить безмятежное выражение лица.

— Они с отцом заключили сделку, — говорит Андрей и замолкает, не решаясь продолжить. — Он принимает ее в Род в обмен на замужество…

Я замираю без движения и смотрю в синие глаза Трубецкого не мигая. В такие же глаза, как у нее — глубокие и завораживающие. Только не за Апраксина, только не за этого жирного ублюдка…

— Мы породнимся с Великим Родом Апраксиных, — заканчивает Андрей и напрягается как взведенная пружина, чтобы броситься на меня и скрутить, если у меня сорвет крышу.

Я встаю с кресла и махом осушаю бокал. Затем медленно, будто во сне, бреду к широкому панорамному окну. Прижимаюсь лбом к толстому стеклу и смотрю в глаза еще одного Трубецкого, на этот раз бронзовые.

Андрей неслышно подходит сзади, становится рядом и кладет руку мне на плечо.

— Такова жизнь проклятых аристо, бастард, — с горечью произносит он. — Нам не суждено прожить жизнь с теми, кого мы любим…

— И по-настоящему дружить с теми, с кем дружить хотим, — добавляю я. — Ольга предостерегала меня от общения с тобой, говорила, что ты гениальный и чрезвычайно опасный манипулятор. А со мной ты ведешь себя как легкомысленный мальчишка. Какой ты — настоящий?

— Оба! — не задумываясь отвечает Трубецкой. — Тот же вопрос я мог бы задать тебе…

— Чтобы получить такой же ответ…

Я крепче прижимаюсь лбом к прохладному стеклу, чтобы выдавить его и взлететь в голубое августовское небо, но меня удерживает горячая ладонь одного Трубецкого, крепко сжимающая плечо, и холодный взгляд бронзовых глаз другого, пронзающий до глубины души.